Игра в кости

Снег в апреле всегда казался Артёму Геннадьевичу личным вызовом здравому смыслу. Не просто капризом погоды, а сбойной строкой в идеально работающем уравнении, которую кто-то оставил «на потом» и забыл исправить. Он стоял у высокого окна старого корпуса физфака, наблюдая, как тяжёлые хлопья медленно оседают в вязком, оранжевом свете фонарей. Казалось, город замер, забыв переключить время года.

За спиной затаилась пустая аудитория. Пыльный запах мела, старой краски и мебели, на доске — уравнение Шрёдингера, выведенное ровными штрихами. Он написал его почти машинально, не думая, будто рука сама помнила каждое движение, а сознание плыло где-то в стороне.

Эти стены знали его шаги больше тридцати лет — сначала юного студента, потом аспиранта с вечно помятым галстуком, затем преподавателя, а позже — профессора, который мог часами спорить о природе пространства-времени и даже заставить первокурсников слушать, не зевая.

Холостяком он стал не по случайности, а по убеждению. Любые отношения казались слишком шумными и непредсказуемыми по сравнению с гармонией уравнений. Числа, формулы, физические законы — вот с кем он умел говорить без недопонимания.

Мать, библиотекарь, научила его любви к книгам и терпению. «Книга — лучший собеседник, — говорила она, — потому что она молчит, когда тебе нужно подумать». Отец-инженер добавлял: «Ошибку легче предупредить, чем исправить». Эти два принципа стали его константами.

Иногда он позволял себе роскошь — горы. Высота была честной: либо ты поднимаешься, либо нет. Там не работали ни интриги, ни «авось» — только холодный расчёт и сила рук и ног.

А ещё была Ирина. Девушка с живыми, насмешливыми глазами, умевшая в одном разговоре перейти от Канта к парадоксу близнецов и обратно. Они были вместе три года, и он думал, что нашёл спутника по разуму, но однажды, вернувшись домой, нашёл короткую записку:

«Ты замечательный, но я устала ждать, когда ты начнёшь жить».

Он не стал звонить или писать. Просто убрал листок в книгу по термодинамике и продолжил жить по прежнему расписанию.

***

Артём Геннадьевич шёл по проспекту к больнице не торопясь, хотя знал: чем раньше придёт — тем раньше всё это закончится. Под ногами скользили бледно-жёлтые плитки, застывшие лужи подтаивали, а редкие прохожие в тёмных пальто и куртках прятали лица от ветра.

В глубине души он уже понимал, зачем идёт. Не диагноз — приговор. Неисправимая ошибка в коде его собственного тела. И пусть он всю жизнь умел прогнозировать сложнейшие уравнения и строить модели поведения студентов, здесь никакой прогноз не спасал.

Старое здание больницы встретило запахом антисептика, сырости и какой-то музейной пыли. Он сдал пальто в гардероб и поднялся на второй этаж. Стены в коридоре были облуплены, на скамейках сидели старики и старушки с пакетами лекарств, женщина с ребёнком, подросток с перевязанной рукой. Все ждали чего-то. Чего-то, что не обрадует.

Артем Геннадьевич поймал себя на мысли: он вошёл не просто в здание — он вошёл в зал ожидания приговора.

Под ногами шуршала грязноватая ковровая дорожка. Он машинально поправил галстук, открыл папку с направлением и двинулся к нужному кабинету. По дороге взгляд зацепился за зеркало на стене: в отражении стоял высокий, чуть сутулый мужчина в тёмном костюме, с прядями седины на висках и усталыми глазами. «Профессор физфака, альпинист-любитель, книголюб, одиночка, человек формул, а не эмоций» — вот вся его краткая биография в одном взгляде. И теперь — пациент в очереди на вычёркивание.

В кабинете было тепло, но неуютно. У окна — потёртый подоконник с цветком, который больше напоминал гербарий, чем живое растение. На стене — старые постеры с анатомией, выцветшие и облупленные по краям. Запах кофе смешивался с едва уловимой нотой йода.

