И в среду была пустота

Поезд затормозил задолго до прибытия на станцию и плавно подплывал к платформе, издавая протяжный скрип. Когда он затих, стук колёс сменился свистом, который подсказывал пассажирам, что они остановились на очередной захолустной станции на пути в блистательную Столицу. Никого данный факт не заинтересовал. Из поезда вышел один человек, да и тот — инспектор, о чём издалека сигнализировали его сияющие голубые одежды. Посеревший от времени камень платформы на фоне его плаща казался ещё более невзрачным, тусклым и затхлым.

Поправив капюшон, служака двинулся к вокзалу — когда–то шедевру модернизма, случайно затесавшемуся среди покосившихся деревянных домиков. Его построили во времена, когда Империя лоббировала «реновацию» — теперь же громоздкое здание освещало путникам дорогу, подобно маяку посреди бурного океана, напоминая, что впереди людей ждёт настоящая цивилизация. Страшное же — оно здесь и скоро останется позади.

На большом пне, где уже появилась трещина, сидел станционный смотритель — Валерий Юлианович. Он опирался на ружьё, которое не выпускал из рук ни на секунду, и наблюдал за пришельцем исподлобья, из–за чего его лицо окончательно скрадывалось в причудливую тень, расползающуюся от носа. Редкая борода, запутавшаяся и жёсткая, делала старика похожим на карикатурного лесного духа. Вот он, наш герой, разжёвывает табак, давно потерявший свой насыщенный вкус.

Когда инспектор подошёл к смотрителю, Юлианыч поднялся со своего места и отсалютовал как полагается; юноша протянул правую руку в перчатке, замотанную до самого локтя, однако, не получив ожидаемой реакции, спрятал её за спину. Смотритель красноречиво подождал, когда гость представится:

— Инспектор Маттей Дендрич — к вашим услугам, — пришелец поклонился, — Валерий Юнианович, пройдёмте со мной. — старик остался сидеть на месте, даже когда его новый знакомый развернулся на каблуках в полной уверенности, что за ним последуют. — Похоже, мы не совсем понимаем друг друга. Пожалуйста, проинспектируйте поезд как можно скорее — мы и так опаздываем.

— Вы же инспектор — вы и инспектируйте, — отозвался Юлианыч, продолжая медленно, как травоядное животное, двигать челюстями; когда дело было кончено, он выплюнул комок в стоящее рядом ведро. Звук получился такой звонкий, что разнёсся по округе, и собаки, спящие за вокзалом, залаяли. Маттей поморщился, отводя лицо. — Шуток вы не понимаете.

— Вы правы, не понимаю, — инспектор улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. Кажется, они светились в утреннем полумраке. — Всё же позвольте мне вас снова поторопить. Дело срочное.

Дорожный смотритель кивнул и пошёл к голове поезда, поскрипывая старыми ботинками. Сопровождающий учтиво последовал за ним, цокая по плитке каблуками.

В первом вагоне их встретил знакомый Валерию запах сигарет, смешанный с женскими духами; в просторном салоне сидели люди. Когда старик проходил мимо, один из пассажиров, тоже пожилой человек, кутавшийся в синий плащ смотрителя, почтительно склонил перед ним голову и натянул дежурную улыбку; странная пара белобрысых молодых людей напряглась, прижимаясь друг к другу; дети смотрели вслед непонятному субъекту, а взрослые наоборот — отводили взгляд.

Во втором, третьем и четвёртом вагоне ситуация повторилась. Пятый оказался пустым — в шестом, наконец, показалось мясо. Маттей провёл смотрителя сквозь ряды холодильников, в которых хранились отдельно тела и головы. Юлианыч иногда останавливался, чтобы взглянуть на них — вот и сейчас он решил уделить особое внимание мраморной ручке, кокетливо торчащей из приоткрытой дверцы. Один ноготь у неё был сломан, под остальными забилась грязь. Запястья было таким тоненьким, что бирка казалась громаднее него. Валерий подошёл поближе, посмотрел дату упаковки и причину смерти: «Н.Л., 01.06.1ХХХ, задохнулась». Затем он прошёлся вдоль стройных рядов оборудования, гудящего на все лады. Инспектором вёл его с уверенностью экскурсовода, указывая то на один ряд холодильников, то на другой.

