Предновогодняя суета Владимира Семёновича последние годы не радовала. Много без толку суетящихся, толкущихся в магазинах людей. Пустых, но звонких, желающих поскорее откупиться от близких дорогими подарками. Они наполняли торговые центры своей бестолковой суетой, заставляя ускориться в желании сделать покупку. А суеты Владимир Семёнович не любил. Как не любил шума и большой толпы. Его стезёй были маленькие магазинчики с уютной атмосферой, где на старых полках лежат изделия ручной работы, в которые вложен труд, душа, если хотите. Где каждая безделушка имеет историю, и биография отразилась на ней царапиной или трещиной. Да... вещи с историей — то, что нужно для подарка. Сейчас таких не встретишь. Прилавки завалены новеньким, пахнущим дешёвым пластиком, продуктом. Именно так. Безлико. Продукт. Ибо то, что продают сейчас, это именно он. Без вкуса и запаха, без прошлого и, возможно, без будущего. Безделица, каких много, найдёт своё место на свалке спустя кратчайший срок. Увы. Теперь время одноразовых вещей. Изделие на день. Избыток ресурсов, а скорее, расточительный их расход, ведёт к тому, что люди перестали ценить то, что приобретают. И приравняли к вещам всё остальное. Отношения, связи, семьи. Всё теперь стало одноразовым. Для массового покупателя. Бери и выбрасывай — лозунг нового мира.
Владимир Семёнович, поджав губы, пропустил вперёд себя на тротуаре хохочущую пару. Шумливые. Молодые... Ничего. Молодость быстро проходит. Десять лет — и её нет. Потом уходит здоровье, а за ним и разум. Всё, чем можно гордиться. Оглянешься — а бахвалиться уже и нечем. Всё ушло, как песок сквозь пальцы, ничего не задержалось. Красота — заслонилась сетью морщин, ловкость заплутала в больных суставах.
Владимир Семёнович вздохнул и достал огромный старинный ключ. Здесь, в небольшом тупичке ждал ценителей старины уютный антикварный магазинчик «Dukato». Ни пяди не отдав общему новогоднему безумию, «Dukato» жил в своем тихом, пахнущем пылью и старым деревом, мире. Магазинчик встретил хозяина коротким колокольным звоном. Огромные напольные часы размеренно отсчитывали секунды, разрезая тишину на крохотные частички. Владимир Семёнович стряхнул с шапки снег, повесил пальто в шкаф у входа. Закрыл дверь на ключ. Магазин он держал давно. Со временем этот тихий мирок внутри огромного, вечно спешащего, кипящего делами котла снаружи, стал для него и домом. За прилавком дверь вела в крохотную комнату без окон, где для антиквара стоял раскладной диванчик и стол.
Шаркая ногами, Владимир Семёнович прошёл за прилавок, ласково, как старому другу, кивнув огромным часам. В ответ внутри механизма что-то щёлкнуло и раздался мелодичный, переливающийся звон. Восемь часов вечера. Владимир Семёнович вынул карманные часы, щёлкнул латунной крышкой. Отстают на пятнадцать секунд. Непорядок. Прошёл за прилавок из лакированного дерева. Часам нужен ремонт. Владимир Семёнович слишком хорошо знал цену времени, чтобы простить бездушному механизму опоздание.
Пока он раскладывал инструмент на столе и настраивал лампу, колокольчик у входа один раз коротко прозвонил. Антиквар поднял голову. Ветер? Он хорошо помнил, холодную сталь ключа в пальцах и щелчок отличного замка. За много лет он привык отмечать для себя такие мелочи.
Заскрипели лаги деревянных полов под чьим-то весом.
Владимир Семёнович внимательно всматривался в полумрак магазина. Не так уж он велик, чтобы не увидеть тёмный силуэт вора. Но взгляд задерживался на прилавках, полках, часах, но ни разу не выцепил в сумерках человеческую фигуру.
Шаги, однако, стали слышны и даже ощутимы, когда неизвестный, наступив на одну из расшатанных досок, приподнял один её край, и под стопой вздулся привычный бугор.
— Кто здесь? — другого вопроса Владимир Семёнович не смог придумать. И всегда самолично смеялся над теми недотёпами в фильмах, которые пытались защитить себя подобным образом. Недоброжелатель не скажет, друг назовётся сразу. Но глаза, по-прежнему, сообщали ему, что он в магазине один, а уши и все остальные чувства, что их, как минимум двое.
— Назовись! — Владимир Семёнович отступил на шаг, чувствуя, как холод сковывает ноги.
— Проходит время
Смерти ход его
Не властен... — продекламировала пустота мужским, тихим, уверенным голосом.
— ... Суть — вечность.
Содержание — есть жизнь, — сам не свой пролепетал Владимир Семёнович, схватившись за мягкую ткань жилета на груди. Сердце вдруг стало колотиться о рёбра, сбивая дыхание.
— Ты долго пожил... — продолжила пустота.
— Я... — антиквар вжался в стену за своей спиной, чувствуя приближение силы, с коей не мог совладать, — я не использовал его во зло...
— Нет... — согласился голос тихо, — для блага своего лишь ты использовал его... И есть сие огромнейшее прегрешение, мой друг...
— П... — сердце ударилось в горло, сбивая слова, — п-прости... просить не смею...
— Не стоит... — скрип пола под чужими шагами, что всегда так успокаивал, стал для Владимира Семёновича страшнейшим в мире звуком. Дыхание перехватило, и казалось, воздух стал сухим и твёрдым. Руки помимо воли потянулись к шейному платку и затянули узел крепче. Изо всех сил антиквар сопротивлялся собственному телу, но чужая воля была сильнее.
— Конец закономерен. Претензий не должно быть у тебя...
— П... — у Владимира Семёновича закружилась голова, и он медленно опустился на пол на потерявших силу ногах, — прости...
— Отец решит, прощать тебя, иль нет, — голос плавал в воздухе, отражаясь от витрин и стен.
Владимир Семёнович сел на пол, смешно дёрнул ногами в последний раз и голова его медленно упала на плечо, а руки опустились. Глаза закрылись.
Перед умершим антикваром в воздухе уплотнилась фигура в светлом одеянии до самого пола. Тонкая рука пошарила по карманам жилета. Безжалостно выдернула что-то из внутреннего кармана оттопыренной полы, разорвав тонкий подклад в лохмотья.
— Прощай, дитя... Ты слишком долго жил для смертного... — надменно бросила фигура, скрывая лицо в тени широкого капюшона. Гость шагнул к выходу, задержавшись взглядом на разложенных инструментах и осиротевших теперь часах на цепочке.
— Начало века... Чудная работа... — прошептала фигура, — тебе их подарил последний император... Жаль, продадут...
Тонкая рука выпросталась из широкого рукава и аккуратно подмяла под собой латунный корпус.
— Я им найду хозяина... Прощай...