И тут в дверь постучали

Давно я не чувствовал себя таким идиотом. Заблудиться в хоженом-перехоженном Высоком парке — это ещё надо уметь.

— Так, кажется, здесь я уже был, — сообщил я пустому перекрёстку трёх одинаково утоптанных тропинок. Запрокинул голову к перешёптывающимся высоко вверху кронам вековых дубов, будто хотел обнаружить указатель с надписью «Выход» на синеющим между ними лоскутке летнего неба. Естественно, не обнаружил и вернул взгляд обратно на грешную землю. Вновь посмотрел на разбегавшиеся во все стороны тропки и мрачно подумал, что нужно было ставить метку, по какой из них я уходил в прошлый раз.

— Значит, поставлю в этот. — Я упрямо выпятил челюсть и начертил каблуком размашистый крест. Затем добавил к одному из его концов стрелку, указывающую на перекрёсток — знак того, что я сюда вернулся. После чего наобум выбрал следующую тропинку, украсил её крестом со стрелкой наружу и зашагал вперёд.

Выйдя к следующему пересечению дорожек, я вновь разрисовал его метками и со смешком подумал: вот кто-то удивится, когда их обнаружит. Решит, пожалуй, что это детвора в «казаки-разбойники» играла.

— А на самом деле их оставил взрослый заблудившийся дядька, — пробормотал я, сворачивая налево. — Рассказать кому — засмеют.

Но чтобы рассказать, надо сначала выйти к людям, а с этим у меня были явные проблемы. Потому что тропа, хоть и не встречалась больше с товарками, становилась всё незаметнее и незаметнее. Я уже собирался повернуть назад, как впереди между деревьями замаячил просвет. «Неужели граница парка?» — обрадовался я и ускорил шаг. Увы, это оказалась всего лишь небольшая круглая поляна, в самом центре которой стояла дверь.

Первой моей реакцией было протереть глаза. Второй — ущипнуть себя за запястье: не сплю ли? Рука ощутимо заныла, а дверь осталась на месте. Совершенно обычная, входная, из светлого массива и с блестящим бронзовым кругляшком ручки справа.

— Что за ересь? — Я почесал в затылке и опасливо обошёл дверь по широкой дуге. Сзади она выглядела в точности, как спереди.

— Хм.

Что-то, кроме самого факта присутствия в заброшенном уголке парка, меня в ней серьёзно смущало. И именно из-за этого «чего-то» я категорически не хотел подходить к двери ближе и уж тем более касаться её.

— Ну ладно, — сказал я, немного помявшись с ноги на ногу. — Всё это очень мило, однако надо выбираться.

То и дело поглядывая на дверь, подошёл к краю поляны и вздрогнул от неожиданности.

Приведшей меня сюда тропинки больше не было.

— Что за ерунда! — я с трудом поборол искушение плюнуть через левое плечо. Медленно прошёлся вдоль деревьев — ни намёка на протоптанную людьми дорожку.

— Так, хватит прикалываться! — громко возмутился я в пространство. Блуждания по знакомому парку, исчезающая тропинка, дверь — какой-то скверный розыгрыш, не иначе. — Шутка затянулась, выходите уже.

Ответом мне была мёртвая тишина: ни птичьей трели, ни шороха листвы.

А потом в дверь постучали.

Я едва не подпрыгнул от неожиданности. Показалось? Дятел? Жёлуди с веток посыпались?

Снова постучали — вежливо так, ненавязчиво. И однозначно в дверь.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, по спине продрал сорокоградусный мороз. Не сводя с двери глаз, я попятился и упёрся в толстый дубовый ствол. Разом вспомнил все виденные и читанные хорроры — и понял, что даже если это передача «Скрытая камера», у меня нет ни грамма желания продолжать в ней участвовать.

— Ну всё, — пробормотал я пересохшим ртом, — мне пора.

И словно услышав моё блеяние, ручка двери начала медленно поворачиваться.

Я рванул прочь, как облитый скипидаром заяц. Ветви подлеска цеплялись за одежду, стегали по лицу и рукам, и дважды я чуть не остался без глаза. Древесные корни так и норовили выскочить под ноги, на одном из них я больно подвернул лодыжку, но не остановился. Страх, смертный животный ужас гнал меня вперёд, потому как в самый последний момент я понял, что же не так было с дверью.

Она не отбрасывала тень.

Затормозил я, лишь когда вывалился из кустов на прогулочную дорожку и едва не врезался в совершающую променад пожилую пару.

— Молодой человек, осторожнее! — возмущённо прикрикнул высокий седовласый дед, закрывая хрупкую спутницу. Однако, разглядев меня получше, смягчился:

— С вами всё в порядке?

— Д-да, — хотя я трясся, как в приступе падучей, внутренний голос внятно твердил: молчи, тебе не поверят. — Из-звините, я н-не хотел.

Я по-крабьи, бочком, обошёл их и, хромая, зашагал в сторону, противоположную той, куда направлялись старики. Владевший мною страх никуда не делся, только стал чуть менее острым, позволяя держать лицо. И всё, чего я хотел — это выбраться из парка и больше никогда в жизни не приближаться к нему. Даже на пушечный выстрел.

