Имперский повар 4

Холодный и липкий, как мокрая тряпка, утренний туман — визитная карточка нашего Зареченска. Но сегодня он был особенно гадким. К привычной промозглой сырости добавился едкий, тошнотворный запах гари. Он не просто висел в воздухе, а будто проникал сквозь одежду, въедался в кожу, лез в самое горло. Мы приехали в деревню Павла, когда солнце только-только начало окрашивать серые облака, и то, что мы увидели, было гораздо хуже любых телефонных звонков.

Там, где вчера стоял большой и крепкий сарай, теперь чернело огромное, уродливое пепелище. Обугленные балки, похожие на почерневшие кости какого-то гигантского зверя, торчали из земли. Всё вокруг было покрыто толстым слоем жирной чёрной сажи, которая блестела на слабом утреннем свету. Стояла мёртвая тишина.

Наша небольшая колонна — пара стареньких фермерских грузовичков. Из них стали молча выходить люди. Степан, и мрачный, как туча. Рядом с ним Фёдор, с таким лицом, будто ему сообщили, что всё железо в мире кончилось. Коля-Гром сегодня был тихим и сосредоточенным, его весёлое лицо стало жёстким. Моя команда в полном составе: Настя, Даша, Вовчик и даже Кирилл. Сестрёнка упёрлась и заявила, что тоже поедет. Замыкали процессию с десяток других фермеров из нашей «Гильдии» — простые мужики с тяжёлыми руками и злыми глазами.

На крыльце своего дома, который чудом уцелел, сидели Павел и его жена Анна. Они выглядели как две серые тени на фоне серого утра. Просто сидели, завернувшись в какие-тo старые одеяла, и тупо смотрели на руины. В их глазах не было ничего. Пустота. Такая звенящая, что становилось не по себе. Но когда они увидели, сколько машин приехало, как из них высыпает народ, в этой пустоте что-то дрогнуло. Не надежда, нет. Скорее, глухое, растерянное удивление.

Я захлопнул дверцу «Лады» и пошёл прямо к ним. Говорить слова утешения было глупо. Какие тут, к чёрту, слова, когда человек за одну ночь потерял всё, что строил годами? Я просто подошёл и коротко кивнул им. Мол, мы здесь. А потом обернулся к Степану. Тот уже открыл борт своего грузовика и доставал лопаты и топоры. Я кивнул и ему.

И работа началась. Без единой команды, без громких речей и призывов. Мужики просто брали в руки инструменты и расходились по пепелищу. Кто-то заводил пилу, и она злобно жужжала, вгрызаясь в уцелевшие балки. Другие, тяжело кряхтя, разбирали завалы из обгоревших досок. Третьи таскали мусор, сваливая его в кучу подальше от дома. Настя тут же организовала остальных женщин. Они развернули на траве импровизированную полевую кухню: достали большие термосы с горячим чаем, разложили на чистых тряпках нарезанный хлеб, сало и варёные яйца.

В воздухе стоял только деловой гул: короткие, отрывистые команды, скрип лопат, стук топоров. Ни одной жалобы. Ни одного причитания. Все просто делали свою работу. Молча, упрямо и очень зло. И в этом молчании чувствовалось столько силы, что оно было убедительнее любых громких клятв. Мы приехали не сочувствовать. Мы приехали работать.

Я тоже схватил лопату и присоединился к остальным. Физическая работа отлично прочищает мозги. Каждый взмах, каждая отброшенная куча обгоревшего хлама — и на душе становилось чуточку легче. Мы убирали не мусор. Мы стирали следы унижения, которое оставили после себя Алиевы.

Краем глаза я наблюдал за своей командой. Вовчик, как обычно, старался за двоих. Он отчаянно хотел доказать, что он не просто мальчишка на побегушках, а настоящий мужик, полезная часть команды. Его взгляд упал на особенно толстую, обугленную балку, которую остальные мужики пока обходили, решив взяться за неё позже втроём. Вовчик решил, что это его шанс.

Он упёрся ногами в землю, напряг свои тощие руки. Лицо его покраснело от натуги. Балка нехотя приподнялась на пару сантиметров. Ещё одно усилие! Нога Вовчика соскользнула на мокрой от росы траве. Он качнулся, потерял равновесие и чуть не рухнул носом прямо в лужу с чёрной, жирной сажей.

И тут рядом с ним, будто выросла из-под земли, оказалась Даша. Она работала неподалёку, разбирая какой-то мелкий хлам. Она не стала смеяться над ним или читать нотации. Она просто молча подошла, встала рядом и положила свою ладонь поверх его руки, которая всё ещё судорожно сжимала обугленное дерево.

Их взгляды встретились на секунду.

— Вместе, — тихо, почти шёпотом, сказала она.

