Игрушки 1

Артем Рыбаков

Игрушки

Книга первая. Наших здесь для нас нет.

ПРОЛОГ

…Ветки хлещут по лицу, рядом загнанно хрипит Люк. Совершенно ненужный сейчас автомат колотит по спине. Из-под камуфлированной банданы одна за другой стекают по лицу капли пота. Вытереть их я не могу — руки заняты. Пятнадцать минут дикой гонки по кустам и оврагам с раненым товарищем на руках. Успеем? Успеем!

***

Сейчас все каким-нибудь спортом увлекаются. Как любят журналисты писать – «экстремальным». Народ нервы себе щекочет на фоне относительно спокойной и сытой жизни. Кто на «челленджах» зависает и по ночам по улицам на личном автотранспорте носится, выполняя задания организаторов, кто с парашютом в горах прыгает… Впрочем, во времена моих детства и юности эти виды почему-то обычно «военно-прикладными» называли. А я - в страйкбол играю. Есть такое увлечение у «менеджеров среднего звена». Фактически - игра в «войнушку» для взрослых. Или в «Зарницу». В качестве оружия – точные копии настоящих стволов, но стреляет пластиковыми шариками. В ларьках китайские пластмассовые пистолетики и «дробовики», которые пластмассовыми же шариками стреляют, видели? Если видели, то примерное представление имеете. Правда сами «стволы» по весу от настоящего почти не отличаются, а уж по виду… Ну и стоят только раз в тридцать дороже. Вот и играют люди по всему свету в войну. Нет, это не пейнтбол – тут дух немного другой. Никакой краски, никаких судей - всё на честность. Свои «жизни» сам считаешь. Из обязательной защиты – только очки. Ну, это всё техника, а в хобби этом для меня главное – люди. То есть те, с кем ты вместе и те, кто против тебя. Команда у нас нормальная, самая, что ни на есть менеджерская: два майора, капитан, три «старших», а вот сержантов (ну куда в армии без них?) – только трое. Все - «бывшие». Действующие редко могут себе это дорогое удовольствие позволить. А у отставников до сих пор зудит. А что? Приятно в выходные по кустам, да лесам пошататься, и в хорошей компании у костра посидеть.

«Головка» команды у нас знатная – майор армейской «спецуры» (с опытом БД), и «альфонс-трюкач» из состава легендарной группы. Как говаривали в советской прессе: «Не стареют душой ветераны!» А другие команды, если быть честным, нам завидуют чёрной завистью. Однако «по жизни» - мы все сейчас бизнесмены или наёмные, так скажем, работники… Дизайнеров, например, много. Я, вот, командую отделением «директоров». На десять человек личного состава у меня приходится пять арт-директоров и два режиссёра (по-английски так и будет - director). Играем вместе уже лет семь.

Некое подобие армейской дисциплины мы поддерживать пытаемся, хотя командир как-то заявил, что то, что мы делаем, это «имитация действий спецназа силами стройбата из студентов-дистрофиков». А ещё один хороший человек высказался том духе, что это - «самое хаотичное и несуразное собрание людей в военной форме».

Игры у нас разные бывают – и маленькие, когда человек пятьдесят-сто шарятся по полигону, и большие – от трех сотен до бесконечности. (Ну, про бесконечность я, конечно, загнул, но «манёвры» на полторы тысячи участников я помню.) Играем, в основном, дома, но и в «командировки» тоже ездим. В Питер там, Киев или даже за границу. Ах да, совсем забыл упомянуть, что в наших пострелушках редко когда победители бывают. Нет, конечно, кто-то может кричать: «Наши взяли водокачку!», но я лично считаю, что масштабы не те. Не то, что «битва за домик паромщика», а, скорее, «драка совочками в песочнице».

В последнее время полюбили наши ездить на «игрушки» в братскую Белоруссию. Там какая-то большая шишка из окружения президента усмотрела в нашем развлечении «большой потенциал в молодёжно-патриотическом» смысле, и страйкболистам дали зелёный свет. Выделяют армейские полигоны, на которых спины рвать не надо, отрывая траншеи и строя огневые точки, и технику для большего фана подгоняют. И вообще…

Так что поехали мы на «Дороги Афгана». А поскольку Минск – это не Бронницы, то и поехать смогли далеко не все из команды, а только семь человек.

Приехали в Минск, похмелились пивом местным, а тут и автобус до полигона подали. Лепота!

Приехали, во вводные вчитались… Надо сказать, что своеобразный патриотизм белорусов на сценарий игры наложил заметный отпечаток: все команды, играющие в советском или российском «комке», естественно, оказались на «Светлой стороне» - за ОКСВА. Ну а «натовские ренегаты» - тех директивным пинком отправили воевать за «духов». Парень из наших, Люк у него позывной, (во времена оны три года «за речкой» оттрубил в разведке ВДВ), как приехал, так перевозбудившись, на базар помчался – барашка покупать. Как он нам сказал: «Это что же за «дух», если от него курдючным салом не воняет?». Ну а остальные члены банды стали к «войне» готовиться.

Пока Люк с бараном, по информации из достоверных источников, добирается до полигона на такси, я вам представлю всех участников военно-полевого банкета.

Начать, безусловно, следует с командира. Шура-Раз, позывной – «Фермер». Майор-армеец в отставке. Любит нас строить, и мы ему за это благодарны. Не дает он, знаете ли, действу окончательно в пикник превратиться. Именно его стараниями у нас в команде и не принято действовать в экипировке «паркетного страйкболиста» - два магазина на триста шариков и шоколадка в кармане, плюс кэмелбэк с пивом за спиной. Таскаем и верёвки, и шанцевый инструмент и паёк на три дня. Ещё при Союзе Саша, выполняя приказ партии и правительства, получил второе, гражданское, образование в МАМИ¹. Так что масло на хлеб он мажет, занимаясь ремонтом грузовиков в собственной фирме.

Шура-Два, позывной – «Бродяга», он же «Сергеич» и, для самых молодых «Дядя Саша» - виртуоз и ас «мочилова в сортире». С пистолетом – Бог. Начинал в органах ещё глубоко при советской власти, так что опытом и умениями кроет почти всю команду (за вычетом командира, конечно). Но, старость – она, конечно, ни для кого не радость. Поэтому мы его золотые руки и бриллиантовую голову используем не как подставку для каски. Он у нас больше по управляемым МВЗ, да радиоборьбе. Ну, ещё и для нас он - неисчерпаемый кладезь «маленьких советов» и «домашних заготовок». В быту неприхотлив, а вот где он работает, в каждый конкретный момент никто из нас сказать не может – человек он уважаемый и очень много контор с радостью дают ему, по его же собственной формулировке - «откидной стульчик замдиректора по общим вопросам»

Шура-Три, он же Люк (не, не тот, что в канализацию ведёт, а который Скайуокер). Капитан из вэдэвэшной разведки. Как по кустам поползать и «языка» привести – это к нему. Впрочем, из-за этого он несёт довольно сомнительный титул одного из основных командных «залётчиков». Страйкболисты в плен плохо сдаются – смерть-то здесь понарошечная, так что они в «рэмбов» до последнего играют, а поскольку методы «непосредственного физического воздействия» правилами запрещены, то с Саней постоянно накладки происходят. Трудится Сашка на ниве частного бизнеса и, помимо страйкбола ещё увлекается реконструкцией Второй Мировой, где подвизается в клубе немецких парашютистов.

Серега. Среди страйкбольной кодлы известен как Док. Наше всё! И пошутить и закопать. В миру – скромный КМН-стоматолог. После того, как в его «нежных, но цепких лапах» перебывало полкоманды, носит почётное звание «наш Менгеле». Хотя, «зубнюк» действительно классный. Вечное хобби – военно-полевая хирургия. Балагур и весельчак, хотя юмор иногда слегка специфический, с отчётливым душком прозекторской.

Вано. Откликается на погоняло «Казачина». Весел и рукаст. По его словам, увлечение пиротехникой позволило довести к шести годам его личный счёт до трёх сараев. Мастер изготовления похлёбки из требухи. И «взрывателей». Буквально на каждом выезде презентует команде новую цацку натяжного, нажимного или ещё какого действия. В свободное от «войны» время снимает документальное кино.

Алик. Он же «Дохлая башка» (от официального позывного «Totenkopf»). Один из немногих в команде настоящих германофилов. По его, на мой взгляд, чрезмерно скромному признанию, «слегка знает немецкий». Надёжный товарищ. На жизнь зарабатывает, занимаясь крючкотворством в одной очень немаленькой компании. Для команды он – источник информации о всяческих новинках в области тактического шмотья. Плюс, владение немецким позволяет ему покупать нужный нам хабар напрямую в Германии, минуя адски жадных отечественных посредников.

Тут, наверное, нужно сделать лирическое отступление и пояснить, что команда наша «моделирует» пехоту бундесвера. К «настоящим», прожжённым, реконструкторам, вроде тех, что на мероприятия по Вьетнамской войне не надевают ни одной вещи моложе 1970 года, мы отношения не имеем, нам просто нравится мелкопятнистый камуфляж! С другой стороны германец всегда противником серьёзным был, так что его изображать по моему личному мнению не зазорно.

Увязался с нами и один из командных «неофитов» - Игорь Пак. С такой фамилией ему, понятное дело, и позывной особо не нужен. Мы с ним вместе работаем. Зацепились как-то языками в курилке, ну и понеслась… Это у него четвёртый выезд с командой, так что мужики к нему пока присматриваются.

Ну и ваш покорный. Зовут меня Антон, а позывной – «Арт». Безусловно, натура я тонко чувствующая и к рефлексии склонная. Музыку, опять же, классическую люблю. Но прозвали меня так не за это, а за любовь к другим искусствам, боевыми именуемым. При этом ножи всяческие люблю до дрожи. Иногда, веселья ради, я и на страйкболе ножики из резины плотной, разрешенные правилами, кидаю направо и налево, а когда супостат вопить начинает, что, дескать, «плашмя ударило» или «ручкой стукнуло» в руке у меня железный появляется и, отправившись в недолгий полёт к какому-нибудь ближайшему дереву, всегда втыкается. Понятное дело, что так шутить можно только в присутствии людей проверенных, иначе хлопот не оберёшься. Док меня при этом подначивает, говоря, что к моим искусствам следует добавить «искусство убеждения». Срочку я оттянул в славных погранвойсках, но ни ордена, ни даже медали завалящей не добыл. Скажу честно, я даже нарушителя живого ни разу не видел (ну не считать же ту толпу в пять сотен турок, что тогда через пропускной пункт в девяносто первом ломанулись, за нарушителей? Нам так и сказали: «Это не нарушители! Огня не открывать!» И отмахивались мы тем, что под руку подвернулось. Я, лично - скребком, которым мостовую ото льда чистят. А за такое, вполне очевидно, только «орден Сутулого» с закруткой на спине от начальства получить можно). Учился я всякому, даже четыре курса на химфаке продержался, но полноценный диплом получал уже как заочник. Так что в обычной жизни занимаюсь тем же, чем и Казачина, то есть ваяю на потеху публике движущиеся картинки. Из-за широкого спектра интересов и маниакальной тяги к чтению, открывшейся примерно сразу же, как в моей голове буковки с книжных страниц стали уверенно в слова складываться, то есть ещё до похода в первый класс, голова моя забита совершенно невообразимой мешаниной фактов и знаний – от покроя рубах викингов IX века, до того, какой цвет был самым популярным в дамских платьях 1908 года, и от текстов песен какой-нибудь малоизвестной немецкой «металлической» команды до статей УК РСФСР 1926 года.

