Хроники погорелого театра или Ежи в речном тумане

Хроники погорелого театра или Ежи в речном тумане

Был раньше в Фуцзядяне на 16-й улице театр Да-У-тай. В подвале под этим театром имелась нора, в которой, по уверению окрестных жителей, жила лисица-оборотень. Там был сооружен алтарь, и суеверные обыватели часто возжигали там душистые курительные палочки сян, прося помощи у лисы в том или ином деле.
Лет 12-13 тому назад театр сгорел. Суеверные почитатели
лисицы считали, что, очевидно, кто-либо ее обидел и несчастье
произошло не без ее участия.

Л. Яковлев «Лисица-оборотень. Чудесные случаи исцеления в Харбине».

Целый период его жизни остался загадкой. Его видели на ярмарке в Нижнем

Новгороде во всем блеске своей отвратительной славы. Тогда он уже пел как

никто другой в мире; он демонстрировал свое искусство чревовещания и делал

поразительные магические трюки, о которых говорили в караванах на всем пути

в Азию.Вот каким образом его слава достигла дворца в Мазендеране,где

маленькая султанша, фаворитка шаха, страдала от скуки. Торговец мехами по

пути из Нижнего Новгорода в Самарканд описал чудеса, которые видел в палатке

Эрика. Торговца привели во дворец, и его расспрашивал дарога -начальник

полиции Мазендерана. После этого дарога тот получил приказ отправиться на

поиски Эрика. Он привез Эрика в Персию, где на протяжении некоторого времени

тот имел большую власть.

Гастон Леру, «Призрак оперы»

Говорить, как здесь принято о своих делах, довольно опасно. Я всякого насмотрелся в трущобах Будапешта, Парижа, Лондона и Берлина, но этот "Город на один день в году" - несомненно среди них первый.

Гарри Гудини, воспоминания

Река была не так уж близко. От развалин городского театра ее отделял старый крепостной ров, где нынче была проложена дорога к бульвару-эспланаде, а также кремль с губернаторским дворцом и прочими административными зданиями. Из чего можно было заключить, что городской театр находился вовсе не на окраине. Но на взгляд тех, кто привык к городам более обширным и густонаселенным, было весьма удивительно, что развалины уже несколько лет стоят едва ли не в центре, и лишь забор ограждает их от оживленных улиц. В Москве, тем паче в Петербурге, власти давно уже озаботились бы застроить этот участок земли. Но здесь у городской думы никак не доходили руки.

По правде сказать, были и другие причины, кроме природной лени и отсутствия денег в городской казне. Близость кремля и бульваров не мешала горожанам воспринимать это место как дурное и посещаемое нечистой силой. Возможно, подобные слухи распространялись старообрядцами, каковые среди местных купцов и промышленников составляли большинство. Они считали театральные представления греховными бесовскими игрищами, и пожар был встречен ими с величайшей радостью, даже ликованием. Но ходили также слухи, что развалины являются прибежищем неупокоенных мертвецов, упырей, анчуток или други порождений кошмаров простонародья. Якобы в тумане, наползавшем с реки, видны были странные фигуры, мелькали огоньки, слышались разговоры на непонятном языке, и даже музыка и пение. Да, река была не так близко, но она была столь велика, что туман, наползающий с нее, мог служить укрытием лучше пресловутого забора. С наступлением же дня нечистики прятались. Да, обгорелые стены и сам остов злосчастного театра, грозивший обрушением, убрали сразу после пожара,так что сейчас участок земли густо зарос сорной травой и мог показаться обычным пустырем. Но как у всякого театра, здесь имелись помещения под сценой, предназначенные дня разного рода сценической машинерии. Они как раз уцелели, и могли быть уничтожены лишь при постройке нового здания. А пока этого не произошло, добрые граждане предпочитали сюда не соваться. Да и недобрые, по правде говоря, тоже.

--Третий брат! Третий брат! Ты наконец вернулся! Мы все так боялись за тебя…

--Третий приветствует братьев и умоляет простить за то, что заставил беспокоиться.

--Но для чего тебе понадобилось пропадать среди дня?

--Вы сами знаете, что на ночь наплавной мост разведут, а каменного моста за все эти годы здесь так и не построили.

--И все же, Третий, не стоило подвергать себя опасности.