Они снова напряглись. Раз, два, взяли! Балка, недовольно скрипнув, поддалась и с глухим стуком легла на землю в стороне от расчищаемого места. Они выпрямились, тяжело дыша. Вовчик смотрел на Дашу, не в силах вымолвить и слова, просто открыв рот. Она вдруг улыбнулась ему лёгкой, усталой улыбкой и протянула руку к его лицу.

— Испачкался, герой, — так же тихо проговорила она и кончиками пальцев осторожно стёрла с его щеки большое чёрное пятно сажи.

Вовчик замер, как статуя. Он смотрел на неё огромными, восхищёнными глазами и, кажется, даже дышать перестал. От её простого, такого нежного прикосновения его лицо вспыхнуло так, что румянец был виден даже под слоем грязи и копоти. И в этом её жесте не было ни капли жалости. Только тепло. И ещё что-то новое, глубокое, что рождалось прямо здесь, посреди этого пепелища, как упрямый зелёный росток, который пробивается сквозь асфальт.

К обеду мы почти закончили. Устроили перерыв. Все расселись прямо на траве, жадно уплетая простой обед, который оттого казался невероятно вкусным. Все, кроме Павла. Он так и сидел на своём крыльце, отрешённо глядя на то место, где ещё утром стоял его сарай.

Я налил в две жестяные кружки горячего сладкого чая, взял их и подошёл к нему. Молча сел рядом и протянул ему одну. Он взял её на автомате, даже не посмотрев на меня.

Мы долго сидели молча. Тишину нарушал только стук ложек и негромкие разговоры мужиков.

— Паша, — наконец сказал я, нарушив молчание. — Смотри. Мы все здесь. Мы поможем. Можем заново отстроить тебе сарай, даже лучше, чем был. Привезём сена, скинемся деньгами.

Он молчал. Его плечи по-прежнему были опущены.

— Но я думаю, ты заслуживаешь большего, — продолжил я, глядя на работающих людей. — Я хочу построить здесь не сарай. А наш общий цех. Склад для «Гильдии», коптильню, может, даже небольшую сыроварню. Каменный, надёжный. Чтобы у нас было своё место силы. Но это твоя земля, Павел. И решать тебе. Скажи, чего ты сам-то хочешь?

Он молчал очень долго. Так долго, что я уже подумал, что он меня просто не слушает. Он медленно перевёл взгляд с чёрного пустого фундамента на уставшие, но злые и решительные лица людей. И я прямо видел, как в его потухших глазах что-то меняется. Пустота уходила. На её место пришла сначала растерянность, а потом — твёрдая, холодная злость.

— Цех, — вдруг хрипло, но твёрдо сказал он и впервые за всё утро посмотрел мне прямо в глаза. — Давайте строить цех. Давайте строить то, что они больше никогда не смогут сжечь.

К вечеру, когда уставшее солнце начало валиться за горизонт, площадка была идеально чистой. На месте чёрного пепелища теперь была ровная, утрамбованная земля, готовая к новой стройке.

Степан, кряхтя, притащил откуда-то большой серый валун, который идеально подходил для закладки фундамента.

— Ну, хозяин, давай, — пробасил он, протягивая лопату Павлу. — Твоя земля — тебе и начинать.

Павел, уже совсем другой — не испуганный и сломленный, а собранный и суровый, — взял лопату. Он выкопал неглубокую яму, и мы втроём — он, я и Степан — уложили в неё этот первый камень.

Мы все стояли вокруг — уставшие, перепачканные сажей, голодные. Даша и Вовчик стояли совсем рядом, и я увидел, как он несмело, почти робко, взял её за руку, а она в ответ крепко сжала его пальцы. Заходящее солнце окрашивало облака в багровые тона, до жути похожие на отсветы вчерашнего пожара. Но сегодня этот свет падал не на руины. Он освещал начало.

Пепел стал почвой. На этой выжженной, растоптанной земле прорастало наше общее будущее.

***

В «Очаге» было хорошо. По-настоящему хорошо. Жизнь не кипела, как в первые суматошные дни, она текла плавно и уверенно, словно сытая, полноводная река. На кухне Даша и Кирилл уже не бегали, а буквально танцевали. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова — они понимали друг друга с полувзгляда, с одного короткого кивка. Это был балет. Кухонный балет, где вместо музыки — шипение масла на сковороде и стук ножей.

А в зале порхала Настя. Я смотрел на неё и диву давался, как быстро она повзрослела. Из испуганной девчонки, которая боялась собственной тени, она превратилась в настоящую хозяйку. С блокнотиком в руке она перелетала от столика к столику, и её улыбка была такой тёплой и искренней, что, казалось, в нашем городе не осталось ни одного мужчины, который бы тайком в неё не влюбился.