Хобби мы своё не прячем ни от кого, но и не афишируем особенно, хоть и нет в нём, с какой стороны ни посмотри, ничего противозаконного. Просто довольно часто доводилось нам встречаться с реакцией вроде: «Вот дебилы великовозрастные, в войнушку не наигравшиеся. В Чечню чего не поедете?» А каждому не ответишь: «А оно нам надо? Что мы там забыли?». Сами-то мы отлично понимаем, что три Шуры наших кровушки что своей, что чужой «за нашу Советскую Родину» пролили не мало. Я на Кавказе поскакал ещё при Союзе. А Казачина из Ставрополья, из станицы, что на берегу Терека стояла. Почему, вы спросите, стояла. Так не живут там люди больше. Пожгли её в первую Чеченскую. Ванька как-то рассказал, как они с отцом и односельчанами из карабинов отстреливались, пока бабы с детишками, погрузившись в тракторные прицепы, в райцентр эвакуировались… Ну, хватит о грустном, тем более что со двора, где уже минут десять как не слышно жалобного блеяния барашка, доносятся гораздо более заманчивые звуки.

- Ахашени? Шура, об чём спич? Наливай, конечно!

Ну, я побежал…

ГЛАВА 1

Согласно вводным для этой игры, наша доблестная банда «бундесмоджахедов», совместно с «ваххабит-маринами» и «3-м Её величества Пуштунским полком», должна была всячески мешать доблестным Советским войскам исполнять интернациональный долг, перехватывая караваны. Вроде ничего сложного. Но, после ознакомления с картой полигона нам стало слегка грустно… Это у нас в Подмосковье или где под Питером страйкбольный караван представляет собой цепочку людей, уныло тащащих мешки или ящики с «ценным грузом» (обычно песком). А тут, кто-то из администрации Батьки поднял трубочку, и на полигон пригнали полтора десятка новеньких армейских «мазов» и пяток бэтэров для сопровождения. А мы, значит, всю эту машинерию отлавливай? Притом, что гранатомётов во всей приехавшей тусе едва пять штук наберётся. Да и то эти самопальные «шайтан-трубы» имеют эффективную дальность метров двадцать, максимум - сорок. Конечно, если сравнивать с дальностью боя «приводов» (это мы так наши автоматы на электрической тяге называем), то неплохо – всего в два раза ближе, чем пулемёт или автомат нормально стреляет. Но для отлова колонны – маловато будет. Хотя, и это не может не радовать, фугасы использовать разрешили.

Надо сказать, что для игры нам выделили нехилый такой «пятачок» северо-западнее Минска, на берегу Заславльского водохранилища. Шесть на семь километров. Как говорится – «скромно и со вкусом». Вменяемых дорог там всего три, но и перекрыть их силами ста с небольшим человек – задачка ещё та, тем более что в сопровождении конвоя меньше трех десятков точно не будет. Игра должна была начаться завтра в девять утра, поэтому мы решили, как говаривал почти век назад вождь мирового пролетариата: «Воевать – так по-военному». То есть доесть барашка и допить грузинское вино, которое здесь на наши деньги сущие копейки стоит, затем собраться и выдвинуться в отведённый нам район, где и заночевать, освобождаясь от груза цивилизации, а рано поутру провести вдумчивую рекогносцировку. Тем более что наше присутствие на общем построении мастера посчитали необязательным, а связь с организаторами можно и по рации поддерживать.

***

От палаточного городка ушагали мы километра на три и встали на ночёвку. Хотя, конечно, «ушагали» - это больше для красного словца. Всё-таки барахла порядком притащили, так что забрасывали на «точку» нас организаторы на уазике-«буханке». Впрочем, недоверчивость нашего командира сказалась – от места «высадки» лагерь поставили метрах в пятиста. Как сам Шура сказал: «Нам несложно, а им - приятно». Тенты натянули, поставили одну небольшую хозпалатку, всё лапником и травой замаскировали. «Нычки» для припасов выкопали. Не то, чтобы от голода умереть боялись, но правила есть правила. Костерок в ямке, как положено, развели. Минут сорок потрындели, добивая запасы красненького, и на боковую.

Ночью, правда, пришлось не сладко – вопреки всем прогнозам, разразилась нешуточная гроза. И хоть дождь никак на звание потопа не тянул, но светошумовые эффекты были на хорошем голливудском уровне. Слава богу, нас такой фигнёй да ещё летом не испугаешь, так что основные телодвижения свелись к более плотной упаковке собственных нежных тел под непромокаемые укрытия и проверке, не осталось ли что-нибудь ценное на улице.

В шесть утра, несмотря на ночные события, все, как молодцы-огурцы повскакивали со своих лежбищ. В ручейке, что неподалёку протекал, умылись и засели «коварство сочинять». Тут командир и говорит нам с Люком:

- Вот что, гады, вы наши ползучие. Давайте-ка, смотайтесь вот до этой дороги, - и пальцем на карте показал. – Тут не фиг делать - метров в восемьсот.

- По прямой если – то да, - согласился педантичный Люк.

- Прикиньте там хрен к носу, кроки составьте… карта старая, чёрт его знает, что за двадцать лет поменялось?

В этот момент из единственной палатки вылез Бродяга, выражение лица которого можно было вполне успешно использовать для сквашивания молока:

- Вот ведь раздолбаи! Договаривались же, что в полседьмого на связь выйдем! А в эфире вообще глушняк и «привет от грозы».

- А ты на какой частоте их теребишь? – спросил я.

- Как оговорено, на сто сорок пять два нуля…

- Ну, значит, не проснулись ещё. Или аккумы сели… Саш, не привык ещё что ли? Это же не армия, а страйкбол. Полчаса туда, полчаса сюда.

- Да хрен бы они сели, там генератор, не помнишь что ли? Да и…

- Так, с этим мы сами разберёмся, – прервал дискуссию Фермер, Шура-Два, несмотря на всю заслуженность, у нас большой любитель «потрындеть за жизнь» по любому поводу. – На какой с вами вязаться?

Мы только год как всей командой перешли на чудесные японские «Вертексы-Йасу». Для наших забав – лучше не придумаешь. Вседиапазонка с двумя приёмниками. По любому лесу на пять километров достаёт. Сканер-шманер. Но самое удобное – это, именно два приёмника. На один мы обычно вешаем общекомандную связь, на второй – связь внутри отделения или группы. Лепота!

- Давай, что бы нищебродов отсечь, двести пятьдесят пять. (Переводя с нашего жаргона – частота 255 МГц. Дешёвые рации, которыми оснащено большинство игроков, на этой частоте работать не могут. С гражданским СиБи диапазоном² и частотами экстренных служб тоже пересечения нет).

- Лады.

Цапнув по паре угольков из кострища для наведения «утренней красоты» на наших уже слегка небритых физиономиях, мы с Люком потыгдымили по утреннему лесу. Люблю я такие моменты! Тихонечко идёшь себе по просыпающемуся лесу. В руках – верный автомат. На морде – соответствующее серьёзности момента выражение. Глазками шустро шевелишь – под ноги – вперёд, под ноги – вперёд. Бодрит! Немного портил картину Пак, который то на ветку наступит, то отстанет метров на тридцать, а то пятьдесят…

Поскольку таиться пока было рановато, то минут за двадцать доскакали мы до чудненького пригорка метрах в пятидесяти от пыльной грунтовки (хотя на карте сея колея обозначена как дорога с вполне себе твёрдым покрытием). Для обустройства засады от дороги пригорочек далековато – наши «привода» до трассы еле-еле бы добивали, а вот для наблюдения – самое то. Дорогу метров на пятьсот в каждую сторону видать. Вдалеке что-то раскатисто и часто загромыхало, словно там стреляли из пушек или взрывали что-то. Эта канонада немедленно вызвала в памяти не самые приятные воспоминания о прошлогодней поездке в братскую республику. Ну, это, какими отморозками надо быть, чтобы по игровой территории раскидать канистры с бензином и присобачить к ним по сто грамм тротила? Часть народу об этом предупредить забыли. Мы тогда в домик один вошли, ну, «почистили» его, и тут один из наших увидел такую вот сюрпризину в дальней комнате… Как мы бежали! Сайгак по сравнению с нами – черепаха! Самое смешное, что неведомый (к сожалению!) кудесник рванул этот «подарочек» примерно через минуту после того, как последний из наших покинул дом. Ха-ха три раза!

Люк ползал пока по обочинам, прикидывая, как было приказано, «хрен к носу», а я, с комфортом расположившись под кусточком и прикрывшись от комаров и докучливых глаз любимым шарфом-сеткой, обозревал окрестности с помощью компактного никоновского восьмикратника. Большие бинокли я на игры давно брать перестал – расстояния у нас не те, но командир до сих пор в баул полноформатный кладёт. Привычка. Ну а мне и такого хватает.

Из-за леса донеслось отдаленное стрекотание нескольких «ураловских» движков, технику я с детства люблю, так что звук мотоциклетного «оппозитника» знаком. Переведя взгляд в ту сторону, я остолбенел… Торопливо нащупав тангенту рации, я зашипел:

- Люк, осторожней! Тут фигня нездоровая!

- Что там? – раздалось в ответ.

- Ты будешь смеяться, но как в анекдоте: «война и немцы» - хмыкнул я.

- Шутку не понял.

- Сань, дозор на мотоциклах, но странный какой-то… Ты там посмотри что да как…

Нет, Белоруссия, конечно, страна богатая на сюрпризы, но, на мой взгляд, что-то многовато они антикварной техники на полигон вывезли. К тому же совсем «не по сезону». Я насчитал четыре хорошо знакомых мне «семьдесятпятых» БМВ с колясками, два «Цюндаппа» KS600 с их очень характерной рамой из металлического профиля и ещё пяток незнакомых лёгких мотоциклов – то ли NSU, то ли ещё какая-то экзотика… Даже на съёмки весьма крупных и дорогих картин про войну столько настоящего железа редко выкатывают, обходясь слегка загримированными «уралами» и «днепрами». А на колясках двух тяжёлых мотоциклов мой глаз зацепился за пулемёты, причём это были не вызывающие смех у любого любителя оружия мосфильмовские поделки, когда к охолощённому пулемёту Калашникова криво приделаны дырчатые кожухи ствола, а честные «тридцатьчетвёртые». А приглядевшись, я смог заметить в руках одного из колясочников настоящий раритет – пистолет-пулемёт Erma-EMP³, с весьма характерной деревянной рукоятью в передней части цевья. «Всё страньше и страньше…» - как говаривала девочка Алиса. Честно скажу, оружие я люблю и разбираюсь в нем, но, ни одного такого зверя вживую за всё время увидеть не довелось, только на картинках. А тут у массовки в поле… Пусть даже у реконструкторов прожженных… Таких машенен-пистолей и в музее Вооруженных сил пара штук вряд ли найдётся. В общем полный, как говорят культурные люди, «когнитивный диссонанс». Ещё больше напрягала привычность, с которой неизвестные со всем этим антиквариатом управлялись.

В голову поневоле лезли всякие обрывки из ставших в последнее время весьма популярными книг в жанре альтернативной истории. Но, вроде, молния в нас не била, автобусы с громоздкой аппаратурой мимо не проезжали и костров под пятисоткилограммовыми авиабомбами мы не разводили…

Вытащив рацию из подсумка, я переключился на основной командный канал:

- Арт в канале, вызываю Фермера.

- Фермер в канале, слушаю тебя.

- Командир, тут какие-то непонятки странные. Мы жалом ещё поводим чутка, и минут через пятнадцать в вашу сторону выдвигаемся.

- Что за непонятки? Можешь поточнее сказать?

И надо же такому случиться, что в тот момент, когда я собрался ответить Саше, мгновение из лесочка, находящегося метрах в трёхстах по ту сторону дороги, выехал грузовик. Шепнув в рацию: «отбой», я навёл бинокль на грузовичок. «Ешкин кот!» - пронеслось в голове. – «Полуторка, причём довоенная. Тентованная. Это что слёт антикваров всея СНГ?» Мотоциклисты же, как по команде (а может и была команда?), остановились, не доехав до моего пригорочка метров двести. Очень грамотно растянувшись вдоль обочины, они внезапно начали садить из обоих имевшихся пулемётов по грузовику!

«Мать твою! Это что же такое!». В полном вселенском афиге я зачем-то поднёс к глазам бинокль и посмотрел на грузовик. Дыры в лобовом, измочаленные борта, пробитый и спустивший передний скат – всё это говорило мне, что стреляют тут не холостыми и не пластиковыми шариками! Водитель грузовика тряпичной куклой повис на руле, однако дверь кабины с противоположной от немцев стороны распахнута…

- Тош, что за херня? – раздался в наушнике голос Люка.