Врач сидел за столом, низенький и щуплый, с усталым лицом, в котором забота и равнодушие застыли в равных долях. Монитор на его столе мигал диаграммами и сухими строками, как научный отчёт, но отчёт этот был теперь уже — о его жизни.

— Артём Геннадьевич, — врач посмотрел поверх очков, как на задачу, которую не решить. — Результаты готовы.

Артем сел напротив, положив ладони на колени.

— Поздняя стадия, — произнёс врач почти буднично. — Это неоперабельно. Мы можем только облегчить симптомы. Месяцы… возможно, год — при терапии.

Слова опустились на стол, как холодный инструмент. В груди что-то сжалось, но не от страха — от пустоты. Он прожил жизнь в расчётах, и всегда знал погрешность. Здесь же формула была окончательной, без права на корректировку. Уравнение решено, и после знака равенства — ноль.

— Есть… альтернативы? — голос прозвучал ровно, будто это был вопрос о распределении часов на кафедре.

Врач кивнул и потянулся к ящику стола. Достал тонкую папку с глянцевой обложкой. Логотип — геометрически выверенная лисица, острые линии, холодный металлический блеск.

— Экспериментальная программа корпорации «Старфокс». Перенос сознания в искусственную среду. Официально — шанс для пациентов в терминальной стадии продолжить жизнь в виртуальной реальности.

— Но, — врач слегка помедлил, — есть нюанс. В документации это называется «Правило 4». О нём вам расскажет представитель компании, но суть — вы не сможете разглашать обстоятельства интеграции ни игрокам, ни местным жителям. Нарушение… влечёт необратимые последствия.

Он раскрыл папку. Фотографии капсул, рендеры виртуальных городов, пейзажи, лозунг на глянце: «Новая Жизнь. Сталь и Магия. Мир, подчинённый закону и воле».

— Я обязан предупредить: программа новая, полностью необратимая. Все юридические вопросы будете обсуждать напрямую с представителями «Старфокс». Решение за вами, — врач закрыл папку и с лёгким нажимом сдвинул её ближе к Артёму.

Мир вокруг будто замер. Он смотрел на гладкий пластик обложки и видел там не картинки, а свои собственные константы: кафедра, где он читал лекции; заснеженные перевалы, которые он проходил в одиночку; книги с закладками; тишину пустой квартиры.

— Спасибо, — тихо сказал он, встал и взял папку.

В коридоре пахло хлором и старой краской. За дверью регистратуры тихо звякнул телефон, в окошке некрасивая молодая медсестра листала карты пациентов. Улица встретила густым снегом.

***

Вечером, дома, он разложил на столе паспорт, медицинские документы и папку «Старфокс». Бумаги лежали в аккуратной стопке, как материалы к лекции. Только эта «лекция» предназначалась одному слушателю — ему самому.

Телефон завибрировал. Номер незнакомый, но префикс — корпоративный.

— Артём Геннадьевич? Добрый вечер. Павел, куратор проекта «Новая Жизнь» корпорации «Старфокс». Ваш врач передал нам Ваши данные с Вашего согласия. Удобно говорить?

— Говорите, — ответил он.

— Мы предлагаем встретиться, обсудить процедуру, условия и возможности. Личное собеседование. Сегодня вечером или завтра утром. Чем раньше — тем лучше.

— Завтра, — сказал он после паузы.

— Отлично. Главный офис «Старфокс», — Павел продиктовал адрес. Артём знал это здание: стеклянная башня, которую он много раз видел из окна кафедры.

***

Лобби башни пахло не офисом, а чем-то чистым, почти медицинским. Стеклянные панели, ровный белый свет, мягкая тишина, в которой слышно, как лифт режет воздух. Павел встретил его у турникетов: высокий, точные движения, рукопожатие на долю секунды дольше необходимого.

— Рад знакомству, Артём Геннадьевич. Пройдёмте.

Переговорная — затемненное стекло стен, чёрный стол, на стене — экран. Павел разложил папку с договором, а затем включил видео: мягкая музыка, панорамы городов из белого камня, драконы в небе, игроки в сияющих доспехах, зелёные поля и магические леса.

