Имплантат

Дождь в Зоне — это не просто дождь. Это едкая, серая жижа, разъедающая кожу и промораживающая до костей. Он не очищал, а лишь перемешивал грязь болот, запах гнили и озона. Именно под такой аккомпанемент Лось и Музыкант пробирались по старой, разбитой дороге, что уводила в самые гиблые топи.

Лось, здоровенный детина с пулемётом «Печенег» за спиной, ворчал:

—Я же говорил, на хрена нам эти болота? Артефакты тут гнилые, аномалии склизкие. Чистое небо тут как раз самое что ни на есть грязное.

— Тихо, богатырь, — отозвался Музыкант, щуплый мужчина с острым лицом и старым, но идеально ухоженным «Винторезом». Его позывной был дан не за любовь к искусству, а за умение слушать Зону: слышать шепот аномалий, скрип ветра в развалинах, ритм чужого шага. — Заказ есть заказ. Наёмник сказал, что груз ценный. Заплатят щедро.

«Груз». В Зоне так часто называли людей. Контрабанда, рабы, доноры для чёрных трансплантологов из-за границы. Музыканту эта работа была противна, но свежие медикаменты для своего отряда стоили дорого.

Внезапно он замер, подняв руку. Лось глядя на напарника насторожился, снял пулемёт.

— Что?

— Слышишь? – Лось замер. Навострил уши. Сквозь шум дождя и кваканье лягушек пробивался другой звук. Не животный. Приглушённый, прерывистый стон. И плеск воды.

Они зашли с флангов, используя редкие островки твёрдой земли. В корнях старого, мёртвого дерева, почти сливаясь с грязью, лежала фигура в рваном больничном халате. Это была девушка. Юная, лет восемнадцати. Её лицо бледное, губы посиневшие, а на щеке красовался свежий шов — аккуратный, хирургический. Она бредила, пытаясь ползти, но силы были на исходе.

— Боже… — прошептал Лось. — Дитё.

Музыкант молча опустился на колени, накинул на девушку свой плащ. Она вздрогнула и попыталась отшатнуться, в глазах — животный, немой ужас.

—Тихо, малая. Мы свои. — Его голос, обычно колкий и резкий, сейчас стал тихим и твёрдым. — Лось, аптечка, стимулятор. Быстро.

Пока напарник возился, Музыкант заметил татуировку на её запястье — стилизованное белое облако в синем круге. «Чистое небо». Но не те сталкеры-учёные, а их радикальное ответвление — сектанты, уверовавшие в свою миссию по «очищению» Зоны любыми средствами. Включая торговлю людьми.

Девушка, Катя, как она позже выдохнула, говорила сдавлено, урывками. С трудом пришла в себя от укола. Её история была короткой и ужасной: отец-бизнесмен, долги, ростовщики и расплата. Вместо денег забрали её. Привезли в Припять, в подвал, выдали за «добровольного донора». Её должны были разобрать на запчасти для какого-то важного чиновника из-за границы. Но она слышала разговоры врачей. Про какой-то «имплантат нового поколения», вживлённый ей в мозг. Что-то, что позволяет «видеть сквозь плоть Зоны».

— Они… они меня найдут, — рыдала она, вцепившись в рукав Музыканта. — Они чуют его. Как псы. Он… жжётся.

Музыкант посмотрел на её виски. Под кожей пульсировал слабый синеватый свет. Артефакт. Не просто имплантат, а живое доказательство силы. Вот что делало её такой ценной. Не только органы, но и устройство, ради которого убивали бы десятки сталкеров.

— Ничего, выведем, — буркнул Лось, накрывая её своим бронежилетом. — Мы не монстры.

В этот момент Музыкант резко вскинул голову. Его «абсолютный слух» уловил то, что не могли услышать обычные уши. Металлический лязг. Приглушённые команды. Шаги, тяжёлые, солдаты в противогазах.

— Не выйдет, — холодно констатировал он. — Они уже здесь.

— Здесь возвышенность. – Лось осматривал зелёнку. – Схоронюсь и прикрою вас.

— Спустимся к тропе, – ответил Музыкант, сжав руку Кате. – Может, удачи подкинет Зона.

Из тумана, словно призраки, возникли фигуры в характерных синих комбинезонах с эмблемой «Чистого неба». Человек десять. Сектанты. Их возглавлял высокий сталкер с бесстрастным лицом и хирургически точной штурмовой винтовкой СИГ-550.

— Передайте груз, сталкеры, — его голос плоский, лишённый эмоций, как у робота. — Он принадлежит Науке. Или Богу. Как вам угодно.

— Она не груз, — шагнул вперёд Музыкант, отводя ствол «Винтореза» в сторону. — Она человек. И уходит с нами.

