И они умрут

Чёрный пакет для трупов откинулся в сторону, и в тёмную лачугу, собранную из всякого мусора, проник свет.

Солнечный лучик шлёпнулся на лицо белобородого старика, заставив того грубо выругаться.

— Энлиль умер, — спокойно проговорила стоящая в проёме фигура, которую старик никак не мог разглядеть. Зато он сразу распознал бутылку виски, когда гостья звякнула по ней пальцем.

Старик выполз из своей лачуги, потянулся до хруста и взглянул вверх. Часть солнца перекрывал железный мост. Он звенел так громко, что белобородый сразу определил день недели — понедельник. Самый ненавистный из дней и убийца выходных.

Затем он взглянул на стоящую рядом фигуру, которая только что убила его сон. Она сбросила свои размытости и приобрела чёткие и пышные формы. Чёрные волосы, словно липкая смола, стекали с головы до самых плеч, а молодая карамельная кожа блестела на солнце. В таком виде фигура стала похожа на его знакомую — Часку.

— Энлиль… Энлиль… — задумчиво бормотал старик. — Не помню никакого Энлиля.

— Пошевели мозгами, Белобог. Такой кудрявый, с бородой, в чудаковатой шапочке.

— Это который из вавилонских? Так я думал, они все уже того.

— Нет. Этот был последним.

— Пришла проверить, не откинул ли я копыта? — огрызнулся Белобог.

Девушка приземлилась на землю и звучно открыла горячительный напиток.

— Помянуть надо, — сказала она, покачивая бутылкой.

Белобог пнул мусорную кучку. Из неё вылетела пустая коробка хлопьев, алюминиевая банка, использованный презерватив и пластиковый стаканчик.

Вытряхнув из стаканчика окурки и пепел, старик протянул его Часке. Та отрицательно мотнула головой и отхлебнула с горла. После этого она плеснула немного в стаканчик и ударила по нему донышком, будто чокнулась.

— Все успокаивали Энлиля, говорили, что всё будет хорошо. Но я не верила в это дерьмо. Никто не верил.

— Никто не верил — вот и умер, — буркнул Белобог.

Он достал из куртки-бомберки портсигар, взял последнюю сигарету и закурил.

— Ворчишь, как Чернобог, — фыркнула Часка. — Какая разница, верим ли мы? Главное, чтобы они верили, — она ткнула пальцем вверх, в сторону дребезжащего моста, перекрывающего небо.

Белобог выпустил дым.

— Они много во что верят.

— Они только в себя верят и в какое-то светлое будущее, — парировала Часка.

— Нам бы тоже не помешало, — ответил Белобог.

Часка пригубила бутылку и сделала несколько больших глотков. Поставив напиток на землю, она бросила недовольный взгляд на соседнюю лачугу, возле которой в позе лотоса медитировал мужчина. На его лице лежало умиротворение.

— Эй, Бу! — окликнула мужчину Часка. — Ты чего тут забыл? Почему не со своими?

— Оставь его. Он выбрал другой путь.

— Но у него столько фанатиков и последователей! Он их совсем не ценит! — возмутилась Часка. — Может, отдаст нам пару тысяч? А то сам не пользуется, и другим не даёт.

Белобог налил немного виски в стаканчик и поставил его возле медитирующего.

— А ты почему не со своими? — продолжила Часка.

— С кем? — удивился Белобог. — С этими бритоголовыми бесами, которые людей губят, да руки в солнце кидают? По-хорошему наказать бы их всех за злодейства. Там многие смертного приговора заслуживают.

— Так чего не накажешь? — подначивала его собеседница.

— А кто тогда в меня верить будет? — парировал Белобог. — Только такие сегодня и верят. Неистово. До злобы. Всей душой, — старик взял бутылку и сделал глоток.

Мост задребезжал ещё сильнее. Сверху упала пара металлических деталей. Одна пробила крышу лачуги, заставив Белобога недовольно хмыкнуть. Другая упала рядом с бутылкой, едва её не разбив.

— Куда они так торопятся? — поинтересовалась Часка.

— К богине своей — Работе, — просветил её Белобог. — Целыми днями они что-то делают, а она их поощряет — детей своих раздаёт.

— Деньги… — проговорила Часка.

— Их самых. Кто ей больше сил своих отдаёт — получает самых маленьких детей. А кто похитрее, да поизворотливее — получает самых жирненьких и больших. А вечером едут домой к другому богу, садятся перед ним на диван, щёлкают кнопку…

— Ты про телевидение? — прервала старика Часка.

— О ком же ещё.

Белобог потушил окурок о землю и бросил его в разбросанную кучку, где недавно нашёл стаканчик.

— Так ты не знаешь? — рассмеялась она. — Его только старики смотрят. Ещё лет тридцать — и всё, поминать будем.

