Хронооператор

Тишина в квартире, ставшей на время нашим штабом, была обманчивой. Снаружи доносился приглушённый гул ночного Лейпцига, а внутри царила напряжённая, звенящая тишина людей, затаившихся перед боем. После оглушительного рёва самолёта, скрежета металла о бетон и нервной дороги в городе эта тишина давила на уши.

Я сидел на неудобном табурете за кухонным столом, на котором лежала карта завода, и чувствовал, как веки наливаются свинцом. Выучить массу технических и специфических терминов с конкретными экологическими нормами было непросто. Оксана, устроившаяся за небольшой барной стойкой, щёлкала клавишами рабочего ноутбука, а Мотя уже ушла в отведённую ей комнату — «подзарядить батарейки», как она выразилась. Мы остались с Оксаной наедине, но меня в этот момент охватила череда воспоминаний обо всём, что со мной приключилось с момента выхода в отпуск до попадания в эту немецкую квартиру.

Знакомство с выходцами из параллельного мира и, конечно, красоткой Агнессой. Потом новые документы с иной фамилией, посылка в Краснодаре, яркие огни Сочи, платье-хамелеон, безумный секс, встреча с «охотниками», стрельба, посещение лагеря арабов и бегство в трюме морского судна.

Я в тот момент и представить себе не мог, что «высокооплачиваемая работа» обернётся чуть ли не падением в бездну. Потом — липкий тайский воздух, пропитанный релаксом и негой, резко сменившийся запахом пороха и страхом. А затем бегство, грот и… провал в ничто. И вновь резкая смена декораций: вместо пальм и небоскрёбов — паруса и пушки крейсера «Адмирал Корнилов». Пронзительный взгляд капитана Алексеева, видевшего меня насквозь, и его вопрос, от которого стыла кровь: «Вы из будущего?»

Затем череда приключений и новый прыжок в Оренбург 1914 года. Грохот и падение уникального метеорита, а точнее, космической аномалии, открывшей границы между мирами. Астафьев, ставший другом в том безумном времени. Возвращение в родной 2025-й и очередной провал в 1889 год, теперь уже с Литвиновой. Новая череда приключений и возвращение к себе. Разговор с Тимофеем и первое горькое осознание: я не просто путешественник, я ключ. Ключ, за которым охотятся.

Потом был «Кентавр». Стерильные коридоры, две луны в небе чужого мира и ледяная прагматичность Аргайл. Мне предложили контракт, а по сути, купили меня с потрохами, сделав оператором, а точнее, их агентом. И новый провал в мир, где правили ящеры. Там мы нашли «Стража» и потеряли Тима. Он остался в параллельном измерении, слившись с чудовищным артефактом, добровольно став его пленником и хранителем, чтобы мы могли жить. Цена была слишком высокой за наше возвращение. Но работа с архивом выявила массу интересного о проекте «Глубокая тень», «Кентавре» и действиях этой организации в моём родном мире. Нас с Матильдой объявили врагами, «Сигма-Семь» попыталась нас захомутать, и пришлось бежать через заражённые туннели, где сама реальность была искажена чуждой жизнью — «Ксеносом». Затем встреча и знакомство с Ланским. Новый шеф и теневая фигура, предложившая нам сделку: защита и миссия в обмен на абсолютную лояльность.

А затем круизный лайнер, знакомство с Рихтером и его ужас перед собственным творением — Штурмом, потом очередной побег. Неделя затишья на норвежской базе, пахнущая хвоей и жареным карасём. Короткая передышка, чтобы понять: ты уже не можешь дышать полной грудью. Ты всегда настороже. А под финал — падающая звезда, а скорее «Нечто», оставившее в небе ядовито-зелёный шлейф. Удар по вискам, знакомый и оттого ещё более жуткий. Эхо «Ксеноса», пересекающееся с вибрациями «Стража».

— Миша?

Я вздрогнул от неожиданности, не заметив, как подошла Оксана. Она стояла рядом, но её лицо выражало явное беспокойство.

