Художник

– Ты кто?

– Я человек. Ни больше, ни меньше.

– У тебя имя хотя бы есть?

– Можете называть меня любым именем, для меня оно не имеет значения.

Так отвечал человек. Он не открыл своего имени, так и назовём его просто: человек.

Человек шёл по улице и, несмотря на хлещущий проливной дождь, барабанящий по разгорячённому асфальту, никуда не торопился. Мрачные тучи зло поблёскивали молниями и рокотали ему вслед. Человек не обращал на погоду внимания, он просто шёл, лишь иногда поднимая голову и придирчиво осматривая прохожих.

Все они прятались под чёрными зонтами и глубокими капюшонами, под навесными крышами магазинов и козырьками остановок. Для человека эти люди были только серыми пятнами, сливающимися с такой же невзрачной грязью и с дождём. Они не выносили малейшей непогоды и при первой мороси спешили в тепло и уют. А вот человек никуда не спешил. Редко ему попадались люди, радующиеся или не замечающие дождя. В таких случаях человек улыбался и присматривался к ним по-особому.

Вот идут двое юношей, о чём-то оживлённо беседуют. Один яростно жестикулирует и что-то упорно доказывает второму. Тот молчалив, лишь порою вставляет редкие слова.

А если глазами нашего героя.

Вот движутся два огонька. Один яростно вспыхивает, пытаясь окутать своим пламенем второго. Тот горит ровно, но не принимает в себя чужого пламени. Они светятся разными цветами: первый ярким красно-оранжевым, второй глубоким сине-голубым. Оба огонька уверенно продвигаются сквозь окружающую их серость, не бледнея и не погружаясь в неё. Хотя…

Улыбка исчезла с лица человека, когда он разглядел маленькое серое пятнышко на зубце первого огонька. Это неприметное пятнышко ещё ничего не значило, оно могло воспламениться, как трут в ярком огне, и бесследно пропасть. Но могло разрастить и поглотить весь огонёк, превратив пламенного юношу в большое бесцветное пятно. Так, часто с виду живые люди в душе уже догорали, и пепел в них душил последние искры мечтательной души.

Придя домой, человек поел, не чувствуя вкуса, и без всякого интереса включил телевизор.

«…боевики захватили ущелье, они требуют… В Москве произошло столкновение двух автомобилей… Украина отказалась платить...»

Скука… Человек переключил канал и был приятно удивлён, обнаружив интересный фильм. Успел как раз к началу. Как и следовало ожидать, реклама влезала каждые пятнадцать-двадцать минут, но это было привычное дело, и в такие перерывы человек терпеливо выключал звук и прикрывал глаза. Однако фильм ему спокойно досмотреть не дали.

Вот она кульминация, вот он момент, когда зритель, затаив дыхание, окунается в мир за кинескопом телевизора. И вдруг:

«Экстренное сообщение поступило…»

Человек не стал слушать, что же такого произошло, но не выключил по обыкновению звук, а сразу выключил телевизор. Конечно, фильм скоро продолжится, но смотреть его уже не хотелось. Был убит весь настрой, разорвана нить напряжения. А чем кончилась история, он и так знал. Отвлечься и вернуть душевный покой человек попробовал за любимым делом – художеством.

Проворно и уверенно бегали кисточки по большому листу ватмана, и вот уже на нём был изображён известный момент.

На сером фоне неуклюже громоздились дома, такие же серые, как земля и небо, как серые люди, шлёпающие по лужам и проклинающие безразличную стихию. Дождь зло колотил по шляпкам зонтов и яростно впивался в незащищённые тела. И тогда вода обращалась в огонь. Седой старик брезгливо отряхивал голые руки от пламени. Дородная женщина с недовольством выбивала искры из широкополой шляпы, а её завитые волосы тлели и порождали дым. Хрупкая девушка, поскользнувшись, размахивала руками, отчаянно пытаясь устоять. Она разинула от ужаса рот, но не из страха падения: грязь, касаясь её ног, вспыхивала ярким пламенем. Невдалеке мужчина в дорогом костюме украдкой засовывал за пазуху избитые печатями бумаги, и хотя на улице шёл дождь, эти бумаги охватывал огонь.

Двое юношей: один созданный оттенками синей краски, другой красной и жёлтой выделялись из общей серости. Дождь обходил их стороной, не оставляя на их пёстрых одеждах и капли. Они были поглощены разговором, существовали в своём цветном мире. Со стороны могло показаться недоработкой серое пятно на плече красно-оранжевого парня. Над пятном дождь переходил в тонкие иглы, впивающиеся ему в плечо. Юноша усердно потирал плечо, но не мог избавиться от застрявших в нём игл.

Художник придирчиво осмотрел рисунок, после чего положил в стопку других, таких же непонятных и никем не признанных.