Я же стоял за стойкой и занимался своим любимым делом, которое успокаивало нервы лучше любого заморского зелья. Я варил кофе. Настоящий, в турке. Густой аромат свежемолотых зёрен медленно расползался по залу, смешивался с запахом чеснока, жареного мяса, свежего хлеба и создавал ту самую атмосферу, ради которой люди и приходят в такие места. Атмосферу дома. Уюта. Я чувствовал себя капитаном, который провёл свой корабль через страшный шторм и наконец-то вошёл в тихую, залитую солнцем гавань. Мы отбили атаку Алиевых, залатали все пробоины, и теперь наше судёнышко уверенно шло вперёд, набирая ход.

Но, как известно, именно в такие моменты, когда ты расслабляешься, откидываешься в кресле и думаешь, что хуже уже не будет, судьба любит подкидывать самые вонючие сюрпризы.

Телефон на стойке, который мы использовали для бронирования столиков, зазвонил. Звонил он как-то особенно резко и требовательно, будто по ту сторону провода был кто-то, кто не привык ждать. Настя как раз уносила заказ к дальнему столу, поэтому трубку снял я. В голове промелькнула обычная мысль: «Наверное, хотят забронировать столик на вечер».

— «Очаг», Белославов слушает, — произнёс я самым бодрым и гостеприимным голосом, на который был способен.

На том конце провода на секунду замолчали. А потом раздался голос, от которого у меня по спине пробежал неприятный холодок. Ледяной, абсолютно безжизненный, будто говорил не человек, а механизм.

— Соедините меня с господином Игорем Белославовым.

Этот голос был чужим. В нём не было ни капли нашего местного, чуть грубоватого говора, ни простой человеческой теплоты. Он звучал так, будто кто-то стучал по клавишам старой пишущей машинки — чётко, механически и холодно. Столичный акцент чиновника.

— Вы с ним разговариваете, — стараясь, чтобы мой голос звучал так же ровно, ответил я.

— Минуту, — сказал механизм, и в трубке заиграла какая-то нелепая, писклявая классическая музыка. Музыка для ожидания. Моё шестое чувство, которое я отточил за годы интриг в московских ресторанах, уже не просто вопило, а орало дурным голосом, предупреждая об опасности.

Музыка оборвалась так же внезапно, как и началась.

— Господин Белославов, — заговорил тот же мёртвый голос. — Вас приветствует приёмная графа Всеволода Ярового, попечителя «Союза Магических Искусств». Его сиятельство был весьма впечатлён, когда до него дошли слухи о ваших, скажем так, неординарных кулинарных талантах. В связи с этим, я имею честь передать вам официальное приглашение. Приглашение для участия в ежегодном губернском конкурсе поваров «Лучший Повар». Он состоится в городе Стрежневе ровно через две недели.

«Союз Магических Искусств»… Граф Всеволод Яровой… Эти имена я уже слышал.

Мой мозг, который только что лениво дремал, заработал на полную мощность. Я сразу всё понял. Это было не приглашение. Это был вызов на дуэль. Ловушка. Меня не просто вежливо звали на какой-то конкурс. Меня выманивали из моей норы, из моего Зареченска, где за моей спиной стояли мясник, кузнец, честный сержант и десятки других людей. Где я был силой. Меня выманивали на чужую территорию. Туда, где я буду один.

— Это огромная честь для меня, — спокойно сказал я, поражаясь своему самообладанию. Ни один мускул не дрогнул на лице, хотя внутри всё сжалось в ледяной комок. — Пожалуйста, передайте его сиятельству мою самую искреннюю благодарность. Я обязательно буду.

— Вся необходимая информация будет выслана вам почтой в ближайшее время. Всего доброго.

Короткие, равнодушные гудки. Я медленно, словно она весила тонну, положил трубку на рычаг. В зале всё так же было шумно и весело. Кто-то смеялся, звенела посуда, пахло едой. Но для меня весь этот мир вдруг сузился, схлопнулся до одной звенящей точки. Всё. Закончились детские игры в песочнице с истеричной купчихой и её тупым сынком. В игру вступили хищники по-настоящему крупного калибра.

Я отыскал взглядом Настю. Она как раз забрала у посетителей счёт и, заметив мой взгляд, с улыбкой пошла ко мне. Но улыбка её погасла, не дойдя до стойки.

— Игорь, что случилось? — встревоженно спросила она, подойдя вплотную. — У тебя лицо… белое, как полотно.

— Звонили, — тихо, чтобы слышала только она, сказал я. — Пригласили на конкурс поваров. В Стрежнев.

— Так это же… это же замечательно! — её серые глаза загорелись надеждой. — Ты сможешь всем показать, на что ты способен! Ты же лучший!

— Настя, — я мягко прервал её, взяв за руку. Её ладонь была горячей, а мои пальцы — как льдышки. — Звонили из приёмной графа Всеволода Ярового.

