Икс-21. Долгий путь домой

Дисклеймер

Все упоминаемые в данном художественном произведении товарные знаки, бренды и коммерческие наименования являются собственностью их законных правообладателей. Их использование автором носит исключительно художественно-повествовательный характер для создания атмосферы и реалистичности и не преследует коммерческих целей. Автор не претендует на какие-либо права на данные объекты интеллектуальной собственности и не утверждает, что его творчество одобрено или связано с их владельцами.

Сидел на кухне у родителей в Перми, тупо щёлкал пультом. На экране мелькали новости. Услышал знакомое название – «Особая закрытая экономическая зона «Икс-21», бывший экспериментальный полигон «Прогресс».

Говорили про «столкновения охранных структур» и «протесты местного населения». Показали кадры – дым над цехами, колонна внедорожников без знаков. Съёмка была дерганная, с дрона или из окна. Диктор бубнил про «урегулирование».

Я перестал щёлкать. Пригляделся. Дым шёл не с тех объектов, что были под нашим контролем в мой последний заход. Внедорожники – «Тайфуны» новой модификации, с укороченной базой и дистанционно управляемым боевым модулем над кабиной. Не наши и не у «Соколов». Значит, в зону зашли новые ребята с серьёзным бюджетом. «Эвакуация некритичного персонала», – сказали потом. На нашем языке это значит: скоро останутся только те, кто стреляет.

Выключил телевизор. Мысль была одна: сейчас там жарко. И мои дроны, закопанные в тайнике у «Восхода», там почти наверняка не вывезли.

---

На следующее утро, ещё затемно, зазвонил телефон. Незнакомый номер, но код страны я узнал.

– Алло, – сказал я, голос хриплый от сна.

– Каспер, – в трубке был голос Хирурга. Сухой, ровный, без приветствий. На фоне – ровный гул генератора.

– Слушаю.

– Отдых заканчивается. Собирайся в командирку.

Я посмотрел на свои руки. На пальце ещё не сошёл след от ожога аккумулятором, кожа сморщенная, восковая.

– Тот же адрес, – продолжил он. – Погода ухудшилась, взять теплее.

«Тот же адрес» – это Икс-21. «Погода ухудшилась» – значит, обстановка крайне нестабильная, вышел из-под контроля даже для нас. «Взять теплее» – готовься к серьёзному сопротивлению.

– Есть варианты? – спросил я для проформы.

– Есть один. Сам понимаешь какой. Вылет завтра в семь из Шереметьево. Билет уже на почте. Взять только личное. Всё остальное выдадут на месте.

«Взять только личное» — Значит только себя, свой опыт и голую паранойю.

– Понял. К семи буду.

– Не опаздывай.

Щелчок. Гудки.

Я опустил телефон. Взгляд упал на мой походный рюкзак в углу. Я так и не успел его нормально распаковать, застёжки всё ещё были покрыты тонким серым налётом пыли «Икс-21» — смесь цемента, пепла и чего-то химически-сладкого.

Из соседней комнаты послышался сонный голос матери:

–Денис? Кто звонил в такую рань?

–Никто, мам, – ответил я, глядя в пустоту за окном, где тьма начала разбавляться грязно-серым рассветом. – Работа. Срочный вызов.

Положил телефон на стол. С кухни было видно, как за окном начинает светлеть. Внутри всё будто сжалось в один тугой узел. Я встал, прошёл через комнату и толкнул дверь на балкон. Холодный, сырой воздух ударил в лицо, пахнущий угольной гарью с ТЭЦ.

На балконе был полный бардак – старые цветочные горшки, какие-то банки. Я нашел смятую пачку «Беломора», которую оставил тут в первый день. В кармане нашлась зажигалка, дешёвый пластиковый «Крикет», весь в царапинах.

Попытался прикурить. Руки дрожали. Не от холода. От этого дерьмового внутреннего напряжения, которое всегда накатывает перед вылетом. Перед возвращением. И от старых травм – та самая рука, где ожог, сейчас ныла тупой болью, отдавая в локоть. Пламя зажигалки прыгало перед глазами. Со второй попытки прикурил.

Первая затяжка обожгла горло. Горит дерьмово, насквозь промокла. Плевать. Я упёрся руками в холодный железный парапет, смотрел на тёмные окна дома напротив. В голове не было мыслей. Был просто список, всплывающий, как текст на дисплее.

1. Паяльная станция «Лукьяныч» — проверить нагревательный элемент.

2. Аккумуляторы LiPo 6S 10000mAh — три штуки, из гермобокса.

3. Мультитул «Сибирь», набор диэлектрических отвёрток «Гефест».

4. Индивидуальная аптечка — проверить герметичность упаковки морфина.