— Ошибаетесь. Она — контейнер. Контейнер с бесценным знанием. И мы его вернём. Живым или по частям.

Лось уже установил пулемёт на сошку.

— Попробуй тронуть, отхватишь, урод! – прошелестел чуть слышно.

Музыкант толкнул Катю в кусты, криком: «ложись»!

Завязалась перестрелка. Грохот «Печенега» оглушал болото, отвечая точными, экономными очередями сектантов. Музыкант, прикрывая Катю, стрелял метко. Один выстрел — один противник упал в коричневую воду. Но их было слишком много.

— Музыкант! — крикнул Лось, меняя магазин. — Не выдержим! Тащи её к руинам, там укрытие!

Музыкант рванул Катю за руку. Она шла, спотыкаясь, её глаза широко раскрыты от ужаса. И вдруг она закричала, схватившись за голову:

— Стой! Нельзя туда! Всё горит! Всё синее и жарит, аж глазам больно!

Это работал имплантат. Она видела аномальное поле, невидимое для них.

— Куда? — рявкнул Музыкант.

— Направо! Там… там тихо. Тёмно-зелёное…

Он повиновался, доверяя её новому зрению. Они нырнули в заросли рогоза, уходя от преследователей. Выстрелы стихали. Сектанты, пытаясь их обойти, угодили в «жгучий пух» — невидимую аномалию. Их крики пронзили болото.

У старого железного вагона Музыкант остановился, переводя дух. Катя смотрела на него, дрожа.

— Вы… вы тоже отдадите меня? За деньги?

— Нет, — коротко бросил он. — Мы тебя выведем. Слово сталкера.

Он посмотрел на её испуганное лицо, на шов на щеке, за которым скрывалась технология, стоившая жизни десяткам людей. Она ещё ребёнок, разменная монета в играх сильных мира сего. Такие же, как он, стали бы её преследовать, пытаться вырезать из неё этот артефакт.

Но Зона отбирала всё. Хотя, разве она не должна была отбирать человечность. Музыкант достал рацию.

— Лось, отход на точку «Бета». Встречаемся там. У нас с тобой новый заказ. — Какой? — прошипел в ответ напарник.

— Вывести человека. Домой.

И пока эхо выстрелов затихало в болотной мгле, они двинулись вперёд — сталкер, беглянка и симфония Зоны, которую теперь могла слышать и она. Музыка свободы.

История Кати началась не в Зоне, а в относительно спокойном Киеве. Её отец, Дмитрий Сергеевич, владел небольшим, но перспективным бизнесом по производству электронных компонентов. Они жили не роскошно, но дочь ни в чём не нуждалась. Катя мечтала поступить на архитектурный и видела будущее в чистых линиях чертежей, а не в изломах ржавых артефактов.

Всё рухнуло из-за одной крупной и неудачной сделки. Партнёр исчез с авансом, оставив Дмитрия Сергеевича с долгами и обязательствами перед более крупными игроками. Отчаявшись, он пошёл к тем, кто даёт деньги быстро и без лишних вопросов — к ростовщикам.

Сначала всё шло терпимо. Проценты были запредельными, но он верил, что выкрутится. Но новый заказ не спасал положение, а долг рос, как снежный ком. Время на выплату вышло. Когда к ним в квартиру вошли двое вежливых, но холодных мужчин в дорогих костюмах, стало ясно, что разговор будет другим.

«Дмитрий Сергеевич, вы — человек небедный. У вас есть кое-что представляющее ценность», — сказал старший из них, его глаза скользнули по Кате, стоявшей в дверях своей комнаты.

Отец попытался протестовать, умолять, предлагать отдать квартиру, машину, бизнес. Но вежливые представители компании качали головами. «Бизнес ваш уже почти ничего не стоит, остальное — мелочь. Нас интересует другой актив».

«Ваша дочь. Молодая, здоровая. Уникальная группа крови и чистый, не испорченный медикаментами организм. Она погасит ваш долг с избытком».

Катя до сих пор помнит лицо отца в тот момент. Не возмущение, не ярость. Сначала — ужас. А потом — всепоглощающий стыд и покорность. Дмитрий Сергееич не посмотрел на неё. Он просто кивнул, уткнувшись взглядом в пол.

Её увезли той же ночью. Не было ни криков, ни борьбы. Всё тихо, цинично и по-деловому. Пациента записали как «добровольного донора» по программе «медицинского погашения долгов» — одна из многих чёрных схем, существующих на периферии закона.

Долгое путешествие в микроавтобусе с затемнёнными окнами закончилось на КПП на подступах к Зоне Отчуждения. Дальше — путь на бронетранспортёре через выжженные пустоши. Катю не пугали аномалии или мутанты. Её пугали люди. Молчаливые охранники, которые смотрели на неё как на груз.

