Игры Ариев. Книга вторая

Погода стояла на удивление ясная. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо над Крепостью в нежные оттенки алого и золотого. Я не был уверен, что это хороший знак — красный закат слишком напоминал кровь, а золото — сияние Рун, которые этой крови алчут.

Я сидел на мягкой траве, прислонившись спиной к деревянному ограждению, отделяющему лагерь от леса. Рядом расположились Вележская и Тверской — тоже молчаливые и задумчивые. День мы провели, обсуждая предстоящие выборы командира с кадетами нашей команды. После этих разговоров даже Твари казались более приятными собеседниками. По крайней мере, они не лгали в глаза, обещая поддержку всем кандидатам одновременно.

— Устал? — спросил Свят, заметив, как я борюсь с зевотой.

— Отдохнуть не помешало бы, — признался я.

Ночная охота на Тварей не прошла бесследно — усталость навалилась тяжелым одеялом. Но вместо отдыха приходилось думать о новых испытаниях. Выбора у меня, как обычно, не было. Я выдвинулся в командиры. Точка.

Свят задумчиво жевал травинку, разглядывая темную кромку леса. Тени постепенно удлинялись, погружая мир в сумерки, стирая четкие линии и размывая границы. В такие моменты начинаешь особенно остро чувствовать хрупкость мира живых, его уязвимость перед надвигающейся тьмой.

— Знаете, как Ростовский получил вторую Руну? — спросил Тверской. — Он положил тело убитого им парня на поляне, а сам затаился в засаде. Дождался, когда на свежачок явились Твари и начали его жрать, а потом перебил их.

— Откуда сведения? — спросил я, хотя не сомневался в правдивости этой истории.

— Слухи ходят, — Свят сплюнул, явно не одобряя методов, которыми Ростовский получил свою вторую Руну. — Как по мне, так он просто психопат…

— Сколько Тварей он убил? — спросил я и перевел взгляд на Вележскую, которая сидела, обхватив колени руками и чуть покачиваясь.

— Ему хватило двух, — ответила Ирина, пожав плечами. — Первого ранга. Мелочь, но для второй Руны вкупе с убийством чистокровного ария этого достаточно.

Я и сам получил вторую Руну подобным образом. Разница между мной и Ростовским состояла лишь в том, что человека я убил не по собственной воле.

Я невольно вспомнил свою ночную охоту и семь убитых мной Тварей. И ничего — ни намека на третью Руну. Чем выше мы забираемся по рунной лестнице, тем больше нужно убивать. И дело не только в количестве убитых Тварей, дело в уровне их Силы.

— Как думаешь, у нас есть шансы на выборах? — спросил я у Ирины.

Она задумчиво прикусила нижнюю губу и посмотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. В уголках ее глаз появились тонкие морщинки — признак усталости, которую она пыталась скрыть.

— Девчонки почти все за тебя, — сказала она с улыбкой. — Недаром ты яйцами и бицепсами по утрам светил. Выскакивал из палатки в чем мать родила, вот только одевался слишком быстро.

— Можно подумать, вы меня перед заплывом не видели, — попытался оправдаться я, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

Игры быстро стирали границы стыдливости. Когда ты каждый день сражаешься за свою жизнь, убиваешь и видишь смерть, такие мелочи, как нагота, перестают иметь значение.

— А ты тоже смотрела? — спросил я и картинно вскинул брови.

— Я — нет, — соврала Ирина, даже не покраснев.

Что-то неуловимо изменилось между нами после жарких поцелуев в лесу. Словно мы оба перешагнули какую-то черту. Но ни я, ни она не спешили это обсуждать — на Играх любая связь может стать оружием против тебя. Или против того, кто тебе дорог.

— Скажу тебе по секрету: бабы — жуткие дуры, — продолжила Ирина, словно читая мои мысли. — Когда они видят симпатичную скуластую мордашку и большой… подбородок, мозги у них отключаются напрочь.

— Ну ты же не такая, — сказал я и заговорщицки подмигнул. — Тебя на красивую мордашку не купишь!

— Как и тебя, — парировала Ирина, иронично улыбнувшись.

Она знала цену своей внешности не хуже меня. И наверняка не раз использовала ее как оружие. А я не знал, что меня возбуждает больше: ее красота или интеллект.

— Вернемся к делам, — сказала Вележская, стерев улыбку с лица. — Почти все девчонки проголосуют за тебя, я активно работала над этим всю неделю.

Она говорила уверенно, и я ей верил. Ирина умела убеждать, умела заставлять людей делать то, что ей нужно. Эта способность притягивала и отталкивала одновременно.