Дым от «Беломора» был едким и кислым. Он ничего не успокаивал. Только напоминал другую гарь – пороховую, пластиковую, ту, что воняет после прямого попадания ПЗРК в «Орлан-10». Я затянулся ещё раз, резко, до хрипа в лёгких, пытаясь этим спазмом заглушить подступающую тошноту.

За спиной скрипнула дверь. Я не обернулся.

–Дениска, ты чего на холоде? Идём чай пить, – голос матери был полон тревоги, которую она старалась скрыть под слоем бытовой заботы.

–Сейчас, мам, – ответил я, и голос прозвучал чужим, сиплым от дыма. – Докуриваю.

Она постояла ещё секунду, потом я услышал, как дверь тихо закрылась. Я снова остался один с этим проклятым серым рассветом и вкусом дешёвого табака во рту, прилипшего к нёбу.

Сделал последнюю затяжку, прищемил окурок о парапет, оставив на ржавом железе чёрную метку, и бросил его вниз, в темноту. Всё. Пора собираться. Пора возвращаться в ад, который, кажется, стал только жарче.

---

Самолёт гудел так, что даже через плотные, профессиональные шумоподавляющие наушники Peltor вибрация проходила сквозь кости. Это был не пассажирский лайнер, а военно-транспортный Ан-72, арендованный конторой. Вдоль бортов тянулись жесткие сиденья из алюминия и брезента, на которых, как горох, раскачивались фигуры в одинаковой серо-зелёной камуфляжной форме без шевронов, только с тактичными патчами «Айсберг» на плече. Воздух пах авиационным керосином, оружейной смазкой «Циатим» и кислым потом не от нагрузки, а от страха.

Я сидел, уткнувшись затылком в холодный металл обшивки, пытаясь заглушить внутренний звон, который всегда усиливается перед вылетом. Рюкзак с инструментами и жёсткие алюминиевые кейсы Pelican с дронами были зажаты между ног. На коленях лежал разобранный для проверки пистолет МП-443 «Грач», который я собирал и разбирал уже третий раз за полёт, проверяя плавность хода затворной рамы и отсутствие заусенцев на направляющих.

Рядом, растянувшись на двух сиденьях, лежал «Бородач» — Саша. Он что-то жевал, глядя в потолок, где болтались какие-то тросы.

–Кас, а помнишь, в прошлый раз у того чеха из «Легиона» аптечку отжали? – сказал он, не поворачивая головы.

–Помню, – буркнул я, щёлкая затворной задержкой, слыша чёткий, металлический щелчок. – Там такие таблетки были, широкого спектра, немецкие. Кончились быстро. Жалко. Мне бы сейчас от головы.

Через проход, напротив, сидел парень с позывным «Сайгак», новичок, который летел в зону первый раз. Он нервно перебирал обоймы к своему «Вепрю-12», проверяя и перепроверяя каждую, щёлкая патроны, словно чётки.

–Эй, Шахмат, – крикнул ему Бородач, используя одно из старых, не прижившихся позывных парня. – Успокойся. Патроны от твоих глаз быстрее не кончатся.

–Я просто проверяю, – пробурчал Сайгак, но руки его действительно замедлились, остановившись на патроне с зелёным маркером – «пуля-магнум».

–Лучше поспи, пока есть время, – сказал я, не глядя, щёлкая последней деталью на место – возвратной пружиной. – Потом спать не придётся.

В дальнем конце, у грузового люка, сидел Хирург. Он не спал и не болтал. Сидел прямо, с закрытыми глазами, но ни один мускул на его лице не дёргался, дыхание было ровным и медленным. Он был центром тяжести всей этой болтающейся в воздухе банды. Даже Бородач говорил чуть тише, когда командир был в зоне слышимости.

Самолёт тряхнуло на турбулентности. Я инстинктивно вцепился в кейс с дронами, почувствовав, как внутри что-то звонко стукнуло.

–Охренеть пилот, – выругался кто-то сзади. – Будто на телеге едем.

–А ты хотел на бизнес-классе? – парировал Бородач. – С шампанским и стюардессами?

–С одной стюардессой я бы и здесь не отказался, – раздался ещё один голос, и несколько человек хрипло хохотнули, но смех был напряжённым, коротким.

Загорелась красная лампочка «Пристегнуть ремни». Хриплый голос пилота прозвучал по переговорному устройству, глухой от статики:

–Десять минут. Готовность. Встречают по плану «Молот».

Гул двигателей изменил тональность, самолёт пошёл на снижение, нос задрался вверх. Я засунул "Грача" в кобуру на бедре, плотнее пристегнулся. Бородач с неохотой поднялся в сидячее положение, заскрипела его разгрузка. Сайгак побледнел и сглотнул, глаза стали как у оленя перед фарами.

