1
Ёжиков ехал с работы домой в Ольгину квартиру на Вернадского и думал о том, что ему все труднее стало совмещать работу инженером в ПОПСе с обучением у Таа. Он все отчетливее осознавал, что скоро настанет такой момент, когда неизбежно придется принимать решение. Не делать выбор, а именно решение принимать, потому что выбора сейчас у него, Ёжикова, в конечном счете и не было никакого. Да и не нужен был ему выбор. Выбор Ёжиков сделал давно, теперь осталось расчистить тропинку, которую он выбрал. Но есть, как говорится, нюанс. Сколько еще продлится обучение Ёжикова в первом восприятии – одна Таа знает, а кушать хочется каждый день. Вот в чем основная проблема на сегодня. Ёжиков эту проблему понимал, но как подступиться к ее решению абсолютно не представлял. Денежными запасами Ёжиков не располагал, а банк ограбить не представляется возможным, завтра же выходной. Он вздохнул, съехал с улицы и повернул к себе во двор. С одной стороны, он мог бы поставить вопрос перед учителем, она конечно выход знает и решение подскажет, но с другой стороны – он же взрослый самостоятельный мужик, неужели он сам не в состоянии ничего придумать? «А, ладно, не бывает безвыходных положений. Потом еще с Ольгой посоветуюсь, может, чего и надумаем». – думал Ёжиков, поднимаясь на лифте.
Зайдя в квартиру, Ёжиков Ольгу не застал. Строго говоря, он и квартиру не застал, попав непосредственно в сновидение учителя.
Таа стояла около придиванного столика и доставала сигареты. Поздоровавшись, Ёжиков сказал:
- Это странно, но мне почему-то кажется – ты сегодня более серьезная, чем обычно.
Таа искоса посмотрела на Ёжикова и, помолчав, сказала:
- К нашим с тобой делам это не относится. – она закурила и уселась на диван, подняв руку с сигаретой. – Но сразу давай перейдем к делам, которые относятся непосредственно к нам. – С придиванного столика с серьезным лицом она взяла картонную папку с надписью: «Личное дело» на обложке, из-за спины достала свободной от сигареты рукой очки в роговой оправе, нацепила их на нос и, посмотрев строго на Ёжикова, сказала:
- Так.
Ёжиков почувствовал себя неуютно, как у следователя на допросе. Потом он опомнился, тряхнул головой и сказал:
- Опять смеетесь надо мной, госпожа учитель?
Таа открыла папку, что-то там посмотрела и подняла глаза на Ёжикова. Затушив сигарету, она взяла раскрытую пачку и протянула ее Ёжикову:
- Курѝте, гражданин!
Ёжиков подскочил.
- К чему это? Что-то случилось?
Таа бросила папку на стол, откинулась на диван и покачала головой:
- Ты, Ёжиков, бываешь скучен и нуден. И иногда даже тосклив. Хотя, наверное, я должна все-таки извиниться в этом случае. С вами, русскими, вообще, такие шутки не проходят. В вас сидит страх перед фразой – курѝте, гражданин. Где-то глубоко сидит, на генетическом уровне.
- Но тем не менее… - Таа встала и пошла в кухню. - Мне стало известно, - она усмехнулась, - нет, не так. По имеющимся у меня сведениям… сейчас бы как раз карандашом по папке постучать. Кайфолом, ты, Ёжиков. Ладно, твоя Ольга мне сказала - ты начальником стал. Люди у тебя в подчинении.
- А, да. Место начальника отдела освободилось. У нас человек на пенсию вышел. – Ёжиков посмотрел на столик. Папки на столике не было.
Таа снова закурила и стояла возле приоткрытой балконной двери. Дым от сигареты выходил на балкон. Помолчав она сказала:
- Пользуясь терминологией первого восприятия, я недавно была в командировке. В мир Квантовых Матриц гоняла. Мы их так называем. Они себя называют – Альянс… да, Альянс какой-то, что-то вроде. – Ёжикову показалось, что Таа говорит немного отстраненно. Она смотрела сквозь оконное стекло на улицу. – Это квантовая цивилизация. Само их существование осознать уже трудно, а в терминах времени лучше вообще не рассматривать. Когда мы оказались среди них… или около них… поняли, что у них идет война. С Хрономорфами. Это еще одна квантовая цивилизация. Причем, для сторонних наблюдателей, таких, как мы, например, эта их война практически незаметна, как и они сами.
