Хроники памяти

Белый свет дрожал, как перегретый воздух над газовой плитой. В лаборатории было слишком тихо - тишина всегда приходит первой, за секунду до паники. Потом что-то щёлкнуло, гул прокатился по стенам, и тишина треснула.

Люди в белых халатах бегали от консоли к консоли, но казались не живыми, а плоскими, как тени, случайно собравшиеся в один коридор времени. Свет бил им в лица, стирал черты, делал всех одинаковыми — будто система заранее готовилась забыть каждого из них.

— Параметры падают, — сказал кто-то. Голос был сухой, металлический, без тела. — Мы уходим за границы допустимого.

— Компрессия идёт не по центру, — откликнулся другой. — Пространство прокалывается сбоку.

Слова звучали правильно, технически, но в них уже пряталась неуверенность. Все понимали: они не контролируют ничего.

По полу прошёлся вибрационный толчок — короткий, быстрый, слишком похожий на резкий вздох. Аппараты встрепенулись, выдали всплеск графиков, похожих на кардиограмму умирающего.

— Отключайте! — сорвался на крик один из старших. Его очки сверкнули в белом свете, и свет тут же поглотил эту вспышку. — Глушите источник! Немедленно!

Но никто уже не управлял происходящим. Простейшее действие — нажать клавишу — вдруг стало невозможным, словно клавиши внезапно потеряли смысл. Как и все вокруг.

Воздух становился все более плотным. В углу зала зашумела камера наблюдения, которая пыталась сфокусироваться на том, чего не было.

— Координаты рвутся, — произнёс совсем молодой техник, бледный, почти прозрачный. Он смотрел на экран, не мигая. — Пространственный слой… съезжает.

И в этот момент свет перестал быть белым. Он вспыхнул почти синим, режущим глаз, и всё вокруг будто изогнулось. Лица вытянулись, линии стен стали дрожать, оборудование поплыло, как отражение на воде.

— Закрыть контур! — крикнул кто-то. Или всем показалось, что крикнул.

Шум поднялся мгновенно — низкий, густой, вязкий. Это был не шум машин. Это был шум самой материи, которую попытались согнуть не туда. Лаборатория дрожала, словно её сжимала невидимая ладонь.

На центральном мониторе вспыхнула строка — чужая, как будто напечатанная не машиной, а кем-то, кто смотрел из-за стекла:

НАРУШЕНИЕ КООРДИНАТ. ПОТЕРЯ ОБЪЕКТА.

Ниже — короткое мигание, затем запись пошла пятнами, рваным снегом, словно реальность пыталась выключить сама себя, чтобы не смотреть.

Ещё секунда. Ещё полсекунды.

И всё оборвалось.

Свет погас. Шум оборвался.

Лаборатория исчезла из записи так же внезапно, как что-то исчезло из мира.

Но в журнале событий больше не было ни слов «эксперимент», ни «пространство», ни «компрессия».

Только одна строка, ровная, безэмоциональная — как приговор, написанный там, где не бывает свидетелей:

ПРОБОЙ ФИКСИРУЕТСЯ.

ОБЪЕКТ НЕ ОБНАРУЖЕН.