Имя из Пепла: Бремя Контроля

Дым костра был жидким и прозрачным, словно стыдился, что не может как следует согреть. Он поднимался в застывший воздух, смешиваясь с запахом ржавого металла и влажной земли — вечными ароматами нового мира. Трое уцелевших сидели вокруг огня, но тепло не доходило до них. Оно застревало где-то на полпути, отскакивая от невидимой стены, возведённой между ними.

Прошло три месяца. Три месяца с того дня, когда их дом перестал быть крепостью и стал саркофагом, укутанным в пульсирующую плоть «Излома». Три месяца с тех пор, как Мая стала частью этого саркофага.

Разель сидел, сгорбившись, спиной к другим. Его взгляд был прикован к собственной правой руке. При тусклом свете углей было видно, как под кожей медленно, в такт несуществующему сердцу, пульсировали тонкие серебристые нити. Мутация. Наследие «Катализатора». Подарок, за который он отдал бы всё, чтобы вернуть его обратно. Его пальцы сжались, и раздался тихий, металлический шелест. Он не плакал. Слёзы высохли неделю назад, оставив после себя нечто твёрдое и холодное, как шершавый обсидиан. Он не просто поклялся отомстить. Он пообещал вернуть то, что у него отняли. Вырвать из самой пасти чудовища.

Марина обходила лагерь — небольшое, наскоро укреплённое пространство внутри заброшенного цеха, который они окрестили «Кузней Надежды». Её шаги были бесшумными, а взгляд — пристальным, выискивающим любую щель в обороне, любую тень, таящую угрозу. Она проверяла патроны, щёлкая затворами, пересчитывала скудные запасы консервов, коротко и ясно отдавала распоряжения горстке уцелевших из «Надежды». В её глазах не было паники, лишь холодная, отточенная решимость. Она стала скалой, о которой разбивались страх и нерешительность.

Подойдя к Велесу, она сказала без предисловий, обводя рукой тёмный, заваленный хламом цех: — Здесь мы сгниём. Нам нужны союзники. Или оружие, которое может разорвать эту паутину. Настоящее оружие.

Велес сидел у самого края света, отбрасываемого костром. Он смотрел не на огонь, а в темноту за его пределами. Его руки лежали ладонями вверх, и зелёные прожилки на них мерцали, словно затмившиеся звёзды. Он не боролся с голосом теперь. Он прислушивался. Сквозь всепроникающий, давящий гул «Катализатора» он учился вычленять другие сигналы — слабые, едва различимые. Тихий шёпот отчаяния, вспышка непокорной воли, смутный образ чужого воспоминания. Это были они — поглощённые. Те, кого «Излом» не смог до конца стереть. И среди этого хора заблудших душ он чувствовал самое дорогое, самое острое эхо — крошечную, непогасшую искру, которая когда-то была Маей. Она была там. Запертая, но живая.

Он медленно поднял голову и встретился взглядом с Мариной. Его глаза, в которых раньше бушевала внутренняя буря, теперь были спокойны и бездонны, как воды подземного озера. — Ты права, — тихо сказал он. Его голос был ровным, но в нём слышалась сталь. — Но просить мы ни у кого не будем. — Он разжал кулак, и прожилки на его руке вспыхнули ярче, заставив тени вокруг дёрнуться и отпрянуть. — Он думает, что сделал меня своим орудием. Но он ошибся. Он показал мне, как держать рукоять.

Он перевёл взгляд на сгорбленную спину Разеля, на его металлическую руку, затем снова на Марину. — Нам не нужны союзники. Нам нужна армия. И она уже есть. Мы просто должны найти способ призвать её.

Где-то в глубине, на самом дне его сознания, прозвучал голос, лишённый ярости, но полный холодного, безразличного любопытства: — ТЫ ОТКРЫВАЕШЬ ДВЕРЬ, КОТОРУЮ НЕ СМОЖЕШЬ ЗАКРЫТЬ.

На что Велес, не произнося ни звука, ответил: — Я не собираюсь её закрывать. Я собираюсь выйти через неё.

И впервые за всё время он почувствовал не ответ, а лишь настороженное, внимательное молчание. Враги больше не смотрели друг на друга через баррикады. Они стояли по разные стороны шахматной доски, и первый ход был только что сделан. Игра началась.