— Здесь нет боли, — говорил Павел, пока на экране сменялись кадры боёв и пейзажей. — Нет старости, нет ограничений тела. Ваши характеристики — сила, ловкость, интеллект — будут зависеть от того, как вы их развиваете. Можно освоить редкие классы, прокачать навыки до уровня легенд. У нас есть библиотека знаний, артефакты, города… Вы будете тем, кем захотите.

Арт слушал, но внутри держал холодную дистанцию.

— И всё это… навсегда?

— Это — вторая жизнь, — Павел улыбнулся. — И, возможно, более настоящая, чем первая.

— Здесь всё: ваши права, обязанности, риски. Обратите внимание на «Неразглашение» и «Синхронизацию».

Артём начал читать. Сухие формулировки фиксировались в памяти, как математические аксиомы.

«…интеграция сознания в виртуальную матрицу необратима.

…Окончательный переход сопровождается полной остановкой биологических функций.

…Права на аватар принадлежат корпорации…»

Раздел «Неразглашение» зацепил взгляд:

«…Участник обязуется не разглашать обстоятельства и условия интеграции в игровой мир третьим лицам (включая других участников и NPC). Нарушение повлечёт полную утрату личности...»

— Утрата личности? — поднял он глаза.

— Это означает удаление психоматрицы, — спокойно ответил Павел. — Не смерть в привычном смысле. Полное исчезновение. Не волнуйтесь, это просто защита от нарушителей.

Строки о «синхронизации» были не менее туманны:

«…Процесс полной адаптации сознания к виртуальной среде под контролем внутренних алгоритмов проекта…»

— Здесь всё оформлено в соответствии с законодательством. Если согласны — подпишите, — сказал Павел, сдвигая к нему ручку.

Артем Геннадьевич медлил, не решаясь сделать этот важный для него шаг. Пустая линия для подписи походила на горизонт. Один штрих — и возвращаться будет некуда.

— Решите сами. Но, — Павел слегка подался вперёд, — у вас есть уникальное преимущество. Ум, опыт, дисциплина. Там это ценится куда больше, чем здесь.

Артем кивнул. Подписывать он не стал.

— Мне нужно время, — сказал он.

— Конечно, — Павел улыбнулся. — Мы никуда не торопимся. Но и у вас времени немного.

***

На выходе он задержался у панорамного окна, глядя на вечно спешащий куда-то город, утопающий в снегу. Башни, мосты, люди, машины. Всё это — временно. А там… там обещали вечность.

***

Вечером, оставшись один в квартире, Артём включил планшет. Экран загорелся привычным холодным светом, и пальцы автоматически набрали в поисковой строке «StarFox новая жизнь расследование». Алгоритмы неохотно выдавали ссылки — большинство публикаций исчезли или вели на пустые страницы с формулировкой «материал удалён по требованию правообладателя».

Он нашёл несколько уцелевших копий — старые архивы на форумах, перепощенные статьи в блогах, закэшированные фрагменты репортажей. Тексты были пестрыми, собранными будто наспех, но сквозь информационный шум проступала пугающая структура: корпорация якобы использовала «особых игроков» не как пациентов, а как сырьё. Из фрагментов складывалась картина: их сознания анализировались и перерабатывались для создания всё более совершенных NPC — цифровых личностей, способных управлять квестами, целыми городами, даже политикой мира.

Один из журналистов писал, что наткнулся на документы с грифом «секретно», где речь шла о «переносе психоматриц элиты» — чиновников и олигархов. Другой утверждал, что разговаривал с бывшим сотрудником отдела Синхронизации, и тот клялся: «коррупция ядра» не баг, а придумана как способ контроля.

На экране мелькали фамилии журналистов и названия общественных организаций — многие из них сопровождались отметкой «судебное дело», «банкротство», «исчезновение ресурса».

Артём поймал себя на том, что уже минут десять сидит сжав зубы, прокручивая одно и то же видео: сухой голос женщины за кадром рассказывал о детях, родители которых подписали контракт с «Новой жизнью» и так никогда больше не услышали их голосов. На экране шли кадры серых залов с капсулами, охраняемых людьми в униформе.

Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Внутри разрасталось гулкое ощущение: за безупречно выстроенной витриной корпорации скрывался механизм, для которого люди были не пациентами, а ресурсом.

Планшет погас. В темноте отражение его лица в чёрном стекле показалось чужим, будто он уже не принадлежал себе.

Он снова включил планшет, перечитал заголовки, но поймал себя на том, что всматривается уже не в текст, а в пустые пробелы между строками. Статьи были обрывочны, источники — мутны. Для физика это выглядело как неподтверждённая гипотеза: много предположений, но ни одного строгого доказательства. А он всю жизнь учил студентов: «Пока формула не проверена опытом, это всего лишь красивая догадка».

Мысль о собственной болезни всплыла с холодной ясностью. В её уравнении не было неизвестных — диагноз окончателен, исход ясен. Смерть не оставляла ему вариантов, кроме одного. Все эти расследования могли оказаться правдой, а могли — лишь пугалом. Но факт оставался фактом: его жизнь уже закончилась здесь, в этом мире.

Он провёл ладонью по холодному столу и тихо выдохнул. Решение было сделано — не потому что верил корпорации, а потому что ему нечего терять. Если есть шанс, даже призрачный, прожить ещё немного — пусть и в чужом, искусственном мире — он обязан его использовать. Тогда он сможет лично убедится, что скрывается за этими обещаниями.

Он дал себе три дня. Формально — чтобы «обдумать предложение». На деле — чтобы пройтись по местам, к которым уже ни когда не сможет вернуться.

***

День первый начался в университете. Лекции по квантовой механике и введению в астрофизику. Он говорил с привычной лёгкой иронией, чертил формулы, приводил примеры, шутил. Студенты смеялись, спорили, писали конспекты. Никто не знал, что это — их последняя встреча с профессором Мельниковым.

После пары коллега пригласил в буфет на кофе. Он согласился, хотя обычно отказывался. Сидел, слушал разговоры о грантах, публикациях, новых лабораториях, и думал, как это скоро станет для него не просто прошлым, а чужим миром.

***

День второй он посвятил формальностям. В нотариальной конторе составил завещание: квартира перешла племяннику, единственному оставшемуся близкому родственнику, с которым не виделся года три; машина досталась старому другу, такому же альпинисту-любителю, как и он сам; книги — университетской библиотеке. Когда писал пункт про библиотеку, улыбнулся: «пусть студенты мучаются с моими пометками на полях».

На столе нотариуса лежал его старый паспорт, и мысль ударила неожиданно — этот документ больше не понадобится.

***

После нотариуса зашёл в маленький магазин альпинистского снаряжения, ютившийся в полуподвальном помещении соседнего дома, где знал продавца. Долго вертел в руках карабин, понимая, что больше он ему не понадобится. Купил его всё равно — «на память», хотя память, как он понимал, скоро будет цифровой.

***

День третий — поездка на кладбище. Морозный ветер, скрип снега под ногами. На могиле матери — аккуратный букет сухоцветов, на могиле отца — старая горная фотография в рамке. Он присел, коснулся ладонью холодного камня.

— Похоже, это наш прощальный разговор, — тихо сказал он. — Я больше сюда уже не приду. Простите…

***

Вечером дома он перебирал старые альбомы. Фотографии восхождений: он на скальном гребне, он на фоне облаков, он у палатки с кружкой чая. Записи лекций, тетради с формулами, случайные открытки от коллег. Всё это он аккуратно сложил в коробку, подписав: «для архива».

***

Последней ночью он почти не спал. Сидел у окна, задумчиво помешивал давно остывший чай в любимой кружке, глядя на город, и думал о том, что завтра этот свет в окне будет для него последним воспоминанием из этой жизни.

***

Рано утром, чувствуя, как адреналин в крови скручивает внутренности в тугой комок в где-то в районе солнечного сплетения, Максим уже стоял у главного входа в здание корпорации, держа в руке сумку со сменными вещами и купленным два дня назад карабином «на память». Башня «Старфокса» возвышалась над заснеженным городом, как чужеродный осколок из стекла и металла. Внутри всё было так же идеально стерильно: ровный белый свет, мягкое эхо шагов, запах, в котором смешивались озон, свежий пластик и что-то медицинское, едва уловимое, но навязчивое.