— А вот с парнями все гораздо хуже, — продолжила она, понизив голос. — Ты держался слишком холодно и отстраненно и практически ни с кем, кроме Свята, не общался. Мы выдвинули его в заместители, и шансов стало больше. Но Ростовский тоже не сидел сложа руки. Его обещаниям нет числа. Главное из них — возможность быстрее получить вторую Руну.

— Твоим заместителем я быть согласен, — подтвердил Тверской, глядя куда-то вдаль. — Но только потому, что ты, в отличие от Ростовского, не психопат и не садист. А еще потому, что спас мне жизнь.

Я хотел возразить и сказать, что он сделал для меня то же самое. Что в этом безумном мире Игр мы нашли друг в друге нечто большее, чем просто временных союзников. Нашли дружбу, хотя здесь каждый должен быть сам за себя. Но слова застряли в горле.

— А еще потому, что дружба на Играх — роскошь, которую мало кто может себе позволить, — тихо добавила Ирина.

Я посмотрел на нее с удивлением. Под маской холодной расчетливости порой проглядывало что-то настоящее, человеческое. И это странным образом притягивало меня к ней даже сильнее, чем ее внешность.

Любые отношения на Играх были временными. Мы сближались, доверяли друг другу, но в глубине души каждый помнил, что смерть может наступить в любой момент. Оттого любая близость становилась горькой, как лекарство. Но без этой горечи мы бы давно сошли с ума.

— Если ты станешь командиром, — продолжила Ирина, — нам нужно будет выработать новую стратегию. Нужно объединить команду, несмотря на ни что. Иначе нас уничтожат…

Опять это «если». Если я стану командиром, если мы выживем, если Крепость устоит… Слишком много было этих «если», и с каждым часом их становилось все больше.

— А спите вы тоже втроем? — язвительно поинтересовался подошедший к нам Ростовский, прервав Ирину на полуслове.

Он стоял, уперев руки в бока и чуть расставив ноги, словно капитан на мостике корабля. Вся его поза выражала превосходство и уверенность в собственной неуязвимости. Парень закатал рукава рубашки, чтобы вторая Руна на его запястье была видна всем. За его спиной маячили два ария из его княжества. В отличие от меня, он занимался формированием группы единомышленников с первого дня Игр. Кадеты, прибывшие из Ростовского Апостольного княжества видели в нем своего будущего князя.

Слова Юрия повисли в воздухе, словно дым от выстрела. Я видел, как Свят сжал кулаки — оскорбление задело его за живое.

— Нет, твою маму зовем в компанию, — осклабился он и показал непристойный жест.

На скулах Ростовского вспухли желваки, Руны вспыхнули, и правая рука потянулась к мечу. Он положил ее на рукоять, но затем взял себя в руки, широко улыбнулся и громко захохотал.

— Моя матушка точно не отказалась бы переспать с такими красавцами! — он оборвал смех так же резко, как его начал, и посмотрел на Свята. — А ты, остроумец, рискуешь стать моим придворным шутом!

Я почувствовал, как во мне разгорается ярость. Руны на запястье начали пульсировать, резонируя с эмоциями. Я потянулся к мечу…

— Еще одна шутка в таком роде, и ни шутить, ни детей делать тебе будет нечем, — спокойно сказала Вележская Юрию, широко улыбаясь. — Это я тебе обещаю!

Она смотрела на Ростовского без всякого страха. В ее глазах было лишь ледяное презрение и ненависть, от которой мне стало не по себе. Возможно, я впервые увидел настоящую Ирину — ту, которая скрывалась за маской холодной расчетливости.

— Уж лучше отрави! — парировал Юрий, но в его голосе проскользнула нотка неуверенности.

Ростовский со второй Руной на запястье и беспредельной наглостью опасался Вележскую. Она не полагалась на грубую силу — у нее были другие методы, более изощренные. И прекрасные отношения с женской половиной команды.

— Я подумаю над этим, — Ирина кивнула, и лицо Ростовского сразу вытянулось и растеряло веселость — он понял, что девчонка не шутит.

Воздух между ними словно загустел от напряжения. Вележская и Ростовский смотрели друг на друга, как два хищника перед схваткой. Ситуация накалялась, и я собрался обнажить клинок, но в этот момент раздался оглушительный рев рога.

На плацу появился Гдовский.

— Не спим, не спим: собираемся и идем в Крепость! — громогласно объявил он. — Сегодня никаких драк и разборок! Время для этого у вас еще будет!

Ростовский метнул в нас последний, полный ненависти взгляд, и направился к плацу, сопровождаемый своими молчаливыми спутниками.

— Пойдем, — тихо сказал Свят, — нас ждет Вече. И, возможно, очередное смертоубийство.

— А ты оптимист! — буркнула Ирина.

В Крепость мы вошли по опущенному деревянному мосту, переброшенному через глубокий ров. Тяжелые ворота были распахнуты настежь и проглатывали потенциальных жертв порцию за порцией.