Конечной точкой стал не главный научный центр «Чистого неба», а их секретный объект на окраине Припяти — бывший подвал универмага «Янтарь», превращённый в стерильную лабораторию. Здесь царила не научная романтика познания тайн Зоны, а мрачная, почти религиозная атмосфера. Учёные-сектанты в сияющих халатах с эмблемой говорили о «высшей жертве», «очищении через страдание» и «служении будущему человечества».

Их не интересовала Катя как личность. Её изучали: брали анализы, проводили тесты на совместимость тканей. Она идеальный донор — молодая печень, почки, сердце… всё было нарасхват для богатых клиентов из-за границы, которые готовы платить бешеные деньги за здоровые органы.

Но затем пришёл новый заказ. Срочный и крайне важный. Один из «пациентов» нуждался не просто в органе, а в уникальном имплантате, который мог бы взаимодействовать с его нервной системой после пересадки. Но устройство, созданное на основе технологий Зоны, было крайне нестабильным. Ему нужен был «живой полигон» для тестирования. Молодой, сильный организм с высокой способностью к регенерации.

Выбор пал на Катю. Ей провели «операцию» без общего наркоза, под местным — чтобы видеть реакцию мозга. Она чувствовала каждое прикосновение, слышала скрежет инструментов и тихие, восхищённые возгласы хирурга: «Смотрите, как нейроны принимают импульс! Идеально!».

В её виске, за глазом, поселилось что-то чужое. Имплантат. Он пульсировал тупой, навязчивой болью и показывал кошмары наяву. В моменты пробуждения она видела сквозь веки странные свечения, пронизывающие стены. Это побочный эффект — устройство взаимодействовало с аномальными полями Зоны.

Именно это и спасло её. Однажды ночью, когда боль стала невыносимой, а охрана заснула, она увидела сквозь бетонную стену призрачное, колеблющееся сияние — «жгучий пух». А рядом — тёмный, холодный «коридор», свободный от аномалий. Её разум, обострённый болью и страхом, инстинктивно понял, что это значит.

Дрожащими руками Катя подобрала ключ от наручников у заснувшего охранника, он всегда клал его на столик. Её побег был не результатом смелого плана, а актом чистого, животного отчаяния. Она бежала на ощупь, доверяя тому новому, жуткому зрению, что подарил ей имплантат. Он горел в её голове, словно раскалённая игла. Но он же вёл сквозь тьму и опасности наружу — в болота, на свободу. Там беглянку встретили дождь, холод и два незнакомых сталкера. Один из которых умел слушать тихую симфонию чужой боли.

Дождь не утихал, превращая болото в кисель из грязи, воды и крови. Катя почти не могла идти. Лось, тяжело дышал, прижимая окровавленную руку к груди. Пуля сектанта лишь чиркнула, но и этого хватило с избытком.

— Музыкант, дальше не могу! — прохрипел богатырь. — Кровь... и их чертовый «светлячок» накликают сюда мутантов!

Музыкант обернулся. На её виске под кожей яростно пульсировал синий огонёк. Имплантат. Он был не просто устройством. Это маяк, кричащий в эфир её местоположение. От его работы у Кати из носа текла кровь, она смотрела в пустоту расширенными от боли зрачками, бормоча что-то невнятное о «синих спиралях» и «горящих нитях».

Они как загнанные звери. Сектанты шли по следу уверенно, не спеша, словно знали, что добыча сама упадёт к ним в руки.

Музыкант резко остановился, увлекая их за собой под прикрытие мёртвого, сгнившего дерева.

— Это он, — прорычал он, глядя на горящий висок Кати. — Пока эта штука в её голове, они будут вести нас как на поводке. До самой границы Зоны.

— Что предлагаешь? Вырезать? — зло сплюнул Лось. — Здесь? Грязным ножом?

— Нет. Выжечь. Довершишь, если я промахнусь. Музыкант сбросил с плеча массивный, угловатый предмет — одноразовый гранатомёт РПГ-7у с непривычно широким раструбом дула. Не обычная «муха», а редкая ЭМИ-модификация, «Призрак», которую он приберёг для особого случая. Одна граната — и всё электронное в радиусе полусотни метров обращается в хлам.

— Катя! — Он грубо схватил её за подбородок, заставив сфокусировать взгляд на себе. Её глаза были стеклянными. — Доверяешь мне? – Она, заходясь в немом крике, лишь слабо кивнула. — Штука в твоей голове... я убью её. Но удар будет сильным. Может убить и тебя. Или хочешь опять бежать и прятаться? Это единственный шанс. Поняла?

В её глазах мелькнул последний проблеск сознания, дикий, животный ужас, и затем — решимость. Она снова кивнула, закрыв глаза.