На ресепшене его встретила девушка в серебристой униформе, улыбнулась как будто по инструкции, но взгляд был внимательный.

— Добро пожаловать, профессор Мельников. Павел ждёт вас.

В переговорной Павел был уже готов к встрече: та же безупречная осанка, те же выверенные движения. На столе — планшет, в котором уже был готов договор, а рядом — тонкая пластиковая карта с выгравированной серебряной лисицей.

— Готовы? — спросил он.

Артем не ответил сразу. Взгляд скользнул к панорамным окнам: город был окутан серым снегом, люди внизу спешили по своим делам, и ни один из них не знал, что здесь, этажами выше, кто-то вот так просто покидает их мир.

— Готов, — сказал он наконец.

— Тогда соблюдем формальности. — Павел развернул планшет, и они прошлись ещё раз по пунктам договора.

Подпись. Чёткая, аккуратная, будто под публикацией в научном журнале.

— Отлично, — Павел кивнул. — Технический сектор готов и уже ждет Вас. Пойдёмте.

Перед входом в зал капсул Павел провёл его в небольшую комнату с креслом и полукруглым сканером. Лазерная дуга медленно прошла сверху вниз, фиксируя рост, вес, биометрию. На экране появилось «Психоматрица: стабильна».

— Стандартная проверка перед интеграцией, — пояснил Павел. — После этого — обратного пути нет.

Они вышли в тихий коридор. За стеклянными перегородками — секции офисов, пустые из-за раннего времени, на стенах —голограммы статистики, редкие фигуры в серых костюмах за компьютерными столами. Дальше — дверь с жёлтым маркером NEX‑13. Павел приложил ладонь к сканеру; створки разошлись.

Коридоры в глубине башни были тише, свет мягче, а воздух прохладнее. За прозрачными стенами — ряды серверных стоек, каждая пульсировала огоньками, как живое сердце. Лёгкий гул вентиляторов сливался в фоновую вибрацию, от которой слегка закладывало уши.

В конце коридора их встретил техник с планшетом, в серой форме без знаков различия. На груди — бейдж: «Инженер группы Синхронизации».

— Профиль подготовлен, — сказал он, не заглядывая в планшет. Голос ровный, почти бесстрастный, но в движениях ощущалась отточенная практика. — Медицинская проверка?

— Пройдена, — ответил Павел вместо Артема.

— Хорошо. Следуйте за мной.

Они вошли в зал капсул. Белоснежные коконы стояли в индивидуальных нишах, панели на крышках мягко мерцали голубым. Пахло стерильным пластиком, металлом и чем-то холодным, напоминающим утренний иней.

Техник коснулся панели ближайшей капсулы — крышка плавно поднялась, открывая ложемент, залитый полупрозрачным гелем.

— Ложитесь. Руки — вдоль тела. Дышать не нужно будет, но если почувствуете дискомфорт — сигнализируйте, — отрепетировано произнёс он.

— Дышать не нужно… — Артем чуть усмехнулся. — Хорошее начало.

— Первое, что вы увидите, — «белая зона», интерфейсная оболочка, — сказал Павел. — Там вы выберете имя, форму и параметры персонажа. Однако… как особый участник, вы ограничены по расам.

— Почему? — спросил Артём.

— Перенос сознания требует полной совместимости с ядром, — ровно произнёс он. — Для особых игроков стабильна только матрица нежити. Нет метаболизма, дыхания, старения — минимальный риск повреждения кода личности. И, разумеется, она лучше вписывается в баланс мира.

Артём кивнул, но не сделал шага к капсуле.

— А куда мне деть вещи? — Артем смущенно приподнял сумку.

— ЭТИ вещи там уже не понадобятся, без всякой иронии произнёс Павел и мягко забрал сумку из рук Артема. — Я оставлю это у себя, с Вашего разрешения.