В этот день ему снился сон. В нём ожила его мрачная картина. Художник стоял там, где и был вчера. Люди все так же не замечали его, лишь изредка бросая ему равнодушные взгляды. Двое юношей двигались к нему, синий в руках нёс кисточку, красно-оранжевый краски. Краски были старенькими, выцветшими, а кисточка осыпалась и покрылась пылью. Красно-оранжевый юноша с готовностью протянул художнику краски, а синий робко улыбнулся и просительным взглядом указал на серое плечо друга.

Художник благодарно принял подарки. Пускай они казались только мусором, но те чувства, которые вкладывали в них дарители, наделяли этот мусор волшебством.

Льющаяся с небес влага омыла кисточку и возвратила яркие цвета краскам. Крупная тёплая капля покатилась по лицу художника, а когда он поднял взгляд, то в пышной кустистой туче узнал свою ватную подушку.

Он проснулся и в прихожей, в кармане своего мокрого пальто, отыскал те самые краски и кисточку, что получил во сне. Он разорвал в клочья вчерашний рисунок и нарисовал другой:

Идёт дождь, гремят и перебрасываются яркими молниями тёмные тучи. Но это не мешает двум юношам увлечённо о чём-то говорить. А вокруг них весёлые магазинчики привечают промокших озябших людей. Люди хмурятся серому небу и недовольно ропщут, но сменяют гнев на милость, видя баловство беззаботных детей. Дети шлёпают босыми ногами по лужам, смеются и заставляют родителей их догонять. Но не только дети веселятся. Какой-то шутник в тёмных очках улёгся на лавке, обнажил торс и воткнул в грязь солнцезащитный зонт. Стоя на одной ноге, девушка с нарочитой сердитостью смотрит на парня, пьющего дождевую воду из её белой туфли. Но главный проказник перебрался на тучу с лестницы, поставленной на крышу многоэтажки, и ворчание тучи было ответом его озорным прыжкам.

Художник выждал несколько мучительных минут, пока высохнут краски, а затем, свернув картину, торопливо оделся и выбежал на улицу.

Всё было как на бумаге: те же эмоции на лицах, те же яркие цвета.

Лежащий на лавке человек снял солнцезащитные очки и посмотрел на него с недовольством.

– Мужчина, вы мне солнце загораживаете!

– Будет вам солнце, – заверил его художник и на бумаге, которая, несмотря на дождь, не промокла, а краски на ней не потекли, прямо над загорающим нарисовал маленькое жёлтое светило.

– Ура!!! – донёсся восторженный детский крик, и прибежавший мальчик, схватив солнце, будто обыкновенный резиновый мячик, побежал хвалиться находкой друзьям.

– Эй! – окликнул его загорающий. – Куда солнце понёс?

Кто-то тронул виновника торжества за плечо.

– Вы художник? – почтительно поинтересовался пожилой мужчина в милицейской форме.

– Да, – удивлённо ответил художник. – Вы что же, штраф с меня возьмёте?

– Штраф? – непонимающе переспросил тот.

– Ну… деньги…

– Деньги?

Вконец сбитый с толку художник полез в карман и не обнаружил ни гроша.

– А как же… А где продукты берутся, вещи?..

– Вы словно только родились! – милиционер изумлённо всплеснул руками. – Вы просто всё это рисуете. Но таких беспорядков, как сейчас, устраивать не нужно.

Художник виновато закрасил солнце на бумаге.

– И это вам ни к чему, – продолжал милиционер. Он забрал ватман из рук художника и скручивал до тех пор, пока тот не свернулся в пустоту. – Рисуйте прямо в воздухе.

Пожелав удачи, он ушёл. Может, пошёл сгонять разбойника с туч, а может, устранять другие шуточные беспорядки.

– Скажите, – растерянно обратился художник к лежащему на лавке мужчине. – А как же зависть?

– Вы это о чём? – не понял тот.

– Скажем, я нарисую для кого-то вещь, которую хотелось бы иметь вам. Вы что же, не разозлитесь и не обидитесь?

– Что вы! – изумился отдыхающий. – Мы все уважаем художников, и ни у кого здесь не может возникнуть даже мысли чего-то от вас требовать. Рисуйте что хотите. Но в пределах разумного, иначе милиция вас накажет.

– А как накажет?

– Лишением красок и кисточки. Временно, конечно.

Художник поблагодарил отдыхающего, но, едва отойдя, столкнулся с двумя уже хорошо ему знакомыми юношами. В этом красочном мире, где все были отличны друг от друга, они уже не казались особенными.

– Так значит, это был не сон? – неуверенно спросил художник.

– А может, мир, в котором вы жили, был сном, кошмарным сном? И только теперь вы очнулись? – ответил красно-оранжевый юноша.

На его плече сидел ворон с красным оперением и любопытно озирался по сторонам.