— Ложись спать. Завтра важный день. — Она положила руку мне на плечо, и её прикосновение было прохладным и успокаивающим. — А я ещё немного поработаю. Но для тебя у меня есть сувенир. На, держи, тот самый! — Литвинова сунула мне в руку небольшой, удивительно тёплый осколок лунита. — Павел смог выкрасть твой трофей из архива «Кентавра». Не спрашивай как. Он верит, что камень принесёт тебе удачу.

Я сжал в ладони подарок. Знакомая вибрация, тихая, почти неосязаемая, пробежала по руке. Неужели Ланской и впрямь суеверен? Или он знает о луните что-то, чего не знаем мы?

— Спасибо, — прошептал я, забирая камень с собой. — Он для меня стал почти родным.

— Знаю, — коротко улыбнулась Оксана. — Но будь осторожен.

Я послушно отправился в свою комнату. Сон не шёл. В голове снова и снова прокручивалась вся эта карусель. Я почти физически чувствовал ту пульсирующую точку на востоке, которую засёк новый браслет. Точка манила и пугала одновременно, но теперь у меня имелся уникальный талисман — лунит. И я верил, что в случае кризиса он мне поможет…

Утром нас разбудил аромат кофе. Мотя, свежая и собранная, как будто и не было вчерашнего крушения, уже проверяла оружие. Оксана тоже выглядела деловитой и сосредоточенной.

— План простой, — начала она рассказывать, когда мы собрались на кухне. — Едете, вы представляетесь инспекторами и осматриваете территорию. Миша, ты сканируешь всё, что можно. Никаких лишних движений. Как только получите достаточно данных или ты почувствуешь опасность — уходите. Матильда, на тебе силовое и огневое прикрытие в случае форс-мажора.

Мы кивнули. Всё было понятно.

— Тогда в путь! — скомандовала Литвинова.

Мы втроём вышли из квартиры и спустились к машине. Утренний воздух был холодным и свежим. Я сел на пассажирское сиденье, Мотя за руль. Оксана осталась у подъезда, и её фигура в дверном проёме была последним, что я видел, прежде чем мы тронулись. Осколок лунита в кармане отдавал спокойным, ровным теплом. Я закрыл глаза, чувствуя, как на востоке, за много километров от нас, та самая точка пульсирует в унисон с камнем. Мы ехали на разведку, но где-то там, в немецкой земле, а может, и намного дальше, лежало Нечто. И я знал — наша дорога рано или поздно приведёт нас прямо к нему…

Лейпциг, на который я смотрел из окна «Опеля», был совсем не таким, каким я его представлял. В моей голове рисовался образ этакой немецкой аккуратности: чистые, вылизанные улицы, идеальные фасады и размеренная, почти механическая жизнь. Реальность оказалась сложнее и намного интереснее.

Мы ехали по району, который явно переживал лучшие времена. Массивные, солидные здания из тёмного кирпича, помпезные фасады с лепниной и статуями в нишах несли на себе отпечаток былого величия и современного запустения. Кое-где на стенах цвели причудливые граффити, а уличные фонари соседствовали с припаркованными вкривь и вкось велосипедами. Город не был стерильно чистым, зато он жил и дышал своей особой, несколько суровой историей. Я ловил себя на том, что мне жутко интересно разглядывать детали: вот за углом мелькнула старинная церковь, вот — современный стеклянный куб, встроенный в историческую стену. Лейпциг был городом, где века смешались в причудливом, но на удивление гармоничном хаосе.

«Опель» Моти плавно влился в утренний поток машин. Лейпциг просыпался, и в этой обыденности было что-то сюрреалистичное. Все эти люди, спешащие на работу, в школу, за кофе, и не подозревали, что двое приезжих направляются навстречу чему-то, способному перевернуть их размеренную реальность.

Я молча смотрел в окно автомобиля, пальцами бессознательно перебирая в кармане гладкую поверхность лунита. Его тепло было не физическим, а скорее ощущением в самой глубине сознания, слабым эхом могущества, которое когда-то перекраивало гравитацию и разрывало время.