--Прошу прощения у Старшего брата. Но ничтожный должен изыскать возможность доложить о том, что мы проведали. Иначе мы можем ютиться здесь невесть сколько лет, а когда местные все же соберутся застроить пустырь , нам придется искать новое убежище.

Братья смотрят друг на друга, вздыхают, в их маленьких черных глазках – печаль.

--Была бы здесь сестра Ху-цзе, она бы нашла выход, - грустно произносит Четвертый. – Помните, как жила она в подвалах театра, и как отомстила, когда невежественные люди перестали ее почитать?

--Здешний театр сгорел по совсем другой причине, -- сердито говорит Второй брат.

Они снова замолкают, вспоминая пламя, пожиравшее здание, и отражавшееся в зрачках большого человека с широкой бородой. Он хохотал и хлопал в ладоши, глядя на пожар, а братья видели это, прячась в подворотне – тогда у них не было постоянного убежища.

--К тому же сестра Ху не имеет ранга и чина, и вольна поступать, как хочет. Мы же , осененные доверием государя, обязан действовать, как предписано.

--Ах, да, -- спохватывается Третий, а может, он просто хочет снять неловкость. –Не желают ли братья испробовать баоцзы? Я взял их в известных вам торговых рядах. К сожалению,они остыли, пока я возвращался. Но мне хотелось бы, чтоб вы припомнили этот вкус.

--Ах, как ты рискуешь, как ты рискуешь, - качает головой Старший. – Впрочем, и впрямь пора ужинать. Братья, несите все, что у нас есть.

Они выкладывают сегодняшнюю добычу – из соседних лавок и с ближайшего рынка. Кроме того, в городе немало домохозяев держат сады, и по нынешнему времени года там тоже можно поживиться. Правда, вишни и яблоки, пролежавшие на солнце несколько дней, успели забродить, и Пятый брат, опьянев, заводит привычное здесь:

--Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны…

--Тише, братец, услышат же!

--И что? Опять скажут – нечистики бродят или домовые, что без дома остались… Никто не сунется сюда, браться… И за бооорт ее бросает…

--Мы слишком долго живем здесь. Вот уже и вкус здешних баранок нам привычнее стал, чем булочек с кунжутом, -- грустно говорит Второй брат Старшему.-- И маньтоу мы называем мантами. И младший брат поет здешние варварские песни, в то время, как наших ушах еще звучит «Феникс ищет подругу».

--Третий брат прав, -- отвечает Старший.—Мы обязаны доложить о том, что знаем.Но мы не можем в таком виде вернуться, или предстать перед посланником императора. Нужно что-то делать.

--Нужно что-то делать…

Туман сгущается. Редкие в этот час прохожие шарахаются от пустыря.

После того, как они покинули Большой ярмарочный дом и сели в экипаж, господин посланник не проронил ни слова. Чуть оживился, лишь когда они проезжали мимо пристаней на Нижней набережной, что-то спросил у переводчика.

Тот визгливо произнес:

-- Его превосходительство изволит обеспокоиться, что там за шум. Не бунт ли?

Говорил переводчик по-русски гладко, а не на кяхтинском диалекте «твоя –моя-не понимай», как большинство приезжающих на ярмарку купцов. Был как-то нездорово дороден телом, округл лицом, безбородостью и писклявым голосом напоминал одного из «белых голубей», которых пытались искоренить власти.

Впрочем, надо было ответить.

Барышников выглянул в окно экипажа, усмехнулся. Какой там к ляду бунт, батюшки!

--Ничего особенного. Это грузчики безобразят. Русские и татарские артели персиян бьют.

Он мазнул взглядом по афишной тумбе, зазывавшей на открытие свежеотстроенного Американского театра, ознаменованное гастролями знаменитого мага и чародея Эрика Дикреди, проездом из Сан-Франциско в Астрахань, и задернул занавеску.

Но посланник внезапно проявил интерес.

Голомордый перевел.

--Но татары, как и персы, исповедуют ислам?

--Да, так.

--Отчего же не защитят они своих единоверцев от русских?

Барышников усмехнулся. Эти китайцы со своими церемониями простых вещей не понимают. Хотя китаец тут только переводчик, посланник вроде из маньчжур должен быть…

--Татары, изволите ли знать, подданные империи, и права свои знают. Им меньше положенного не заплатишь. А персы здесь чужие, в навигацию понаехали, за копейку готовы работать. Стало быть, у местных кусок хлеба отбирают, вот те и озлобились.

