И оживут слова (зарисовки к циклу)

— Здесь? — спросил Альгидрас, склонившись к шее своего коня и заглянув в повозку.

— Мне без разницы, — обреченно вздохнула я, и он, коротко улыбнувшись, спешился.

Димка, не став дожидаться помощи, выпрыгнул из повозки. Гриту Альгидрас успел подхватить, хотя той помощь явно не требовалась, но Альгидрас с Миролюбом не оставляли попыток воспитать ее девочкой.

Альгидрас помог выбраться мне и, пользуясь моментом, обнял за плечи и на миг зарылся носом в мои волосы.

— Все будет хорошо, — шепнул он.

Я возвела глаза к небу. Для них с Миролюбом не умерли — значит, уже хорошо. А меня волновало другое. Я до тошноты боялась встречи с Радимом, потому что понятия не имела, чего от нее ждать.

Альгидрас и Миролюб несколько месяцев переписывались с Радимом. Мне переписку не показывали, но хором уверяли, что все хорошо, Радим нас ждет не до ждется. И вот когда снег наконец сошел и дороги подсохли настолько, что по ним могла пройти повозка, мы отправились из Каменицы в Свирь. Частным порядком, с небольшим отрядом. Миролюб и его люди были одеты в обычную дорожную одежду, и никто из них не носил цвета князя.

Со мной в повозке ехали Димка, Грита и няня Гриты — строгая особа лет тридцати, которую, кажется, побаивался даже сам Миролюб. Меня напрягали ее немногословность, неулыбчивость и отчужденность, но надо было отдать ей должное — она оказалась единственным человеком во всей Каменице, сумевшим повлиять на Гриту, в которую по приезду в столицу будто чертенок вселился. Я понимала, что девочке страшно и плохо среди незнакомых людей, она скучает по дому и скорбит об отце. Безоговорочная любовь Милонеги к названой внучке и сундуки с подарками, которыми завалил девочку Миролюб, никак не меняли ситуацию. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы Альгидрас не привел к Миролюбу дородную и молчаливую Славицу, которую выкупил у торговцев. Славица на удивление быстро нашла общий язык с Гритой, и проблем с девочкой стало гораздо меньше.

— Пап, долго еще? — спросил Димка, дергая Альгидраса за руку.

— Видишь, дорога сворачивает, за поворотом холм, с него спустимся, и уже Свирь, — ответил Альгидрас, глядя на дорогу так, будто ожидал, что кто-то на ней появится.

— А давайте пешком? — Димка, не дожидаясь ответа, схватил за руку Гриту и потащил ее вперед.

— А ну стоять! — грозно окликнул его спешившийся Миролюб. — Там за поворотом зверь дикий.

Говоря с Димкой, Миролюб всегда принимал очень серьезный вид, и ребенок безоговорочно ему верил, несмотря на то, что я уже миллион раз объясняла, что под окнами дома в городе не могут ходить волки, в колодце не живет злой дух, а псарню не охраняет леший, просто Миролюб боится что Грита с ее привычкой лезть куда не следует может попасть в беду. Димка клятвенно обещал не выдавать Миролюба Грите, но по его лицу я видела, что он и сам верит во все рассказанные княжичем страшилки.

Вот и сейчас он притормозил и выпустил руку девочки. Та посмотрела на Миролюба таким взглядом, что я снова поразилась ее сходству с погибшим отцом. Миролюб, проигнорировав гневный взгляд, махнул своим людям, объявляя привал.

Спешившиеся воины принялись переговариваться на смеси кварского и словенского, часть отряда отправилась набрать воды из ручья, Грита с Димкой организовали забег от повозки до большого камня на обочине и обратно. При этом мой сын прибежал вторым, хотя вряд ли поддавался.

Мне было немного неловко, что я потребовала этот привал в шаге от Свири, но мне нужно было морально подготовиться. Я бродила чуть в стороне от остальных, пытаясь успокоиться, только спокойствие все не приходило. Я так боялась этой встречи и так ее ждала, что, казалось, меня просто разорвет от эмоций.

— Поехали! — объявил наконец Миролюб, и подошедший ко мне Альгидрас крепко меня обнял.

— Все будет хорошо, — повторил он вновь.

— Угу, — пробормотала я в его плечо и, отстранившись, позвала детей.

— Хванец, успокой жену, а? — раздраженно произнес за моей спиной Миролюб. — А то сейчас камни с неба посыплются.

Я виновато оглянулась на княжича. За эти месяцы он научился проявлять чудеса самообладания, но порой все-таки срывался, и тогда в княжестве случались землетрясения, а иногда и обвалы в соседних горах. В такие моменты на Миролюба было больно смотреть. Усмирение силы давалось ему в разы труднее, чем Димке. У того были я, Альгидрас, Вран, готовые всегда поддержать и утешить. Его собственная аэтер чутко реагировала на мою, и пока ни одного пожара в княжестве не случилось, как бы Димка ни сердился и ни расстраивался. А Миролюб принимал помощь трудно. Гордому княжичу претила мысль о том, что он оказался беспомощен перед свалившейся на него необузданной силой. Альгидрас стал его тенью на эти месяцы, что, конечно, помогало, но такое тесное взаимодействие давалось обоим нелегко. А еще оно вызывало вопросы и раздражение у Любима и княжеских воинов. Возвращение Миролюба вообще вызвало слишком много вопросов. Отчасти поэтому мы сейчас путешествовали не в цветах князя, и дружина Миролюба состояла большей частью из людей Грита и савойцев.