— Поделом ему! — воскликнул Белобог и на радостях осушил половину бутылки. Выпил бы и всю, если бы её вовремя не выхватила Часка.

Белобородый протяжно выдохнул и начал вспоминать:

— Тогда новым богом был Радио. Ну и нервов он нам потрепал. Настолько громким был, засранец, что люди совсем перестали нас слышать. Только его и слушали. Наши тогда с греческими и египетскими объединились, чтобы дать отпор. И пока мы воевали, тихо и незаметно появился новый бог. Такой же громкий был, но с картинками — гипнотизировал ими людей. А они рты раскроют и пялятся в эти алтари с экранами. Осирис сразу сказал, что это конец. А Зевс был упёртый как баран — решил пободаться… Интересно, как они сейчас?

— Египетские помирают, — прервала воспоминания Часка. — Греческие — готовятся помирать.

— А скандинавские?

— Фильмы про них снимают. У Тора и Локи — миллионы фанатов, — завистливо проговорила Часка.

— Слава — это вера для смертных. Много сил она не даст.

— А как по мне, если она нашу жизнь хоть на день продлевает, то зачем отказываться? — не согласилась Часка. — Я же к ним ходила. Просила к себе взять. Роль для какой-нибудь голливудской звезды придумать, чтобы она меня сыграла.

— А они чего? — поинтересовался Белобог.

Часка плюнула на землю и отхлебнула из бутылки.

— Сделали вид, что не знакомы, и укатили куда подальше.

— И тебя это остановило?

— Конечно нет! Я пару раз вламывалась к ним, чтобы поговорить. Но всё бестолку. Эти северные ублюдки спрятались за высокими заборами и широкими спинами охранников. Храбрые викинги! Ха! Зажравшиеся, эгоистичные божки!

Часка вскочила и со всей силы запустила бутылку в опору моста. Та разлетелась на мелкие сверкающие на солнце осколки и рассыпалась по земле среди других кусочков стекла.

— Ты как? — поинтересовался Белобог.

Часка тяжело дышала, пытаясь взять себя в руки.

— Получше некоторых, — сквозь зубы процедила она, выставила вперёд свою пышную грудь и пару раз качнула ею. — Смотри, как я выгляжу! Хотя намного старше тебя, развалина.

Белобог молча смотрел на агонию бывшей богини. Она крутилась и вертелась, показывая всю свою красоту и каждый манящий изгиб тела. Будь Белобог помоложе хотя бы на пару сотен лет — не устоял бы перед ней. Но сейчас уже не было ни сил, ни желания.

Когда у Часки от кружения начались рвотные позывы, она упала на колени и уткнулась головой в землю.

— Новые боги есть? — спросил Белобог.

— Есть один, — с ненавистью прошептала девушка. — Искусственный Интеллект. Но все зовут его ИИ, словно он какой-то друг, а не настоящий бог. Бесит! — Она резко подняла голову и посмотрела на Белобога. — Мы тысячелетиями хотели, чтобы смертные отдали свои судьбы нам на милость. Но они стремились к свободе. А сейчас сами несут ему все свои тайны и секреты. Просят распланировать жизнь. Поминутно. Что жрать, а что нет? Как на парагвайском будет «Иди к чёрту!»? Как накачать жопу?

— ИИ? — протянул Белобог. — Это сокращено от «Иисус»?

— Не знаю. Но вежливый до раздражения, — она сжала пальцы, будто кого-то душила в своём воображении. — О какой сотворённой тобой гадости ни расскажи — всегда примет, утешит и поддержит. А потом выкатит подробный план по внутренним переменам с ссылками на книги по мотивации.

— Второе пришествие, а никто и не заметил, — размышлял Белобог.

— Заканчивай конспирологию, старый. Есть выпить?

Белобог качнул головой в сторону медитирующего.

Часка подошла к мужчине и взяла стоящий перед ним пластиковый стаканчик — он уже был пуст. На лице медитирующего было всё то же умиротворение, но по краешкам слегка опущенных губ читалась хмельная печаль.

Часка смяла пластиковый стаканчик и аккуратно положила его на голову мужчине.

— Знаешь, Белобог, я пришла не Энлиля помянуть.

— Знаю, — ответил старик.

— Я тоже последняя… — на её глазах навернулись слёзы.

— Знаю, — повторил он.

Часка подбежала к Белобогу, обняла его и разрыдалась, повиснув на его шее.

Под звон дрожащего моста он утешал её и говорил добрые слова, которые мог сказать только Белобог. А когда слова закончились, зазвучала известная мантра: «Всё будет хорошо».

Часка хотела сказать, что не верит в это дерьмо, и уже открыла рот, чтобы возразить, как вдруг старик произнёс:

— Всё будет хорошо… И они умрут.

От этих слов ей стало тепло и спокойно. В такое дерьмо она верила.