— Нервничаешь? — безразличным тоном заметила Мотя, не отрывая глаз от дороги. — Или свои «кокошки» в кармане перебираешь? — ухмыльнулась она. — Не бзди! Прорвёмся. Чувствуешь что-нибудь ещё, кроме своего мужского достоинства?

Я вынул руку из кармана, оставив в покое минерал, и на секунду сконцентрировался, отбросив посторонние мысли. Новый браслет на запястье едва ощутимо вибрировал, фильтруя информационный шум города.

— Пока тихо, — ответил я. — Только та самая точка… Далеко. Как удалённая радиостанция. А с заводом пока тишина, видимо, он не в радиусе моей чувствительности.

— Ну и хорошо! Значит, есть шанс, что нас там ждут не с распростёртыми объятиями и Армагеддоном.

Мы покинули территорию города и выехали на окраину, где городские пейзажи сменились сначала индустриальными. А потом, когда мы съехали с основной трассы, появились участки и пустыри, поросшие бурьяном. Навигатор вёл нас по всё более унылым и безлюдным дорогам, пока не появился комплекс бывшего завода минеральных удобрений. С первого взгляда он имел вид классических промышленных руин: проржавевшие заборы с колючей проволокой, разбитые окна в кирпичных корпусах, облупившаяся краска. Но едва мы приблизились, как мой взгляд сразу же выхватил детали, невидимые для постороннего.

— Смотри, — кивнул я Моте. — Видишь эти камеры наблюдения? Они новые. И стёкла в административном двухэтажном корпусе не разбиты.

— Вижу, — коротко бросила она, замедляя ход. — И охрана имеется, значит, наша легенда в силе. Ты — болтливый и дотошный инспектор Орлов. Я — твоя молчаливая и недовольная напарница Мейер. Включай режим зануды.

Девушка свернула к главным воротам, у которых виднелась будка с охранником. Подъехав к шлагбауму, Мотя опустила стекло, ожидая подхода служивого. Крепкий мужик в поношенной форме шёл в нашу сторону, хмуро оценивая скромный «Опель».

— Bundesanstalt für Arbeitsschutz*, — бодро произнёс я, показывая удостоверение (*Федеральный институт охраны труда). — Внеплановая проверка. У нас появилась информация о возможных нарушениях норм выбросов и несанкционированной деятельности на территории. Откройте, пожалуйста.

Я говорил практически на безупречном немецком — благодарность гипноиндуктору Ланского. Охранник взял удостоверение и принялся внимательно изучать документ. И хотя его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень беспокойства.

— Уведомления не было, — пробурчал он.

— Поэтому она и внеплановая, — улыбнулся я самой доброжелательной бюрократической улыбкой. — Анонимный источник. Вы же не хотите проблем с ведомством? Мы вправе закрыть здесь всё и всех!

Охранник что-то невнятно проворчал, но вернулся в будку. Через минуту ворота со скрежетом поползли в сторону, а шлагбаум открылся.

— Проезжайте, — крикнул он. — Парковка у главного корпуса. Вас там встретят.

Матильда плавно тронулась, и мы въехали на территорию, догадываясь, что заброшенность здесь тоже театральная. У главного входа в административное здание стояло несколько новеньких внедорожников с тонированными стёклами.

— «Встретят», — усмехнулась Мотя, паркуясь поодаль. — Похоже, встреча уже ждёт не дождётся, чтобы нас вышвырнуть на хрен.

И едва я ступил на асфальт, как меня словно током ударило. Но не болью, а волной тошнотворного, гнетущего фона. Фон был слабее, чем от падающего с неба объекта, но гораздо ближе и… грязнее. Я его даже не стал бы сравнивать с враждебным излучением «Ксеноса». На этот раз ощущения казались техногенными и искажёнными, словно сигнал проходил через помехи.

