Игры Ариев. Книга четвертая

Ночной лес дышал теплом уходящего бабьего лета — последним подарком осени перед долгими холодами. Воздух был мягким и влажным, пропитанным ароматами прелой листвы, мокрой коры и того особенного запаха ночи, когда земля отдает накопленное за день тепло. Звезды горели на черном бархате неба с такой яркостью, словно кто-то рассыпал по нему алмазную по крошку. Млечный путь протянулся от горизонта до горизонта призрачной рекой, по которой, согласно древним легендам, души павших воинов отправлялись в чертоги Единого.

Мы лежали на траве возле знакомого ручья — того самого, где я столько раз встречался с Ладой, где мы целовались под звездами и строили наивные планы на будущее. Этой ночью я дал отдых и чувствам, и опьяненному страстью телу. Мне хотелось лежать на влажной от росы траве, слушать тихое журчание воды и не думать ни о чем.

Рядом растянулись Свят и Юрий. Мы только что вернулись с ночной охоты — убили двух Тварей третьего или четвертого ранга, существ не особо опасных, но достаточно агрессивных, чтобы оттачивать на них навыки командного боя. Багрово-черная кровь монстров все еще покрывала наши тела липкими пятнами с резким металлическим запахом.

— Как же воняет кровь Тварей, — с неприязнью произнес Свят, поднеся ладони к носу и тут же отдернув их с гримасой отвращения. — Мне кажется, я буду чувствовать этот запах даже в глубокой старости. Если до нее доживу.

Он попытался вытереть руки о траву, но лишь размазал черную субстанцию по коже. В лунном свете его ладони казались покрытыми дегтем — липким, вязким, отвратительно пахнущим.

— Когда нас в палатке было больше, по утрам и похуже воняло, — заметил Ростовский, сладко потянувшись. Его движения были расслабленными, почти кошачьими — редкий момент, когда наш вечно напряженный командир позволял себе отдохнуть. — Особенно после того, как парни возвращались из леса.

— Не напоминай, — поморщился я, вспоминая те времена, когда в палатке ютилось почти сорок человек.

— Нужно заканчивать наши ночные похождения, — продолжил Юрий, переплетая пальцы под головой. — Через два дня Отбор, нужно как следует выспаться.

В голосе Ростовского не было страха. За месяцы Игр мы научились говорить о смерти так же буднично, как о погоде. Через нашу кровную связь я чувствовал его эмоциональное состояние — спокойную уверенность с легким оттенком тревоги. Не за себя — за нас троих.

— Боишься заполучить в соперники кого-то из нас? — спросил я с усмешкой, приподнявшись на локте. — Думаешь, Гдовский изменит неписаные правила Игр и даст выжить слабакам, заставив самых сильных сражаться друг против друга?

— Нет! — Юрий резко покачал головой, и его челюсть напряглась — верный признак внутреннего беспокойства. — Боюсь нашей связи. Мы так и не смогли рассинхронизировать действия в бою, когда это необходимо. На тренировках мы никогда не сражаемся одновременно, но лишь потому, что соперников для спаррингов назначаю я. Специально развожу нас по времени.

Он сел, обхватив колени руками, и посмотрел на темную воду ручья. В лунном свете его профиль казался вырезанным из белого мрамора — идеальные аристократические черты, которые так нравились девушкам. Но сейчас на этом красивом лице читалась искренняя тревога.

— Помните, что было на прошлом Отборе? Мы едва не погибли из-за синхронизации. Если бы не слабые противники… — Юрий не договорил, но его мысль была предельно ясна.

— На этот раз противники будут сильнее, — закончил за него Свят, тоже садясь. — Шансы нарваться на двухрунников возросли.

Я промолчал, глядя на звезды. Проблема действительно была серьезной. Под рунными куполами арен наша связь усиливалась многократно, превращая нас в единое существо в трех телах. Мы пытались научиться контролировать это явление, но безуспешно. Слишком глубоко кровный союз пустил корни в наши души.

— Тульский с угрозами не подкатывал? — спросил Свят после паузы и сунул в рот травинку. — После того как ты убил его девчонку, он явно жаждет крови!

— Ведет себя образцово, — ответил Ростовский, и я ощутил всколыхнувшийся в его душе страх — холодный, липкий, похожий на прикосновение слизня. — Так, будто ничего не произошло. Вежлив, корректен, даже улыбается при встрече. Но от прямого общения со мной уходит. Думаю, до Отбора его можно не опасаться — он не дурак и понимает, что открытая конфронтация сейчас невыгодна никому. А вот после…

Юрий провел ребром ладони по горлу — красноречивый жест, не требующий пояснений.