— И… что мне там делать? — спросил он растерянно, — Я не знаю, куда идти. Не знаю, чем заниматься.

Уголки губ Павла едва дрогнули.

— Мир «Сталь и Магия» живой, — сказал он. — Он сам подкинет вам задачи. Следуйте за интересом… или за нуждой. Кому-то вы будете мешать, кому-то — помогать. Главное — помните: любое действие имеет цену.

Артем, решившись, шагнул к кокону. Павел стоял сбоку, наблюдая, как он укладывается.

— Не волнуйтесь, — сказал он тихо, без официального тона. — Всё, что вы любите в себе — ум, память, опыт — будет с вами там.

— Надеюсь, — ответил Артем.

Гель был холодным, но не обжигающим. Мягко подстроился под тело, словно запомнил его форму. Прохладный ободок шлема лёг на виски. Прозрачная крышка капсулы с тихим шипением встала на место, отрезая его от реального мира.

Техник пробежался пальцами по сенсорной панели, несколько раз перелистнул что-то на экране планшета и через некоторое время сказал:

— Синхронизация интерфейсов… готово. Психоматрица закреплена. Переход — по команде.

Павел наклонился чуть ближе:

— Если вдруг… там будет страшно, вспомните: всё, что происходит — результат выбора. Вашего выбора.

Артем прикрыл глаза, давая понять, что услышал.

— Запуск, — сказал техник.

[СИСТЕМА]: Инициализация сенсорных модулей… готово.

[СИСТЕМА]: Привязка психоматрицы к контейнеру игрока… завершено.

Щелчок — и мир вокруг начал распадаться на тонкие, мерцающие линии, как чертёж, который кто-то медленно стирает. Вибрация глухо прошла по телу, сердце отбило лишний удар, и привычный вес собственного тела исчез.

***

[Добро пожаловать в интерфейсную оболочку VR-игры с полным погружением «Сталь и Магия»]

[Выберите отображаемое имя, расу и форму персонажа]

Белый мир постепенно обретал форму. Сначала — пустота без теней, затем — мягкий, холодный свет, который не имел источника, но был везде сразу. Из этой белизны начали проступать три силуэта.

Они не просто возникли — казалось, их выводили на свет из глубины, как негатив в проявителе. С ними пришли звуки: лёгкий шорох, как дыхание ветра, колышущего занавеску; глухие удары сердца, которого у него уже не было; и тихие, почти неразличимые слова на языке, которого он не знал, но понимал.

Призрак — полупрозрачная фигура, плавная, будто сотканная из тумана и холодного света. В её очертаниях была красота — манящая, завораживающая, но опасная. «Ты будешь лёгким, быстрым, неуловимым… но ты больше никогда не почувствуешь, как ветер тянет за капюшон, как камень режет ладонь». (+30% скорость, -50% физ. Защита, нет возможности использовать тяжёлое оружие)

Упырь — серая кожа, натянутая на жилистые мышцы, тусклые, голодные глаза, челюсти, готовые вцепиться в добычу. Сила, натиск, звериный инстинкт. «Ты сможешь рвать, ломать, выдерживать удары… но каждый, кто увидит тебя, отвернётся. Даже те, кому ты поможешь». (+20% сила, +10% здоровье, -30% харизма у NPC)

Скелет — сухой каркас из костей без всяких следов плоти, потрескавшиеся рёбра, остатки старой брони. Простота, честность, ничего лишнего. «Ты будешь тем, кто ты есть — без масок. Тебя будут недооценивать… и в этом будет твой шанс». (Иммунитет к ядам, +15% регенерация выносливости, -10% сопротивление магии природы и магии Света)

Он стоял, глядя на три парящих перед ним фигуры, и спорил сам с собой. Вспомнились горы: выбор маршрута всегда был делом трудным. Когда можно было пойти лёгким путём, он всегда выбирал сложный — проверяя себя на прочность. Призрак — это вертолёт до вершины. Упырь — это короткая, но смертельно опасная тропа по скалам. Скелет — длинный, изматывающий путь, но он выбрал его сам — это будут его шаги, его ошибки и его победы.