Крепость казалась живым существом — древним, жутким и страшно голодным. Мост под моими ногами чуть прогибался, и каждый шаг приближал нас к его разверстой пасти, готовой захлопнуться в любой момент.

Я переступил порог древней цитадели. Внутри ее стены казались еще выше и массивнее. Двор был вымощен серыми плитами, отполированными до блеска тысячами ног. В его центре высилась каменная башня, кажущаяся совершенно неприступной. Факелы, укрепленные в железных держателях, отбрасывали пляшущие тени на камни, придавая и без того мрачной атмосфере зловещий оттенок.

Во дворе уже собрались все команды со своими наставниками и еще несколько Рунных, которых я видел впервые. Все мы, включая наставников, были одеты так, как одевались наши предки тысячу лет назад — создавалось впечатление, что я попал на съемки высокобюджетного исторического фильма.

— Если ты проиграешь выборы, нам конец, — шепнула мне Ирина.

— Не проиграю, — ответил я, хотя меня грызли сомнения.

Политика никогда не была моей сильной стороной. Да и особой любовью в команде я не пользовался. Скорее, уважением, смешанным со страхом.

Кадеты заполнили весь двор. Они во все глаза смотрели на наставников, которые выстроились на широкой площадке перед входом в башню. На небольших столиках перед ними стояло по кувшину и двум чашам: с белыми и черными камнями. Перед каждой чашей лежала табличка с именем кандидата.

Древний, но эффективный способ голосования. Быстрый, наглядный, без возможности подтасовать результаты. Белый камень — голос за одного кандидата, черный — за второго. Просто и понятно, как жизнь и смерть. Табличка с моим именем стояла перед чашей с белыми камнями. Надуманный символизм, но все же приятный.

В центре шеренги наставников стоял статный седовласый мужчина в парадных доспехах. В отличие от них, он выглядел древним воином, вынырнувшим из глубин истории. Его осанка и манера держаться выдавали в нем кадрового офицера. Сдержанного, уверенного в себе и решительного.

— Кадеты Российской Империи! — голос воина прокатился по двору, усиленный Рунной магией. — Я приветствую вас в Крепости! Мое имя Игорь Ладожский, я бывший воевода северных рубежей Империи, а теперь — ваш наставник!

Он сделал паузу, оглядывая нас с высоты ступеней. Его взгляд был тяжелым и цепким, словно взгляд старого ястреба, высматривающего добычу. Пересекающий морщинистое лицо шрам придавал ему зловещее выражение.

— Поздравляю вас с первыми Рунами и первыми победами над Тварями! — продолжил воевода. — Вы уже доказали, что достойны носить жетон кадета. Но это лишь первый шаг на длинном пути. Наставники родов дали вам базовые знания, и пришла пора углубить обучение. Завтра начнутся соревнования между командами. Правила будут оглашены утром. Вам всем придется сражаться друг против друга, чтобы в будущем стать единой командой!

Он обвел взглядом собравшихся, словно хотел заглянуть в глаза каждому. И в этом взгляде я не увидел ни капли снисходительности или доброты.

— Запомните простую истину, которая поможет вам не только на Играх, но и после них: есть время для дружбы и время для вражды. Умение различать эти времена — один из ключей к выживанию. А теперь приступим к голосованию!

Я почувствовал прикосновение к плечу. Обернулся — Свят смотрел на меня не мигая, его красивое лицо было искажено кривой усмешкой.

— Знаешь, что самое жуткое? — прошептал он. — Я начинаю привыкать к этому! К мысли, что завтра мы можем не проснуться! К тому, что мне придется убивать тех, кто еще вчера был на моей стороне! К тому, что им, возможно, придется убить меня!

— Особенно страшно то, что это перестает казаться страшным, — кивнул я.

— Команды, постройтесь колоннами по двое перед своими наставниками! — скомандовал воевода.

Мы выстроились в колонну перед Гдовским. Я встал в конец, чтобы наблюдать за голосованием. Ростовский занял место неподалеку от меня. Его лицо казалось спокойным, но глаза выдавали внутреннее напряжение. Он так же, как и я, понимал, что стоит на кону.

Голосование началось. Арии по одному подходили к столику своего наставника, брали камень из выбранной чаши и опускали его в кувшин. Ростовский наблюдал за процессом с напряженным вниманием хищника. Его взгляд фиксировал каждого голосующего, словно он запоминал, кто выбрал не его. А может, так и было. Готовил списки будущих соратников и будущих жертв.

Свят подошел к столу с нарочитой небрежностью, засунув руки в карманы. Взял белый камень и, не глядя, бросил его в кувшин так, что тот гулко звякнул о стенки. Возвращаясь, он подмигнул мне, и я невольно улыбнулся.