— После отбора, когда мы все окажемся в объединенной команде, он попытается убить тебя при первой же возможности, — сказал я, переворачиваясь на живот. — И не только тебя. Нас со Святом он тоже считает врагами, потому что мы друзья. Один за всех…

— И все в могилу, — мрачно закончил Свят. — Веселая перспектива. Может, стоит ударить первыми? Устранить угрозу, пока он не ждет?

— И настроить против себя всех его сторонников? — возразил Ростовский. — После сцены с Бояной ему сочувствуют все. Трогательная история любви на фоне кровавой бойни — прямо как в древних сагах. Убей мы его сейчас — станем изгоями. А затем — мертвецами.

— А с расстановкой сил что? — вяло поинтересовался я, глядя на яркие огоньки звезд. Созвездие Воина висело прямо над головой — семь ярких звезд, образующих фигуру человека с поднятым мечом. — Кто на чьей стороне? Как делятся будущие союзы?

— Тульский сыграл отменно, — Юрий усмехнулся, но в его голосе ясно звучала легкая зависть. — Проявил человечность для тех, кто ее жаждет, и жесткость для поклонников сильной руки. Теперь его поддерживают все командиры. Одни — из сочувствия к его потере, другие — из уважения к силе. Идеальная комбинация.

— Он действительно любил эту девчонку, — возразил я, вспомнив слезы на лице Тульского и его отчаянные попытки спасти Бояну. — Все это не было спектаклем. В тот момент он был готов умереть вместе с ней. Я даже зауважал его за это.

— Тульский всю ночь перед погребальным костром на коленях стоял, — добавил Свят, и его голос стал тише. — Прощался с ней. Плакал, не стесняясь. Многие девчонки тоже ревели навзрыд, глядя на него…

Мы замолчали. Каждый думал о своем. Я невольно представил Ладу на месте Бояны. Что бы я чувствовал? Что бы делал? Смог бы так же открыто показать свою боль, или загнал бы ее глубоко внутрь, как учили с детства? Ведь Арии не плачут?!

— Юрий теперь его личный враг номер один, и мы вместе с ним, — наконец сказал я, возвращаясь к насущным проблемам. — Нас может спасти только моя пятая руна и способность управлять рунным камнем. Без меня защита Крепости будет неполноценной, и все это понимают. Я поговорю с Тульским после Отбора. Нам нужно найти компромисс!

— Наивный ты человек, — покачал головой Ростовский. — Как только появится еще один пятирунник, который сможет подружиться с камнем, любые договоренности станут пеплом. Станут пеплом вместе с нами. Тульский только и ждет этого момента.

— Не факт, что такой появится, — возразил я, хотя понимал правоту Юрия. — Профессор Крылов говорил, что способность управлять артефактами — довольно редкий дар.

— Но это не значит, что других не найдется, — упрямо продолжил Ростовский. — Еще пару недель Игр, новые руны, новые пятирунники… Рано или поздно кто-то еще научится управлять камнем. И тогда твоя ценность в глазах Тульского резко упадет.

— Что там у тебя с планом? — спросил меня Свят, явно желая сменить тему на менее депрессивную. — Ты все время говоришь загадками, намекаешь на какую-то стратегию. Может, поделишься?

Я сел, скрестив ноги, и задумался, как лучше объяснить то, что пока существовало в моей голове лишь в виде смутных образов и идей.

— Только контуры, — начал я, аккуратно подбирая слова. — Но главное я понимаю четко — нам нужно объединиться с другими Крепостями мирным способом. Без войны, без захватов, без резни. Война за Крепости — это путь в тупик. Мы просто перебьем друг друга, и в финале останется лишь горстка ариев!

— Да ты, никак, сам Олег Мудрый! — усмехнулся Ростовский, но я видел, что он воспринимает ми слова всерьез. — Мирное объединение? На Играх Ариев? Ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь? Достаточно заключить военный союз двум или трем Крепостям, и они начнут поглощать одиночек. Одну Крепость за другой! Классическая стратегия — разделяй и властвуй!

— Да, если другие Крепости не создадут такие же союзы! — горячо возразил я. — Не представляю, как можно взять штурмом, например, нашу Крепость с Рунным камнем, активированным на максимум. Попытка пробиться силой приведет только к огромным потерям атакующих.

— И на сколько хватит заряда камня? — скептически спросил Свят. — Даже сейчас его не активируют постоянно. Мы по очереди сидим у костров, ожидая нападения, которого все нет. Наставники берегут камень для реальной угрозы.