Таа отошла от балкона, затушила сигарету в пепельнице, которая стояла уже на кухонном столе. «Или это другая пепельница?» - подумал Ёжиков.
Таа села на табурет и продолжила:
- Так вот, если со стороны посмотреть, вроде бы и не происходит ничего, но это потому, что их война идет на уровне фундаментальных констант вселенной и никак по-другому не воспринимается. Несмотря на внешнюю незаметность, они могут нарушить целостность пространственно-временного континуума. Понимаешь к чему я клоню, Ёжиков?
Таа говорила неторопливым размеренным голосом, но Ёжиков ни черта не понимал. Он слушал Таа и думал о том, что ему впаривают фантастику о пространственно-временном континууме, константах и квантовых цивилизациях. Только вот зачем? Этого он не понимал, хоть режьте вы его, хоть бейте.
Он помотал головой из стороны в сторону. Таа посмотрела на Ёжикова, как смотрят на симпатичную, но не очень сообразительную собаку.
- Что ж, тогда тебе придется сосредоточиться. Все интересное – дальше.
Таа не торопясь встала, подошла к настенному кухонному шкафу, открыла его и вытащила… не, ставший уже обычным, мартель, а кривую старую бутылку с темной жидкостью внутри. На ней была прилеплена замызганная, изодранная по краям этикетка с еле видной и вовсе нечитаемой надписью. Пробка виднелась сквозь бутылку, была маленькой и казалась какой-то ненадежной, что ли. Ёжиков протянул руку и взял бутылку.
- Что это? – спросил он, зная, что у Таа бывает только самое лучшее пойло.
- Готье. Тысяча семьсот шестьдесят второго года, по-вашему. Старейший винтажный коньяк, осталось три бутылки. Будешь?
Ёжиков обалдел. «Тысяча семьсот…»
- Три бутылки!? В мире? – он уставился на Таа, держа в руке бутылку.
Таа кивнула головой: - Угу. Сможешь открыть? – она протягивала Ёжикову штопор.
«Боже! Это все равно, что феррари штопором вскрывать.» - Ёжиков неуверенно взял штопор и аккуратно, с величайшей осторожностью, стал завинчивать его в пробку.
- Не разбить бы. – он обмотал бутылку кухонным полотенцем и задержал дыхание.
Таа совершенно беззаботным тоном сказала:
- А, не волнуйся. У меня еще пара бутылок осталась.
Ёжиков замер, потом выдохнул, осторожно поставил коньяк на стол, убрал от него руки и спросил:
- Хочешь сказать, у тебя все три бутылки есть? – голос его прозвучал несколько истерически.
- Ну да. – Таа слегка развела руки с таким видом, как будто хотела сказать: а что такого? – Открывай, открывай!
Ёжиков покачал головой, взял бутылку и снова приступил к процессу завинчивания штопора.
Пробка выскочила без проблем, хотя и с некоторым усилием. Ёжиков огляделся, ища взглядом бокалы. Ему казалось верхом неприличия пить коньяк восемнадцатого века из горла. Таа же так не казалось. Она взяла бутылку из рук Ёжикова, сделала два глотка и вернула ему.
«Ну и ладно!» - подумал Ёжиков и тоже отпил из бутылки. Коньяк был крепковат. Необычный запах и вкус навевали мысль о морском сундуке в трюме затонувшего корабля. Он поставил бутылку на стол и посмотрел на Таа.
Таа, дождавшись, когда Ёжиков начнет слушать, сказала:
- Так вот. На чем я остановилась? Ах да… На безобразной войне, которую затеяли эти хлюпики. Суть в том, Ёжиков, что эти квантовые… кто бы они ни были… цивилизации, сущности, взаимодействуют с нами только на уровне квантованной энергии. И то, если только сами захотят, понимаешь? – Ёжиков автоматически кивнул, хотя не все понимал из того, что говорила Таа. – Но самое мерзкое из всего этого то, - Таа посмотрела на Ёжикова сверкающими глазами, подняв брови, - что они все существуют в первом восприятии. – Таа сказала это тоном, в котором не было сомнения в том, что Ёжиков понимает важность сказанного.
Но Ёжиков все еще не понимал.
