Имя в тени дракона

Холод был разным.

Бывал холод сдержанный от которого щеки розовеют, а дыхание превращается в легкий, танцующий пар. Такой холод бывал в декабрьском университетском дворе, когда Алексей, кутаясь в шарф, спешил на пары, предвкушая чашку горячего чая и смех Марии в аудитории.

А бывал холод иной - вязкий, проникающий, высасывающий остатки тепла из костей. Он жил в деревянных стенах сарая, въедался в сырую, заплесневелую солому на полу, сидел в колючей проволоке. От этого холода не согреться. Он внутри.

Алексей прижался спиной к грубой дощатой стене, стараясь найти точку, где хоть немного меньше дуло. Рядом, согнувшись калачиком, дремал Сергей. Точнее, лежал с открытыми глазами, уставясь в темноту. Его щеки ввалились, над верхней губой образовалась жесткая щетина с проседью, хотя ему едва за тридцать. Он был учителем истории из провинциального городка.

Они были пленниками.

Сарай гудел от тишины. Ломота в костях от сырости превратилась в постоянный фон.

Был особый звук. Гулкое безмолвие, в котором слышались редкие вздохи, скрип зубами и сдерживаемый кашель.

Здесь было их двадцать семь. Двадцать семь из роты. Где остальные никто не хотел думать. Мысли о том, что там, за стенами, были слишком тяжелы. Они рвали душу и мозг от них отказывался.

Запах - едкая смесь пота, рвоты, крови и старой соломы - въелся в одежду, в кожу, в волосы. Он пересавал его замечать, только иногда, в редкие секунды полузабытья. Ему казалось, что он всё ещё чувствует на себе горьковатую нотку цитрусового шампуня Марии.

Это был самый жестокий обман организма.

За веками, вместо тьмы, вспыхнули картинки.

Не память, а ощущения.

Тепло ладоней Марии. Она всегда смеялась, что у него руки холодные, а у нее горячие, почти огненные, и она совала их ему под свитер, к спине, а он вздрагивал и смеялся.

Они сидели в кофейне у входа в парк. За окном моросил тот самый "сдержанный" холод, а внутри здания пахло корицей и жареным кофе.

Запах ее шампуня - что-то цитрусовое, свежее, с горьковатой ноткой. И звук. Звук ее голоса, когда она читала ему вслух отрывки из своей дипломной работы.

Мария, размахивая ложкой, доказывала, что мифы о драконах - это искаженная память о первой встрече людей с иной, высокоразвитой расой.

- Представь, Леш, не чешуя, а броневой биокостюм! Не огонь из пасти, а портативный энергетический разряд! - её глаза горели азартом.

Он слушал, улыбаясь, и думал, как безумно красиво это пламя в её глазах. Тогда он ещё не знал, что пламя может обжечь.

Алексей, филолог, любил классику, стройность линий, ясность. А она, культуролог, рылась в древних, темных пластах, в сказках о тени, которая поглощает свет.

- Леш, а если это не выдумки? - она закрыла книгу с изображением черного крылатого змея. - Если это генетическая память? О том, что мы когда-то были… иными. Способными на большее.

- Ты себя к избранным причисляешь? - пошутил он, но почему-то стало не по себе.

Она не ответила сразу. Словно задумалась, провела пальцем по обложке книги повторяя причудливые узоры.

- Тут пишут, что истинная сущность дракона - это тень. Не тело, а сила, которая это тело формирует. Он не летает. Он плывёт в море возможностей. Не дышит огнём... Он выжигает реальность, которая ему не нравится… Красиво, правда?

- Страшновато, - честно признался Алексей.

- Страшно бывает тому, кто стоит на пути у тени, - тихо сказала Мария, и её взгляд стал отстранённым, как будто она смотрела не на него, а куда-то далеко.

- Лучше расскажи, что будешь делать, когда я наконец-то защищу диплом. - парень решил поменять тему.

А она улыбнулась.

- Увидишь.

Увидел.

Он увидел, как мир треснул.

Сначала странные, отрывистые новости о "пробуждении", о случаях в больницах, о людях, у которых за ночь проступала на коже чешуя, а от лопаток начинали расти хрупкие, костяные отростки. Паника, слухи, блоги, заполненные криками о конце света и восторженными репортажами о "новой ступени эволюции".

Потом указ. Все "пробудившиеся" подлежат немедленной регистрации и мобилизации в специальные отряды. "Силы особого назначения". Драконы. Их стали ловить, как редких зверей.

Не люди уже.

Оружие.

Мария исчезла в первую неделю. Не пришла на встречу. Телефон не отвечал. В ее квартире пустота, только на столе лежала открытая книга о славянском фольклоре.

Алексей метался, звонил и писал куда только можно, но ответа не было. Как и самой девушки.

А потом пришла повестка ему. Обычному "непробудившемуся" . Призыв по общей мобилизации. "Ваша страна нуждается в вас". Отец, отставной военный, молча положил руку ему на плечо, мать тихо плакала на кухне. Его отправили не в учебку, а сразу на границу, в горячую точку.

Филолог с томиком Блока в рюкзаке…

Пушечное мясо оказалось в плену после двух дней хаотичных боев. Их рота попала в засаду. Он помнил невыносимый гул моторов, треск, который не был похож на киношный, а был тяжелым, рвущим воздух и барабанные перепонки, крики, превращавшиеся в хрипы. Он помнил, как упал в воронку от взрыва, и его засыпало землей. Очнулся уже здесь, в этом сарае, с тошнотой от страха и унижения.

