В отделе кадров бюджетной организации «ГосЗапасСтройБыт», что ютилась в здании, чей архитектурный стиль можно было определить как «позднесоветский функционализм с примесью тоски», царила предновогодняя суета, особого рода — липкая и сонная, как варенье на дне банки.

Здесь, в царстве картонных папок и запаха старой бумаги, восседали две жрицы кадровой Клио, две парки трудовых судеб — Людмила Семёновна и Валентина Петровна. Стаж их службы в учреждении не просто превышал возраст иных молодых сотрудников — он наслаивался на стены, как известковый налёт, формируя духовный рельеф помещения.

Обычно их занятием было составление графиков отпусков, исполняемое с мрачной торжественностью карточных гадалок, и чтение вслух отдельных глав Трудового кодекса — не для просвещения, но для успокоения, как монахини читают псалмы.

Но в тот день, 28 декабря, священный ритуал был нарушен. В кабинет, пропустив в щель сначала голову, а затем и всё тело, облаченное в пушистый свитер цвета «промытой спелой сливы», проникла Галина, бухгалтер из соседнего кабинета. Сама её фигура, всегда нёсшая на себе отпечаток таинственных финансовых операций и скрипучей осторожности, излучала сейчас некое аппетитное беспокойство.

– Девочки, – изрекла она, замирая ухо у самой двери с табличкой «Нач. отдела», на которой, как считалось, покоилась незримая длань самого Провидения в лице Ивана Игнатьевича. – Есть возможность. Настоящая, красноярская, крупная, окая. Такая, что каждая икринка – как слеза лососёвой Венеры. По цене… – она назвала сумму, от которой у Людмилы Семёновны, женщины, чья физиономия являла собой мастерский памятник борьбы гравитации с патриотически-сдобными чертами, задрожала не просто складка, а целая каскадная терраса на подбородке.

– Но это же, – прошептала Валентина Петровна, прикрыв лакированные уста, цветом напоминавшие застарелую гематому, – в три раза дешевле магазинной бурды! Это же… кража у природы!

– Тихо вы! – Галя метнула взгляд, полный такого драматизма, будто собиралась не продать икру, а передать секрет ядерного чемоданчика. – Муж моего двоюродного шофёра возит. Для узкого круга. Для своих. Но я вас… я вас как родных.

Так свершился заговор. Через два дня каждая из трёх граций бюрократического фронта получила по килограмму роскошной, жирной, отливающей янтарно-рубиновым блеском субстанции, упакованной в неприметные, словно стыдливые, пластиковые саркофаги. А ещё через день, 30 декабря, в час послеобеденной физиологической меланхолии, было решено «простестировать» деликатес за рабочим чаем, сопровождаемым связкой сушек, похожих на окаменевшие кораллы.

– А что, – философски, с налётом стоицизма, заметила Людмила Семёновна, намазывая икру на ломоть батона толщиной в палец и вызывая в памяти образы боярских пиров, – Новый год на носу. Можно себя немного побаловать. Мы же не из камня.

– Это же чистый белок, полезно для сосудов и синапсов, – поддержала Валентина Петровна, отправляя в рот полную столовую ложку, действуя с решимостью хирурга, проводящего рискованную операцию. – Аминокислоты, фосфолипиды.

К концу укороченного рабочего дня два килограмма икры, пакет сушек и добрую половину батона канули в Лету, или, если говорить физиологически точнее, в желудочно-кишечный тракт трёх уважаемых женщин. А вместе с деликатесом уплыло и самочувствие кадровиков. Сначала наступила эйфория, схожая с лёгким опьянением от власти, потом — тяжесть, достойная бремени государственной тайны, а затем и вовсе наступил хаос, в котором внутренности восстали против своих законных хозяек.

Новогодняя ночь встретила их не под бой курантов, а под монотонный, гипнотический звук капельницы в реанимации районной больницы. Диагноз, выведенный доктором с почерком, достойным средневекого алхимика, гласил: «Острая интоксикация вследствие чрезмерного употребления высокобелкового продукта неустановленного происхождения». Проще — белковое отравление исторического, можно сказать, геополитического масштаба.

Дальнейшие события понеслись с абсурдной, сюрреалистической скоростью, характерной лишь для российской глубинки, где любая частная драма немедленно становится достоянием общественности, обрастая мифами, как лапоть тиной.

Медбрат Сергей, человек с душой поэта и пальцами блогера, увидев двух знакомых матрон из самой закрытой, а потому самой манящей сплетнями организации города, не удержался.