Трясущимися пальцами переключившись на частоту группы, я ответил:

- Саня! Давай ноги в руки, и на карачках ко мне. Пора сваливать. – Сил да и времени объяснять что бы то ни было у меня не осталось.

Через пару минут кусты чуть ниже по склону зашуршали и оттуда, действительно на четвереньках, выбрался Люк. Бодро шевеля всеми четырьмя конечностями, он взобрался на холмик.

- Что тут у нас?

- Немцы. Стреляют. По-настоящему стреляют. Вон, на полуторку глянь, – я протянул ему бинокль.

- Это что ж такое то, мля… - шепотом выматерился он после небольшой паузы.

- У меня несколько версий – одна хреновей другой... – пробормотал я.

- Ну?

- Или прибалтийские нацики решили напасть на Белоруссию!

- Или? – Саня с недоверием посмотрел на меня.

- Может и кино снимать, но тогда где оборудование?

- Камер я не вижу – это точно.

- Или провал во времени.

Сомнения в моей психической полноценности явственно отразились на лице Люка. Но, вместо ответа он поднял к глазам бинокль, вглядываясь в происходящее на дороге.

- Оружие у них настоящее, гильзы в песке блестят, - пробормотал он. – Вот что, Тоха, давай пойдём назад. От греха подальше… Зо…

Что он хотел сказать, я понять не успел, поскольку краем глаза заметил какое-то движение в кустах, а уже секунду спустя на дорогу выломился Пак в своей дурацкой балаклаве. Он её всегда носит, поскольку у него маленький бзик – очень боится, что шарики лицо попортят.

Как и почти всякий новичок, он страдал повышенным любопытством и еще не научился сначала прятаться, а уж потом рассматривать. Черт, сколько раз я ему говорил, что спрашивать «Ты кто?» лучше всего, когда ты лежишь сзади в кустах, и ствол твоего «автомата» уже направлен на интервьюируемого! Я нажал тангенту, собираясь дать Паку команду спрятаться, как вспомнил, что у него своей рации пока нет, и перед игрой он получает «алинку» из командных запасов. Пока я в замешательстве думал, что же ему крикнуть, Пак весело прошагал по дороге с десяток метров. В этот момент «реконструкторы» заметили странную фигуру в камуфляже с автоматом наперевес, и большинство повернулось к новому действующему лицу… На коляске одного из тяжелых мотоциклов запульсировал-загрохотал пулемет, и поперек дороги, метрах в двух за спиной Игоря, взметнулись фонтанчики пыли! Пак сложился пополам, сделал кульбит, но встал на ноги и, пошатываясь, метнулся в кусты, прижимая руки к животу.

– Саня, давай за ним, – заорал я Люку, вскочив и припустив вниз с холмика.

Снова загрохотал пулемёт и с кустов на нашей стороне дороги посыпались сбитые пулями ветки и листья. Одна ветка приземлилась прямо мне на голову. Вжавшись от неожиданности в землю, я выматерился – никакие шары так растительность не секут!

Игоря я нашел метрах в пятнадцати от дороги, он сидел, привалившись спиной к тонкой березке, и всё так же прижимал руки к животу.

– Игорёк, что с тобой? – запалено дыша, спросил я.

– Бля, Тош, что у них за тюнинга? Так дали, я чуть из ботинок не вылетел! - Выражение лица под балаклавой было не видно, но голос звучал на удивление спокойно.

– Ща, братан, дай гляну, что там у тебя, – я, как завороженный смотрел на кровь, сочащуюся между его пальцев.

Из кустов к нам выскочил Люк. Бежал он как и я – на полусогнутых. Мгновенно оценив ситуацию опытным глазом, он вытащил из подсумка перевязочный пакет и сел рядом с нами.

– Так, боец, похоже, сильно тебя шарахнуло, вон, даже кожу порвало, – ровным голосом начал Саня. – Давай повязку наложу, чтобы хрень какая не попала…

На дороге взревели мотоциклы.

– Тох, а это кто там на дороге? Что у придурков за привода? С семидесяти метров даже кожу пробило… – Пак говорил бодро.

– Не ссы, боец, с отморозками позже разберемся! – ответил Люк, сноровисто расстегивая разгрузку и камуфляж Пака.

– Сань, а что это у меня спина мокрая? – вдруг спросил Игорь.

Люк молча задрал пропитанную кровью футболку, и я увидел аккуратную черные отверстия немного левее и правее пупка. При каждом вдохе из них вытекало немного крови. «Амбец! Надо прямо сейчас „Скорую“ вызывать, иначе не довезут», – мелькнула мысль.

– Арт вызывает Фермера! Саша, ответь! – забормотал я в рацию, пока Люк накладывал тампоны.

– Фермер в канале. Что у вас? В непонятках разобрались?

Покосившись на ребят, я, прежде чем ответить на корточках отошёл на пару метров.

– Саша, Санечка! Пака подстрелили. Вызывайте на аварийной частоте «Скорую»… – горячо зашептал я.

– Как подстрелили? Вы чего там курите-то? – грозно спросил командир.

– Саша. Слушай меня внимательно, – я начал говорить медленно и четко. – У Пака пулевое ранение в живот. Навылет. Это не шутки! – снова сорвался я на кричащий шёпот.

– Понял тебя! – голос Фермера стал сух и деловит. – Несите его сюда. Стоп. Вы же у шоссе. Оставайтесь там. Док к вам сейчас выходит. Сделает, что сможет, а мы вызываем врачей. Как придете – расскажешь подробно.

– Саша, нам нельзя здесь оставаться. Здесь не… те, кто его подстрелил.

– Тогда – сюда!

Кем бы ни были «немцы» на дороге, в лес за нами они лезть не стали. Мы подняли на руки Игоря и, словно лоси в пору гона, снося все на своем пути, понеслись к лагерю.

* * *

В лагере нас встретила непривычная тишина. Дыша, словно загнанные кони, мы из последних сил дотащили Игоря к тенту, под которым Док уже разложил свои инструменты.

– Серег, тут такое дело… – начал, было, я, но повелительный взмах руки нашего врача показал, что в данный момент это лишнее.

– Докладывайте, – сухо бросил Фермер, когда мы с Люком подошли.

– Саш, а что со «Скорой»?

– Аварийный канал пустой. Я Казачину еще двадцать минут назад гонцом к базовому лагерю послал.

Из-под «медицинского» тента донесся громкий крик, полный боли. Лицо командира скривилось:

– Куда его?

– В живот навылет, - мрачно ответил Люк.

– Дробь?

– Нет. Из пулемета, - с трудом сдерживая эмоции, ответил уже я.

Брови Саши взлетели.

– Да, командир. Из «эмгача», – подтвердил мои слова Люк. – Мы вначале подумали, что это реконструкторы или киношники, но они по грузовику отстрелялись. Вон, Тоха видел своими глазами… Мы ветошью прикинулись. А я гильзы рассмотрел, да и машину посекло в натуре. А Игорь, - Саня мотнул головой в сторону «госпиталя», - Ну, на дорогу он вылез и к ним пошел… – он замялся, соображая, что говорить дальше, и пришлось продолжить за него:

– У Пака рации не было. Моя вина, что не проверил. Пока прочухались и сообразили… Короче, одна очередь – и все.

– Да откуда здесь пулеметчики эти сраные?! – загрохотал Фермер. – Да я этим бульбашам!

– Командир, это были немцы, - пояснил Люк.

– Какие такие немцы?

– Обыкновенные. Фашистские. Вермахт. – Я старался говорить спокойно и отчётливо.

– Что? – Саша посмотрел на меня, как на чокнутого.

– Можешь мне верить или не верить, но до хрена деталей не наши. Вон, у Сашки спроси, если мне не веришь.

- Командир, ты же знаешь, я сам в кино иногда снимаюсь. С нашими. С клубом. – поддержал меня Люк. – Сто пудов – не актёры! Очень привычно оружие носят. И да, Тоха прав – детали устанем перечислять.

- Так, - командир резко выдохнул и замолчал. Паузу он держал секунд пять, не меньше. – Детали давайте!

- Ну, по шмотью там вышак! Всё аутентично, ты же знаешь, в этом секу, - начал Люк. – При этом, прошу отметить, шмотьё эти… - он замялся, словно не знал, каким словом назвать стрелявших по Паку. – Эти, короче… Ни разу не берегут, ношеное оно, я приглядывался. Реконы, так не делают. Рванина – ваще никак. А тут есть. Ну и нарушения формы одежды. Причём такие, какие у служивших долго.

- Уверен?

- Ну да. Сам же помнишь, за три дня или даже за неделю форменку не обомнёшь!

- Ну, хрен этих белорусов знает… - неуверенно, что за ним не водилось, протянул Фермер. – Может поехавшие на этом деле хуже наших «вьетнамцев»?

- А пулемётчики у них тоже поехавшие? – спросил я. – И автоматчики?

- В смысле? – не понял командир.

- Почти сотня метров, короткая очередь. Причём, Саш, он целился, но не выцеливал. Профи. А грузовик с трёх сотен метров разнесли, если не больше. Две коротких очереди – кабина как дуршлаг и скаты в «ноль». Две. Коротких.

- Точно?

- По Игорю, считай навскидку стрелял. Развернул ствол – и очередь. Но при этом из десяти пуль две в цель.

Вытирая окровавленные руки спиртовыми салфетками, к нам подошел Док:

– Короче, так, парни, если мы его не доставим в больницу в течение часа, то Паку кирдык. Слово даю. Все, что я мог сделать, я сделал, но его надо резать. А я не имею права делать операцию в таких условиях. Я его обколол, полчаса покайфует, а потом что-то делать по любому надо.

Фермер задумчиво потеребил кончик носа, посмотрел на Дока. Потом – на нас с Люком… Но сказать ничего не успел, поскольку заголосила его рация, которую он в лагере использовал без гарнитуры:

– Казачина вызывает Фермера. Дядя Саша, ответь!

– Фермер в канале, слушаю тебя.

– Дядя Саша! – Голос Ивана, слегка искаженный динамиком, звучал нервно. – Дядя Саша, базы нет. Как понял, базы нет!

– Спокойней, Ваня, а что есть?

– Ничего нет. Ни плаца, ни асфальтовых дорожек, ни палаток. Дот, у которого вчера знамя поднимали, помнишь?

– Да.

– У меня такое ощущение, что его вчера только взорвали. Гарь тротиловая в воздухе явственно чувствуется. И… – тут из динамика послышался всхлип, – я туда заглянул… А там мертвые… Наши, красноармейцы!

– Понял тебя, Ваня. Давай. Сопли подбери и возвращайся. Да иди аккуратнее, не напорись, смотри, ни на кого. Отбой.

– Саш, – глядя ему в глаза, начал я, – собери всех…

Когда ребята расселись вокруг еле теплившегося костерка, я обвел друзей взглядом и, глубоко вздохнув, начал:

– Вы, конечно, можете меня положить на вязки и колоть галоперидолом, но, похоже, мы провалились во времени. – Делать доклады мне приходилось, поэтому доказательства своих слов я собирался развернуть позже. - В сорок первый год.

Все в недоумении уставились на меня (ну, кроме Люка и командира, конечно), а Док пробормотал:

– Это как в той книжке, что ты мне давал? Где студенты на войну переносятся?

– Тох, а ты грибов никаких не ел? – в свою очередь участливо поинтересовался Бродяга.

– Блин, да послушайте вы! – взорвался я. – Там, на дороге, причем, прошу отметить, грунтовой, а не асфальтированной, как показано здесь! – я взмахнул выданной организаторами игры картой, - тусуются два отделения немцев. На мотоциклах, которые мы все, дай бог, на картинках видели. С ног до головы одетых в такой антиквариат, что любой из «22го полка»⁴ продаст за него последнюю почку. И эти самые «реконструкторы» у меня на глазах расстреляли из пулеметов нашу, советскую полуторку. И Игоря ранили.