Хирург открыл глаза. Взгляд был чистым, острым, будто он только что вышел из холодного душа. Или никогда и не спал.

–Всем внимание, – его голос перекрыл гул, без крика, но каждое слово, как удар молотка. – Стандартный порядок выгрузки. Первыми – разведдозор, я с ними. Каспер, как только площадка будет зачищена – поднимаешь «Орлана», карту периметра. Без задержек. Погода, как я и говорил, дерьмовая. Могут встретить прямо на взлётной. Возможны «гости» из третьего пакета.

Третий пакет. Не наши, не «Соколы». Те самые, с «Тайфунами».

–Понял, – кивнул я, проверяя крепление рюкзака, протягивая стропу через карабин.

–Бородач, твоя группа – прикрытие и разгрузка груза. Быстро и тихо. Вопросы?

Вопросов не было. Все знали, что делать. Или делали вид, что знают. Сайгак кивнул слишком резко.

Самолёт грубо тряхнуло, колёса шасси с пронзительным визгом ударились о бетон. Мы катились по посадочной полосе заброшенного заводского аэродрома в зоне «Икс-21», мимо обгорелых остовов Ан-2 и сгоревшего КАМАЗа с зениткой.

Хирург посмотрел на каждого из нас по очереди. На Бородача, на Сайгака, на меня. Взгляд был взвешивающим, оценивающим последний ресурс.

–Удачи. Не подведите.

Лампа у люка замигала зелёным. Воздух шипя пошёл в гидравлику, створки начали раскрываться, впуская внутрь спёртый, едкий, с примесью хлора и гари воздух зоны.

---

Тишина была неправильной. В ушах стоял высокий, непрерывный звон, будто где-то сломался датчик. Я открыл глаза и увидел, что лежу на животе, лицом в холодный, влажный кафель пола. Мир слегка подрагивал, как картинка на плохо настроенном телевизоре. Контузия. Судя по всему, лёгкая — голова не раскалывалась, но в ней была какая-то ватная пустота и этот назойливый звон. И сухой, химический привкус на языке, как после удара током.

Я медленно, стараясь не спровоцировать головокружение, поднялся на локти, а затем сел, прислонившись спиной к шершавой бетонной колонне. Алгоритм. Сначала — себя. Руки-ноги на месте, двигаются. Голову не трогать, может быть кровь. Потом — снаряжение. Потом — угрозы. Потом — план.

Правая рука нащупала кобушу на бедре. Она была пуста. Я перевёл взгляд на пол, сканируя пространство методом секторов, как учили. В метре от меня, среди осколков стекла и кусков штукатурки, лежал «Грач». Я дотянулся, взял его. Холодная, знакомая рукоять. Пальцы автоматически нащупали на направляющей под стволом ребристый цилиндр тактического фонарика «Факел-М». Большим пальцем левой руки снял магазин — полный, патроны 9х19, с медными оболочками. Щёлкнул его на место, передёрнул затвор, услышав, как патрон уходит в патронник с металлическим щелчком, поставил на предохранитель и только потом вставил пистолет в кобуру. На правом бедре болтались пустые ножны. Ножа не было.

Затем я расстегнул противоударный подсумок на поясе. Внутри в жёстком корпусе лежал старый диктофон «Филипс». Кассеты в нём не было. Взгляд упал на чёрный пластиковый корпус, полуприсыпанный белой пылью в полуметре. Я поднял его. На потёртой этикетке — надпись шариковой ручкой: «Айсберг. Феникс. Восход-7». Вставил кассету, нажал воспроизведение.

Из динамика послышалось шипение, а затем голос. Хирург. Говорил быстро, сжато, без интонаций. На фоне — ровный, далёкий гул, возможно, вентиляция.

«…повторяю для записи. Объект – химкомбинат №23. Подвал, минус четвёртый уровень. Код «Феникс». Это не склад, повторяю, не склад. Это лаборатория доктора Л. Задача – визуальный контроль, установка маяков. Никаких образцов. Точка сбора – «Альфа». Ждать будем всего десять суток. Ровно двести сорок часов. С одиннадцатых – считай всех мёртвыми, уходи на границу самостоятельно. Пароль на точке – «Восход-7». Запись уничтожить после прослушки. Конец.»

Я вынул кассету, ещё секунду подержал в руке, глядя на надпись «Феникс», и сунул её обратно в подсумок. Стирать не стал. Она теперь была материальным доказательством приказа. Или предсмертной запиской. В голове чётко засела только одна деталь: десять суток. Двести сорок часов. Таймер пошёл.

И вот только теперь, с этой цифрой в сознании, я позволил себе по-настоящему осмотреться. И всё внутри похолодело.