— Так же будет и на втором этапе, — я пожал плечами. — Мы будем активировать защиту только при непосредственной угрозе нападения. Но сам факт наличия такой защиты превращает любую лобовую атаку в коллективное самоубийство. Даже если в Крепости останется всего десяток защитников, за рунным барьером они смогут отбиться от сотни атакующих. Потери нападающих будут катастрофическими.

— И все будут сидеть по своим крепостям как сурки по норам? — фыркнул Ростовский. — Скучная Игра получается. Безрезультатная. Бесполезная.

— Вот именно! — воскликнул я, радуясь, что Юрий начал понимать мою мысль. — Сидеть в обороне — не вариант. Нужно искать другие пути. И заключение союзов — один из них. Не военные альянсы для захвата чужих территорий, а договоры о сотрудничестве.

— Ладно, какими ты представляешь себе эти союзы? — спросил Ростовский, и я почувствовал через связь его растущий интерес. — На чем они будут основаны? Против кого будут дружить и почему? Как поддерживать связь между Крепостями, если между ними десятки километров? Как помогать друг другу при нападении? Какими силами, если в каждой Крепости останется не больше ста человек?

Все это были правильные вопросы, и у меня пока не было ответов на большинство из них. Но основная идея казалась мне верной.

— Общий враг — Твари и команды, не вошедшие в союз, — начал перечислять я, загибая пальцы. — Это база для объединения. Что касается связи… Мы с вами точно сможем обеспечить мгновенную связь трех Крепостей. Мы чувствуем друг друга, и можем почувствовать опасность…

— Бред! — перебил Свят. — Мы даже на арене не можем нормально сражаться из-за этой связи, а ты хочешь управлять Крепостями? Да мы друг другу только мешать будем!

— Это ненадежная основа для долгосрочного союза, ты прав, — признал я, проигнорировав скептицизм Тверского. — Нужно что-то более прочное. Что-то, что свяжет людей не только на время Игр, но и после них. И тут я подхожу к главному вопросу…

Я сделал театральную паузу, наслаждаясь нетерпением в глазах друзей.

— В Играх участвуют наследники всех Апостольных родов, не так ли? — спросил я у Ростовского.

Юрий удивленно вскинул брови.

— Ну, о княжне Новгородской ты наверняка знаешь? — уточнил он.

— Никогда не интересовался политикой, — честно ответил я. — А отец не считал нужным посвящать меня в дворцовые интриги.

— Да при чем здесь политика! — внезапно заорал Свят, вскакивая на ноги. — У Веславы Новгородской третий размер груди и зеленые глазища в пол-лица! Она богиня, а не женщина! Я видел ее год назад на приеме в честь Дня Единения. Арии всех возрастов пускала слюни!

— Не отвлекайся на второстепенное, — сухо заметил Ростовский. — Да, Веслава здесь.

— Значит, Новгородская есть. Кто еще? — невозмутимо продолжил я.

— Тебе всех перечислить? — Ростовский иронично улыбнулся.

— Просвет меня, сивого! — с такой же иронией ответил я.

— Ладно, слушайте, — Юрий закатил глаза и начал перечислять, загибая пальцы. — Вацлав Галицкий, Горан Переяславский, Любим Суздальский, Стоян Рязанский, Забава Полоцкая, Любава Волынская, Ольга Смоленская, Млада Брянская, ну, и мы втроем…

— Хорошо, что Апостольных родов только двенадцать, — заметил я. — Мне и эти то сложно запомнить. Знаете кого-нибудь из них лично?

— Только Суздальского, Рязанского и Брянскую, — ответил Ростовский. — Встречались на официальных приемах. Такие же напыщенные засранцы, как и мы в начале Игр. Суздальский — тот вообще павлин. Красивый, признаю, но самовлюбленный до невозможности. Считает, что мир вращается вокруг его уда.

— Попрошу без обобщений! — Свят погрозил указательным пальцем. — Не все наследники — засранцы. Вот я, например… Хотя нет, я исключение — пятый в очереди наследования. И я не знаю никого из них — зачем им знакомиться с пятым наследником?

— Вернемся к теме, — сказал я. — Я почти уверен, что все перечисленные тобой парни и девчонки окажутся в разных объединенных командах и возглавят Крепости. Подумай — это же идеально! Двенадцать Крепостей, двенадцать наследников Апостольных родов. Совпадение? Не думаю!

— Мы втроем не должны были попасть в одну Крепость, — медленно произнес Юрий, кивнув. — Это либо ошибка, либо какой-то эксперимент организаторов. Наследники должны быть распределены равномерно!