— Прямо настоящие камни? — Димка раскрыл рот от удивления и, задрав голову, принялся вглядываться в пасмурное небо.

— Размером с тебя, — хмуро подтвердил Миролюб, и Димка, снова поверив, на всякий случай шагнул поближе к отцу, прихватив с собой Гриту.

Грита что-то прошептала Димке на ухо, и тот, будто спохватившись, громко объявил:

— Я не хочу в повозку.

Альгидрас покосился на меня и вздохнул.

— Иди пешком, — Вран, проходя мимо, похлопал Димку по плечу. За месяцы пребывания здесь он научился понимать по-словенски, но с Димкой продолжал говорить на кварском.

— Па-ап, — Димка сложил брови домиком, и Альгидрас снова вздохнул.

— Давай со мной в седло, — сказал он, и Димка, бросив победный взгляд на Гриту, просиял.

Миролюб, подойдя к Грите, подхватил ее поперек туловища. Девочка принялась барахтаться и пищать, хотя я видела, что ей нравится, когда Миролюб ведет себя с ней как отец. Просто она так и не определилась, как вести себя с Миролюбом, с Альгидрасом, со мной. Порой она забывалась и становилась совсем обычной девочкой, но потом вдруг снова превращалась в настороженного зверька, готового защищаться от всех и вся. Димка был единственным, с кем она вела себя всегда одинаково. Еще она слушалась Славицу и иногда Врана. Хотя я видела, как сильно ей хотелось быть любимой, быть частью семьи, но, кажется, в ее маленькой светловолосой головке мы так и остались теми, кто принес смерть на ее землю и явился причиной гибели ее отца. И она пока никак не могла научиться жить с этими мыслями.

Миролюб закинул Гриту на своего коня, и та, ловко крутанувшись и перекинув ногу, устроилась в седле. Миролюб сел позади нее. Когда они проделали этот трюк в первый раз несколько дней назад, у меня сердце чуть не остановилось от мысли, что Грита грохнется с такой высоты, а Миролюб не сможет удержать ее одной рукой. Но я их обоих недооценила. Верхом на коне Грита просто расцветала. При этом вместо того, чтобы просто попроситься в седло к Миролюбу, она без конца подговаривала Димку, и тот начинал проситься к Альгидрасу, заявляя, что устал ехать в повозке. Миролюб, разумеется, видел эти уловки, однако раз за разом позволял ей осуществить свой нехитрый план. Он вообще неожиданно оказался из тех отцов, которые не могут говорить дочерям нет, чем Грита беззастенчиво пользовалась, и я с тревогой ждала, что вырастет из этой девочки с внешностью ангелочка.

Вран помог мне забраться в повозку. Вообще, в этой поездке он оказывался рядом с повозкой чаще, чем любой другой из воинов нашего отряда. Молчаливая и суровая Славица чем-то зацепила савойца. Так зацепила, что с ее появлением он начал учить словенский. Наверное, чтобы по утрам скороговоркой выпаливать в ее сторону «доброе утро» и больше не произносить ни слова, лишь поглядывать украдкой.

Димка с Альгидрасом о чем-то болтали на кварском, двигаясь рядом с повозкой. Изредка в разговор вступал кто-нибудь из людей Грита. Славица смотрела на проплывавшие вдоль дороги деревья с безучастным видом, и мне хотелось спросить ее, о чем она думает или о том, росли ли такие деревья на ее родине, потому что ехать в тишине было невыносимо. Но она так молчала, что я не решилась к ней обратиться. «Идеальная няня, — думала я. — Никто лишний раз рот при ней не откроет».

— Там Радим, — услышала я вдруг дрогнувший голос Альгидраса.

И это он тут мне рассказывал, что все будет хорошо, что волноваться не о чем? Его волнение полыхнуло во мне так ярко, что я поморщилась. Молодец, всю дорогу делал вид, что спокоен как удав, а теперь вдруг сорвался. Вовремя.

Спешившийся Вран, помог выбраться мне и, протянув руку Славице, едва заметно покраснел. Я поспешила обойти повозку. Стоило мне выйти на дорогу, как мое сердце на миг замерло, а потом сорвалось в галоп.

Мы не доехали до крепостных стен метров пятьсот. Казалось, встречать нас вышел весь город. Красное море парадных плащей, нарядные одежды... И на фоне всего этого одинокая фигура воеводы, который, видимо, вышел из толпы вперед, да так и ушел один по дороге навстречу нам.

Наплевав на положенный церемониал и возможную опасность, я бегом бросилась к брату Всемилы. Просто потому, что больше не могла вынести ни секунды неведения, иначе с неба точно посыпались бы камни, а Стремна вышла бы из берегов.