Все притихли, недоверчиво глядя на меня. Первым странные новости «переварил» Бродяга:

– Я тут сканер немного погонял. Теперь понятно, почему выше «сотки» ничего нет.

Командир же посмотрел мне в глаза и спросил:

– Есть варианты? Ты же про такое читал…

– Сань, так то – фантастика была… Люди выдумывали…

– Я в жизни с такой фантастикой сталкивался, куда там Стругацким. Так что давай, шевели мозгой и излагай!

– Ну, если по аналогии… Вань, принеси мне мой рюкзачок, будь другом… Так вот, если фантастику включить в уравнение, то, для проверки этой версии Бродяге с Тотеном сканером по длинным волнам нужно пройтись. Вдруг услышат что, а Алик, если немцев поймают – переведёт. Пока из фактов «твёрдой доказухи» у нас есть только то, что я перечислил: стрельба из настоящего оружия, очень умелые вояки в антиквариате и местность, которая с картой не «бьётся». Надо бы ещё кого-нибудь к водохранилищу послать… - я махнул рукой в ту сторону, где за лесом должна была быть многокилометровая гладь Заславльского водохранилища.

- Ещё убитые красноармейцы и отсутствие лагеря при наличии дота, напомнил командир.

- Верно. А с оружием у нас голяк полный, если «холодняк» не считать, – добавил я, вытаскивая из принесенного Казачиной рюкзака свой любимый кукри.⁵

– Вот ещё, – Бродяга вытащил из кобуры свой эксклюзивный резинострельный «стечкин». Он у него наградной, да и хорошие знакомые в белорусском КГБ у Сергеича имеются, так что притащил, не постеснялся, что страна другая.

– Да уж, против «эмгачей», «эмпэх» и «каров» – самое то! – саркастически усмехнулся Люк.

Фермер задумался, но, похоже, решение пришло быстро:

– Короче, слушай мою команду! Ближайшие полчаса Бродяга и Тотен шерстят эфир. Ты, Тоша, двигай к себе и начинай выдавливать из мозга все, что нам может пригодиться. Люк – в дозор со стороны дороги. Ванька – ты к озеру, тут и километра не будет. А Чапай – думать будет. Разойдись! Док - останься!

***

Со своего места я не слышал, о чём разговаривали командир и врач, но видел, что Серега в нерешительности помотал головой, затем еще раз и, наконец, сокрушенно пожав плечами, кивнул.

– Тош, иди сюда! – голос Саша обычно повышать не любит, но даже с пары десятков метров слышно его отлично. «Командный» – это называется.

- Ты же у нас в больнице работал? – спросил он, когда я подошёл.

- Ага. Операционным братом. – Я не стал отрицать очевидного факта своей биографии.

- Доку поможешь. Он сейчас будет Пака штопать.

– Где? Здесь?! – От неожиданности я даже рот открыл.

– Да, здесь, в лесу. У Пака другой надежды нет. «Скорой», понимать должен - не будет.

– Так пока же ещё ничего не ясно, - спорил я больше для порядка, в голове же непрерывно вертелась мысль, что мы теперь действительно на войне. Семьдесят лет назад или в наше время – для текущего момента это было совсем не важно. А потому, для того что бы сипло выдавить из внезапно пересохшего рта «Хорошо», потребовался всего лишь один взгляд командира.

Много я видел хирургических операций, но такую – в первый раз. Несколько светодиодников, прикрученных к палке, заменяли «люстру» операционной. Вместо стола – расстеленный на «пенках» тент. Однако, хоть я с Люком внешне на «сестричек» никак не тянули, но опыт какой-никакой был и у меня и у него. Вот со стерильностью было не ахти. Руки мы с Серегой, конечно, вымыли водкой, и даже йодная настойка нашлась, но в основном оставалось надеяться на стерильные перчатки и последующую обработку раны.

Перед началом операции, пока мы с Доком «мылись», удалось даже провести мини-брифинг.

– Ты какую анестезию делать будешь? – спросил я Дока, смазывая йодом руки.

– Выбор, если честно, у нас небогат. Могу и промедол в вену.

– Ты и промедол взял?

Док в ответ кивнул.

– А как состояние будем контролировать под общим-то?

– Люка пульс считать попросим… Хотя, наверное, ты прав… будем под местным резать… Ну и кетановом загрузим по максимуму… Через четверть часа у него такие боли начнутся, что… – И он махнул рукой.

Что и как мы делали, я, пожалуй, и не вспомню… Помню только, как замерло время, и лишь тяжелая капля пота медленно-медленно ползла по лбу Сереги, а я промакиваю ее тампоном, чтоб в глаза не лезла… Помню свои руки, по плечи перемазанные кровью… Помню, как тампонами, торопливо наверченными из индпакетов, я собирал кровь… Лучше не помнить… Но забыть не могу…

Очнулся я, когда Серый сказал:

– Теперь все. Дальше – только молиться! – и стал сдирать с рук окровавленные перчатки.

– Я тебе не сильно мешал? – вяло поинтересовался я, просто так, чтобы только не молчать.

– Все путем, Тоха. Все путем. Эй, закурить кто-нибудь дайте! – крикнул он ребятам.

…А я привалился спиной к дереву и смотрел, как «пляшет» сигарета в его пальцах.

…Через час Игорь умер.

***

РАЗВЕДСВОДКА № 18 К22.00 4.7.41.

ШТАБ ЗАПФРОНТА

Смоленск

Карта 500 000

Первое. Противник в течение 3–4 июля продолжал сосредоточение мотомеханизированных частей в направлениях: Лепель, Борисов, Бобруйск. Основная группировка на лепельском направлении, где сосредоточено до двух танковых и одной-двух моторизованных дивизий 39го танкового корпуса (7-й и 20-й танковых дивизий). На борисовском направлении одна-две танковые дивизии, из них одна 19я танковая и одна моторизованная дивизии. На бобруйском направлении сосредоточено до одной танковой дивизии и одной моторизованной дивизии.

Второе. На двинском направлении (Северо-Западный фронт) действует до трех пехотных дивизий: 226я пехотная дивизия западнее железной дороги Двинск, Резекне, 28я пехотная дивизия – восточнее железной дороги в направлении Резекне и 3я пехотная дивизия в направлении Краслава.

По опросу пленных, 226-я и 3-я пехотные дивизии переброшены из оккупированной Франции. В состав 3-й пехотной дивизии входят 8, 29, 50-й пехотные и 3-й артиллерийский полки.

В районе Нестановиче – скопление танков.

Третье. На лепельском направлении противник силою до двух танковых дивизий и одной-двух моторизованных дивизий к исходу 4.7.41 г. передовыми частями вышел на рубеж Двина, Орехово, Лепель, имея основную группировку в районе Лепель, Глубокое, Долгиново, Докщицы.

В 10.00 3.7.41 г. – колонна танков, голова – Волоки, хвост – Бегомль.

Утром 4.7.41 г. Лепель занят мотомеханизированными частями противника.

5.50 4.7.41 г. – колонна танков, голова – Глубокое, хвост – Поставы.

6.00 4.7.41 г. – колонна танков, голова – у Пышно, хвост – Долгиново. (Предположительно, что это та колонна, которая отмечалась 3.7.41 г.)

По данным радиоразведки, с 5.00 до 8.00 4.7.41 г. противник производил активную радиоразведку в районах Полоцк, Великие Луки. Разведка производилась преимущественно вдоль шоссейных, грунтовых и железных дорог, а также и аэродромов.

На аэродроме Ситце – одно-двухмоторные самолеты. Над аэродромом патрулировали самолеты Me109.

17.00 2.7.41 г. – противник подверг бомбардировке Лепель.

13.30 4.7.41 г. бомбил ст. Великие Луки и Идрица. Сбито 2 самолета.

(Р) В направлении Глубокое, Лепель, Докщицы отмечены 3 радиостанции, обслуживающие штабы дивизий и поддерживающие между собой связь.

Четвертое. На борисовском направлении противник силою до одной танковой и одной моторизованной дивизий к исходу 4.7.41 г. вел бой на рубеже р. Березина, Лошница (10 км вост. Борисов), Чернявка и далее по западному берегу реки Березина.

В течение 3.7.41 г. на рубеже Пупеличи, Негновичи в направлении Борисов, Лошница 4й танковый полк и один моторизованный полк при поддержке авиации атаковали 1ю мотострелковую дивизию.

К 18 часам атака была отражена.

В направлении Борисов действует 4я моторизованная дивизия. По показаниям пленного, входит в состав 4го армейского корпуса.

На рубеже Чернявка, Бродец наши части в бою 3.7.41 г. уничтожили 17 танков и 2 моторизованные роты противника.

(А) 2.00–18.00 3.7.41 г. с запада и юго-запада отмечено движение колонн:

1. Мотомеханизированная колонна, голова – Глубокое, хвост – у Дуниловичи.

2. Колонна танков, голова – у Глубокое, хвост – Куриловичи.

3. Мотоколонна, голова – Глубокое, хвост – Порплище.

4. Мотоколонна в движении в направлении ст. Крулевщизна.

5. Колонна танков под прикрытием самолетов Me109 в движении из Плисса на ст. Зябки.

6. Мотомеханизированная колонна противника, голова – Кошары, хвост – Бортники.

7. Большое скопление автомашин – в районе Логойск.

8. Колонна до 100 танков, головой – у Бортники.

9. Из Логойск на Плещеницы – в движении более 100 танков.

Из Бортники, Барсуки – колонна танков в движении на Рогачев.

5.00 4.7.41 г. группа бомбардировщиков бомбила аэродром Могилев.

(Р) В направлении Осиповичи, Червень, Смиловичи отмечены 3 радиостанции, обслуживающие штабы дивизий.

10.00 4.7.41 г. в направлении Плещеницы отмечена одна радиостанция типа корпус – дивизия.

В 11 часов 14 минут в направлении Борисов отмечена одна радиостанция.

В районе Борисов – большое скопление танков.

Пятое. На бобруйском направлении противник подтягивает свои силы к западному берегу р. Друть.

В центре города Слуцк сосредоточено 300 танков противника, которые не имеют горючего.

Вывод. Подтверждаются данные разведсводки № 16 о поспешном сосредоточении войск противника в направлениях Лепель, Борисов, Бобруйск.

Для установления состава частей, действующих перед фронтом, с утра 5.7.41 г. высылается авиационная разведка. Задачи:

1. Установить группировку противника на лепельском, борисовском и бобруйском направлениях.

2. Подход резервов в районы: Минск, Глубокое, Логойск, Бобруйск.

Начальник штаба Западного фронта

генерал-лейтенант Маландин.

Начальник Разведывательного отдела

штаба Западного фронта

полковник Блохин.

ГЛАВА 2

Я опустился на корточки рядом с командиром:

- Что надумал?

- Ну, пока со временем не определились, долгим планированием заниматься бесполезно. Что думаешь сам?

- По моим ощущениям, сейчас сорок первый!

- С чего решил?

- Ну, по местности… Ваня к озеру сходил?

- Сходил. Нету никакого водохранилища. Река есть, а озера – нет. В той стороне уже деревни, ну он рисковать и не стал.

- Значит местность та же, но другая, так? Немец наглый и не пуганый… Бои под Минском были в сорок первом и в сорок четвёртом – это без вариантов. Хотя, может это и не Минск никакой…

- Минск. Дот в лагере тот же самый. И конфигурация дорожной сети. Я сам вокруг походил.

- А на позициях оружия не было? – с надеждой спросил я. С момента, как все разбежались «определяться» прошло больше часа.

- Пусто. Только это… - Саша достал из рюкзачка два штыка от «мосинки». – Кстати, тебя отвлекать не хотели, но я всех наших заставил эту требуху спороть, - и он ткнул пальцем в рукав моей куртки, где был пришит трехцветный немецкий флажок.

- Вот, значит – сорок первый…

Подошёл деловитый Люк:

- Эх, блин, вот на хрена я «сайгу» не взял?

- А через границу ты её как бы попёр? – поинтересовался Фермер и жестом предложил десантнику присесть рядом.

