И один в поле воин

Широкая, истончавшаяся на излёте полоса крови вырвалась из груди Густава. Взрезанный нагрудник потянул тело вниз. Колени ещё живого Густава подогнулись, он рухнул на них и тут же потерял голову.

– Как же достала эта мелкая тварь!!!

Нервы капитана не выдержали, он грубо отшвырнул арбалет, подхватил щит и, на ходу вытягивая из ножен меч, метнулся в самую гущу битвы. За три метра до цели он поскользнулся на кровавой луже и неуклюже, нелепо, упал на спину. Успел ещё увидеть, как перед лицом (точнее, над ним) мелькнула тень. И свет для капитана померк навсегда.

Ратника, в итоге, одолели – не заботясь о защите, в буквальном смысле завалили его телами, закованными в сталь. Когда Магистр узнал, сколько ландскнехтов Орден потерял в битве за этот не имеющий никакой ценности кусок земли, он молча ушёл в свою палатку. Стенки её ещё два часа тряслись от отборной ругани.

***

Склонив обнажённую голову, витязь зашёл в покосившуюся бедную избушку, и замер так – на пороге, не поднимая глаз. И так понятен и страшен был этот визит, что старушка лишь прижала ко рту сухонький кулачок со стиснутым в нём «ухе» платка. И осела на лавку. Но она не была бы настоящей русской женщиной, не найди она сил на вопрос…

– Как…?

– Геройски. Мы говорили ему не спешить, но он сорвался вперёд. Мы никак не могли ему помочь.

– Глупый. Молоденький же совсем был, непослушный… Всегда…

Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке.

– Молоденький. Но с собой он забрал дюжины четыре этих псов.

Помолчали, каждый думая о своём. Наконец, витязь набрался решимости и спросил прямо.

– Мать, а ты ещё можешь таких сделать? Ну, хотя бы трёх-четырёх.

Старушка решительно вытерла одинокую слезинку и поднялась с лавки.

– Попробую. Жди здесь. Сейчас старика растолкаю и отправлю на сусеки.