***

С того проклятого вечера я стал плохо спать и много пить. Четверть бутылки «Джонни Уокера» давала надежду, но не гарантию, что мне сегодня ничего не приснится. И когда способ не срабатывал, я вскакивал среди ночи с диким криком, а затем до самого утра боялся уснуть. Мне снова и снова снилась дверь на поляне, снова и снова я слышал стук, но убежать не мог. Ноги мои корнями врастали в землю, и оставалось лишь умирать от ужаса, глядя на издевательски неторопливо поворачивающуюся дверную ручку. Иногда мне везло, и я просыпался на этом моменте. Но чаще сон продолжался — с вариациями. Бывало, за дверью пряталась бездна голодных глаз, которая утаскивала меня внутрь жадными, цепкими руками. Бывало, с той стороны лезло бесформенное нечто, которое я называл про себя шогготом. Оно поглощало меня целиком и заживо переваривало, растворяя в студенистой массе. А ещё были осы — беспощадно жалящий чёрный рой, залеплявший глаза, нос и рот. И полчища крыс, и живые мертвецы, и ещё чёрт знает что — память моя не могла удержать подробности. Кошмар не отпускал и днём: я стал дёргаться на любой стук, а руки иногда дрожали так, что трудно было поднести сигарету ко рту. И естественно, это не прошло незамеченным.

— Нервный ты какой-то, приятель, — задумчиво сообщил Кай во время нашей традиционной пятничной посиделки в «Руинах». — Случилось что?

Я ответил чуточку истеричным смешком и покрепче сжал шот односолодового. Не хватало ещё расплескать.

— Расскажи. — На правах друга детства Кай мог позволить себе настойчивость.

— Ты мне не поверишь, — пробормотал я и залпом опрокинул в себя вискарь.

Кай характерно заломил бровь.

— Проверим?

Я посмотрел на свои пальцы, вцепившиеся в пустой стакан. С одной стороны, после смерти опекунов у меня нет никого, ближе Кая. С другой...

— Ладно, — я поднял на него тяжёлый взгляд. — Но пока не закончу, никаких комментариев.

Разом посерьёзневший друг сделал жест, будто застёгивает себе рот на молнию. Тогда я набрал в грудь побольше воздуха и начал:

— Пару недель назад, в воскресенье вечером, я решил прошвырнуться по Высокому парку...

К чести Кая, он выслушал меня молча и с неослабевающим интересом. И даже когда я замолчал, не позволил себе ни грамма скепсиса. Просто потёр лоб и прокомментировал:

— Да-а-а.

— Что «да»? — грубовато уточнил я.

— История, — Кай неопределённо взмахнул рукой. — Может, тебе к врачу со своими кошмарами обратиться? Попьёшь таблеточек, пообщаешься на душеспасительные темы...

— Я не псих, — агрессивно оборвал я его.

— Само собой, не псих, — Кай поспешно выставил раскрытые ладони. — Но так дальше однозначно нельзя. Ты или сопьёшься, или в окно выйдешь.

Я хмуро отвернулся. Конечно, он прав, но нести вот это всё чужому человеку, хотя бы и профессионалу, я покамест был не готов.

— А что ты думаешь по поводу двери? — Мне было важно услышать мнение со стороны. Действительно ли в мою жизнь вторглось нечто чуждое? Или я стал жертвой морока, или розыгрыша, или...

— Думаю, это какой-то прикол, — пожал плечами Кай. — Может, дурацкий аттракцион — нынче народ любит изгаляться.

— Но у неё не было тени!

— Арт, — взгляд Кая сделался чрезвычайно понимающим, а голос — бархатным. — Мы живём в двадцать первом веке — ну какое «не было тени»? Рассеянное освещение, рассеянное внимание, нервы — да мало ли что ещё!

— Никаких «мало ли»! — вскипел я. — У меня со зрением и мозгами пока всё в порядке!

— Не злись, — Кай перегнулся через столик и успокаивающе похлопал меня по руке. — Только не дающих тени дверей не бывает.

Я сердито засопел.

— Легко говорить, когда сам не видел.

— Точно! — Кай даже по лбу себя хлопнул. — Клин клином вышибают!

— И? — с подозрением посмотрел я на него.

— Надо туда сходить, — глаза Кая блестели от азарта. — Найдём твою дверь, изучим её, и когда ты убедишься, что она вполне себе материальна, кошмары как рукой снимет.

— Во-первых, она не моя, — поспешно открестился я. — Во-вторых, как ты собираешься её искать? Я же говорю, что заблудился.

— Высокий парк не особенно большой, — Каю явно было море по колено. — Ты в какой его части гулял?

— В северной, где бывший лес.

— Часа за два обойдём, — Кай пружинисто поднялся со стула. — Вперёд?

— На ночь глядя? — едко осадил я.

Кай на секунду задумался.

— Тогда завтра, — он неохотно уселся обратно. — Прямо с утра — я за тобой в десять зайду. Согласен?

Я не был согласен. Меня вообще начинало мутить от одной мысли, что придётся снова оказаться на одной из тенистых дорожек Высокого парка. Но признать свою слабость, особенно перед Каем? Из банальной трусости отбросить шанс вернуть себе душевное спокойствие?

