Игра Полоза. Книга третья

Вас когда-нибудь били чем-нибудь мягким и пыльным по голове? Вот так вот, с размаху, с оттягом наотмашь, без предупреждения, неожиданно. Нет, совсем не больно, но до нокаута, до зависания сознания, до лишения дара речи, до подгибания ватных ног, до ступора ни чего не понимающей собственной тушки? Нет?! Тогда вам никогда не понять, почему ошарашенный, практически контуженный от увиденного Максим, стоял с открытым ртом и тер в недоумении глаза, пытаясь прогнать мороки. Он широко раскрытыми в удивлении глазами, прижавшись спиной к дверям, рассматривал коридор собственной квартиры, наполненной спокойствием, уютом, теплом, и столь знакомыми, почти забытыми родными запахами. Чего угодно он мог ожидать, но только не этого.

— Милый, что ты там стоишь в коридоре? Проходи скорее, мой руки и на кухню, я ужин давно приготовила, остыло уже все. — Вытирая ладони полотенцем, в дверном проеме появилась Настя и улыбнулась. — Ты чего такой?

Максим не нашел в ответ слов и молча шагнул на встречу. Он обнял жену, крепко прижав ее к груди, почувствовав тепло хрупкого тела и шепот бьющегося под тонким домашним халатом родного сердца. Он хотел так много сказать в этот момент, но слезы душили любые попытки заговорить, сдавливая чувствами горло. Художник, только что вернувшийся волей Полоза из ада, стоял и вдыхал запах волос со слегка сладковатым ароматом любимых духов жены, и плакал от счастья. И пусть кто-то скажет, что мужчины не плачут. Вранье. Не плачут только камни, да и то до тех пор, пока их не бросят в жерло вулкана.

— Да что с тобой? — Спросила она еще раз, и он почувствовал, как она недоуменно улыбается, пряча лицо у него на груди.

— Я люблю тебя, — выдавил он наконец непослушные слова.

— Да что случилось-то? Ты сам не свой? — Она отстранилась и с такой нежностью посмотрела, что сердце игрока, только что вернувшегося из преисподней, защемило.

Как же он давно не видел этих глаз? Как же он соскучился по самому дорогому человеку в своей жизни! Неужели все это закончилось? Но вдруг что-то щелкнуло в голове, чувство какой-то неправильности происходящего. Даже если Полоз и вернул их двоих одновременно домой, то все равно Настя не могла ничего не помнить, а она ведет себя так, словно и не была никогда в Уйыне. Или он стер ей память? Но даже если это и так, то как она могла успеть приготовить ужин? Да и холодильник был пуст? Нет! Это все неправильно. Так не должно быть!

И вдруг он вспомнил, и как ведро воды на голову вылили: «Угрюм! Выбор!»

Полоз, сволочь, ударил по самому дорогому. Он поставил его перед выбором: или жена и завершение игры, или жизнь друга.

— Догадался? — прозвучал в тот же миг в пространстве ехидный, шипящий голос, который невозможно спутать ни с одним другим, и тут же все изменилось.

Квартира, Настя, запахи, все исчезло, а вместо этого появилось белоснежное ни на что непохожее нечто. Это словно нырнуть в молоко и там заблудиться потеряв ориентиры, не утратив при этом возможности дышать. Нет ни лева ни права, нет ни верха ни низа, нет ничего впереди и нет ничего сзади, глазу не за что зацепиться, что бы осознать свое положение в этом пресном прозрачно-белом тумане неизвестности, где нет никаких ощущений, ни запаха ни вкуса, а только страх. Жуткий, ни на что не похожий, бьющий непроизвольным ознобом первобытный страх, перед бушующей стихией абсолютного хаоса небытия.

И тут, словно на чистый лист ватмана, из пустоты, упала чернильная клякса. Вначале крохотная черная точка, она быстро начала растекаться наливаясь цветами и приобретая очертания роскошной комнаты, ощущениями и запахами домашнего уюта. Драпированные золотой парчой стены, потолки с лепниной красной земляники зреющей на солнышке в розеточках зеленых листьев, и посередине круглый обеденный стол, со счастливым семейством пьющим ароматный чай из розовых чашек.

Четыре мальчика и три девочки, внимательно слушают как мама рассказывает им за чаепитием сказку, а довольный отец улыбается, поглядывая с гордостью то на одного из них, то на другого. Маленький кусочек огромного семейного счастья Угрюма и Еляк в белой бесконечности пустоты небытия.