— Что-то почувствовал? — мгновенно среагировала Мотя, подходя ко мне.

— Здесь что-то есть, — прошептал я, стараясь не подавать вида. — Думаю — в подземных уровнях. Так что будь готова.

Дверь главного корпуса открылась, и из неё вышел мужчина в идеально сидящем сером костюме. Он улыбался широкой, неестественной улыбкой, но его глаза, холодные и оценивающие, были лишены всякого тепла.

— Господа инспекторы! Доктор Шмидт, руководитель объекта, — представился он, пожимая мне руку. Его хватка была сухой и цепкой. — Неожиданный визит, но мы всегда рады сотрудничеству с надзорными органами. Чем могу быть полезен?

Я продолжил играть свою роль, сыпля терминами о нормах выбросов и промышленной безопасности. Шмидт кивал, его улыбка не сходила с лица, но я чувствовал его настороженность. Он повёл нас по коридорам, показывая пустые, пыльные цеха, но всё это было бутафорией. Моё внутреннее чутьё, усиленное браслетом, неумолимо тянуло меня вниз, к источнику того самого грязного фона.

— А что в подвальных помещениях? — как бы невзначай поинтересовался я, останавливаясь у массивной, современной двери с кодовым замком, резко контрастировавшей с обшарпанными стенами. — По нашим данным, там может располагаться неучтённое оборудование.

Улыбка Шмидта на мгновение дрогнула.

— К сожалению, доступ туда сейчас ограничен. Идут… ремонтные работы. Очень пыльно и опасно.

В этот момент я почувствовал новый, пронзительно-короткий импульс, почему-то полный боли и отчаяния. Он шёл из-за запертой двери и был настолько ярким, что я невольно отшатнулся.

— Вам нехорошо, герр Орлофф? — мгновенно среагировал Шмидт, и в его глазах вспыхнул хищнический интерес.

— Да нет, просто оступился, — отмахнулся я, но было поздно. Мотя, стоявшая сзади, тихо выдохнула:

— Миша…

Я посмотрел на неё и увидел, что Мейер глядит не на нас со Шмидтом, а куда-то вглубь коридора. Проследив за её взглядом, я заметил, как из-за угла вышел человек. Вернее, то, что походило на человека. Движения этого существа выглядели механическими, прерывистыми, как у робота. Кожа имела сероватый оттенок, издали похожий на металл. Но самым жутким оказались глаза существа — абсолютно пустые, безжизненные, как у Штурма на лайнере.

«Контаминация», — пронеслось у меня в голове. Я посмотрел на Шмидта, лицо которого превратилось в маску холодной уверенности.

— Кажется, наша маленькая экскурсия подошла к концу, — тихо произнёс он. — К сожалению, вы стали свидетелями того, что не должны были видеть. Прошу вас проследовать за мной. Добровольно! — уже более жёстко добавил он, доставая из подмышечной кобуры, скрытой полой пиджака, пистолет.

В кармане моей куртки осколок лунита внезапно вспыхнул обжигающим жаром. Я даже испугался, что он прожжёт одежду и выпадет наружу. Но, видимо, этот жар ощущала лишь моя кожа. А сигнал минерала мне стал понятен, когда я разглядел возникающее в коридоре марево, прямо перед этим приближающимся к нам существом. Именно так возникала временная аномалия. Но почему здесь и сейчас, я не мог понять. Я не знал, что это — ловушка, побочный эффект от лунита в моём кармане или случайный разрыв, но медлить было нельзя. Марево клубилось, и я не представлял, как долго оно просуществует.

— Добровольно? — фальшиво-весело бросил я, хватая Мотю за локоть. — Конечно! Прямо туда!

Я рванул Мейер навстречу возникающему порталу и существу, идущему к нам. Шмидт, не ожидавший подобного манёвра, на секунду опешил. Его палец уже лежал на спусковом крючке, но стрелять в нас означало рискнуть попасть в своего же «контаминанта». У меня тешилась надежда, что немец не понимал про появляющуюся аномалию.

