Империя боевых русалок

«Вода хранит жизнь. Вода хранит силу. Вода хранит тайны. Вода концентрирует мысли».

Книга глубин

Пролог

12-я глубоководная база. Из рапорта разведчика с личным номером 14455.

«Мой сканер зафиксировал слабую вибрацию в воде еще до того, как этот неуклюжий железный шар включил свой прожектор. Свет был ослепительным и наглым, грубым вторжением в вечный священный мрак черной глубины. Я зажмурилась и почти ослепла от резкого перехода с ночного зрения на дневное, сжимая рукоять импульсного эмиттера. Инструкция была четкой: любое проявление активности сухоходников на борту этого недавно затонувшего корабля чудовищных размеров считать враждебным.

Прожектор был очевидной целью. Один точный выстрел – и шар ослеп. Он повернулся ко мне своей второй камерой, но я уже была рядом. Его манипуляторы, хрупкие, как клешни креветки, не представляли угрозы. Я обогнула его, нашла кабель – ту самую пуповину, связывающую его с оператором. Лезвие моего гидрокинетического ножа перерезало оптоволокно без усилия. Трансляция прервана. Теперь этот их зонд – просто кусок бесполезного металла. Но кабель… он натянулся. Значит, тот, кто им управлял, был близко.

Используя кабель как проводник, я поплыла по его пути, настраиваясь на мыслеволны. У сухоходников они обычно представляют собой слабый, неструктурированный шум, фон их примитивных страхов и инстинктов. Впрочем, этого достаточно, чтобы найти их под водой, если еще живы. Но здесь я почувствовала нечто иное – острое, сфокусированное отчаяние, перемешанное с леденящим страхом. Это ощущалось очень четко. Похоже, оператор оказался в ловушке и взывал о помощи.

Внезапно за поворотом я увидела его. Оператора уродливого шара-зонда. Громоздкий, неуклюжий металлический скафандр, намертво застрявший в стальных тисках сплюснутого коридора затонувшего авианосца. Застрявший скафандр, к которому тянулся кабель, перерезанный моим ножом, был немного похож на гигантского бронированного краба, попавшего в ловушку. Я подняла ствол эмиттера, целясь в центр – в то место, где, по нашим данным, располагался источник энергии.

И вдруг в моем сознании поверх фонового шума прорвался чистый, ясный сигнал. Мысль, отточенная паникой: «Не стреляй, я беспомощен!»

Я замерла. Это казалось невозможным! Ни один сухоходник не мог проецировать мыслеволны с такой силой и ясностью. Мои пальцы ослабили хватку на рукоятке эмиттера. Я опустила оружие, всматриваясь в очертания его скафандра, пытаясь разглядеть лицо. Но, лицо мужчины оказалось полностью скрытым внутри за толщей брони. А то, что это был именно мужчина, я уже не сомневалась, хорошо уже улавливая именно мужские вибрации в сложном узоре мысленных волн.

Я не охотница за сухопутными мужчинами, из тех, о которых они сами же сочиняют свои жалкие сказки. Я – разведчик-диверсант Великой Глубинной Империи. И мой долг – защищать нашу цивилизацию от безумной и самоубийственной агрессии жителей суши. Мы многое о них знаем. Гораздо больше, чем они о нас. Ведь их представления остались на каком-то примитивном уровне мифов и легенд времен средневековья. А мы постоянно наблюдали за ними все эти века. И они даже не подозревают, насколько мы продвинулись с того времени в технологиях...

«Кто ты?» – послала я свою мысленную волну, вкладывая в импульс весь свой скепсис относительно сухоходников и, одновременно, удивление.

Ответ пришел немедленно, грубый и прямой: «Человек я!»

Оно и понятно. Сухоходники называли себя именно так. Если много, то – люди, а если один – то человек.

Впрочем, я и не сомневалась, что именно сухоходник находится внутри этой железной уродины. Он не просто излучал страх; он был жалок в своей боязни. Я приблизилась, осторожно скользя хвостом по потокам внутри затонувшего корабля, лавируя среди мертвых тел моряков, погибших при кораблекрушении, и изучая каждую деталь примитивного глубоководного скафандра, который находился впереди. Сварные швы, царапины, надписи кириллицей. Советский акванавт, не американский, но на американском затонувшем корабле. Мы изучали все особенности их сухопутных стран, алфавитов и вооружения в Военной Академии. Советские и американские люди давно уже враждовали между собой. Совсем недавно мы стали свидетелями их морского сражения. И я понимала, что ситуация необычная. Но, мое дело не рассуждать, а выполнять приказы. И я выполняла свой, тщательно обследуя этот затонувший авианосец.