Да, это был Игорь, живой и невредимый, в своей привычной одежде-камуфляже и с неизменной кобурой маузера на боку. В этой извращенной фантазии Полоза, друг добился того, к чему шел. Он женился на Еляк, родил детей и был безмерно счастлив, в своем крохотном, пусть и существующем только в воображении мирке.

Угрюм скользнул взглядом по застывшему в нерешительности Художнику:

— Привет гость, проходи, присаживайся, чайку попьем, поболтаем. Расскажешь о своих приключениях, о том что твориться в мире. Мы с семьей не выходим из дома, нам тут хорошо, и не хочется все это разрушить глупыми, ничего не значащими приключениями.— Игорь встал и шагнул на встречу раскинув в приветствии руки.

— Это все иллюзия, — Максим протер ладонями лицо, пытаясь прогнать наваждение. — Этого не может быть на самом деле. Ты подлая сволочь Полоз. За что ты так с нами?

— От чего же сволочь? — Хмыкнул в пространстве шипящий голос. — Я дал твоему другу то, чего он хотел. Посмотри как он счастлив.

— Это не счастье, а иллюзия, за которой последует разочарование. — Максим устало сел в белую пустоту. — Чего ты добиваешься? Почему просто не убьешь, раз тебе это нравится.

— Мне не нужна ваша смерть, мне вы нравитесь живыми. Вы единственные, кто смог пройти столько испытаний, и не сдаться. Мне надоели слабаки, которых я периодически закидываю в Уйын. Они быстро дохнут, а мне скучно. Вы проходите все испытания которые я даю, а я, в это время, болею за вас. В первый раз в жизни, переживаю за игроков. Даже помогаю иногда, но не из-за сострадания, а из интереса. Смерть вашу останавливаю, пусть и не бесплатно. Нет, Художник, убивать я вас не буду. Это скучно.

Но хватит болтать, это все пустая трата драгоценного времени скучающего веками змея, пора выполнить данное слово. Ты выполнил квест и достоин награды. Не скрою, что мне не будет хватать вас двоих, если ты сделаешь не тот выбор.

— Ты извращенец, — вздохнул Максим.

— Проживи столько, сколько я, испытай такую же скуку одиночества, как и я, вот тогда и поговорим, а сейчас сделай выбор. Хочу увидеть, что скрывается в твоей душе— Из белой пустоты показалась огромная змеиная голова. — Выбор этот прост, или жена, покой и привычная комфортная жизнь, или квест на спасение друга. Если выбираешь жену, то мгновенно вернешься в свой привычный мир, если же друга, то останешься в этой локации иллюзий искать выход. Слово за тобой Художник.

— Умеешь ты нагадить в душу, — Максим вздохнул и поднялся. — Выбрав жену, я буду всю оставшуюся жизнь себя проклинать, что бросил Игоря. Выбрав друга, я потеряю шанс вернуть жену. Ты сволочь Полоз, ты ведь даже не возвращаешь к жизни Угрюма, а даешь только квест на его освобождение.

— Это мой мир, и мои правила, — хмыкнул змей. — Решай скорее, как поступишь. Мне становиться скучно.

— Если ты предлагаешь мне вернуть Настю, то значит она жива. В таком случае я все равно найду ее, а вот с Игорем сложнее, он без моей помощи погибнет. Я выбираю Угрюма.

— Выбор сделан! — Громоподобно рассмеялся Полоз. — Я не ошибся в тебе, игрок.

Мир дрогнул, пойдя рябью, и уже другой, бездушный мужской голос произнес:

— Вы находитесьна испытательном полигоне преодоления иллюзий. У вас всего два варианта выхода, или вдвоем, или смерть. Наградой прохождения испытания будет полное выздоровление Угрюма, с возвращением ему чувств и памяти, при провале же миссии вы оба умрете от жажды и голода, пусть вас не смущает что это несуществующий мир грез, чувства и смерть тут натуральные. Время вашего прохождения ограничено лишь только возможностями ваших организмов. До старта квеста осталась одна минута. Помните, что это все же, нереальный мир, думайте игроки.

Голос замолчал, и в этот же момент, на встречу Художнику пошел, неподвижно стоявший все это время с открытым ртом, так и не произнесший ни единого слова, словно замороженный, Угрюм.