— Лось! Прикрой её от осколков! Всем телом! И заткни уши! Музыкант отшвырнул «Винторез», вскинул тяжелый «Призрак», прицелился не в Катю, а в огромную ржавую бочку неподалёку — идеальную мишень для резонанса.

Раздался негромкий, глухой хлопок. Граната не взорвалась, а с шипом распалась на подлёте, выпустив неяркую, но ядовито-синюю сферу электромагнитного импульса. Воздух затрещал, зашумел, будто наполнился статикой.

Катя взвыла. Не крикнула — именно взвыла, как подраненный зверь, её тело выгнулось в неестественной дуге. Синее свечение на виске вспыхнуло ослепительно ярко — и погасло навсегда, оставив после себя лишь тлеющий, смрадный дымок и чёрный ожог на коже. Она обмякла и затихла.

Тишину болота, оглушённого импульсом, прорезали крики и проклятия преследователей. Замигали, погасли фонари, захрипели и умолкли рации. «Маячок» исчез. Погоня остановилась в полном замешательстве, ослепшая и оглохшая.

Музыкант бросил гранатомёт в трясину, подхватил бесчувственное тело Кати на плечо. Из левого глаза девчонка сочилась кровь.

— Жива? – спросил Лось, наверное, лишком громко. Музыкант нащупал её пульс. Кивнул. Он знал, что Катя, скорее всего потеряет зрение. Может лучше так, чем стать подопытной в жестоких играх сектантов.

— Всё, Лось. Пошли. Они сейчас метаться будут как тараканы.

***

Катя очнулась через сутки в безопасном бункере Музыканта. Голова была тяжёлой, ватной, но чудовищная, рвущая разум боль исчезла. В виске саднил свежий ожог, а в ушах стоял высокий, едва слышный звон — эхо электромагнитного шторма.

Она подошла к пятнистому зеркалу, висевшему на стене из гофролиста. Из отражения на неё смотрела худая, бледная девушка с коротко остриженными волосами. Аккуратная повязка н левом глазу. Слишком чистая для этого серого беспросветного места. Катя больше не видела всполохов аномалий, не чувствовала чужого присутствия в своей голове. Она стала просто человеком. Свободной.

Дотронулась пальцами до чёрного ожога на виске. Поморщилась. Это был не символ рабства, а шрам. Знак того, что она выжила и сама выбрала свою судьбу.

Снаружи доносилась трескучая музыка из радиоприёмника и спокойный, усталый голос Музыканта, что-то рассказывавшего Лосю. И вдруг он замолчал, и через мгновение из динамиков полилась не песня сталкеров о Зоне, а тихая, старая-престарая мелодия из Прошлой Жизни. Она была о доме, о простом небе и о чём-то очень далёком и добром.

Катя прикрыла глаза. Она слушала. Это была её первая симфония. Тихая, мирная и принадлежащая только ей.

— Что будем делать? – Лось потёр ладонью перевязанное плечо.

— Сожгли имплантат. Забрали донора, – констатировал Музыкант. – Жди проблем. Хотя как её найдут сейчас, сложно сказать. Зона большая. Места глухие.

В комнату вошла Катя. Прижалась угловатым плечиком к дверному косяку.

— Я не хочу оставаться здесь…

— Но и домой тебе путь заказан. — Музыкант отставил в сторону банку с тушёнкой. — Есть хочешь? – Катя пожала плечами, а потом кивнула. — Сейчас отлежаться надо. Да и потом вынуть эту штуку из твоей головы как, я не знаю.

— Мы просто оказались не в том месте, как и ты. – Лось потушил сигарету, помахал рукой перед лицом, словно пытаясь избавиться от едкого дыма. Вынул нож и банку. – Поешь зато. Вкусная тушёнка.

— Что теперь с вами будет? – спросила она дрогнувшим голосом. – Да и мне как дальше?

— За нас не беспокойся, – махнул рукой Музыкант. — «Чистое небо» не наша проблема. Тем более эта ветка от организации сталкеров научников не подчиняется главному офису. Вопрос, что делать с тобой? – Мужчина переглянулись. Катя напряглась. Теперь она беззащитна как котёнок, выброшенный из дома на мёрзлые улицы города.

— Лось останется с тобой. Так что ты под охраной, птичка. А я отправлюсь снова на болота. Есть у меня там товарищ один. Там и порешаем вывозить тебя отсюда, дать новую личность или… — он немного помолчал. Глотнул кофе из термоса. — Или товарищ предложит что-то дельное.

Кофе в термосе у Музыканта был крепким, горьким и обжигающим, как сама Зона. Он сделал ещё один глоток, размышляя над собственными словами. Товарищ на болотах... это большой риск. Но других вариантов нет.

— Кто этот товарищ? — спросил Лось, скептически хмуря брови. Он не доверял болотам и почти никому на свете, кроме Музыканта. Подвинул вскрытую банку Кате и кивком велел есть. На столе алюминиевая ложка и пачка сухарей. – Хавай, пока дают.