Когда пришла моя очередь, я тоже взял белый камень — голосовать за себя было нелепо, но голосовать за соперника — еще глупее. Я на мгновение задержал его в ладони, а потом опустил в кувшин.

Мы разошлись по местам, и наставники начали подсчет. Гдовский перевернул кувшин и высыпал камни на стол. Затем разделил их на две кучки и начал пересчитывать. Его лицо, как обычно, не выражало ничего.

Через несколько минут наставники убрали таблички с именами со столов, отобрали из них по одной и отдали их воеводе.

— Результаты голосования! — громко объявил воевода, и начал зачитывать имена и фамилии.

Моя была пятой по счету.

Вележская тихонько взвизгнула и сжала мою руку. Свят выдохнул с облегчением. А я испытал странную смесь гордости и тревоги. Командовать — значит нести ответственность. Не только за себя, но и за других. На Играх Ариев, где человек человеку — волк, это звучало почти абсурдно.

Но выбор был сделан. Теперь я должен стать не просто выжившим, но лидером. Тем, кто принимает решения. Тем, кто будет отвечать за их последствия. Тем, кто может сложить голову из-за допущенных ошибок.

После оглашения имен победителей и количества Рун, стало понятно, что все командиры — двухрунники. А значит, каждый из нас убил как минимум двух человек. Страх и уважение кадетов к Рунной Силе перевесили человеческие симпатии и антипатии.

— Командиры! — голос воеводы громом разнесся по двору. — Поздравляю вас! Быть выбранными своими товарищами — это честь. Но командовать — значит нести ответственность и подавать пример подчиненным. Пример боевой доблести, храбрости и силы. Вам предстоит особое испытание, которое покажет: способны ли вы на это. Пройдите за мной. Остальные кадеты останутся на площади и будут ожидать вашего возвращения.

Я оглянулся на Свята. В его взгляде читалась тревога. Испытания на Играх всегда идут об руку со смертью, это мы уяснили четко. Ирина стояла неподвижно, сложив руки на груди. Ее лицо ничего не выражало, но глаза…

— Возвращайся! — тихо сказала она. — Мы будем ждать!

Я кивнул, развернулся и пошел к ступеням, где уже собирались другие командиры. Нас было двенадцать — по числу команд. Разных, непохожих, но объединенных одним — мы не только выжили в первые дни Игр, но и стали двухрунниками.

Воевода повел нас внутрь башни. Мы поднялись по широкой лестнице и оказались в просторном трапезном зале. Пахло пылью, человеческой кровью и Тварями. Запах был сильный — сладковатый, с нотками гнили. Не спутать ни с чем.

Большую часть зала занимали клетки. Двенадцать одинаковых цилиндрических конструкций из прутьев толщиной в палец и диаметром около пяти метров. В каждой клетке сидела Тварь. Все они были совершенно разные, но чувство омерзения вызывали одинаковое.

Твари не двигались и были похожи на чучела, созданные безумным художником-таксидермистом. Казалось, что они спали. Или находились в оцепенении.

Воевода остановился в центре зала и развернулся к нам лицом.

— Командиры, — его голос отражался от каменных сводов, — пришло время доказать, что вы достойны вести за собой людей. Что можете принимать тяжелые решения. Что готовы рисковать собой ради своей команды. Что не боитесь смерти.

Он оглядел нас и в задумчивости провел пальцами по шраму на лице.

— Каждому из вас предстоит войти в клетку с Тварью, — продолжил он. — Сразиться с ней. Один на один. Без поддержки. Без помощи. Без страховки. Если кто-то из вас погибнет, его место займет заместитель. Если заместителя постигнет такая же участь, команда будет расформирована, а кадеты распределены по прочим командам. Помните об этом! Удачи, арии!

Я украдкой взглянул на парней. Кто-то выглядел испуганным, кто-то — решительным, а кто-то — равнодушным. Но все понимали — отказаться невозможно. Не сейчас. Не на Играх Ариев.

— Твоя, — хмуро сказал Гдовский, появившись рядом с одной из клеток.

В ней меня ждала Тварь, очень похожая на гигантского богомола. С той лишь разницей, что она была красноглаза и иссиня-черна.

А еще у нее был как минимум четвертый или пятый ранг, я это чувствовал. Тварь была не просто опасной — она была смертоносной. И мне предстояло оказаться с ней в одной клетке.

Я с трудом сглотнул. Сжал пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль отрезвляла и не давала поддаться панике. Медленно подошел к указанной мне клетке, и наставник поднял узкий сегмент решетки. Я шагнул внутрь. Решетка за моей спиной опустилась с оглушающим лязгом.

Тварь подняла голову, и ее глаза вспыхнули ярким алым светом.