Имя подействовало, как пощёчина. Сестра побледнела так, что веснушки на её носу стали похожи на тёмные кляксы. Губы задрожали, и она испуганно оглянулась, будто боялась, что нас кто-то подслушивает.

— Того самого?.. — прошептала она одними губами.

— Да, — твёрдо кивнул я. — Того самого. Похоже, я еду в гости. В гости к человеку, который, очень на то похоже, убил нашего отца.

***

За столом сидела Наталья Ташенко. Рядом с ней сидела Светлана Бодко — пробивная журналистка с губернского телеканала. Она примчалась по первому же моему звонку, и теперь в её глазах горел огонёк азарта. Она чуяла запах большой истории. А на экране ноутбука, который я пристроил на шаткой конструкции из поварских книг, висело лицо Максимилиана Доды. Он был у себя в шикарном столичном офисе, но его цепкий, проницательный взгляд создавал полное ощущение, что он сидит здесь, с нами.

Я не стал тянуть кота за хвост.

— Меня пригласили в Стрежнев. На конкурс поваров. Приглашение личное, от графа Ярового.

— Ну что ж, прекрасно, — хмыкнул Дода с экрана. — Отличный шанс показать себя на губернском уровне. Я помогу с организацией, дам пару контактов.

— Это ловушка, — спокойно сказал я.

Все в комнате замолчали. Даже Светлана перестала ёрзать.

— Конкурс — это просто предлог, ширма, — продолжил я. — Им не нужна моя победа. Им нужно вытащить меня из Зареченска. Здесь у меня есть вы. Есть фермеры, которые за меня горой. Есть простые люди, которые меня поддерживают. Здесь я что-то значу. А там, в Стрежневе, я буду никем. Чужаком. И они попытаются сделать со мной то, что не смогла сделать здесь Фатима Алиева. Варианта два. Либо меня попытаются купить, предложив что-то очень заманчивое. Либо, что мне кажется более вероятным, меня просто уничтожат. Тихо, профессионально и навсегда.

Наталья медленно кивнула.

— Что ты предлагаешь? Отказаться? Сказать, что заболел?

— Ни в коем случае, — я криво усмехнулся. — Отказаться — значит показать, что я испугался. Признать своё поражение ещё до начала боя. Нет. Я предлагаю сделать то, что я умею лучше всего. Я превращу их ловушку в свою сцену. Я поеду. Но я поеду не как ягнёнок, которого ведут на убой. А как волк, который сам пришёл в гости к другим волкам. И для этого мне понадобится ваша помощь.

Я посмотрел прямо на Светлану.

— Света, ты отвечаешь за шум. За информационный шум. Ты должна получить аккредитацию на этот их конкурс. А ещё сделать так, чтобы все камеры губернского телевидения смотрели только на меня. Я должен стать главной звездой этого шоу ещё до того, как оно начнётся. Каждый мой шаг, каждое слово, каждый приготовленный мной бутерброд должны быть на виду. Публичность — это мой бронежилет.

Журналистка хищно улыбнулась, её глаза заблестели.

— Игорь, считай, что это уже сделано. Я из этого занудного конкурса такой сериал сделаю, что вся губерния от экранов не отойдёт! «Простой парень из провинции бросает вызов столичным снобам!» Это же золотая жила!

Затем я повернулся к экрану ноутбука.

— Максимилиан Аркадьевич, мне нужна информация. Полное досье. На графа Всеволода Ярового и на его ближайшего партнёра, барона Аркадия Свечина. Мне нужно всё, что вы сможете нарыть. Официальные активы, теневые схемы, патенты на магические добавки, долги, враги, любовницы. Мне нужно знать, где они спят, что едят, какие у них слабости и чего они боятся по ночам.

Дода задумчиво побарабанил пальцами по полированной столешнице.

— Задачка не из простых, парень. Эти люди не хранят свои скелеты в шкафу. Они их закапывают очень глубоко. Но у меня есть пара хороших «библиотекарей», которые умеют копать. Посмотрим, что они смогут найти в своих архивах. Это будет стоить денег, но для тебя — сделаю.

И наконец я посмотрел на Наталью.

— Наталья, на вас остаётся наш тыл. Пока я буду в столице, вы здесь главная. Вы берёте на себя всё управление «Гильдией», все поставки, все финансы. И самое главное — оборону. Я на сто процентов уверен, что как только я уеду, люди Ярового или Фатимы снова попытаются ударить по нашим фермерам. Вы должны быть к этому готовы.

— Не волнуйся, Игорь, — холодно, но с ноткой уверенности в голосе, ответила она. —Мышь не проскочит. Твой тыл будет в полной безопасности. Ты иди и воюй свою войну, а мы здесь всё прикроем.

От автора