— Его зовут Гном. – Музыкант скрестил руки на груди и прижался спиной к стене обитой посеревшей ОСП. — Живёт на старой барже, что застряла на отметине посреди самых вонючих трясин. Не человек, а крот. Копается в старом железе, паяет, чинит приборы. Говорят, раньше с «Электронами» работал. Он знает про все подпольные тропы, по которым контрабанду гоняют мимо КПП.

— И ты ему доверяешь? — Катя произнесла это тихо, но её голос уже не дрожал. В нём появилась новая, стальная нотка — отзвук пережитого ужаса и принятого решения.

Музыкант метнул на неё быстрый взгляд. Её лицо стало бледным, но решительным. Повязка на глазу не делала её беспомощной. Напротив, придавала образу что-то суровое, сталкерское.

— В Зоне не доверяют никому. Но ему я верю. Мы с ним... в долгу. Он знает, что если я пришёл, значит, другого выхода нет. Лось, — он повернулся к напарнику, — здесь есть «Скат»?

Лось кивнул и полез в старый ящик с инструментами, вытащив оттуда небольшой, похожий на рацию прибор — детектор аномалий старого образца.

— С батареями туго, но на пару часов хватит.

— Хватит. Я двинусь на зов. Вы оставайтесь здесь. Не шумите, не высовывайтесь. Если я не вернусь через двое суток... — Он не договорил, но по взгляду Лося всё было ясно. Тогда им придётся выбираться самим, и путь этот будет долгим и смертельно опасным.

Музыкант собрал «Винторез», проверил магазины, накинул плащ. На пороге он обернулся, его взгляд скользнул по Кате.

— Держись, малая. Самое страшное уже позади. Обычно врут, когда такое говорят. Но в твоём случае... вряд ли может быть хуже.

С этими словами он растворился в серой пелене дождя, который не переставал лить над Зоной.

***

Двое суток в бункере прошли в тягостном, нервном ожидании. Лось, слоняясь по тесному помещению, ковырял заживающую рану на плече и ворчал что-то про «гнилые болота» и «сумасшедшего музыканта». Катя насупившись молчала. Она сидела на жесткой койке, прислушиваясь к миру снаружи. К каплям, барабанившим по металлической крыше, к далёким, искажённым эхом взрывам, к непонятным шорохам. Её мир снова сузился до обычных человеческих ощущений, и это было одновременно и облегчением, и новой пугающей неизвестностью. Она слепа на один глаз, и эта слепота заставляла её вздрагивать от каждого звука.

На исходе вторых суток, когда даже невозмутимый Лось начал нервно похаживать из угла в угол, снаружи донёсся условный сигнал — три коротких стука по металлической двери, потом два долгих.

Лось мгновенно ожил, схватил свой «Печенег» и приоткрыл дверь, держа палец на спуске.

В проёме, заливаемый дождём, стоял Музыкант. Грязный, уставший, но целый. За его спиной маячила ещё одна фигура — невысокая, коренастая, в промасленной плащ-палатке и с огромным рюкзаком за плечами.

— Впускай, богатырь, промокли до костей, — пробурчал Музыкант, втискиваясь внутрь.

Незнакомец скинул капюшон, открыв лысую голову, обветренное, испещрённое морщинами лицо и хитрые, бегающие глаза, в которых светился незаурядный ум. Это и был Гном.

— Ну, показывай, показывай твою диковинку, — сразу же заговорил он, не здороваясь, а устремляясь к Кате. Его взгляд упёрся в повязку и ожог на виске. — Так, так, так... ЭМИ, говорил Музыкант? «Призраком»? Интересно... очень интересно. Чистая работа, без полумер. Выжила — уже хорошо.

Он говорил быстро, отрывисто, как будто размышлял вслух. Его длинные, цепкие пальцы с чёрными от машинного масла ногтями осторожно, но уверенно отодвинули повязку. Катя вздрогнула, но не отпрянула.

— Глаз... — констатировал Гном без эмоций. — Не функционален. Нерв пережжён импульсом. Но сам имплантат... О, это же работа высшего пилотажа! Они не просто вживили его, они попытались интегрировать с зрительной корой. Безумцы! Гениальные безумцы! — В его голосе звучал неподдельный восторг учёного, увидевшего революционную технологию.

— Можно починить? — угрюмо спросил Лось.

— Починить? — Гном фыркнул, как будто услышал глупейшую шутку. — Нет, конечно, нет! Остатки устройства — это оплавленный, мёртвый хлам. Но вот что интересно... — Он пристально посмотрел на Катю. — Девочка, а ты ничего не чувствуешь? Никаких... образов? Вспышек? Даже сейчас?