— Именно! И знаешь, что это значит? — спросил я. — Договариваться о союзах нужно будет с ними. С наследниками. И платить не только поддержкой здесь, на Играх. Обещать нужно поддержку после — дома, в большой политике. Союзы княжеств, торговые договоры, военная помощь, династические браки…

— Все, что было на Играх, остается на Играх, — неуверенно возразил Свят. — Это же основное правило. Никаких обязательств после их окончания!

— Формально — да, — согласился я. — Но кто мешает подружиться с нужными людьми? Заключить личные, неформальные договоренности? Не клятвы на крови — просто дружеские обещания помочь друг другу в будущем?

— Это может сработать, — задумчиво произнес Ростовский, и я почувствовал через связь, как он принялся за расчеты. — Наследники Апостольных родов… У них будет реальная власть после Игр. Не сразу, и не у всех, но будет. И союзы, заключенные здесь могут помочь эту власть заполучить!

— Именно это я и предлагаю, — подтвердил я. — Забыть про войну всех против всех на втором этапе. Вместо этого — создать коалицию Крепостей на основе будущих политических союзов. Мы поможем друг другу выжить здесь, а потом поддержим в большой политике. И нас уже трое!

— Красиво звучит, — признал Свят. — Но как ты собираешься убедить гордых наследников отказаться от попыток захвата власти силой? Каждый из них с детства воспитан в убеждении, что он лучший, сильнейший, достойнейший.

— А в этом нам поможет Юрий, — я положил руку ему на плечо. — Ты знаешь о них намного больше, чем мы. Подумай, как нам заполучить каждого из них!

Мы замолчали, обдумывая сказанное. План был спорным, я прекрасно это осознавал. Но в нем была логика. Холодная, расчетливая логика, которая могла сработать.

— А что с Тварями? — внезапно спросил Свят. — Ты же сам сказал — они один из общих врагов. Но мы почти всех перебили на первом этапе. Откуда возьмутся новые?

— Думаю, организаторы что-нибудь придумают, — уклончиво ответил я. На самом деле у меня были определенные подозрения насчет Тварей, но озвучивать их пока не хотелось. — Может, пригонят. Или вызовут Прорывы…

— Прорывы? — переспросил Ростовский. — Ты думаешь, наставники способны на такое? Открыть настоящие Прорывы на территории Полигона?

— А почему нет? — я пожал плечами. — Максимальная приближенность к реальным условиям. Именно так нас и учат — сражаться с Тварями из Прорывов. Какой смысл в Играх, если мы не получим этот опыт?

— Это безумие, — покачал головой Свят. — Прорыв невозможно контролировать. Твари будут идти волнами, пока не закроется портал. Мы все погибнем.

— Или победим и получим бесценный опыт, — возразил я. — Нас осталось около трехсот человек на все двенадцать команд. После Отбора будет вдвое меньше. Сто пятьдесят молодых ариев, каждый с двумя рунами минимум, многие — с тремя-четырьмя и даже пятью. Это серьезная сила.

— Недостаточная против полноценного Прорыва, — упрямо возразил Ростовский.

— Но у нас есть Крепости, — напомнил я. — И рунные камни. За защитными барьерами можно удержать оборону даже против превосходящих сил Тварей.

— Если камни будут работать, — мрачно добавил Свят. — Если кто-то сможет ими управлять. Если…

Его прервал звук колокола.

Низкий, протяжный, вибрирующий. Звук, которого мы не слышали с начала Игр. Он плыл над ночным лесом подобно траурному звону, то усиливаясь, то затихая. Кто-то раскачивал огромный колокол в крепостной башне. А это означало лишь одно…

БУМ-М-М…

Удар.

БУМ-М-М…

Еще удар.

БУМ-М-М…

И еще.

Мы вскочили на ноги одновременно, словно нас подбросило невидимой силой. Через кровную связь я чувствовал эмоции друзей — резкие выплески адреналина, учащенное сердцебиение, мгновенную мобилизацию всех чувств. Тела перешли в боевой режим еще до того, как разум осознал происходящее.

— Тревога! — заорал Ростовский, хватая меч. — Нападение на Крепость! Возвращаемся!

— Только без перемещений! — крикнул я, натягивая еще влажную от крови Тварей рубаху. — Рунная сила нам точно понадобится! Берегите энергию!

Мы бросились бежать через ночной лес. Ветки хлестали по лицам, корни пытались подставить подножки, но мы неслись вперед, не обращая внимания на препятствия. Свят бежал слева от меня, перепрыгивая через поваленные стволы с ловкостью зайца. Ростовский — справа, уверенно прокладывая путь через густой подлесок.