- Да уж… - протянул Шура-Три, приземляясь на обрубок бревна. – Хотя разрешение сделать не проблема… - под пристальным взглядом командира он осёкся.

Впрочем, я и сам, почитай, ежеминутно жалел, что не взял ни дробовик, ни СКС, которыми владел на совершенно законных основаниях.

- Чего порешали? – Люк решил от греха подальше сменить тему.

- Да ни хрена пока… Вот, консультацию от историка ждём… - Фермер подмигнул мне.

- А в чём затык? – Люк развернулся ко мне всем телом.

— В глобальности. Вот что прям сейчас делать – это понятно, а какую общую линию – нет.

Фермер побарабанил пальцами по колену, потеребил пару секунд кончик носа…

- Да, надо всех собрать. И там уже решать…

— Мужики, сюда давайте! — раздался негромкий крик от палатки, в которой вот уже битый час куковали над электроникой Бродяга и Тотен.

Когда все собрались, он вытащил наружу небольшой выносной динамик и щелкнул каким-то тумблером:

— «В течение ночи с девятого на десятое июля существенных изменений на фронте не произошло. Наша авиация в течение дня сосредоточенными ударами уничтожала мотомеханизированные части противника, атаковала авиацию противника на его аэродромах и бомбила Плоешти. По уточненным данным, нашей авиацией в течение прошедших суток уничтожено в воздушных боях и на земле сто семьдесят девять самолетов противника».

— Пипец, приплыли! — сказал кто-то из стоящих за спиной, а меня пробил холодный пот.

— Саш, прямую поймали? — спросил командир.

- Нет, записали, минут десять назад прошла.

— Ну, что делать будем, дорогие? — продолжил Фермер, обводя взглядом поникших друзей. — Тоха, вот, предлагает воевать до сорок четвертого… Да он сам обрисует ситуацию. Давай, историк!

У меня внезапно запершило в горле. Я попытался набрать воздуха, но зашелся в приступе кашля. Добрый Док немедленно «похлопал» меня по спине. По-дружески так… До клацанья челюстей и выпученных глаз. Но и в правду помогло.

— Мужики, — начал я, — вариантов у нас, в принципе, немного… Если отбросить полную фантастичность происходящего и мы правильно прокачали ситуацию, то сейчас на дворе однозначно сорок первый и до фронта нам пёхать километров двести. К немцам служить идти никто из нас… - вместо продолжения идиотского предположения я просто махнул рукой. - Через фронт пробиваться — это ещё ухитриться дойти, да и на той стороне нам почти стопроцентный каюк. Мы же здесь— как дети малые. Коробку спичек правильно не купим.

- Ну, это ты зря, - возразил Бродяга. – Чуть поднатаскаться и можно попробовать «врасти».

- Адрес Моссовета не подскажете, гражданин? – неожиданно влез Тотен. – А сигареты «Мальборо» почем сейчас? Зона покрытия «Билайна»?

- Ну, Моссовет был там же, где и сейчас – напротив Долгорукого, - машинально ответил я, поскольку вырос на улице Горького. – Памятник вот только позже появился… После войны. К восьмисотлетию.

Перепалку прекратил Фермер, просто подняв руку.

- Получается - будем партизанить партизанить, - сказал он, когда все заткнулись. – До сорок четвёртого! Или пока не поймём – как назад.

В этот момент я наткнулся на остановившийся взгляд Тотена.

— Алик, ты чего? — Я легонько тронул его за плечо.

— А? Что? — встрепенулся он. — Я про Мишку и Маринку задумался. Как они там без меня будут?

И все замерли. Каждый думал о своих. У командира сын уже взрослый, институт скоро заканчивает, а на лето на работу серьезную устроился, потому и не поехал с нами. У Бродяги — три дочки и сын. У Дока — дочка маленькая. У Люка — тоже. И моему Пашке — только два годика исполнится… Екарный бабай! Вот они стоят, мои друзья, настоящие, без дураков, друзья. Взрослые состоявшиеся мужики. Кормильцы. Надёжа и опора своих семей, которые остались где-то там — шесть десятков лет тому вперед! И глухая тоска пробивается через сведенные скулы Дока, кривую полугримасу-полуухмылку Люка, светится в печальных еврейских глазах Бродяги и тяжелыми каплями собирается в уголках глаз Тотена. Я понял, что горло мое опять свела непонятная судорога. Очень захотелось броситься под тент, зарыться с головой в спальник и заплакать от подступившей из ниоткуда тоски.

Вдруг всплывшие в голове воспоминания заставили меня встряхнуться:

— Какое число сегодня? Десятое, так они сказали?

— Ага, — ответил мне Казак.

— Получается - наши в Минске два дня назад сдались, — упавшим голосом сказал я.

— Что? Это-то тут при чем? — переспросил Фермер.

— Повторяю, два дня назад, восьмого, немцы окончательно зачистили минскую группировку наших. Мы — в глубоком тылу немцев. Те, кого мы с Люком поутру встретили, — скорее всего разведбат какой-нибудь дивизии второго эшелона. Да, и еще. Не спрашивайте меня, когда все это закончится. Я — не знаю!

В разговор вступил Бродяга:

— Если отряд делать, то база нужна. Здесь, в Белоруссии, должны оставаться партизанские базы с закладками. Их до войны много делали. Вернее – до тридцать восьмого.

— Должны-то они должны, а ты координаты знаешь? — возразил Фермер. — Нет? Вот и нечего умничать!

— Саш, а у тебя из стволья что с собой? — спросил я Бродягу, больше чтобы отвлечь его от грубого тона командира.

— «Маузер», «парабеллум» и «кар» снайперский.

— В принципе, пойдёт!

Друзья непонимающе уставились на меня.

— Ну, оружие-то нам нужно?

— Да, — за всех ответил Док.

— А как мы его возьмем? А с этими игрушками можно на понт кого-нибудь взять, пока нормальным не разживемся.

— И много ты пластмассой этой напонтуешь? — спросил Док.

— Серег, ну не АУГом⁶ же перед немцами трясти? А эти хоть с виду местные.

— Ага, мысль дельная! – поддержал меня Люк. - Но в ножи, конечно, надежнее.

— Вон, на месте базового лагеря — братская могила! - зло бросил Казачина – Так что я и ножом если что… И Пака вспомните! — И он до хруста сжал кулаки.

Все-таки пластичность психики — великая вещь! Может, оттого, что я многократно ещё с детства прокручивал в голове сюжеты любимых книг и фильмов и неплохо помнил со времён всё того же советского детства фразу «Если завтра война…», но ситуация мне фантастической не казалась. Включился отработанный механизм командного взаимодействия, глобальный вопрос на время отодвинут к задней стенке шкафа, а на повестке дня стоят мелкие и мельчайшие вопросы сиюминутного выживания.

— Так, всем отсоединить аккумы от приводов — они нам для питания раций пригодятся и для подрывов. Оптику и коллиматоры снять. Все оружие, не соответствующее времени, упаковать и спрятать! – Фермер принялся отдавать приказы.

— Командир, нам и глушаки могут пригодиться, - напомнил Бродяга, - особенно с тохиного «сокома» — он по-правильному сделан.

— Антон, тащи свои железяки, выбери, что прямо сейчас возьмёшь, остальное раздам. Потом с Люком и Тотеном ползите туда, где с утра грузовик расстреляли. Может чем разжиться удастся. Не стволами, так… Ну, чем-нибудь.

— Понял. Оставайтесь на приеме. Бродяга! Я «люгер» возьму?

— Бери. И «стечкина» не забудь — пригодится.

И мы пошли…

ГЛАВА 3

К памятному холмику мы вышли без особых проблем. Пока Пака тащили – тропу в подлеске выломали – мама, не горюй. Но шли гораздо аккуратнее, чем утром. По дороге я порадовался, что не являюсь поклонником жёстких пластиковых кабур для пистолетов – в мягкую, рассчитанную на громоздкий американо-немецкий SOCOM⁷, что висела у меня на груди, «стечкин» влез без проблем.

Дорога оказалась пустынной.

— Давай думать, как на ту сторону нам попасть, — предложил я Люку.

— А что тут думать? Метров на пятьдесят влево, под насыпью водопропускная труба есть, я проверял.

— Алик, ты – здесь! Бди! При первых подозрительных шевелениях маякни, ОК?

— Принято! - Тотен лег на брюхо, и, отложив в сторону бесполезный в данной ситуации карабин, вооружился биноклем.

Перебравшись по водопропускной трубе на противоположную сторону и порадовавшись, что в этом узком и тесном лазе оказалось сухо, мы сторожко двинулись по сухому руслу ручейка к «газону». Где на четвереньках, где ползком, а где - просто пригнувшись, мы довольно споро преодолели двести метров. Залегли метрах в двадцати от машины, внимательно осмотрели ближнюю к нам опушку. И, не обнаружив ничего подозрительного, броском добежали до полуторки.

С водителем, в прямом смысле этого слова мёртвой хваткой вцепившегося в баранку, все стало ясно с первого взгляда — два входных отверстия четко виднелись на пропитанной кровью белой гимнастёрке. Пока Люк, присев на колено, смотрел по сторонам, я влез в кабину. Есть! Вот он, мой сладкий! Короткий мосинский карабин так и висел в зажиме на задней стенке. Не без усилий я разжал пальцы водителя и отцепил его руки от руля, затем аккуратно опустил тело на землю. Люк немедленно принялся опустошать кожаные подсумки от тускло блестевших винтовочных патронов. Я же выдернул карабин из крепления, открыл затвор и поймал вылетевший патрон. Ура! Протянул карабин Люку.

— Это менты, - заявил Люк, к тому моменту уже вытащивший из нагрудного кармана покойного служебное удостоверение. – А это – тебе! – он похлопал по висевшей на ремне убитого кобуре.

Мы обменялись стволами, и тут мой взгляд зацепился за кожаную командирскую сумку, сиротливо валявшуюся на полу с пассажирской стороны. Сунув револьвер за широкий пояс разгрузки, я лег на сиденье - трофей, однако. Подняв сумку, надел ее через плечо:

— Люк, я в кузов!

И, нажав тангенту:

— Тотен, Арт в канале. У нас — все путем. Бди. Как понял?

— Тотен в канале, у меня — тихо. Отбой.

Кузов оказался завален какими-то тюками и толстенными пачками папок. Перевалившись через борт, я первым делом вытащил и проверил доставшийся мне револьвер. «Машинка» оказалась старой, ещё царского выпуска, и к тому же так называемого «солдатского образца», то есть без самовзвода. Видимо, водителя вооружили по остаточному принципу. Хотя из «нагания» самовзводом стрелять, на мой взгляд – занятие для сильных духом и очень сильных руками. Вернув оружие за пояс, я достал нож и перерезал связывающую папки бечевку, наугад открыл одну из них. «Опаньки! Дело! Уголовное!» Просмотрев еще пару папок, я высунулся наружу:

— Люк, эта машина — райотдела милиции.

— И что?

— Здесь сейф есть, — упомянул я еще одну находку, — и пишущая машинка!

— Вот без пишмашинки мы точно не проживём!

— Ну, она нам, может быть, и ни к чему, а вот в сейфе бланки документов должны быть. Паспорта, справки всякие…

«Стой! Руки вверх!» - донеслось издалека. Направление определил, только примерно, а вот расстояние – довольно точно. Метров тридцать. Поскольку в этот момент я лежал грудью на борту, мне ничего не оставалось, как, уцепившись за него, кувыркнуться вперед, надеясь, что мой копчик переживет встречу с родной землей. Впрочем, приземлился, как и планировал — первыми земли коснулись ноги. Разжать руки, распластаться на пыльной траве, и откатиться за колесо было делом секунды. Люк к категории тормозов так же не относился, так что его уже видно не было, а вот в кустах мелькнуло грязно-белое пятно.

«Мент? Белая летняя гимнастерка, такая же, как и на убитом водиле!». Повернувшись на левый бок, я вытянул из нагрудных ножен любимый «Сог», затем - достал из кобуры «стечкин». Ствол я отправил за пояс сзади к нагану, а вот нож просто оставил на земле. Тыкать им в «заблудившегося» милиционера я не собирался, а вот создать образ безоружного человека требовалось.