Наших не было. Нигде. Ни «Бородача», ни «Сайгака», ни кого-либо ещё из нашей группы. Не было ни их тел, ни брошенных наших автоматов, ни разбросанных элементов разгрузки. Та зона у эскалатора, где мы оборудовали временный КПП, была абсолютно пуста, как будто нас здесь никогда и не было. Только на полу виднелись чёрные следы от подошв и одна смятая гильза 5.45, которую я поднял – наша, с клеймом «Айсберга».

Зато были другие. Трое в камуфляже «Соколов». Но это была не их обычная экипировка. Винтовки с массивными прицельными комплексами «Аргус» и странными цевьями «KeyMod», пистолет-пулемёты, обвешанные как новогодние ёлки, разгрузки незнакомого образца. Спецура. Возможно, их группа «Коготь». И у следующей колонны, в неестественной позе, сидел мёртвый местный парень в потрёпанной куртке. В его руках, бессильно лежавших на коленях, был «Кедр» с самодельным прикладом и оптическим прицелом «Пилад».

Потом я увидел свой рюкзак. Он лежал в трёх метрах, придавленный обвалившимся куском подвесного потолка. Чёрный, тактический, «Молот» с алюминиевым каркасом. Я подошёл, отшвырнул обломок гипсокартона ногой. Рюкзак был не просто брошен — он был целенаправленно разрезан по основным швам острым инструментом, лямки перерублены. Я присел на корточки, расстегнул его. Внутри — месиво. Искореженные карбоновые рамы, разбитые экраны пультов управления, смятые, почерневшие и протекающие аккумуляторы. Клубок проводов, обломки печатных плат. Кто-то не просто уничтожил аппаратуру. Он её изучил, а потом методично сломал. Я тронул пальцем обломок рамки — он был липким от едкого электролита, пальцы сразу начало жечь.

Значит, так. Лёгкая контузия. Пистолет с фонарём и полутора десятками патронов. Пустые ножны. Кассета с приказом. Уничтоженная личность оператора. И двести сорок часов, чтобы добраться до точки «Альфа».

Оставался последний возможный ресурс — трупы. Мысли работали медленно, сквозь звон и ватную пустоту, но кристаллизовались в простой алгоритм: сначала вода и оружие, потом информация. Я поднялся и подошёл к первому «Соколу». Боец лежал на спине, закатив стеклянные глаза в потолок. Я быстро и методично обшарил разгрузку. Магазины к его винтовке не подходили – у него был калибр .300 Blackout. Гранаты не нашёл. В одном из подсумков была почти полная пластиковая фляга с водой. Отвинтил крышку, понюхал — без запаха. Сделал глоток, тёплая и как будто бы терпкая, но всё равно влага. Пристегнул флягу к своему поясу. В карманах брюк — пусто. Второй боец лежал ничком. Под телом обнаружил тактический нож «Ратник» в крепких полимерных ножнах. Я выдернул его, осмотрел. Клинок без сколов, механизм фиксации исправен. Вот и ответ на пустые ножны. Забрал себе. У третьего в нагрудном кармане разгрузки нашёл складную карту местности, испещрённую чужими пометками. И фотографию: девушка в платье, на обороте – «Вернусь, Алёна». Сунул карту во внутренний карман куртки. Фотографию положил обратно.

Наконец, я подошёл к пареньку с «Кедром». Лицо подростка, испачкано сажей. Его оружие было для меня бесполезно, но в глубоком кармане куртки моя рука нащупала плоскую металлическую коробочку. Таблетки «Аквасепт» для обеззараживания воды. Десять штук. Срок годности истёк полгода назад. Ценный лут. Забрал.

Теперь можно было уходить. Логика была простой: трупы рассказали всё, что могли. Остальное — там, где опасность, которая убрала моих и оставила этих. Нужно было уходить из этого открытого зала. Искать укрытие, воду, ориентиры. И тикающие часы «десяти суток» теперь отсчитывали каждый вдох.

Я встал, игнорируя лёгкое покачивание пола. Теперь план был чётче. Сначала — вниз, в паркинг, найти хоть какое-то укрытие. Потом — оценить запасы воды. Потом — свериться с картой, выяснить, какой сегодня день от того самого отсчёта. Потом — выжить.

Я сделал первый шаг по битому стеклу в сторону тёмного проёма, который вёл в глубину здания. Звон в ушах, казалось, стал немного громче, смешиваясь с хрустом под подошвами, отдающимся в пустом зале эхом. Впереди была только тишина и этот звон. И двести сорок часов. Но теперь, на поясе, болталась полная фляга и лежал в ножнах холодный вес найденного клинка. Первый шаг. Из многих тысяч.