— Стоять! — проревел он, но мы уже делали следующий шаг. Мир перевернулся, но до моего уха донёсся звук выстрела, правда, глухой, словно из-под воды. Давление сжало виски, вырвав из груди стон. Я чувствовал, как лунит в кармане пылает, будто пытаясь стабилизировать наш безумный прыжок. Когда мы с Матильдой рухнули на твёрдую, холодную поверхность, марево за нами исчезло так же внезапно, как и появилось. В ушах стоял оглушительный гул, сменяющийся звенящей тишиной. Но я расслышал звук рикошета, понимая, что пуля из пистолета Шмидта вместе с нами влетела в аномалию. А затем раздался вроде как мужской вскрик.

— Ты в порядке? — первым делом хрипло выдохнула Мотя, поднимаясь на колени и тут же доставая выданный Оксаной «Вальтер». Лицо моей спутницы было бледным, но руки не дрожали.

— Вроде… жив, — протёр я лицо, пытаясь отдышаться. — Куда это нас, чёрт возьми, занесло?

Мы огляделись, понимая, что находимся в том же самом проходе. Те же кирпичные стены и высокие потолки. Но… всё было иным. Отсутствовали следы запустения. В воздухе висел едкий, химический запах, смешанный с угольной гарью. Из открытых окон доносился ритмичный, мощный стук и гул работающих механизмов — бит заводского сердца, которое давно остановилось в нашем времени. Стены были чистыми, с действующей системой трубопроводов, а с потолка свисали настоящие, небутафорские лампы накаливания в металлических рефлекторах, отбрасывая жёсткие тени на пол и стены.

— Миша, смотри, — Матильда указала стволом на афишу, приклеенную к стене. Реклама какого-то патентованного средства от кашля. И дата в углу: октябрь 1936!

— Да етить вашу душу! — выругался я тихо. — Тридцать шестой год… Мотя, мы с тобой в прошлом! В настоящем прошлом этого завода, когда он ещё не выпускал удобрения.

Внезапно из-за угла послышались шаги, мужские голоса, а затем прозвучал грубый окрик на немецком:

— Эй! Вы кто такие? Это вы стреляли?

Я не понял, о каком выстреле он говорит, разглядывая шедшего к нам человека в промасленной униформе рабочего. Тот явно был раздражён и абсолютно реален! Аномалия не просто перенесла нас в пространстве. Она отбросила нас во времени, в эпоху, когда этот завод работал на полную мощность. И где-то здесь, возможно, скрывался исток той самой «грязной» аномалии, почувствованный мной. Или её будущее семя, которое только предстояло посеять.

— У неё пистолет! — выкрикнул незнакомец испуганно, заметив ствол в руке Мейер, а потом обратил внимание, что мы одеты нестандартно. — Э-ээ, вы из Зипо? Или вы крипо? А может быть, гестапо?

Мне хватило ума понять, что нас приняли за представителей спецслужбы. Про гестапо я знал. И вроде как из фильмов помнил, что Зипо называли полицию безопасности*. (*Sicherheitspolizei. Она объединяла уголовную и тайную государственную полицию «гестапо»). А вот что за «фрукт» этот «крипо» — даже не представлял. Но меня спасла Мотя, крикнув.

— Да, мы из крипо! Преследуем подозреваемого. Он проник сюда и побежал за угол.

— Но мы никого из посторонних не видели, — изумился рабочий. — А ваша пуля попала в руку нашему прессовщику.

— Извините, — пряча ствол, выкрикнула Мотя. — Окажите ему помощь и можете написать претензию в городское управление на имя начальника. А нам пора удалиться.

Рабочий смотрел на нас с недоверчивым ужасом. Идея написать «претензию» в гестапо, видимо, показалась ему верным способом исчезнуть неизвестно куда. Поэтому он не стал больше ничего говорить, а развернулся и скрылся за поворотом. Мы остались одни в гуле работающего завода, понимая, что встреча с нами привлечёт внимание местного начальства.