— Я сказал: «Руки вверх»! И выходи по одному! — Еще немного, и голос говорившего, и так по-мальчишески звонкий - «даст петуха»!

Наушник зашептал голосом Люка:

— Тоша, вылезай. Я его сделаю. А то мы здесь отсвечиваем, как чирей на жопе.

Как мне не хотелось вылезать, боже ж ты мой! Громко каркнув «погоди, не стреляй», я полез из-под машины.

Он вышел из кустов. Ну, точно, дурачок! Он, что же, думал, я здесь один? В ухе раздалось: «Я его взял». Глядя на оторопевшего сержанта милиции, я подумал: «Да уж, он удивился больше, чем я». Несколько секунд мы стояли, замерев, и разглядывая друг друга. Молоденький сержант с измождённым юным, почти мальчишеским лицом, в петлицах грязной, кое-где порванной белой гимнастёрки которого поблёскивали лейтенантские «кубари»⁸, и я в образе диверсанта конца века — удобный «бундесовый» комок в мелкие зелено-серо-коричневые пятнышки (его прообраз будет создан только в сорок третьем), разгрузочная система со множеством подсумков (на заказ, под себя шил!) с привязанными тут и там «лохматушками», слегка небритая рожа в разводах угля, на голову поверх «флековой» банданы накинута шарф-сетка, ниспадающая на плечи. Картина «Встреча двух эпох»!

В руке у милиционера подрагивал «наган». Из этого чуда столетней давности мне стрелять доводилось, более того, обращению с ним меня учил старый, на тот момент ему под восемьдесят было, опер угрозыска, слова которого: «Если кто из «нагана» попадает, то из любого ствола попадёт, но никак не наоборот», я помнил отлично. Точно так же я помнил, что самовзводом из этого револьвера стреляют или оптимисты или люди со стальными пальцами. Сам я раз двадцать в упоре «на трёх пальцах» отжаться могу, и то далеко не всегда удавалось выстрелить из «нагана» самовзводом, не «сдёрнув» спуск, а вот у моего визави такая подготовка вряд ли имеется.

Что-то пауза затянулась… Похоже, незнакомец до этого не рассмотрел, кто же это в подведомственном имуществе копается. За немцев точно нас не принял, скорее за уголовников, дезертиров или просто несознательных граждан.

«А может, пресануть его? — мелькнула мысль. — Как там в „веселые девяностые“ говорили? „На базаре съехать“. Тем более что Люк прикрывает».

Набравшись наглости, но, не забывая, что «наган» в руке у милиционера — настоящий, я собрался с духом и командным голосом гаркнул:

— Сержант! Ко мне!

Тот машинально сделал два шага в мою сторону.

Я решил развить успех:

— Старший лейтенант госбезопасности Садовский! Спецгруппа Особого отдела наркомата! Ваши документы! — А в голове пульсировало: «О боже! Что за херь я несу!»

Мент в замешательстве слегка опустил ствол «нагана». Потом, видимо, сомневаясь, посмотрел на меня и, запинаясь произнес:

— Сержант госбезопасности Дымов. Ваши документы! — Но прозвучало это совсем не грозно, а наоборот — испуганно.

Левой рукой демонстративно потянувшись к нагрудному карману (там и вправду я ношу паспорт, удостоверение и права), я качнулся влево и, взяв на контроль «наган» правой рукой, завернулся лже-гэбэшнику за спину. Подбив колена, левой захват за шею — и «наган» оказался у меня в руке, а сержант повис на ослабевших ногах, удерживаемый от падения моими пальцами на кадыке и стволом «нагана» у своего правого глаза.

— Старший лейтенант Серов, — громко позвал я Люка – «палить» перед местным сверхкомпактную по меркам этого времени рацию было бы глупо, — доложите обстановку!

— Все путем, он один, — донеслось откуда-то из травы.

— Ну что, сержант, поговорим?

Ответ у парня получился несколько неуверенный:

— Д-да.

Хотя не знаю, как бы я отвечал с дулом «нагана» у виска.

— Давай, садись у заднего борта, – толчком я послал милиционера к машине. - На колени! Ноги скрести сзади… Так, а теперь задницей на них садись!

По лицу этого сопляка было видно, что он ничего не понимает.

— Ну что ж, начнем, помолясь... — Услышав последнее слово, сержант легонько дрогнул лицом. — Откуда же ты, глупый, улепетывал с бумажками своими?

Лицо его закаменело, и он ожег меня взглядом:

— Ничего не скажу тебе, гадина фашистская!

— Сержант, ты не понял? – широко улыбнулся я в ответ. - Мы — свои! А уж за меры предосторожности я у тебя прощения потом попрошу. Якши?

— Что? — переспросил он.

— Это — «хорошо» по-татарски. Но мы отвлеклись… Так откуда и куда вы следовали, товарищ сержант?

— И… из Заславля выехал, еще неделю назад… - сменой интонаций паренька запутать удалось, так что хоть и не очень уверенно, но отвечать он начал. - А тут немцы прорвались… Все время по лесам прятались… Щелоков, шофер наш, предложил пальбу переждать, а уж потом, как стихнет, до своих добираться…

— А откуда вы выскочили и почему немцев не видели?

— Там дорога лесная на смолокурню ведет… Мы на ней прятались… А как на поле выехали — нам солнце в глаза… — Я скосил глаза в сторону дороги - действительно, хотя прошло уже несколько часов, солнце утром должно было висеть точнёхонько над «нашим» лесом. Между тем парень продолжал:

— Ну, а как стрелять начали, так в Щелокова сразу и попали, а я успел выскочить с другой стороны… Потом немцы зачем-то по лесу с другой стороны дороги стрелять начали, а я и спрятался в кустах… А как стихло, так я и к машине пошел… Я сумку свою с документами забыл… — И он покосился на командирскую сумку, висевшую у меня на шее.

— Тебя как звать-то? — Я начал испытывать нешуточное уважение к этому пацану — ему было страшно, его единственного попутчика убили, но он все равно вернулся…

— Але… Алексей, товарищ старший лейтенант. Дымов.

— Что в машине? Ну, кроме картотеки и дел? — поинтересовался я.

Он начал было отвечать, но закашлялся.

Я достал из чехла, висевшего сзади на поясе, флягу и бросил ему. «Черт, она же пластиковая!» — подумал я, но было уже поздно. Впрочем, непривычный материал милиционера не смутил. Торопливо отвернув крышку, он начал жадно пить. Выхлебав примерно половину, он с сожалением завернул крышку.

— А у вас курить нету, товарищ старший лейтенант? А то дней пять ничего не курил… Уши пухнут, — и он просительно уставился на меня.

— Конечно. — Я машинально полез в карман, но на полпути притормозил руку. «Там же у меня „Данхилл“ лежит! В красивой заграничной пачке, каких нет не только в Союзе, но и в самой Британии. И сигарета с фильтром…» Подумав еще пару мгновений, я достал одну сигарету и, быстрым движением оторвав фильтр и спрятав его между пальцами, протянул сигарету сержанту. Потом как будто что-то щелкнуло у меня в голове, я взял сигарету в рот, прикурил ее, спрятав ярко-оранжевую зажигалку в ладонях, и снова протянул Алексею. Тот торопливо взял ее, с наслаждением затянулся и блаженно прикрыл глаза. «Эк его повело!» — подумал я, но что-то мне подсказывало, что бдительность снижать рановато.

Алексей открыл глаза:

— Ух, и хороший табачок у вас, товарищ старший лейтенант. Мягкий и душистый. Я такого никогда не пробовал. Фабрики Урицкого?

- Английские это. - «Всё одно если интересно станет, и надпись золотую прочтёт и герб рассмотрит».

В этот момент в ухе у меня заголосило:

— Тоха, это Тотен, справа немцы. Мотоциклы!

Мы сидели в тени полуторки, так что сразу заметить с дороги нас было трудновато, но не невозможно:

— Так, сержант, мухой в кузов и замри там. На дороге немцы! — прошипел я.

На мгновение Алексей замер, пытаясь понять, как я ухитрился разглядеть врагов, но, довольно быстро сообразив, что к чему, с трудом встал (ага, не зря я его так сажал — через пять минут ноги у непривычного человека затекают так, что только держись) и полез в кузов. Я же распластался за задним колесом грузовика:

— Тотен, Арт в канале.

— На связи.

— Докладывай обо всех их перемещениях. И, как пауза будет, командиру сообщи, я сейчас болтать не могу. Взяли карабин и «наган». Вернее – два «нагана».

— Понял тебя. Колонна идет. Впереди — мотоциклисты, за ними — броневик, дальше — грузовики. Много.

— Понял тебя. Отбой. Люк, ты где?

— От машины метров тридцать левее и полста — тебе за спину. Под кустом.

— Понял тебя. Без команды не стреляй.

Интересно, если сержант меня слышит, какие мысли у него в голове бродят? Поэтому я громко сказал, почти крикнул, ему:

- Дымов, сиди там тихо, нам деваться сейчас некуда. Если понял, стукни два раза по доскам.

Тук-тук.

А колонна все шла и шла… Я потянулся к висевшему на пояснице подсумку с биноклем, но вспомнил, что солнце всё ещё не вышло в зенит и решил не рисковать. К тому же дорогу и так было отлично видно. Машинально засёк время – «двадцать семь минут одиннадцатого».

«Три странных грузовика, с квадратными кузовами, похожими на кунги из дощечек. Один, если судить по неслабому количеству антенн - с мощной радиостанцией… Пятнадцать грузовиков с пехотой… Трёхтонки. «Мерседесы» - вон знаменитая эмблема блеснула на облицовке радиатора. В каждый по два отделения влезает. Батальон как минимум уже проехал…»

Первое время я судорожно сжимал рукоятку затрофеенного у милиционера «нагана», но уже через пару-тройку минут отложил его от греха подальше. Потом меня принялись донимать мухи, которые густо роились над телом убитого водителя… Даже на фоне грохочущих и лязгающих на дороге машин их монотонное жужжание душу выматывало. Следом настал черёд пыли, долетевшей от дороги. Там она вообще повисла почти непроницаемым облаком. Глаза слезились, на зубах скрипело…

На «солнышке» нам пришлось проваляться почти два часа. Я лежал и, от нечего делать считал: восемьдесят четыре грузовика с пехотой, две батареи противотанковых пушечек – из тех, что сами немцы называли «дверными колотушками», минометчики, какие-то части обеспечения на разномастных автомобилях. Ну точно, полк. А может, и нет, штаты немецкой пехоты времён войны я помнил, честно говоря, не очень. Когда на протяжении нескольких минут из повисшего над дорогой густого облака пыли не показалось ни одной машины, я с облегчением вздохнул. Как оказалось — напрасно. Когда я, выждав ещё несколько минут, уже встал за машиной и принялся потягиваться, на дороге нарисовались три мотоцикла, один из которых притормозил на обочине.

— Тотен, Арт в канале. Что там? – плюхнувшись на брюха, торопливо спросил я в рацию.

— Здесь Тотен. Гадят, сволочи. Наверное, специально отстали – чтобы пыль не глотать.

Осторожно высунувшись из-за колеса, я разглядел мотоцикл с коляской, у которого скучал, если судить по висящему на плече «эмпешнику» и чехлу с биноклем на груди, рослый унтер. Два его кореша, видимо, сделав то, для чего они спустились в придорожную канаву, вылезли не обратно на дорогу, а на поле. Если судить по их жестикуляции - один предлагает посмотреть нашу машинку. Вот весело-то! Я нажал тангенту:

— Люк, здесь Арт. Сможешь, если что, снять дятла на дороге?

— Не вопрос. Тут всего-то метров сто пятьдесят.

— Чудненько, но давай решать — ноги сделаем или попробуем стволами разжиться?

— Я бы рискнул.

— Я тоже. Попробую накоротке из «нагана» их пострелять. Как начну — снимай унтера.

«Черт, чуть не забыл этого Дымова предупредить!»