— Братан! Я ведь тебя ни сразу вспомнил, что-то у меня в последнее время с памятью. Дай-ка я тебя обниму, — он до хруста костей облапил Художника. — А я тут с семьей, ты же помнишь мою Еляк. У нас семеро по лавкам, — он улыбнулся. — Я так счастлив.

— Игорь, это не реальная жизнь, — Максим отстранился. — Я не знаю, что с тобой сделал Полоз, но твое тело мертво, а разум помещен в эту жуткую иллюзию. Оглянись, здесь ничего нет, кроме белого ничто, а твоя семья это лишь обман. Ты мечтал об этом, и локация воплотила твои мечты в жизнь. Очнись. Нам надо выбираться отсюда, иначе смерть.

— Как они могут быть обманом, — отступил в сторону и нахмурился Игорь. — Они моя семья, посмотри, они все сидят за столом, они счастливы.

— А вокруг что? — Не выдержал и рявкнул Максим. — Стол не может стоять в пустоте, ему нужен как минимум пол, а семье дом. Ты видишь пол, стены, потолок, а за ними нет ничего. Ты видишь город? Лес? Горы? Нет, не видишь, потому что их нет. Ты сейчас живешь в иллюзии, созданной Полозом и твоим собственным воображением. Настоящая Еляк ждет тебя в локации земляники, и никаких детей у вас нет, потому, что вы еще не женаты. Ты не успел еще выполнить квест. — Он схватил Угрюма за плечи и встряхнул. — Очнись, брат. Подумай о чем-нибудь другом, кроме семьи, и обман пройдет. Нам надо искать выход из этого молока, иначе смерть.

Угрюм долго крутил головой, пытаясь найти хоть что-то, что бы противоречило страшным словам друга, но чем больше проходило времени, тем больше серело его лицо. Внезапно стол с сидящей за ним семьей друга растворился в молочном воздухе, а на том месте появилась черноволосая, симпатичная женщина.

— Зачем ты меня звал Игорь, мы давно друг другу чужие люди. Ты пропал на несколько лет, я выплакала тогда все слезы в ожидании. Теперь от прошлой любви ничего не осталось, перегорело. У меня муж, для которого твой сын стал родным, у меня от него дочь. Оставь нас в покое. Вернись на свою войну. Ты тут лишний. Уйди Игорь, молю. Не порти жизни ни мне, ни детям, ни себе.

Угрюм посерел лицом еще сильнее. Он стоял, смотрел покрасневшими глазами на гостью и молчал, а та все что-то говорила и говорила, что именно Максим не понимал, слова сливались в один монотонный гул, который воспринимали только эти двое.

Все оборвалось так же быстро, как и началось. Женщина как внезапно появилась, так внезапно и пропала.

— Ты был прав братан, — глаза Угрюма увлажнились. — Это действительно только морок. Прекрасный, сказочный обман, и я в нем плаваю как в дерьме, которое мне выдали за сладкую патоку. Противно. — Он вздрогнул, словно его ударили кнутом и отвернулся.

— Это была твоя жена? — Максим коснулся плеча.

— Да, — Игорь повернулся и посмотрел в лицо влажными, красными глазами. — Я непроизвольно сравнил ее с Еляк, вот и вспомнил. — Он не на долго замолчал, а когда вновь заговорил, голос его стал глухим. — Я не виню ее. Она осталась одна, с ребенком. Она ждала много лет, пока не встретила его. Он хороший человек и воспитал моего сына как своего. Он сделал из него настоящего мужчину, пока я тут гонял по Уйыну монстров и выживал. Они не в чем не виноваты и достойны счастья. Знаешь, а я ведь мог остаться и попытаться все исправить. Вернуть и жену и ребенка, но испугался. Что я им дам, человек, которому убить проще чем высморкаться? Я стал зверем братан, сам себя иногда ненавижу.

— Ты не виноват в этом, — попытался подбодрить его Максим. — Не по своей же воле ты сюда попал, да и не зверь ты. Какой у нас с тобой выбор? Тут или мы, или нас. Этот мир не любит сентиментальности. Возьми себя в руки.

— Я все понимаю, но почему-то от этого не легче, — вздохнул Игорь. — Но хватит о прошлом, надо подумать о будущем. У тебя есть какой-нибудь план, как нам отсюда выбираться?

