Стекла трамвая мелькнули красными отблесками в листве и пропали. Я привычно проводил их взглядом, поправил рюкзак и пошел по хорошо протоптанной тропинке в корпусам больницы. Через двадцать минут начиналась моя смена. Ночной сторож в психиатрической больнице. Когда я рассказал маме чем я собираюсь заниматься, она чуть было не переехала на мое новое место работы. Ну ещё бы, золотая медаль, красный диплом, в тройке лучших выпускников юридического факультета. И на тебе - ночной сторож. Все попытки объяснить родителям свой выбор наталкивались на тотальное непонимание и в результате мы окончательно разругались. Теперь я снимаю на свою зарплату маленькую комнатушку, питаюсь бич пакетами и тем, что мне оставляет повар из больничной столовой.
Шарик приветливо завилял тем, что у него осталось от хвоста и издал приветливое шипение. Лаять он не умел, поэтому его здесь и держали. Предыдущие хвостатые охранники ночью начинали лаять на кого-то и пациенты волновались, просыпались и долго потом не могли заснуть. А тут мне попался Шарик, помесь хаски, от которой он взял неумение издавать громкие звуки и кого-то ещё. Судя по размерам, медведя. Мы с ним составляли красивую пару. Тонкий и высокий я, с длинным волосами и громадное животное - типичный эльф-друид с призванным зверем. Наташа уже несколько раз рисовала нас. Эти рисунки я храню в своей комнате. Как собственно и остальные ее рисунки. Сегодня она скорее всего будет рисовать дуб. В больничном парке есть исполин, в ветвях которого регулярно застревает луна. Большинство рисунков, которые Наташа заканчивает изображают как раз дуб и луну. Вот и сейчас, как только я открыл дверь, она стремительной тенью выскочила в сад и понеслась в сторону дерева. Там ее ждал уже приготовленный мольберт с листом бумаги на нём и пастельные карандаши. Как всегда она на несколько секунд замерла, как будто не веря в то, что она видит, а потом медленно поднесла руку к карандашам, взяла один из них и начала священнодействовать. Сейчас, глядя на нее никто не мог бы сказать, что она не умеет говорить, читать и писать. И вообще её IQ не превышает порога отведённого человекообразным обезьянам. Настолько выверенные и четкие движения, горделивая и независимая поза, и волшебство появляющееся из под скользящего по бумаге карандаша.
Я, как всегда, пристроился сбоку и любовался её профилем. Это максимум, который я смогу себе позволить. Просто смотреть. И дать ей возможность творить. Все что я могу сделать для нее и для себя.