Катя покачала головой.

— Только... тишину. И звон в ушах.

— Звон — это последствие импульса. Пройдёт. Тишина... — Гном задумался. — Возможно, они пытались создать не просто сенсор, а передатчик. Двусторонний канал. И если приёмник сгорел, то передатчик... он мог уйти вглубь, в подкорку. Войти в резонанс с её собственной пси-поляцией. Теоретически...

— Теоретически, они всё ещё могут её найти? — резко перебил Музыкант.

Гном, наконец, оторвал взгляд от Кати и посмотрел на сталкера.

— Напрямую — нет. Маяк мёртв. Но... если у них есть приёмное устройство, настроенное на её конкретную нейросеть, и если они запустят мощный широкополосный импульс... Они могут не найти её, но попытаются вызвать ответный отклик. Как сонар в мутной воде. Это больно, и это опасно для её мозга, но шанс есть. Особенно если они уже близко.

В бункере повисла тяжёлая тишина. Проблема не была решена. Её просто перевели в другую плоскость.

— Значит, вывозить, — подвёл итог Музыкант. — И быстро.

— Вывозить, — согласился Гном, снова натягивая капюшон. — У меня есть контакты с одним... ммм... курьером. Он переправляет грузы через Южную границу. Не люди, не оружие — только информацию. Данные на носителях. Но для него мы сделаем исключение. За большие деньги.

— Деньги у нас есть, — буркнул Лось, кивая на скромный, но тяжёлый ящик с артефактами, который ютился у стены, заботливо укрытый ветошью.

— Хорошо. Тогда слушайте план. — Гном разложил на столе самодельную, промасленную карту. — Мы здесь. Путь к точке обмена — здесь. – Он водил по чертежу узловатым пальцем. — Через старые дренажные тоннели. Их мало кто знает. Музыкант, тебе идти первым, как самому чуткому. Я за тобой с девочкой. Богатырь — ты замыкающий. При малейшей опасности — отступаем на запасную точку. Вопросы?

Парни пожали плечами. В разные переделки попадали в Зоне. Но в такой капкан угодили впервые.

Через час выдвинулись в путь. Тоннели были такими, как и описывал Гном — сырыми, тёмными, заполненными гулом капающей воды и сквозняком, который приносил с собой запахи ржавчины и чего-то мёртвого. Музыкант шёл впереди, его слух напряжён до предела. Гном, несмотря на возраст и комплекцию, двигался бесшумно и быстро, как тень. Катя, держась за его рюкзак, старалась не отставать. Лось замыкал шествие, его массивная фигура и пулемёт грозное прикрытие.

Они уже почти прошли самый опасный участок, когда Катя внезапно вскрикнула и упала на колени, схватившись за голову.

— А-а-а! Голова... всё горит! — Она забилась в конвульсиях, изо рта пошла пена.

— Стоп! Все на землю! — скомандовал Музыкант.

Гном мгновенно пригнулся, доставая какой-то прибор с антенной.

— Так и есть! Это они! Ищут её! Широкополосный импульс! Близко!

Внезапно в конце тоннеля послышались шаги. Тяжёлые, мерные. И затем из темноты вышли трое в синих комбинезонах. Но это не сектанты. Их экипировка была куда современнее, броня — прочнее, а лица скрывали не противогазы, а высокотехнологичные дыхательные маски с окулярами ночного видения. На груди — неизвестный шеврон: стилизованное око в шестерёнках.

Один из них, видимо лидер, сделал шаг вперёд. Его голос прозвучал механически, искажённый вокодером.

— Передайте субъект. Сопротивление бесполезно. Мы не из «Чистого неба». Мы — «Механизм». И субъект принадлежит нам по праву создания.

Лось уже установил «Печенег» на сошку.

— Вот сейчас как дам по праву создания! — прорычал он.

Но Музыкант смотрел не на солдат, а на Гнома. И на выражение неподдельного ужаса на лице технаря.

— «Механизм»... — прошептал Гном. — Так это не миф... Они настоящие.

— Кто? — резко спросил Музыкант.

— Чёрные инженеры, – с каким-то благоговейным ужасом в голосе прошипел старик. – Те, кто стоит за «Чистым небом». Те, кто и создал этот имплантат. Они не сектанты. Они... техно-окультисты. И они пришли за своим имуществом.

Лидер «Механизма» поднял руку. В его ладони появился небольшой излучатель, нацеленный на Катю.

— Последнее предупреждение. Субъект будет передан. Или мы извлечём его сами, вместе с частью тоннеля.

Музыкант медленно поднял свой «Винторез». Он понимал — против такой брони его пусть и бронебойные патроны могут быть бесполезны. Лось силён, но трое на одного... Гном не боец.

И тогда Катя, всё ещё корчась от боли, подняла голову. Единственный глаз был полон не страха, а чистой, животной ярости.