Он совершил акт, равноценный по дерзости выносу священных реликвий из храма: сделал селфи на фоне бледных, откинувшихся на подушки лиц (благоразумно прикрыв их смайликом, ибо этика — наше всё!) с подписью: «Встречаем НГ с размахом! Клиенты объелись икрой до колик в реанимации. Работа кипит!» Пост, как искра в бочку с дешёвым порохом, ушёл в местные паблики.

Наутро первого января, в состоянии, когда сознание ещё отягощено шампанским, а рука тянется к сенсации, как к рассолу, пост увидела Светлана, репортёрша районной газеты «Наш Вестник». Её журналистское чутье, отточенное на отчетах об уборке картофеля, возликовало: идеальный «сюжет на праздники»! Звонок в больницу. Дежурный врач, слегка поддавший после тяжелой ночи и находившийся в состоянии философской откровенности, бодро подтвердил: «Ага, две сотрудницы «ГосЗапасСтройБыта». Икра, да. Промывали, еле откачали. Хорошо живут бюджетники, не то что мы, бедные врачи!».

Статья вышла второго января под заголовком, от которого у читателя должно было перехватить дыхание: «Новогоднее ЧП: Чиновницы наелись икры за государственный счёт?». Слово «государственный» сверкало в нём, как алмаз в короне следователя. Его подхватили областные новостные агрегаторы, жаждущие хлеба и зрелищ: «Бюджетницы в коме от деликатесов! Где тонко, там и лопнуло!». Затем эстафету приняли федеральные каналы, изнывающие в январском информационном голоде: «Икорный скандал в госучреждении: что скрывают кадровики? Расследование».

К пятому января сюжет, иллюстрированный мультяшными картинками, где две пузатые дамы в пиксельных платьях падали в гигантскую банку икры, крутили на всех каналах.

Эксперты-гастроэнтерологи, с серьёзностью астрофизиков, обсуждали, сколько именно икры нужно съесть, чтобы получить промывание желудка от самой Родины. Программа «Здоровые люди» демонстрировала на розовом макете желудка, как «красные икринки-оккупанты атакуют беззащитную слизистую среднестатистического бюджетника».

Но кульминацией этого фарса, этой великой икорной оперы, стал интерес прокуратуры. Логика была железной: если рядовые служащие поглощают икру килограммами по ценам, доступным разве что мифическому «своему человеку», то откуда она? Вопрос был не вопросом, а риторическим снарядом.

Седьмого января, едва отзвенели рождественские колокольчики, в «ГосЗапасСтройБыт» вошли с проверкой люди в строгих пальто, чьи лица выражали ту же степень предвкушения, что и у наших героинь при вскрытии контейнеров.

К полудню была задержана бухгалтер Галя, которая под напором следователей (и, как поговаривают, от одного лишь их властного взгляда) «раскололась», подобно перезрелому арбузу, и выдала цепочку: от «мужа двоюродного шофёра» до цеха по фасовке в заброшенном детском саду «Солнышко».

Там, среди бывших фресок с белками-лисами, деликатес, подобно бюджету, «оптимизировали»: разбавляли икрой минтая и подкрашивали легальным, но от того не менее символичным, красителем «Кармин».

Но главным фигурантом стал, как и положено в классической драме, «крышеватель» — начальник транспортного отдела одной окологосударственной конторы, чья тень до сего момента падала лишь на сметы и путевые листы.

Людмилу Семёновну и Валентину Петровну уволили по статье, звучавшей как приговор из романа Кафки: «За действия, порочащие честь и достоинство государственного служащего». В трудовой книжке, этой светской летописи карьеры, каллиграф вписал: «Уволена в связи с утратой доверия на почве чрезмерного употребления контрабандного деликатеса неустановленного происхождения».

На прощанье, с ледяной учтивостью, коллеги преподнесли им по банке качественной, сертифицированной икры. От государственного поставщика. С открыткой, на которой бисерным почерком было выведено: «Чтобы знали, какая на вкус настоящая легальность».

А подпольный цех в бывшем детском саду ныне — туристический объект, жемчужина местного краеведения. Муниципальные власти, проявив находчивость, достойную римских пап, открыли там «Музей бюджетного деликатеса».

За скромную плату водят экскурсии с дегустацией легальной икры от проверенных поставщиков, читают лекции о вреде белковых излишеств и демонстрируют главный экспонат: две пластиковые ложки, изъятые из отдела кадров. Их поместили под стекло, как священные реликвии. Говорят, если приложить ухо к витрине, можно услышать не шепот, а скорее глухой, далекий стон — стон былой роскоши, безмерной человеческой жадности и пищеварительной трагедии, разыгравшейся на сцене великого российского абсурда.

Загрузка...