Больше посланник не открывал рта, пока экипаж катил по эспланаде в Верхней набережной.

Его превосходительство Айсингеро Сань Юн, посланник империи Цин , возымевший прихоть посетить Итильгородскую ярмарку, остановился во дворце промышленных магнатов Барышниковых, ибо не было в этом провинциальном городе более роскошного здания. О том, что китаезу следует пригласить, намекнул Константину Барышникову лично генерал-губернатор Овечкин – мол, не часто в нашем захолустье появляются столь высокие гости.

Отчего ж не пригласить? Покойник-батюшка, когда заводы строил, в Сибирь постоянно ездил, и дела водил с разными купцами, в том числе с теми, что с Китайской стороны Амура. Константин по молодости батюшку не раз сопровождал, знал с каким маслом этот хлеб едят. Впрочем, то были купцы, а вот с чиновниками, тем паче высокого ранга, дел иметь не приходилось. Но если бы Барышников отказался, генерал-губернатор обратился бы к Евстифею Бодрову, а этого допускать было нельзя.

Покойный старик Барышников, ходивший в больших миллионах, не обидел в духовной никого из дюжины детей, но большую часть состояния получил старший сын, Константин. Тот не стал расширять отцовские предприятия, а в основном употребил доходы с них на перестройку и украшение родового особняка, царившего на Верхней набережной. Газеты взахлеб писали о роскоши этого «палаццо», выразившейся не только в изобилии лепнины на стенах, статуях и вазонах на крыше и мраморных лестницах, но в достижениях прогресса, вроде полного электрического освещения дворца. Писали они в основном с чужих слов. Константин Барышников обитал в доме лишь с семьей и прислугой, и гостей приглашал редко. Но на данный момент с братьями он был в очередной ссоре, супруга его поправляла здоровье на водах, сыновья обучались в столице и даже на каникулы не спешили под отчий кров. Так отчего же, в самом деле, не пригласить китайца? Все какое-то развлечение.

Правда, он еще не определился, как относиться к посланнику. Тот выглядел примерно так, как изображают китайцев в книжках и на коробках чаем. Узколицый и узкоглазый, средних лет, с долгой жидкой бородой. Полубритую голову с косицей венчала дурацкая шапка с цветным камешком и перьями. Облачен он был в тяжелый халат, делавших его толще чем был. Узоры на халате напоминали не то лоскутное одеяло, не то барыню на чайнике.

Эти шапочка и халат и сбивали с толку. Ну что такое – в наше время одеваться на столь варварский лад?То ли дело японский посол, как его … Эномотов? Он останавливался в городе несколько лет назад. И гляделся истинным современным господином. Одевался и стригся на европейский лад, говорил свободно по-английски, французски и даже немного по–русски. И жил в гостинице, не выделывался.

Но Барышников, конечно, не упоминал об этом. Еще из поездок с батюшкой он знал, что нет худшей обиды для китайцев, если их сравнивают с японцами. А теперь, потерпев поражение в войне, и подавно то примут за оскорбление.

Так вот, Сань Юн не выразил ни удивления, ни восхищения роскошью дворца. Воспринял ее как должное. Ладно, ради возможности накрутить хвост Бодрову можно и потерпеть.

После возвращения Барышников приказал подавать на стол. Обедали они вдвоем, без голомордого. Ибо на самом деле им не нужен был переводчик. Конечно, посланник не знал русского языка, а Барышников китайского. Но многие купцы из Китая- - и те, кем вел дела батюшка, и приезжавшие на ярмарку, китайцами вовсе не были. Они были мусульманского закона и посещали мечеть, а не пагоду. Одни – именно они в основном вели дела на ярмарке, звались дунганами, другие были уйгуры. И говорили они на языке, близком к татарскому, и посланник мог на нем изъясняться. Татарским же языком Барышников владел – торгуя с Казанью, как-то поневоле научаешься. Поэтому переводчик сопровождал посланника лишь на официальных выходах, как сегодня.

У Барышниковых, пусть они и не были дворянами, слуг за господский стол сажать не было принято, и в этом взгляды гостя были сходны с хозяевами. Голомордый был отправлен на кухню вместе с другими слугами китайца.