— Отстаньте... от меня! — выкрикнула она.

И в этот момент свет в тоннеле погас. Полностью. Абсолютная, давящая темнота. И из динамиков на шлемах солдат послышался пронзительный, оглушительный визг — звуковая атака, выведшая из строя их электронику.

Это длилось всего секунды. Когда аварийные фонари на броне солдат мигнули и снова зажглись, сталкеров и Кати в тоннеле уже не было. Где-то впереди слышался лишь угасающий гул.

Лидер «Механизма» спокойно выдернул из своего шлема перегоревший предохранитель.

— Второй эшелон. Субъект проявляет неожиданную активность. Переходим к плану «Б». Развёртываем пси-локатор. Она никуда не уйдёт.

Он сделал шаг вперёд, в темноту тоннеля. Охота продолжалась. Но теперь дичь была не так проста, как казалось. В ней проснулось нечто. Не имплантат. Не технология. Нечто большее. Сама Зона, вскормленная болью и отчаянием, начала отвечать на звонки чёрных инженеров через единственный, хрупкий, но не сломленный проводник — Катю.

***

— Как мы оказались здесь? — Гном потёр поясницу и глянул в небо. Дождь лил как из ведра. Под ногами почва дымилась. Катя стояла глядя в сторону деревянных столбов и провисшей колючей проволоки. Граница Зоны.

— Ничего не понимаю, – замотал головой Лось.

— Мы переместились? — осторожно спросил Музыкант. Нет, не Гнома, а Катю. Он словно всё понял. Осознал, каким существом стала девчонка. Теперь она не выглядела испуганным зверьком. Её лицо полно решимости. Спина выпрямлена, а на бледном лице нет страха.

— Не знаю, как это вышло. — Она повернулась к Музыканту. Глаз, который был недавно прикрыт повязкой, теперь не походил на мёртвый орган. Белёсая плёнка исчезла. Теперь зрачок заполнил всё пространство. Чёрный блестящий. — Я снова вижу. Но… как-то иначе. Боль ушла.

Она прикрыла ладонью одну половину лица, потом другую.

— Ты понимаешь, что стала артефактом? — тихо спросил Гном. Глянул в сторону Лося и Музыканта. — Ей нельзя на Большую землю…

— Я останусь здесь. – Ответ Кати как звон струны. Жёсткий, с медью в голосе. — Мне пришло видение. За короткие секунды, пока мы перемещались из тоннеля. Зона говорила со мной. Она сказала, что защитит меня. Теперь я сила и способ вступиться за других.

Музыкант стянул с головы капюшон, подставляя бритую макушку каплям дождя. Понять, где они находятся сложно. Дожидаться рассвета? Или? Ответ пришёл сам собой. Хоть Гном и говорил, что КПК лучше не включать.

— Нас так быстро обнаружат эти «Механики».

Сигнал коммуникатора и сообщение от Тёмного. «Есть дело. Включай музыку громче. На лагерь в Залесье надвигается беда. Нужна помощь». Музыкант показал сообщение Лосю.

— Знать бы, где мы…

— Дай КПК, – велела Катя. В её голосе больше не слышалась дрожь жертвы. Она знала, что делать. Взяла в руки коммуникатор. Открыла карту, провела пальцами по экрану. — Идём, — бросила так, что не подчиниться её команде невозможно. Сунула в руки сталкеру девайс и двинулась вперёд. Обернулась и на губах дрогнула улыбка. — Я выведу вас. До рассвета дойдём.

Дождь не утихал, но теперь он казался не враждебной жижей, а лишь частью пейзажа, элементом симфонии, которую Катя теперь слышала целиком. Она шла впереди маленькой группы, и её шаги были такими уверенными, будто под ногами у неё не зыбкий грунт, полный скрытых угроз, а прочный асфальт киевских улиц. Сама Зона вела её.

— Залесье... — пробормотал Музыкант, глядя на координаты на КПК. — Километров пятнадцать по прямой. Через старые колхозные поля. Сплошные аномалии и выкрутасы.

— Не по прямой, — без поворота головы отозвалась Катя. — Мы пойдём через болото. До рассвета даже …

— Опять эти чёртовы топи?! — застонал Лось, но тут же замолчал под тяжёлым взглядом Музыканта.

Они шли за ней, и это уже не бегство. Это — марш. Катя не обходила аномалии — она шла так, будто они расступались перед ней. Один раз она резко остановилась, указав рукой в сторону безобидной на вид лужи.

— «Жгучий пух». Спираль разошлась на три метра вправо. Идите за мной в точности. И они шли. И смерть, невидимая обычному глазу, шелестела своими раскалёнными щупальцами в сантиметрах от их спин.