— Вы закончили, Валерий Юлианович? — поинтересовался учтиво Маттей, остановившись у дверей в противоположной части вагона. Когда старик кивнул, они вместе пошли дальше.

Седьмой и восьмой вагон ничем друг от друга не отличались, кроме количества камер, поставленных друг на друга; в девятом их ждали новые пассажиры.

Едва открылась автоматическая дверь, Валерий крепко зажмурился, оттягивая миг встречи с тем, чего боялся сам. Такие места звались сторожами не иначе как «питомники», ведь в них перевозили Сородичей — тех несчастных, чья плоть срослась неправильно.

Маттей не впечатлялся, безмолвно, как тень, скользя впереди смотрителя. Его светлые одеяния не давали забыть, что даже в кромешной темноте остаётся капелька света. Пройдя до середины выгона, инспектор развернулся к сопровождаемому:

— С вашего позволения, я вернусь к пассажирам. Был рад познакомиться, Валерий Юлианович, — мужчина раскланялся, прежде чем двинуться обратно — в тёплое лоно кабины, полной настоящих людей. Юлианычу же был один маршрут — вперёд, продираться сквозь причудливые куски мяса, по ошибке сросшиеся как гуманоиды.

Работа сторожа — добраться до хвоста поезда и нажать на кнопку, позволяя двинуться дальше; это будет означать, что всё в порядке. Но с тех пор, как Валерий заступил на службу, он понял только то, что мир давно сошёл с ума и порядок, знакомый ему с детства, не имеет никакого отношения к порядку реальному.

Окна последнего вагона, как водится, запломбировали, и освещался он только диодной лентой, висящей под потолком. Её слабого света не хватало, чтобы понять, как выглядят Сородичи, прикованные к своим местам; свет слепил их, заставляя шипеть, перешёптываться, всхлипывать. Они ощущали страх — точно такой же, какой вёл старика, оказавшегося один на один с неизведанным и непонятным ему.

Большая красная кнопка светилась в темноте, требуя к себе особого внимания; её поглаживала сухая девичья ладонь. Когда смотритель подошёл поближе, то заметил, что она вполне обыкновенная — только светло–розовый лак на ногтях потрескался, обнажая прилипшие к плоти комья земли. Стоило смотрителю подойти поближе, как рука схватила его за грудки.

— Ишь ты, какая наглая, — Юлианыч усмехнулся. — Давненько таких не видел.

Существо подалось навстречу, показывая своё лицо — бугристую костяную маску, усеянную десятками маленьких глаз, сквозь которые можно разглядеть причудливую систему пульсирующих и набухающих сосудов. Зная, что за ней наблюдают, особа слегка склонила голову на бок. Рукой, на котором красовались восемь пальцев–иголочек, она указала на запястье левой руки: её сковывал браслет... Нет, не браслет, наручник. Под ним расползалась красная полоса крови.

Оглядевшись, не заметил ли кто, Валерий осторожно взял руку незнакомки в свою. Он знал, насколько это может быть опасно, но не чувствовал никакой угрозы; его бессловесно просили о помощи. И помочь было его долгом.

Когда инспекция окончилась, старик вышел из поезда. Он наблюдал, как махина отдаляется, растворяясь в утренней дымке, и только свист механизмов, шорох и стук колёс издалека ещё напоминали о том, что в деревеньку заглянули новые люди. Спустя полчаса смотритель, убедившись, что ни один Сородич не вырвался, пошёл обратно к вокзалу, который давно стал его домом.