Ел посланник немного, испробовав лишь несколько блюд из тех, что заполняли стол, и совсем не пил чаю, что весьма удивило хозяина – кому как не китайцу, ну ладно, маньчжуру, чай пить? Дорогие привозные вина тоже его не привлекали, зато он не пренебрег домашними наливками, которых, как во всяком почтенном местном доме,тут водилось множество – и грушевые, и яблочные,и всяческих ягод, из которых местные хозяйки и экономки особо гордились облепиховой, ибо облепиха в здешних краях не произрастала. Гость, однако, предпочел изрядно распространенную в городе вишневку.

Наливка ли возымела свое действия, или посланник счел, что предварительные церемонии соблюдены, но стал откровеннее и разговорчивее. Он поведал Барышникову, что помимо изучения ярмарки, есть для его поездки еще одна причина. Ему поручено выяснить обстоятельство исчезновения нескольких китайских чиновников,сколько-то времени назад в сих краях запропавших.

Барышников немного удивился, ибо ни о каких китайских чиновниках в здешних краях не слышал.

Сань Юн пояснил, что те были здесь негласно, и также с розыскной миссией.

Дело в том, что в надлежащие ведомства стали поступать жалобы на низкое качество чая, продающегося на Итильгородской ярмарке. Допрос купцов, поставлявших чай на ярмарку, проведенный даже и с применением суровых мер, ничего не дал, и потому чиновники отправились узнавать , в чем дело, непосредственно в Итиль-город.С тех пор о них никто не слышал.

Барышников, также успевший употребить, разгорячился, услышав этот рассказ.

--Да что ж вы сразу-то сюда не отписали! Скажу я, в чем дело. Купцы ваши вовсе не при чем. Это староверы здешние копорскую траву вместо чая продают! В заволжских лесах засели, там свои поддельные чаи творят и на ярмарке сбывают! С тех пор, как господин Мамаев скиты разогнал, думал я , они поутихли. Ан нет , получается. Это все Бодров их прикрывает! – Он нахмурился. – Это что ж, вы чаю не пьете, оттого что подделки опасаетесь? Не извольте беспокоиться, у нас в дому все самое лучшее.

Посланник вряд ли понял содержание этого монолога, ибо вряд ли был осведомлен о староверах и борьбе с ними чиновника для особых поручений Мамаева. Но сохранил обычную невозмутимость и лишь, кто таков есть Бодров.

--Да вы видели его нынче, он подле генерал-губернатора стоял. Мордатый такой, борода лопатой. Мнит себя первейшим богачом, да что там, удельным князем. Из всех здешних староверов наиглавнейший. К министрам дверь с ноги открывает, при этом революционистам деньги горстями сыплет. Помяните мое слово - если с вашими чиновниками дурное случилось, Бодров и его клика к тому непременно причастны!

Посланник поблагодарил хозяина за полезные сведения, затем выразил желание пройти в отведенные ему покои для отдыха.

Барышников был не очень доволен – он только что вознамерился показать гостю свою коллекцию, но не стал настаивать. Нажал на кнопку электрического звонка, явились слуги посланника, среди них и голомордый, и Сань Юна, подхватив под руки, препроводили куда следует со всем почтением. А хозяин проследовал к себе, наперед распорядившись, чтоб железную дорогу приготовили для использования.

Страстью Константина Барышникова были механические игрушки, он приобретал их, где мог, от Екатеринбурга до Парижа, всевозможных видов и конструкций. Сейчас в наибольшем фаворе у Константина Николаевича была механическая железная дорога. Размеры особняка позволяли разложить рельсы по целой анфиладе комнат, а по рельсам следовали паровозы с вагончиками.

Эту игрушку Барышников предпочитал собственному семейному поезду, стоявшему в депо. Впрочем, любимица не была единственной. По углам умостились солдатики, способные совершать экзерциции, заводные жуки и ящеры. Ах, если бы он мог приобрести для своей коллекции знаменитую утку Пуассона! Но она, увы, сгорела еще полвека назад. Прославленный автомат демонстрировался в одном из ярмарочных театров, а они, несмотря на усилия пожарных команд, горели, как спички. Американский театр лишь недавно перестроили.

Впрочем, надобно признать, театры у нас горят не только на ярмарке…