Гном, тяжело дыша, пытался засекать показания на своих приборах. Стрелки зашкаливали или вели себя хаотично.

— Невероятно... — бормотал он. — Она не видит аномалии. Она... чувствует их намерение. Как живое существо. Это же прорыв!

— Это не прорыв, — холодно парировал Музыкант, не спуская глаз с Кати. — Это её жизнь. Теперь. Цена за наше выживание.

Они вышли к Залесью как раз тогда, когда первые лучи рассвета стали пробиваться сквозь пелену туч. Лагерь сталкеров, устроенный в полуразрушенной ферме, был уже на взводе. На окраине, у старого сарая, кучка людей с оружием готовилась к отражению атаки. От Тёмного, коренастого мужчины со шрамом через глаз, Музыкант узнал суть: стая псевдособак, ведомая парой кровососов, почуяла лагерь и должна была вот-вот атаковать с востока.

— С востока? — переспросила Катя, подойдя ближе. Её чёрный, блестящий глаз был устремлён куда-то вдаль, сквозь стены и деревья. — Нет. Они уже здесь. Прячутся в тумане у старой мельницы на севере. Ждут, когда ветер сменится, чтобы донести запах.

Тёмный скептически посмотрел на девушку, но Музыкант кивнул ему коротко и ясно: «Доверься».

Расстановка сил изменилась мгновенно. Вместо пассивной обороны сталкеры устроили засаду по плану, подсказанному Катей. И когда твари пошли в атаку, они напоролись на шквальный, подготовленный огонь. Бой был коротким, яростным и победным.

Когда последний кровосос рухнул у подножия мельницы, в лагере воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием людей и шипением дождя на горячих стволах. Все смотрели на Катю. На ту, что стояла спокойно, не стреляя, лишь слегка поводя головой, будто прислушиваясь к затихающим отголоскам битвы.

И в этот момент воздух снова затрещал от знакомого, ненавистного гула. Из-за холма, игнорируя аномалии, словно их и не было, выползли два бронированных вездехода с эмблемой «Механизма».

— Субъект обнаружен. Передайте его немедленно, — раздался тот же без эмоций голос из динамика.

Лагерь замер. Люди были измотаны боем с мутантами. Противостоять подготовленным солдатам на такой технике — безумие.

Катя вышла вперёд. Она безоружна.

— Вы пришли за мной? Так берите.

— Катя, нет! — рванулся было вперёд Музыкант, но Гном грубо схватил его за руку.

— Смотри! — прошипел технарь.

Катя подняла руку. Не в жесте капитуляции. А как дирижёр, готовый начать симфонию. Её чёрный глаз будто поглощал весь свет вокруг.

И Зона ответила.

Земля задрожала. Не от взрыва. От ярости. Из-под земли, из туч, из самого воздуха вырвался оглушительный, всесокрушающий РЁВ. Не звук, а чистая сила, ударная волна пси-энергии. Вездеходы «Механизма» замерли. У них потухли фары, заглохли моторы. Солдаты в панике высыпали наружу, хватаясь за головы — их приборы ночного видения и коммуникаторы взорвались, ослепляя и калеча.

Рёв стих так же внезапно, как и начался. Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых солдат и треском дождя по броне вездеходов.

Катя опустила руку. Она дышала ровно и глубоко. На её виске, вокруг чёрного ожога, проступила сетка тончайших синих прожилок, светящихся в сумерках.

— Теперь вы видите? — её голос тих, но его слышал каждый. — Я не субъект. Я не груз. Я — предупреждение. Скажите тем, кто вас послал. Зона больше не нечто, что можно разобрать на детали. У неё есть голос. И этот голос — мой. Уходите. Пока можете.

Солдаты «Механизма», ничего не понимая, в панике погрузили раненых в мёртвые машины и начали отступать. Заводить броневики не вышло. Толкать как простые телеги – невозможно. Ретировались пешим ходом. Скрипя зубами и обещая вернуться.

Лагерь смотрел на Катю с благоговейным ужасом. Она повернулась к Музыканту и Лосю. В её улыбке не было ничего человеческого. Это улыбка самой Зоны — древней, непознанной и бесконечно могущественной.

— Теперь мой дом — здесь.

Музыкант медленно кивнул. Он понял. Охота закончилась. Началось нечто другое. Нечто большее.

Он поднял свой «Винторез», не как угрозу, а как знак того, что он остаётся. Лось тяжело вздохнул и похлопал пулемёт «Печенег» — его ответ был краток и ясен.

Гном лихорадочно что-то записывал в блокнот, бормоча: «Колоссальный выброс энергии... полный контроль...»

Катя стояла под дождём, глядя на бескрайние, отравленные просторы. Она больше не была беглянкой. Она была Хозяйкой. Хранителем. Голосом в тишине.

И её симфония только начиналась.