Радим, заметив это, прибавил шагу, и я побежала еще быстрее. Остановились мы одновременно в нескольких шагах друг от друга. Я во все глаза разглядывала человека, по которому скучала так, что порой не могла нормально вздохнуть. Он поседел и как будто даже постарел за эти неполные шесть лет.

— Ну, здравствуй, — подал голос воевода.

Я кивнула и нервно сжала руки.

— Олег писал мне, — неловко продолжил Радим, — рассказал все. И Миролюб писал. А ты ни строчки, — негромко закончил он, что-то выискивая взглядом на моем лице.

— Они не сказали мне, что я могу написать, — пожаловалась я и невольно всхлипнула.

Радим тут же оказался рядом со мной и крепко меня обнял. Так знакомо, что я разрыдалась.

— Я так соскучилась, — ревела я в плечо воеводы.

— Там Златка с матерью стол накрыли. Неделю уже с ног сбиваются, — смущенно бормотал Радим мне в макушку.

— А мы с детьми, — шмыгнув носом, я отстранилась, указала на повозку и принялась вытирать лицо ладонями.

Альгидрас и Димка направлялись к нам. Миролюб, державший за руку Гриту, остался стоять на месте.

— А Златка подарков нашила да навышивала, на Ратиборку меряла. Ну ничего, дорастет, — закончил Радим, когда Димка подошел ближе, и я рассмеялась сквозь слезы. Да уж, Димке не в кого было расти богатырем.

— Здравствуйте, — вежливо сказал мой ребенок.

— Ну, здравствуй, славный воин. Как звать тебя?

Радим опустился на корточки и протянул Димке руку.

— Радимир, — неожиданно представился Димка полным именем.

Радим медленно повернулся ко мне и посмотрел снизу вверх долгим взглядом, и было в этом взгляде столько всего, что я развела руками.

— Стало быть, тезки. И я Радимир, — негромко произнес воевода. — Родные Радимом кличут.

— А меня Димой, — радостно сообщил Димка и пожал протянутую руку. — А мы к вам долго-долго ехали. Устали. Папа обещал, что будет две недели, а ехали на два дня дольше, потому что дождь три раза был и дорогу развезло, а дядя Миролюб сказал, что тут за холмом зверь дикий. А какой зверь? Вы его видели?

Димка так и не отучился «выкать» старшим и по-прежнему в минуты волнения тараторил с сумасшедшей скоростью. На лбу внимательно слушавшего его Радима залегла морщина.

— Зверя нет больше. Ушел, — произнес Радим, когда Димка наконец замолчал. — Пойдем я тебя с братом познакомлю.

Поднявшись на ноги, Радим протянул Димке руку, и тот поколебавшись ее принял. Несколько секунд Радим смотрел на напряженно следившего за этим разговором Альгидраса, а потом шагнул к нему и обнял свободной рукой.

— Ну, здравствуй. Златка мне все уши прожужжала: когда Олег приедет, да когда Олег приедет? Чую, не отпустит тебя ни в какую Каменицу больше.

На лице Альгидраса наконец появилась улыбка. Он крепко обнял воеводу и хлопнул его по плечу.

— Здравствуй, Радим.

Не нужно было умение улавливать эмоции, чтобы понять, как важны были эти почти братские, почти нежданные объятия для каждого из них.

— А это что за красавица? — спросил Радим, указывая на Гриту, подошедшую к нам за руку с Миролюбом.

— Дочка моя. Я о ней писал, — скупо улыбнулся Миролюб и добавил: — Здравствуй.

— И тебе поздорову, — ответил Радим, однако обниматься с княжичем не стал. Вместо этого протянул руку мне, и я без колебаний ее приняла. — Идемте, заждались вас уже.

— А папа говорил, у вас тут собаки большущие и злющие. А еще что у вас тут пещера есть под псарней. И мост настоящий из дощечек. А дядя Миролюб говорил, что там еще стрелы одна в другой в столбике торчат, и что это папа так стрелял, да же?

Димка оглянулся на шедшего позади Миролюба. Я тоже оглянулась и успела увидеть, как тот серьезно кивнул. Княжич был хмур и напряжен, но, как всегда, в своем выборе шел до конца.

Альгидрас, пристроившийся с краю дороги рядом со мной, склонился к моему уху и прошептал:

— Я же говорил, что все будет хорошо.

Я лишь усмехнулась. В его голове всегда были десятки вариантов того, что должно случиться, но он неизменно рассказывал лишь о тех, в которых все было хорошо. И они чаще всего сбывались. Вот такая магия.

С этими мыслями я покрепче сжала ладонь Радима. Тот посмотрел на меня и улыбнулся. Ему явно было неловко, а еще приходилось отвечать на миллион Димкиных вопросов, что для немногословного воеводы оказалось сущей пыткой, но я чувствовала, что он счастлив сейчас. Просто и безыскусно, как бывает счастлив только очень честный и очень настоящий человек, который всегда поступает по совести.

Из толпы нам навстречу выбежал мальчишка в алом плаще. Позади него в приветственном жесте подняла руку его мать, высокая, красивая и тоже счастливая. Мы все были счастливы в эту минуту. Каждый по-своему.