— Нет, все произошло слишком неожиданно. — Вздохнул Максим.

— Тяжко придется, — Угрюм оглянулся. — Никаких ориентиров, все белое, где верх где низ только по силе притяжения понять можно, по сторонам света еще печальнее, одно сплошное молоко.

— Попробуем просто идти вперед. Стоя на месте мы точно ни куда не дойдем. — Усмехнулся Художник.

— Еще бы знать, где этот перед? — Хмыкнул в ответ Угрюм. — Веди, будем надеяться на удачу.

— Вот только не на мою, — рассмеялся Максим. — Моя такие фортели выписывает, что нам во век не выбраться отсюда.

Так устроен человеческий разум, что когда взгляду не за что зацепиться, то теряется чувство времени и чувство перемещения в пространстве. Ты можешь ползти, идти и даже бежать, но все равно стоишь на месте. Все останавливается, и медленно в душу проникает неприятное, непроизвольное чувство надвигающейся опасности.

Под ногами белое, но твердое марево, ни чем не отличающееся от того что сверху и с боку, и тишина, мертвая оглушающая разум тишина. Ни единого звука, ни единого дуновения ветра. Если ад есть, то он именно такой, совсем не похожий на то как представляют его люди.

Они шли вперед, до боли в глазах вглядываясь в пространство и прислушиваясь, пытаясь обнаружить хоть какой-то ориентир. Черная точка появилась неожиданно. Сначала одна, потом другая, потом еще и еще, и постепенно белоснежную пустоту заполнил рой пока еще далеких, неизвестных созданий, быстро приближающихся к друзьям.

— Даже если нас сейчас сожрут, — Угрюм неторопливо достал из кобуры пистолет. — То все равно я буду счастлив и сдохну с улыбкой на губах. Хоть какое-то разнообразие, сил уже нет видеть это молоко.

— По моему, это крысы, — Максим ткнул в сторону приближающихся точек кинжалом. — Только через чур здоровые.

— Терпеть крыс не могу, с детства боюсь. — Игорь брезгливо передернул плечами. — У бабки с дедом, на сеновале, три таких, у меня на глазах поросенка задрали. С тех пор фобия у меня на них. Вот скажи, от чего так братан? Я взрослый, тертый мужик, прошел в жизни через такое, что другим и в страшном сне не привидеться, а этих тварей побаиваюсь. Он вздохнул и поморщился. — Точно крысы. Теперь вижу и слышу как пищат.

— Туго нам придется, -Художник покрепче сжал кинжал. — У меня нож, из огнестрела только твой маузер, а тварей штук двести, если не больше, и по размерам они с приличную овчарку. Нам бы автомат, а лучше пулемет.

— На, держи, — Угрюм протянул другу «Калашников».

— Откуда? — Удивленно вскинул брови Максим. — У тебя же не было ничего?

— Понятия не имею, — пожал плечами Игорь. — Я подумал, что было бы неплохо издали их валить, пока не приблизились, и тут чувству на плече знакомую тяжесть. Рукой тронул, а там автомат. Чудо какое-то. Но потом подумаем над этим, а сейчас времени нет, хватай ствол и работай. Я многое не помню, если не сказать, что вообще ничего, но то, что равных тебе в этом деле нет, от чего-то знаю точно. Давай братан, докажи мне, что я не ошибаюсь, а мне кинжал дай. Тех, что прорвутся добивать буду, в моей пукалке патронов мало, быстро закончатся, и я голый останусь.

— Патронов и так не хватит, судя по рожку, а он увеличенный, их тут сорок пять, а крыс раза в четыре больше, — с сомнением оглянулся Художник.

— Что ты смотришь на меня, как атеист с того света на собственные похороны, — Угрюм ткнул друга кулаком в плечо и рассмеялся, пытаясь подбодрить, хотя понимал, что тот прав, и патронов на весь бой не хватит. — Хватай автомат и вали тварей, в любом случае меньше потом прикладом добивать придется. Не дрейфь братан, я сам боюсь.

— Ну что же, выбора у нас действительно нет, — Максим взял в руки автомат, и передернув затвором, прижал к плечу. — Одно радует, сдохнем вместе, и мне не придется вновь тебя спасать.

Автомат дернулся одиночным выстрелом, и первая тварь с душераздирающим визгом, кувыркнулась и скрылась в белоснежном мареве фантазии Полоза.