Колокол продолжал бить — размеренно, неумолимо, словно отсчитывая удары чьего-то сердца. Набатный звон эхом отражался от стволов деревьев, создавая иллюзию, что звонниц несколько, и они окружают нас со всех сторон.

Сквозь кроны деревьев мелькнул неоновый отблеск огня. Над Крепостью мерцало голубое зарево рунного защитного купола.

— Быстрее! — крикнул Юрий, ускоряясь.

Мы выскочили на вершину холма и замерли.

Между нами и лагерем мерцало огромное синее марево, простирающееся влево и вправо — куда хватало взгляда. Это была не просто рваная дыра в пространстве — это была рана в самой ткани реальности, кровоточащая чужеродной энергией.

Прорыв пульсировал всеми оттенками фиолетового — от нежно-сиреневого до черно-лилового. Его края были нестабильными, постоянно меняющимися, словно кто-то рвал пространство когтями, все больше расширяя брешь. Из глубины портала исходило сияние, похожее на северное — призрачное, холодное, неживое.

Воздух вокруг Прорыва дрожал, словно над раскаленным асфальтом в летний зной. Но это был не температурный эффект — это была визуализация колоссального выброса чужеродной энергии, искривляющей само пространство. Деревья, росшие слишком близко к порталу, уже начали чернеть и скручиваться, словно невидимое пламя выжигало из них жизнь.

Тварей из Прорыва лезло много — я их чувствовал. Не каждую по отдельности — их было слишком много для этого. Но общий фон, мощный и давящий на разум, накрывал меня подобно удушающему одеялу. Это было похоже на стояние перед огромной толпой — ты не видишь отдельных лиц, но ощущаешь ее массу, ее энергию, ее голод.

Чужеродные разумы — если их можно было так назвать — транслировали примитивные эмоции. Голод. Ярость. Жажду убийства. Инстинктивную ненависть ко всему живому. Они шли через портал нескончаемым потоком — десятки существ, рожденных не в нашем мире.

Битва уже шла.

Над лесом разносились крики кадетов — боевые кличи вперемешку с воплями боли и ужаса. Звон стали, хруст разрубаемого хитина, влажные звуки разрываемой плоти. Все это сливалось в чудовищную какофонию.

Вспышки золотого света — клинки кадетов, мелькали между деревьями как светлячки. Но больше всего было неонового сияния — холодного и чужеродного. Голубые силуэты двигались между деревьями странными, неестественными рывками, то появляясь, то исчезая.

Некоторые светились изнутри, словно их тела были сделаны из матового голубого стекла с помещенной внутрь лампой. Другие, наоборот, поглощали свет, превращаясь в дыры в реальности — абсолютно черные силуэты на фоне ночного леса.

— Сколько их? — прошептал Свят, и в его голосе я услышал благоговейный ужас.

— Много, — мрачно ответил Ростовский. — Слишком много. Это не учебная тревога. Это настоящий Прорыв. Малый, судя по размеру портала, но настоящий.

— Первого или второго уровня, — уточнил я, вспоминая лекции по тварологии. — Иначе портал был бы больше, а аура Тварей — мощнее.

Мы стояли на вершине холма, глядя на разворачивающийся внизу хаос. Часть меня хотела развернуться и бежать — подальше от этого кошмара, в глубь леса, где можно спрятаться и переждать. Инстинкт самосохранения кричал, что внизу нас ждет верная смерть.

Но другая часть — та, что прошла через месяцы Игр, что убивала и видела смерть десятки раз — знала, что бежать некуда. Прорыв будет расширяться, пока мы его не закроем. Твари переть волнами, пока не уничтожат все живое в радиусе километров.

И наши друзья были там, внизу. Кадеты нашей команды, с которыми мы делили кров и пищу. Вялта и другие девушки, спавшие в нашей палатке. Гдовский, неплохой человек при всех его недостатках.

И Лада. Где-то там, в этом хаосе, сражалась девушка, которую я любил.

Мы переглянулись. Слова были не нужны — через кровную связь мы чувствовали решимость друг друга.

— Один за всех! — сказал Свят, протягивая ладонь вперед. Его голос дрожал, но не от страха — от адреналина и предвкушения боя.

— И все за одного! — ответили мы с Юрием, накрывая его руку своими.

На мгновение мы замерли, чувствуя тепло ладоней друг друга. Три ария, связанные Клятвой Крови. Возможно, нам оставалось жить считанные минуты, но мы встретим смерть вместе, как братья.

А затем мы ринулись в Прорыв.