— Согласен, — скрепя сердце ответил я и торопливо махнул пробегавшему мимо официанту. Принятое решение требовалось запить и не единственным шотом.

***

Первый приступ скрутил меня ещё до входа в Высокий парк. Стоило мне увидеть кованую ограду и гостеприимно распахнутые ажурные ворота, как к горлу подкатил тошнотный комок паники, а перед глазами всё поплыло. Я невольно схватился за плечо шедшего рядом Кая, вынудив его затормозить.

— Ты чего? — недоуменно воззрился он на меня. — ПТСР схватил, что ли?

— Не знаю, — прохрипел я в ответ. — Просто давай постоим.

— Ну, давай, — кивнул Кай. — Дыши глубже и медленнее — говорят, помогает.

С минуту или две мы, как идиоты, стояли посреди тротуара. Наконец угроза расстаться с завтраком миновала, и я, сделав последний глубокий вдох-выдох, обречённо сказал:

— Идём дальше.

Кай недоверчиво покосился на меня, однако пошёл вперёд, великодушно позволив мне держаться за него, будто слепцу. И это оказалось нелишним, когда случился второй приступ — в начале аллеи, уводящей в обширный северный сектор. Тут меня всё же вывернуло, и Кай, заботливо подавая платок, с сочувствием заметил:

— Как тебя зацепило-то.

— Угу, — я вытер рот и спрятал платок в карман, жалея, что нечем смыть мерзкий вкус рвоты.

— Готов идти? — мягко спросил спутник.

Конечно, я не был готов. Больше всего на свете мне хотелось развернуться и задать стрекача, и будь я один, так бы и сделал. Но на меня вопросительно смотрел Кай, поэтому я заставил себя кивнуть.

— Молодец, — без улыбки похвалил друг. — Помнишь, по какой дороге сначала шёл?

— По аллее до конца, — я не был в этом уверен, просто именно так обычно гулял по парку. — А потом сошёл на какую-то тропинку, не помню какую.

— Ясно, — Кай почесал в затылке. — Что ж, попробуем сориентироваться на месте.

Однако и на месте я не сумел вспомнить ничего конкретного. Да и, скажу прямо, не старался — до того мне было дурно.

— Значит, начнём по порядку, — объявил Кай и уверенно зашагал по самой левой тропинке. А я поплёлся следом, чувствуя себя как минимум взбирающимся на эшафот смертником.

Не знаю, сколько мы бродили по парку. За дорогой я практически не следил, доверившись Каю, а если куда и смотрел, то преимущественно себе под ноги. Поэтому вздрогнул, услышав радостное:

— Ого, нашли!

Я вскинул глаза и застыл, как парализованный.

Поляна. Дверь. В точности, как несколько недель назад.

Или как в моих кошмарах.

У меня ослабли колени, отчего пришлось опереться на ближайшее дерево, а зубы начали выстукивать громкую чечётку. Каю же было хоть бы хны — он бодро подошёл к двери и с интересом принялся её изучать. Пару раз обошёл вокруг, постучал по косякам — у меня едва разрыв сердца не случился, — после чего без тени колебания взялся за ручку.

Я хотел заорать «Не-е-е-ет!», но понял, что не могу выдавить ни звука. А Кай преспокойно открыл дверь и крикнул:

— Арт, иди сюда! Смотри, здесь ничего нет.

В самом деле? Я собрал в кулак остатки душевных сил и отлепился от дерева. На ватных ногах прошёл около половины расстояния до Кая и с опаской заглянул в дверной проём.

Трава и деревья. Никаких монстров. Вообще ни капли необычного. И, я специально посмотрел на землю, даже тень есть.

— Ну? — Кай был доволен, как стрескавший миску сметаны кот. — Я же говорил, просто чей-то дебильный прикол.

— Прикол, — рухнувший с моей души камень был размером с менгир. Уже смелее, я приблизился к двери и встал на её порог. Коснулся нагретого солнцем дерева — сначала кончиками пальцев, а затем и всей ладонью. Из груди рвался истеричный смех: столько ночей ада, и из-за чего? Из-за глупого аттракциона?

— Обыкновенная дверь, — пробормотал я и, чтобы навсегда закрыть этот вопрос, шагнул в проём.

Я стоял на вершине высокого холма, а передо мной простирался огромный военный лагерь. Весело плескались по ветру разноцветные флаги, между белоснежных шатров сновали бесчисленные фигурки в блестящих на солнце доспехах. Я поднял глаза к небу и уронил челюсть: в васильковой синеве реяли несколько драконов — два золотых и один кроваво-алый. Как зачарованный, я сделал шаг вперёд — один, второй, — и с каждым ко мне возвращалась память, стирая навязанные чужой магией воспоминания.

— Добро пожаловать домой, брат, — раздался за спиной голос Кая, и мне на плечи легла тяжесть чёрного с серебром плаща. — Войска готовы и ждут твоего приказа.

Я царственно наклонил голову.

— Спасибо, брат. Пусть трубят сигнал. Мы выступаем без промедления.