Единственной ниткой, за которую он цеплялся в этом липком, холодном мраке, была мысль о Марии.

Она была сильной. Всегда. Упрямой. Если кто и мог пробудиться, то она. Если кто и мог выжить в этой новой, жестокой реальности "драконов", то она.

Он представлял ее не монстром, нет. Он представлял ее… крылатой. Сияющей. В элитном мундире особого отряда, командующей такими же, как она. Она была бы в безопасности. Она была бы далеко от этой грязи, крови и страха.

Эта надежда была его личным, маленьким огоньком в ледяном подвале души.

Скрипнула дверь. В проеме, вычерченный на фоне серого, мглистого неба, встал конвоир. Он что-то прокричал на своем гортанном языке и хлопнул прикладом по косяку.

Подъем. Пора.

Работа была тупой, монотонной и бессмысленной.

Их выгнали во двор. Комплекс низких бетонных построек, опутанных колючкой. Нужно было разгружать ящики с амуницией с разбитого грузовика и таскать их в лагерь. Ящики были тяжелыми, углы рвали и без того стертые в кровь ладони.

Алексей двигался механически, тело повиновалось древнему инстинкту выживания - делай, что говорят, не выделяйся, не смотри в глаза. Но ум его был там, далеко. Он видел не заржавевшие ящики, а строки из сонета, который разбирал на последней паре. Слышал не ругань конвоиров, а смех Марии. Он уходил внутрь себя, в ту последнюю, мирную крепость, которую еще не захватила война.

- Gerth, Koir! - удар прикладом в спину не был сильным, но от неожиданности и унижения Алексей пошатнулся, едва удержав ящик.

Горячая волна стыда и ярости хлынула в горло. Он закусил губу до крови, почувствовав соленый вкус. Не сейчас. Нельзя. Он видел, что случалось с теми, кто огрызался. Их уводили за угол строения. Оттуда не возвращались.

Он взглянул на небо. Оно было свинцовым, готовым в любой момент разразиться холодным дождем. Где-то там, за этими тучами, может быть, летала она. Его Мария. Со своими драконьими крыльями. Может быть, она вообще не на этой планете. Может, драконы живут на отдельной, высокой звезде, откуда не видно ни грязи, ни крови.

***

Вечером их загнали обратно в сарай, бросив внутрь котелок с какой-то мутной баландой. Ели молча, жадно, стыдясь своей жадности, но не в силах ее сдержать.

Потом снова темнота и холод.

Когда дыхание вокруг утихло и перешло в прерывистый, болезненный храп, к Алексею придвинулся Сергей. От него пахло потом, гноем от незаживающих ссадин и страхом.

- Лех, - прошепелявил он так тихо, что Алексей скорее угадал, чем услышал. - Сегодня… когда мы таскали, я слышал… они говорили.

Алексей медленно повернул к нему голову. В тусклом свете, пробивавшемся из-под двери, лицо Сергея было серой маской.

- Кто?

- Конвоиры. У сортира. Они по-ихнему… - Сергей замолчал, глотая воздух. - плохо, но понял. Они смеялись.

- Ну?

- Они сказали… что нашу "элиту драконов" разбили. На севере. Отряд... "Крылья Ночи" кажется. Никого не осталось...

Внутри у Алексея что-то оборвалось. Тонкая, натянутая струна, на которой держался его внутренний мир, лопнула с тихим, чудовищным звоном, который оглушил его больше любого взрыва. Холод, не внешний, а из самой глубины, полез по жилам, по позвоночнику, сжал горло.

Мысль, как осколок стекла, вонзилась в мозг - а что, если она и правда погибла? Что, если её уже нет? Тогда весь этот ужас, этот сарай, эти унижения... всё это было напрасно. Вся его борьба за выживание теряла смысл. Он держался только потому, что где-то там есть она. Без неё он был просто мясом, которое дышит.

Страх потерять ее сейчас был страшнее смерти. Смерть была концом. А жизнь без неё бесконечным, холодным сараем.

- Нет, - выдавил он беззвучно.

- Клянусь, я слышал! - зашептал Сергей истерично, хватая его за рукав. - Они говорили про черную дракониху, их командира…

- ЗАТКНИСЬ! - рывок был резким, неожиданным даже для него самого.

Он отшвырнул руку Сергея, вскочил на колени, не чувствуя боли в закостеневших ногах. Его всю трясло мелкой, ознобной дрожью.

- Ты ничего не понимаешь! Это ложь! Они не могут… Они сильнее, чем кажется! Ты слышишь? Сильнее!

Он почти кричал шепотом, и в его голосе звенела такая отчаянная, такая хрупкая вера, что Сергей отполз, испуганно глядя на него. Алексей не видел его. Он видел только темноту перед глазами и в этой темноте ее лицо. Человеческое. Смеющееся. С теплыми, живыми ладонями.

- Мария там, - прошептал он уже только себе, сжимая кулаки так, что ногти впились в кожу. - Она жива. Она должна быть жива…

Он не договорил. Иначе этот сарай, этот холод, эта война, его собственная жизнь теряли последний смысл. Он сжался в комок, прижав лоб к коленям, пытаясь сдержать судорогу, подступающую к горлу. Снаружи завыл ветер, заскребя веткой по железу крыши.

Казалось, сам мир, холодный и равнодушный, смеется над его жалкой надеждой.

Но он не отдавал ее. Она была его последним патроном, последним клочком родной земли под ногтями.

- Жива, - твердил он заклинание в такт стуку собственного сердца. - Она жива. Она сильнее всех...