Хроники Великой Иллюзии. Книга 2. Матрёшка

Тишина в подвале стояла такая, что слышно было, как капает вода с перегоревшей лампочки. Три капли в минуту. Метроном для отчаяния.

Скованный пластиковой стяжкой, с замотанным скотчем запястьем и разодранной щекой, он сидел на металлическом стуле, который, видимо, изначально предназначался для химической лаборатории — не для допросов. Но кто теперь обращает внимание на детали, когда ставки — всё?

На столе перед ним — диктофон. Старый, с плёнкой. Почти винтаж.

Он глубоко вдохнул.

— Запись, сеанс первый. Объект: я.

Он усмехнулся. Губы треснули от сухости, но смех был искренним.

— Меня звали Юрий. Для них — просто «Голос». Я знал слишком много. Или слишком мало. Разницы, как выяснилось, нет.

Щелчок. Лента начала крутиться.

— Они создают реальность. Не правду. Реальность. Понимаешь разницу?

Он наклонился ближе к диктофону.

— Есть отдел, где шьют костюмы для деревень. Есть служба, где учат пенсионеров произносить “Добрый день!” с разными акцентами. Есть те, кто разрабатывают дорожные указатели, ведущие в несуществующие города. А есть такие, как я, — кто следит, чтобы в этих декорациях никто не начал задавать вопросы.

Пауза. Стук капли.

— Я сорвался. Или проснулся. Или стал собой. Это зависит от того, кто слушает.

Он кашлянул. На белой футболке — пятно крови.

— Я сделал копии. Да-да, те самые. Удалось вытащить их прямо из Архива. И теперь они у меня… Были. Пока не нашли.

Снова пауза. Где-то в коридоре — глухой топот. Они шли. Время кончалось.

— Если кто-то это слушает...

Он выпрямился, насколько позволяли скованные плечи.

— Знай: настоящая Россия — это матрёшка. Внутри — ещё одна, и ещё. Только внутри самой маленькой — не ядро. Пустота. Потому что так надо.

Потому что это — ИЛЛЮЗИЯ.

Громкий хлопок — дверь распахнулась. Мужчина в сером вошёл без слов. У него в руках был глушитель, и в глазах — никакого интереса.

Юрий улыбнулся.

— Привет, ты всё-таки пришёл. Майор Бузила, как всегда, вовремя.

Выстрел прозвучал как щелчок пальцев.

Диктофон продолжал крутиться ещё несколько секунд, затем щёлкнул и встал.

Через два часа плёнка сгорела в крематории служебного архива.

Но через два дня в одной из школ в Ярославле новый учитель географии рассказывал детям, что «настоящая Лапландия совсем не та, что в учебниках». И говорил он это на идеальном русском, но с лёгкой... болгарской, что ли... интонацией.