Я трагически зашептал:

— Алексей, к грузовику идут немцы. Двое. Мы будем их брать. Сиди тихо. — В ответ – два негромких удара по доскам. На всякий случай я потянулся проверить, как вытаскивается нож из ножен, но вспомнил, что «Сог» я оставил под машиной. Достал из-за ремня АПС. Вполне с близкого расстояния «резинка» может сработать. Взвёл курок у «нагана». Потом слегка завис – вспомнил, что есть ещё и второй «наган»… Потянулся за ним, но вспомнил, что он без самовзвода. Минуты, прошедшие до того момента, как немцы подошли на полсотни метров, показались мне часами. Внезапно вспотели ладони. Двигаясь очень медленно, я положил револьверы на землю и так же медленно вытер ладони о штаны. Колени ходили ходуном. Тонкая противная струйка пота проползла вдоль позвоночника. «Ну же, гады, ну же…» Потом пришла другая мысль: «Ну зачем ТЕБЕ это? Героем себя почувствовал? Пусть этим профи занимались бы — Фермер, Бродяга или тот же Люк».

Веселые голоса немцев приближались… Вот они остановились у левого переднего колеса — точно с противоположной стороны машины от меня. Глубокий быстрый вдох. Медленный выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Беру оба ствола в руки. Так. Один полез в кабину, а другой, я вижу со своей позиции, пинает тело несчастного Щелокова. Выдох. «А если услышат?» - некстати приходит мысль. Медленно выдохнув, кладу оба ствола на землю. Быстро перекатившись под машиной, хватаю «сог»… Вдох… Еще один перекат… Выдоооох… Я, вставая, бью немца правой рукой в живот… Сто двадцать миллиметров нержавеющей стали входят в тело практически без сопротивления. Второй удар. Дернув его мимо себя, так, чтобы он пролетел к кузову, всаживаю нож в почку тому, кто ковыряется в кабине… Его выгибает, и я бью ещё раз – теперь сбоку под рёбра. Выстрел… Где-то на периферии моего поля зрения падает на дороге немецкий унтер. За ремень вытягиваю немца из кабины. Он падает на землю как мешок с картошкой. Развернувшись, добиваю ударом сбоку в шею второго, который к этому моменту стоит на коленях, прижав обе руки к животу.

Время опять потекло с нормальной скоростью. Резко и внезапно меня скручивает приступ тошноты… Когда я, сплюнув тягучую желчь, поднимаюсь с колен, ко мне подбегает Люк. Он что-то говорит… Не понимаю… Мотаю головой, силясь понять…

— …силен ты! Фермер мне говорил, но я не верил… Я и глазом моргнуть не успел… — Тут он останавливается, внимательно смотрит мне в лицо.

— Первые, да? — участливо кладет руку мне на плечо, в другой руке — фляжка. — На, Тоша, глотни!

Машинально делаю глоток. «Оп-па-па!» — глоток «Степного бальзама», опалив огнем горло, скользнул по пищеводу и гранатой взорвался в пустом желудке. Я сел на землю, тупо глядя перед собой. Поднял голову:

— Сань, стволы собери. И проверь там этого… В кузове.

Через пять минут все сделано. Немцы оттащены в кусты совместными усилиями Люка и милиционера. Мы стали богаче на два немецких карабина с БК⁹, аж целых три гранаты-толкушки и «ТТ», найденный у одного из фрицев. Уходя, Саня, положил рядом со мной трофейную винтовку. К нашему счастью, одиночный выстрел, похоже, никто не услышал. Время делать ноги!

— Сержант! Ключи от сейфа у вас есть? — спрашиваю Дымова.

— Да, товарищ старший лейтенант, а зачем они вам? — спрашивает он с изрядным пиететом. Похоже, скорость, с которой я «упорол» двух рослых немцев, произвела на него впечатление. Правда, как я блевал, он не видел.

— Забрать из сейфа документы, печати и бланки.

— Но зачем, точнее, почему только это? А как же дела?

— На весь этот хлам у нас сейчас ни времени, ни сил нет. А насчет остального… Ты же не хочешь, чтобы немецкие диверсанты с подлинными документами у нас в тылу шлялись? — подворачивается на язык правдоподобное объяснение. — Со штампами твоего райотдела и на подлинных бланках!

Больше ничего объяснять не надо. Он метнулся к машине.

— Тотен, доложи обстановку! — связываюсь я с нашим наблюдателем.

— Все пучком, командир! — И уже совсем другим тоном добавляет: — Тоша, ты как?

Все-таки заботливый он у нас.

— Нормуль, Алик. Бди! Мы идем.

- Принял, только ствол с дороги заберу.

И действительно, пару секунд спустя я вижу как на дорогу выскочил Тотен и принялся торопливо «свежевать» убитого немца.

Через пару минут наш мент выходит из-за машины, держа в руках плотно набитый сидор.

Люк перевешивает мосинский карабин за спину, потом лязгает затвором «маузера».

— Палить будем? - задумчиво смотря на полуторку, спрашивает он.

— Зачем? Только себя выдавать. Ходу мужики, ходу. – Страх, что вот прямо сейчас из-за поворота появится ещё одна колонна, и мы не успеем спрятаться, почти физически толкал меня в спину.

«Вибрировал» я не напрасно - и трёх шагов не сделали и, как в ухе заголосил Алик:

- Немцы! Много!

Хорошо, что тело сработало наперекор привычке – я не залёг, а цапнув за локоть милиционера и, мечтая только о том, чтобы трофейный карабин не свалился с плеча мне под ноги, бросился к спасительным кустам. У Люка опыт был ещё со времен, когда он молоденьким охотился на караваны из Пакистана, поэтому он успел на бегу скомандовать Тотену оставаться на месте и не отсвечивать

ГЛАВА 4

Идем по лесу, петляя, как зайцы. Сделав знак Люку сторожить Дымова, немного отстаю и коротко, но ёмко докладываю командиру про наши приключения. Спрашиваю, можно ли привести чужого на стоянку. Командир не против, тем более что у нас есть спец по допросам без применения силы — Бродяга, как-никак, почти три десятка лет в «конторе» оттянул. В том числе и опером.

А вот дорогу форсировать в ближайшие пару часов он строго-настрого запретил. Немцы, наткнувшись на мотоцикл и мёртвого унтера в лес, конечно, не полезли, но причесали придорожные кусты из пулемётов и оставили у дороги пост. Хорошо ещё, что Тотен под обстрел не попал.

Догнав своих, я скомандовал сделать привал.

— Слышь, служивый, а чего ты сержантом ГБ представился? – спросил я, плюхнувшись на землю и достав фляжку – утречко выдалось трындец, какое весёлое и насыщенное. - Ты же из милиции?

— Да напугать я вас хотел. На диверсантов или дезертиров это должно было подействовать! — смущенно ответил Дымов.

Ответом на такую наивность стали наши с Люком сдержанные смешки.

— Ну, ты диверсов немецких за идиотов не держи… Околыш у тебя синий! Думаешь, немцы в нашей форме не разбираются? – сдерживая ухмылку, прокомментировал Люк.

— Товарищи, я не подумал, некогда было… На нашу реакцию милиционер внимания не обратил, и несколько неожиданно спросил: - А кстати, что это у вас за форма такая?

— Новая, для действий в лесах.

— А?

- Бэ. Не много вопросов-то, сержант?

Дымов сник, но скорее от тона, нежели от слов.

Чтобы слегка снизить градус, Люк выудил из сухарника три охотничьих колбаски, одну кинул мне, а вторую протянул «пленному».

***

Взгляд со стороны. Фермер

Ситуация Александру откровенно не нравилась. И дело не в фантастической её природе – это болталось где-то на периферии понимания, а в том, что почти весь боевой и служебный опыт готовил его к другому. Нет, понятно, что «Боец специального назначения – есть боевая единица сам по себе», но здесь отсутствовала внятная цель и даже ближайшие задачи были не то, что не намечены чётко, а попросту отсутствовали. Ну, кроме одной – «Выжить и вооружиться».

И дело осложнялось тем, что, даже не начав действовать, группа уже понесла потери.

«Хотя, - Саша глубоко затянулся зажатой в кулаке сигаретой, - всё могло бы быть и хуже. Состав надёжный. Со всеми не первый в год в команде. Набор навыков не самый плохой. И, даже оружием разжились. По минимуму, но всё же. Эх, карту бы! Да с обстановкой!» Впрочем, навыков и знаний хватало, чтобы уже через неделю и то и другое появилось. Но тогда острой станет другая, пока отсутствующая проблема – связь с нашими. На память пришли слова из читаной в детстве книжки разведчика, прошедшего всю войну и командовавшего партизанским отрядом: «Вопрос связи в разведке – вопрос жизни. Самые ценные и достоверные данные теряют свое значение, если они доставлены с опозданием.»

***

Солнце уже явно начало своё движение к горизонту, когда наша группа вышла в район лагеря. Пока ждали прохода очередной колонны, пока подбирали Тотена – часа четыре улетели. Оставив Алика и Саню с «пленным», я прибавил шагу и, немного обогнав группу, первым пришел в лагерь.

— Саня, короче, этот мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…

— Угум.

— Я — для него старший лейтенант ГБ, ты — майор. Остальные — тоже офиц… тьфу ты, командиры.

— Понятно. А ты чего бледный такой? – озабоченно спросил Саша.

Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.

- Перенервничал.

- Тогда приказ такой: перекуси, остограмься и под тент «Шагом, арш!». - Голос Сани, несмотря на командный тон, так и сочился заботой.

- Слушаюсь. — Вяло пробормотал я в ответ и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».

Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..».

* * *

Проснулся я c абсолютно «чугунной» головой – не как с похмелья, а вроде того, как бывает, когда слишком много спишь. А вот что снилось, я, на удивление хорошо запомнил. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Помню, однажды, когда за выходной удалось забить на всё и посмотреть все три части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на воображаемом автомате. Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось что-то.

С этими радужными мыслями в тяжёлой голове я полез из-под тента и шарахнулся обо что-то твердое. Предмет этот не перенес столь наглой атаки и свалился на меня. «Хм, „маузер“… Бродягин, что ль?» — подумал я, как из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.

— Проснулись, товарищ старший лейтенант? — бодро поприветствовал он меня.

Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Выходит, это не сон был?! И в зоопарк с сыном через три дня не пойдём! И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!

Через час, вернув Дымову «наган» и отправив его в дозор, командир созвал Большой военный совет.

— Ну что, ребята, что делать-то будем? — начал он, обводя всех тяжелым, измученным взглядом. Даже наш несгибаемый Александр Викторович, ветеран многих никем и никому не объявленных войн, попал в ситуацию, в которой он не знал что делать. Нет в уставе и спец-инструкциях разделов «Действия диверсионно-разведывательной группы в тылу врага в семидесятилетнем отрыве от своих войск». Нет!

Первым слово как самому младшему дали Казачине:

— Честно скажу, мужики, я пока не знаю, что сказать… Какие у нас варианты есть?

— Тогда давайте Тоху послушаем, как самого в этих альтернативностях и историчностях подкованного, — предложил Алик.

— Тоша, излагай! — попросил командир.

«Ну что все я, да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая там остались… Знал бы, кто такую подляну устроил, — даже нож бы не доставал, так бы своими редкими зубами и загрыз!» — начинать доклад с таким винегретом в голове не стоило, поэтому пришлось сделать глубокий вдох, закрыть глаза и очистить сознание, ну, как перед тренировкой по рукопашке. Когда перед мысленным взором «волны на поверхности озера окончательно исчезли, а по воде побежала лунная дорожка», я открыл глаза и начал:

— Для начала, парни, обрисую всю глубину нашего падения, — Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Чтобы народу скучно не было». — Изложу для начала то, что попадалось в книжках. Если по порядку, то, первое - как мы здесь очутились – непонятно. Второе, будет ли возврат — нам неизвестно. Третье — привязан ли он к конкретному месту — мы не знаем. Ну, и четвёртое — связан он с кем-нибудь из нас — непонятно.

