И один в поле воин

Июль 1942 года. Жара под Харьковом стояла невыносимая, воздух дрожал над выжженной степью, пахло гарью, пылью и смертью. Советские войска отступали, и их арьергарды сдерживали натиск рвущихся на Кавказ немецких дивизий. В одном из таких заслонов, прикрывавших отход своих, остался экипаж тяжелого танка КВ-1 под командованием старшего лейтенанта Семена Коновалова.

Их машина была не просто сталью и пушкой. Это был их дом, их крепость и их возможная могила. Вместе с командиром в тесном, пропахшем соляркой и потом железном ящике несли службу механик-водитель старший сержант Павел Козыренцев, наводчик орудия Николай Дементьев, заряжающий Николай Герасимлюк, младший механик-водитель Алексей Акинин и стрелок-радист Михаил Червинский. Вместе с ними был техник-лейтенант Серебряков, приданный экипажу для помощи. Все они уже знали, что такое бой, что такое горечь потерь и тяжесть отступления.

Их КВ стоял в засаде у хутора Нижнемитякин, приткнувшись к уцелевшему сараю. Внезапно разведка донесла: по дороге движется огромная немецкая колонна. Не просто рота или батальон — целый броневой кулак. Танки, бронетранспортеры, грузовики с пехотой и горючим. Сотни солдат, десятки машин.

Семен Коновалов посмотрел на своих ребят. В их глазах он не увидел страха. Лишь усталую решимость. Вариантов не было. Принять бой. Задержать любой ценой.

— Экипаж, по местам! — его голос прозвучал спокойно и твердо внутри башни.

Заверещал затвор, вкатывая в казенник тяжелый снаряд. Козыренцев сжал рычаги. Мир за смотровыми щелями превратился в узкую картинку: пыльная дорога, а на ней — стальная река.

Первый выстрел КВ грохнул, как удар грома. Головной немецкий танк окутался черным дымом и замер. В колонне началась паника. Но паника быстро сменилась яростью. Они обнаружили одинокий советский танк и обрушили на него всю свою мощь.

Начался ад. Снаряды рвались вокруг, осколки звенели по броне, как дьявольский град. Внутри КВ стоял оглушительный грохот, пахло порохом и раскаленным металлом. Экипаж работал как один слаженный механизм. Козыренцев маневрировал, подставляя под вражеские выстрелы самую толстую лобовую броню. Коновалов отдавал команды, Дементьев ловил цели в перекрестье прицела, Герасимлюк и Акинин работали с снарядами, будто на износшемся конвейере. Червинский пытался доложить обстановку по рации, понимая, что шансов на помощь нет. Серебряков следил за работой моторно-трансмиссионного отделения, готовый в любой момент броситься на устранение неполадки.

Один за другим вспыхивали немецкие танки. Бронетранспортеры, подбитые, разворачивались, подставляя борт. Грузовики с пехотой загорались факелами. Немцы не могли понять, откуда бьет этот неуязвимый «Клим». Они окружали его, били с флангов, но мощная броня держала удар.

Счет подбитым машинам пошел на десятки. Шестнадцать… семнадцать… восемнадцать… Земля вокруг КВ была изрыта воронками, горели подбитая немецкая техника, трава. Казалось, сам танк, объятый пламенем и дымом, стал олицетворением мести.

Но даже у брони КВ есть предел. Очередной снаряд, более удачный, чем предыдущие, врезался в борт. Внутри что-то взорвалось, загрохотало. Танк содрогнулся и замер. Послышался шипящий звук — это горело топливо. Коновалов получил ранение, были ранены и другие члены экипажа.

— Выходим! — скомандовал Коновалов, понимая, что крепость пала.

Они выбрались через нижний люк, обжигаясь о раскаленный металл. Воздух, еще недавно бывший пеклом, показался прохладным. Но передышка была короткой. Немцы, увидев выживших, открыли по ним огонь. Коновалов, Серебряков и Дементьев, отстреливаясь, чудом сумели уйти в подсолнуховое поле.

Казалось, история закончена. Подвиг совершен, танк уничтожен, экипаж рассеян. Но для Семена Коновалова бой еще не был окончен.

Ночью, укрываясь в лесополосе, уцелевшие танкисты увидели невероятную картину. Немцы, уверенные в своей победе, организовали неподалеку временную стоянку. Среди машин стоял почти невредимый немецкий танк , покинутый экипажем на ночь. Его охранял всего один часовой.

В глазах Коновалова вспыхнула прежняя решимость. Это был шанс. Тихим, бесшумным движением они сняли часового. Серебряков, как техник-лейтенант, сел за рычаги. Они запустили мотор. И на рассвете, к ужасу немцев, из-за холма выполз «их» танк и открыл огонь по стоянке.

Вновь заполыхали машины, вновь поднялась паника. И этот трофейный танк, ведомый советскими танкистами, прорвался через немецкие позиции и вышел к своим, к изумлению командования и сослуживцев, уже считавших их погибшими.

Подвиг экипажа Коновалова был уникален. Один тяжелый танк, один экипаж, принявший неравный бой. Шестнадцать подбитых немецких танков, два бронеавтомобиля, несколько десятков уничтоженных солдат противника. И даже потеряв свою машину, они не сдались, а продолжили бой, захватив вражеский танк.

Именно так и рождаются легенды. Легенды о том, что даже один воин, если он сражается на родной земле за правое дело, способен стать грозной силой. И доказать, что один в поле — воин, если он по-русски скроен.