Я знала, что любая встреча с жителем суши таит опасность, да еще и на такой большой глубине, куда раньше, совсем не так давно, ни один сухоходник проникнуть живым не мог. Потому я все же спросила, уточняя: «Так ты, сухоходник, находишься внутри этой металлической громадины?» Его ответ был потоком информации, исповедью обреченного. Но я многое поняла. Он застрял. Скоро задохнется. Просит о помощи. И сквозь этот поток я чувствовала нечто уникальное – врожденную, неосознанную способность к ментальной связи. Что-то подобное мы иногда наблюдали у дельфинов, но никогда – у сухоходников. И я не сдержалась, послала ему фразу: «Это удивительно! Я никогда не слышала, чтобы какой-нибудь сухоходник был способен воспринимать и воспроизводить мыслеволны!»

Его последующие вопросы были наивны и полны их сухопутной гордыни. Он сразу учуял намек на превосходство. Да, мы – высшая раса. Мы сделали свой эволюционный выбор миллионы лет назад, навсегда уйдя в колыбель жизни, в океан, пока их предки цеплялись за пыльную сушу и делили ее на клочки, постоянно воюя друг с другом. Попытка сухоходника сыграть на моем замешательстве была прозрачна, как вода у поверхности в лунную ночь.

Он транслировал мне свой поток: «Я – уникальный экземпляр, могу стать переговорщиком между русалками и людьми». «Русалки, ундины, водяные» – так они нас, обычно, называют. В его наглой авантюре был свой резон. Пленник, способный на ментальный контакт… Такого еще не бывало в истории. Он был ключом к общению между нашими цивилизациями, возможностью понять сухопутных не просто из их передач и сетей, а изнутри их собственного, искаженного сознания. И я сразу поняла это. Заполучить подобный трофей представлялось мне не менее ценным, чем секреты этого затонувшего авианосца.

И я сообщила ему прямо: «Такого ценного пленника я даже и не надеялась заполучить! Ты же теперь принадлежишь мне, как законный трофей! Я постараюсь помочь тебе выжить. Но взамен ты поклянешься в верности и будешь выполнять все мои распоряжения». Он согласился с подозрительной быстротой. Сухоходники всегда ищут выгоду, а не честь. Лишь спросил, много ли у меня пленников. «Нет, ты пока первый», – ответила я, и мне вдруг стало смешно. Первый и единственный сухоходник-телепат, пойманный в ловушке собственной стальной скорлупы!

Он назвался Игорем. Советский старшина. Я представилась – Пилория, разведчица.

И тогда я решила немного приоткрыть завесу. Пусть знает, с кем имеет дело. Я рассказала ему о нашей Империи, о нашем наблюдении за всем, что происходит на планете, о нашей растущей тревоге из-за их ядерного безумия и постоянного загрязнения океана. Я видела, как его сознание металось, пытаясь осмыслить масштаб. Он был солдатом, он мыслил категориями «свои-чужие», «СССР-США». А перед ним открывалась картина целой цивилизации, живущей под килем его корабля.

Его догадка о погибшей американской субмарине «Вельзевул» была точной. Я не стала лгать. Честность – основа силы. Так нам говорили в Академии. И я сообщила ему: «То был несчастный случай… Наши пилоты тоже погибли при столкновении». Его попытка объяснить мне их междоусобные склоки была тщетной. Как можно делить океан? Или небо? Их сухой мир казался мне гигантским сумасшедшим домом. «А что, у вас не так, что ли?» – спросил он, и в его мыслеволне я почувствовала вызов.

Я выпрямилась и, с гордостью глядя на него сквозь свой сферический шлем, послала ему четкую мысль:

«У нас не так. Мы, глубинианцы, представляем собой единый народ Великой Глубинной Империи».

В его сознании воцарилась тишина, полная смятения. И я приняла решение. Миссия по осмотру авианосца могла подождать. Мой долг теперь состоял в том, чтобы доставить этого уникального сухоходника, способного к мысленному общению, живым и невредимым в командный центр. Его разум был трофеем, который мог изменить ход истории. Впервые за долгие века наших наблюдений за людьми, один из них перестал быть просто враждебной единицей в отчете, подлежащей ликвидации. Он мог пригодиться для важной дипломатической миссии. Потому я мысленно улыбнулась ему, и сообщила, приступая к осмотру завала: «Ладно, мой уникальный пленник. Давай посмотрим, как же нам вытащить тебя из этой железной ловушки»…