Что же нам известно? А известно, что мы — в начале июля одна тысяча девятьсот сорок первого года. Если я правильно помню, то советские войска — почти в двух сотнях километров на восток, за Березиной. Да и то, они недолго там продержатся. Месяца полтора. Может и два.

— Ну, последнее, до настоящего момента, было известно только тебе, — буркнул Док.

— Командиру и Сергеичу — тоже. Они в училище должны были проходить… — парировал я.

— Ну, это когда было… Тридцать лет назад… — протянул командир, — я тогда девками окрестными был больше озабочен, чем тонкостями оперативного искусства. Тем более – в исторической, так сказать, перспективе. Так что ты для нас теперь основной справочник.

— Ладно, поехали дальше, — покладисто согласился я. — С вопросом «Кто виноват?» мы почти разобрались. Переходим к другому классическому вопросу — «Что делать?». Вот тут у нас широчайший выбор вариантов. Первый — сидеть на месте и ждать, что все само образуется. Правда, еды у нас на три дня и немцы вокруг. Да и через три месяца станет несколько прохладно. Вариант второй. Активно врастать в окружающую действительность. Возможен подвариант: врастать, но регулярно являться сюда, в надежде, что перенесет обратно. Или неактивно врастать и проверять. Можно голосовать! Кто за первый вариант — прошу поднять руки!

Как хорошо, что друзья у меня — реалисты. Перспективы прожить неопределенный промежуток времени в лесу, в охваченной самой страшной из войн стране, они оценивали правильно, поэтому ни одной руки я не увидел.

— Что ж, переходим ко второму варианту. Активное врастание — это прорыв на ту сторону или создание партизанского отряда. Но можно и в полицаи пойти…

— Так, марсианину больше не наливать! — откомментировал последние слова Док. — Я так понимаю, хер официр шутит так плоско?

— Правильно, Сережа, понимаешь. Но обрисовать-то все варианты нужно? На ту сторону, если честно, нам нельзя — кроме усов, лап и хвоста, других документов у нас нет. А те, что есть – с орлом и всем прочим – это пропуск на Колыму. Пока. Но можно нарисовать. Правда, как бы ни приукрашивали родную страну патриотические историки, шансов встать у нас лицом к грязной кирпичной стенке — всё равно несколько больше пятидесяти процентов. А я на такое не согласен. А вот в партизанском варианте смысла, на мой взгляд, больше. Зарекомендовать себя, обрасти легендой — и угу!

Сергеич откашлялся:

— Ну, тема нам понятная и близкая. Только зачем ты пареньку этому — ментенышу — про спецгруппу НКВД наплел? Он же теперь на нас как на богов смотрит, разве что не уверен — мы сейчас пойдем Гитлера убивать или до завтра подождем… Особенно после того, как ты тех двух фрицев в ножи взял.

И тут выяснилось, что о моих утренних геройских похождениях Люк с Тотеном рассказали только Фермеру и Бродяге, поскольку остальные уставились на Шуру-Два с некоторым недоумением.

— Непоняяял… Какие ножи? — Док был явно удивлен.

И, хотя Бродяга меня вроде как похвалил, но мне отчего-то стало стыдно. Да так, что я даже слов подходящих ответить Серёге не нашёл.

— А ты думаешь, откуда у нас карабины взялись? Из сельпо? Или они в здешних лесах сами через мох пробиваются? — излишне резко, на мой взгляд, ответил Доку командир. — Тошка, Тотен и Люк сегодня по холодку пробежались и трех немцев завалили. Но к делу это сейчас отношения не имеет. А ты продолжай давай, товарищ старший лейтенант.

— Саш, а что так официально? – издевки в голосе Фермера я не услышал, но само по себе подобное обращение, да в кругу своих…

— Не понимаешь? А привыкать теперь надо. Всем! Легенду состряпал, значит - её пока держимся. Я — майор ГБ, ты — старший лейтенант, Люк и Шура — летехи… Хотя для Сергеича такое звание — это несерьезно… Капитаном будешь?

— Ну, по-армейски — это подпол… Пойдет, как раз мое.

— Далее. Тотен и Казачина — сержанты. Ну а Док — ты кто у нас по военно-учетному столу?

— Старший лейтенант медицинской службы.

— Значит, будешь капитаном, — заключил щедрый Фермер.

— Военврач третьего ранга, — поправил его я.

— Нехай третьего. Итак, на чем мы остановились?

— На партизанщине, Саша. Поскольку некоторые из нас обладают недюжинными познаниями в таком благодарном деле, как диверсии и саботаж… — скорчив подхалимскую, как мне казалось, гримасу, заявил я, — то создание инструкторского центра было бы весьма кошерным делом. Вопрос в том, как нам нарыть полномочия из центра и где найти партизан.

— На последнее мы можем сержанта этого напрячь. Я его уже вербанул… — лениво протянул Бродяга.

Хм, немудрено, майор-чекист (а по выходе в запас и подполковник) с тридцатилетней выслугой и сопливый сержант из райотдела. Вы бы на кого ставки делали?

— Пока же предлагаю перенести операционную базу на смолокурню. Она тут в паре километров. И потренироваться на кошечках.

— Это в каком смысле? — спросил командир.

— Устроить пару диверсий на дорогах в рамках боевого слаживания и наведаться в село за жрачкой. Пока немцы все не вымели и полицаев не организовали.

- Насчет диверсий это мы ещё покумекаем, а вот на другое место перебираться однозначно надо. Пойдем, расскажешь, что за смолокурня, а заодно и про дорогу к ней.

Сказано — сделано! Великая все-таки вещь — дисциплина! Есть цель, есть приказ, и переживания и рефлексии посланы куда подальше… Плакать будем позже… Ох будем…

* * *

Объем работы предстоял адский – собирались-то не в пеший поход, а на «заброску». А армейские даффл-бэги¹⁰ удобны только для того, чтобы оттащить своё барахло до машины. Рюкзаки у большинства только патрульные, максимум литров на сорок. А у нас одной только еды килограммов двадцать плюс радиооборудование Сергеича. Я-то сразу решил, что свой «привод» закопаю – нафиг мне лишних четыре кило таскать, у меня теперь настоящий ствол есть. Вслед за автоматом в выстеленный распущенным ножом полиэтиленовым пакетом отправились и десять магазинов, всё равно ещё четыре в подсумках есть. Зачем, правда, я их оставил, сам не понимаю. А вот трёхточечный ремень и коллиматор с креплением я снял, вдруг, куда приладить получится. И всё равно, когда я для примерки навьючил на себя всё «своё», включая и пришедшуюся на мою долю часть «общественной нагрузки» - килограммов сорок получилось. Ходить ещё можно, особенно – если местность ровная, а вот бегать – уже никак. И у всех остальных ситуация была похожая.

Пока готовился обед и паковались шмотки, я подошел к Бродяге с целью выяснить некоторую несуразность, смущавшую меня.

— Шур, а Шур, слушай, а ты не узнавал у мента нашего, что это он в одиночку по лесам с архивом мотался?

— Обычная неразбериха. Ему предписание мобилизационное пришло, а его на отделе оставили. Щенок он еще. Я его поспрошал плотненько. Дескать, не много ли на себя, сержант, берете. Ну, он и хрупнул. Говорит, мол, в удостоверении «НКВД» написано, а в тонкости мало кто лез. Не до них было. Они же в «котле», почитай, две недели сидели. А начальство ноги сделало. Не все, конечно. Пацанчик чуть не плакал, когда рассказывал. Да только немцы к тому моменту уже многие дороги перекрыли, и фальшивые блокпосты поставили для отлова советско-партийных руководителей. Ну и наши с такими бегунками сильно не церемонились.

— Понятненько. А как тебе мальчик показался?

— Сосунок, но с характером. Он в органы по комсомольскому набору попал. Образованный — девятилетку закончил. А его — из Питера да в Мухосранск. Сержантом в райотдел. Правда, как я понял, он парнишка толковый. Так что, будем посмотреть, как его к делу приспособить.

— Ну, сержант — это здесь командирское звание и знаки различия лейтенантские, так что не все так печально для него было. До войны, конечно. А сейчас, если его поймают, даже в лагерь военнопленных не повезут — либо на месте пристрелят, либо «колоть» будут не по-детски.

* * *

Через полчаса, когда дастархан был накрыт, а шмотки упакованы, сержанта на посту сменил отобедавший Казачина, а Дымов был усажен «поснедать чем бог послал».

— Давай, Леша, ублажай кишечник в темпе! — подбодрил его Док.

— Что? — не понял Дымов. — Что вы сказали, товарищ… — Он замялся, не зная как назвать неизвестного ему пока собеседника…

— Военврач третьего ранга, — без запинки оттарабанил Серёга.

— Я не понял, товарищ военврач третьего ранга…

— Я рекомендовал вам, товарищ сержант, немедленно приступить к приему пищи и делать это с максимально возможной для вашей физической кондиции скоростью!

— Понял вас, товарищ военврач третьего ранга!

— Ну-ну, ты расслабься, сержант, — вступил в разговор я, — нам еще бог весть сколько по лесам ползать. О, кстати, надо товарищу сержанту позывной придумать! – и отвернувшись от милиционера, я подмигнул ребятам.

— «Колбаса», — задумчиво глядя в небо, сказал Док.

— Но почему? — опешил сержант.

— По ассоциации, — с той же серьезной миной протянул Сергей. — Но можно и покрасивше — «Краковский», к примеру. Хотя нет, это слишком по-барски. – Наш медик очень натурально изобразил на лице «боренье чувств». – Вот! Нашёл! «Зельц»! И на немецкий похоже.

Так и стал сержант милиции Алексей Дымов бойцом нашего отряда с позывным «Зельц».

Notes

[

←1

]

МАМИ - Московский автомеханический институт, одно из старейших технических учебных заведений Москвы история которого началась в 1865 году с создания. Комиссаровского технического училища. После Октябрьской революции, в 1919 году, училище было преобразовано в 1-й Московский механико-электротехнический техникум им. М. В. Ломоносова (Ломоносовский техникум), а в 1922 году — в Московский механико-электротехнический институт им. М. В. Ломоносова. Сейчас – Московский Политехнический университет.

[

←2

]

СВ (Citizen's Band — гражданский диапазон) — широко распространенный в мире радиолюбительский диапазон 27 МГц (длина волны — 11 метров).

[

←3

]

Весьма редкий немецкий пистолет-пулемет, выпускавшийся до войны. В годы войны состоял в основном на вооружении германской полиции и подразделений СС.

[

←4

]

«22-й Пехотный полк» —крупный российский клуб исторической реконструкции, занимающийся вермахтом.

[

←5

]

Большой тяжелый нож-мачете, национальное оружие непальских гуркхов. Считается очень эффективным оружием ближнего боя. По рубящей способности мало уступает легкому топору.

[

←6

]

AUG-77. Австрийская штурмовая винтовка крайне футуристического вида.

[

←7

]

МК23 SOCOM — пистолет калибра 0,45 для сил спецназначения США, выпускаемый компанией Heckler&Koch.

[

←8

]

Сержанты милиции, как и сержанты госбезопасности, носили знаки различия армейского лейтенанта.

[

←9

]

БК – сокращение от «боекомплект».

[

←10

]

Dufflebag – вещевая сумка, используемая в армии США и других западных стран. Название duffle происходит из города Duffel, Антверпен Бельгия. В пятнадцатом столетии в городе Duffel начали изготовление тяжелой плотной ткани. В 1611 ткань начали экспортировать морем в Испанию и Португалию. Португальские и испанские моряки сначала использовали ткань, чтобы восстановить паруса. Потом, из-за плотного переплетения нитей в полотне, они начали делать морские мешки для того, чтобы защитить свое имущество от морской влаги. Впервые «вещевой мешок» из такой ткани американцы начали использовать во время Первой мировой. В 1943 Даффл-бэг приобрёл все черты современных. Он был сделан из полотна оливково-серого цвета и снабжался двумя лямками, которые сделали перенос тяжелых грузов легче. Закрывался такой мешок теперь легче при помощи металлических глазков и центрального кольца-скобы или просто затягивался лямкой.