— Блестяще, — прошипел я, оттесняя Мотю в боковую нишу, скрытую от чужих глаз тенью массивного трубопровода. — Теперь эти ребятки побегут либо за настоящими жандармами, либо за начальством. У нас минуты.

— А что я должна была сделать? — огрызнулась Матильда, осматриваясь по сторонам. — Спеть ему «Катюшу»? Твоя идея прыгать в неизвестность была не лучше!

— Это спасло нас от пули Шмидта и его монстра, — парировал я, стараясь заглушить нарастающую панику. Мы застряли в нацистской Германии, и данная мысль вызывала леденящий душу страх, куда более конкретный, чем абстрактная угроза аномалий.

— Думай, Мотя. Здесь наша пуля засветилась и человека ранила.

Мотя замерла, осознав масштаб катастрофы.

— Пуля от современного «Глока». Если они её изучат, то поймут, что это не штатное оружие третьего рейха…

— Надеюсь, они ничего не поймут в технологиях, но сам факт… Это улика. Доказательство того, что здесь были посторонние, а, возможно, и шпионы. Чёрт! Мы только что влезли в историю по самое «не балуй». Надо линять отсюда. Идём дальше по коридору, может, куда выведет?

Мы не стали здесь задерживаться. Но, идя по проходу, я пытался отсечь гул машин и давящую атмосферу страха. Браслет на запястье вибрировал, но теперь его показания были искажены мощным фоном работающего производства. И всё же… Я расслышал! Под этим техногенным гулом глубоко внизу пульсировал тот самый «грязный» сигнал. Слабый, едва уловимый, но он был здесь. Прямо сейчас, в 1936 году, уже происходило что-то не то.

— Слушай, — схватил я Мотю за рукав, оглядываясь назад. — Аномалия, которую я чувствовал в нашем времени… она сейчас здесь, под нами!

В глазах Мейер мелькнуло понимание. Наша миссия не провалилась. Она только что приобрела невероятно опасное, историческое измерение.

— Значит, «охотники» или «Сигма» копались здесь уже тогда? — прошептала она.

— Или кто-то другой. Это неважно, подруга. Мы не можем уйти, не выяснив, что там находится, но и оставаться здесь сейчас — самоубийство.

Едва я произнёс это, как мои уши уловили шаги за нашими спинами, причём быстрые и уверенные. А затем зазвучали голоса, один из которых имел властные нотки.

— Быстро! — я рванул Мотю вглубь коридора, прочь от голосов.

Мы бежали, прижимаясь к стенам, а наш современный вид кричаще выделялся на фоне строгой униформы Третьего рейха. Нам срочно требовалась местная одежда, укрытие и способ добраться до источника этого сигнала. Коридор вывел нас в какой-то подсобный цех, заставленный ящиками и старой технической документацией. Запах масла и металла в этом помещении был густым и тяжёлым. Но первое, что бросилось мне в глаза — это настенный календарь с датой и портретом. Худощавое лицо с фанатичным взглядом и знакомыми усиками смотрело прямо на нас. И главное, подпись: Unser Führer. Наш фюрер! Реальность происходящего ударила с новой силой. Мы были не просто в прошлом. Мы оказались в логове зверя, который ещё только набирал силу. И где-то в его подземельях зрело нечто, что переживёт его империю и протянет свои щупальца в наше время.

Мотя, прислонившись к ящикам, тяжело дышала.

— Ладно, гений. Что делаем, пока нас не нашли и не сдали в гестапо как шпионов?

Я сжал в кармане всё ещё тёплый осколок лунита. Он был нашим единственным козырем в этой безумной игре со временем.

— Находим сменную одежду, маскируемся и ассимилируемся. А потом… потом спускаемся. Нужно узнать, что они здесь прячут? И, если повезёт, ищем способ вернуться домой, в наш 2025-й. Понимаешь ли, пуля Шмидта уже стала частью истории. Теперь наша задача в том, чтобы эта история не стала для нас последней…