Он коснулся силуэта Скелета.

[Выбрана раса: Нежить; тип нежити: Скелет]

[Настройка формы: цвет глазных огней, следы износа, остатки одежды]

Мир слегка дрогнул, и перед ним открылось меню настройки внешности. Он пробовал разные варианты: менял цвет свечения глазниц — от тусклого болотного до режущего лазурного; добавлял и убирал трещины на рёбрах; заменял накидку — от совсем ветхой, как у скитальца, до почти целой, как у воина в отставке.

На секунду поймал себя на мысли: «Кому вообще будут интересны цвет свечения в глазницах моего черепа, форма царапин на костях рук и ног, и степень потрёпанности накидки — единственного элемента одежды?» — и усмехнулся.

В итоге он оставил холодный синий свет глаз, пару глубоких трещин на рёбрах — «для правдивости фактуры» — и рваную тёмную накидку, словно пережившую десятки бурь.

[Имя:…]

Пальцы сами набрали было «Artemius» — университетскую кличку, — но он стер. Это слово тащило за собой кафедры, аудитории и диагноз. Всплыло другое: как Ирина смеялась, называя его просто «Арт» — коротко, тепло, без горечи.

Он ввёл: Арт.

[«Имя свободно. Подтвердить?»] — [Да]

[Подтвердить параметры персонажа?] — [Да]

***

Мир вокруг сжался до тонкой линии горизонта, и оттуда, издалека, донёсся звон колокола.

[Подтверждение параметров персонажа завершено]

[Внимание! Ваша учётная запись относится к категории «Особый игрок». Доступ к ряду функций ограничен. Нарушение правил приведёт к полной утрате личности]

[Правило 4: Не раскрывать обстоятельства интеграции в игровой мир другим игрокам или NPC]

[Подтвердите согласие: Да / Нет]

Он коснулся «Да». Последняя строка задержалась на экране, как врач, повторяющий диагноз, чтобы пациент не оставил надежд.

Белое пространство вокруг словно втянулось в одну точку, и в тот же миг развернулось в обратную сторону, накатывая на него волной. Стены пустоты треснули, как тонкий лёд, и за трещинами мелькнула ткань нового мира: серые облака, полосы камня, разливы тумана.

Гул стал глубже, в нём различились пульсирующие удары — будто сердцебиение гиганта, в чьё тело он проваливался. Вместо падения — ощущение, что его вытягивают за невидимые нити.

Системные сообщения появлялись не просто на экране — они звучали у него в голове: голос металлический, с отголоском далёкого шёпота, как будто слова доносились сквозь воду.

[Подключение к узлу: NEX-13] — серебристые символы на мгновение вспыхнули вокруг, складываясь в кольца, а затем растворились, словно их унесло течением.

[Проверка целостности психоматрицы: 100%] — он ощутил, как что-то «прощупывает» его сознание, проверяя прочность мыслей, словно касаясь их кончиками холодных пальцев.

[Синхронизация: 100%] — в этот момент белый свет под ногами начал темнеть, превращаясь в камень, влажный и покрытый мхом.

Запах. Он почувствовал запах сырости и старых каменных плит, хотя ещё секунду назад лежал в геле капсулы. Мгновенная адаптация.

[Новая локация: Порог Тлена. Уровень угрозы: Низкий] — надпись будто врезалась в пространство, и вместе с ней пришло осознание: всё, что было в «до», осталось по ту сторону крышки капсулы.

Он стоял, и под ногами проступали каменные плиты в пятнах мха и плесени. Где-то вдалеке тихо звякнул колокол, а туман потянулся к нему, как будто хотел узнать, кто пришёл. На мгновение в белой пелене промелькнул чёрный силуэт — слишком высокий для человека, слишком неподвижный для живого. Он исчез так же тихо, как появился, оставив после себя шёпот в голове: «Добро пожаловать домой…»

В груди было пусто. В руках — ржавый кинжал. Но разум — холоден и ясен, как на вершине горы, когда весь путь позади, и впереди — только открытое небо.