- Если они этой войной своей дурацкой воздействуют на пространственно-временной континуум, Ёжиков, то твое восприятие может схлопнуться! Понял ты, наконец? Оно перестанет существовать. В один миг, ты моргнуть не успеешь! – она взяла бутылку и сделала глоток.
Ёжиков молча смотрел на Таа. До него медленно стало доходить. Он, не сознавая, взял бутылку коньяка из рук Таа и четыре раза глотнул волшебного напитка.
Таа погасила взор, прикурила сигарету, себе и Ёжикову, затем ровным голосом сказала:
- А ты говоришь – место освободилось. – она стряхнула пепел.
- А причем здесь… - начал было Ёжиков, но не договорил и замолчал.
- А при том, - с нажимом сказала Таа, - что, став начальником, у тебя появились новые обязанности, которые требуют дополнительной траты энергии. Вместо того, чтобы экономить эту самую энергию, ты ее тратишь направо и налево. Теперь ты понимаешь, что для тебя жизненно необходимо собирать всю энергию, а не растрачивать? Не ради моей карьеры учителя, но ради своего выживания. И времени у тебя нет в запасе.
Теперь Ёжиков понимал все ясно и четко. Ему так казалось.
2
После разговора с Таа и возвращения в первое восприятие, Ежиков курил в кухне и размышлял о том, что невозможно, наверное, ни в одном из миров жить беззаботно, потому что обязательно в один определенный момент найдется какой-нибудь хлюпик, по выражению Таа, который захочет континуум взломать назло соседу, и им же, этим континуумом, потом получить по своему же загривку, или что там у них имеется. Шутки шутками, но если все, что говорила Таа – правда, то у Ёжикова совсем не остается выбора. Или ждать, пока эти кролики квантовые выключат мир первого восприятия, чтоб у них кванты заржавели, или, не теряя времени, заняться собиранием своей энергии, где только возможно, и мотать из первого восприятия, став частью великой энергетической цивилизации Крии. Если успеет, конечно. А потом вести осознанное и здоровое существование, питаясь только энергией из белого мира, и не толкать в себя телячьи стэйки под сицилийское кьянти, морепродукты все эти, стерляди-креветки, словом - подгнивающую органику, пожираемую этими примитивными биологическими существами из первого восприятия.
Ёжиков так увлекся раздумьями о бестелесном существовании, что не заметил, как Ольга зашла в кухню и наблюдала, как у Ёжикова в пальцах тлеет забытая сигарета.
- С Таа встречался? – прервала размышления Ёжикова Ольга.
- Угу, - кивнул Ёжиков. – Слушал пугалки и страшилки. Хотя… я, вроде, сам напросился.
- Она тебе рассказала, да? – спросила Ольга.
- Рассказала. – ответил Ёжиков. – Но уж больно это как-то получилось… чересчур своевременно, что ли. Не раньше, не позже. Как будто урок мне преподала. Очередной. А ты об этом знала?
- О чем? О войне квантовых цивилизаций? Знала. В первом семестре проходили. – Ольга усмехнулась. – Даже на экскурсию туда летали. Всем классом.
Юмор семьи Ёжиковых был схожим и отдавал сарказмом. Однако, Ёжиков заинтересовался:
- Что ты там видела? Они пленных берут?
Ольга включила чайник и сказала:
- Ничего я там не видела. Сплошная темнота и пустота. Довольно мрачное место, должна тебе сказать. На уровень взаимодействия, Крии меня не пустили, а экскурсионный пакет этого не включал, видимо. Таа мне рассказала немного. Там возникает какой-то парадокс. Понимаешь, на уровне квантованной энергии само понятие «наблюдения» не имеет смысла. Любой бухгалтер знает, что наблюдение влияет на состояние системы. - «Наш-то точно знает» - подумал Ёжиков, вспомнив бухгалтершу ПОПСа, эту скрытную и вечно спешащую, рабочую лошадь. Ольга взяла закипевший чайник и налила кофе. - Поэтому все возникающее, если что-то там возникает, можно лишь смоделировать, применяя математику, но не наблюдать. Тебе ж не придет в голову наблюдать нарушение квантовой когерентности, например?
- Почему? Очень даже, почему же? А что это? – Ёжиков отхлебнул кофе из чашки.
- Тебе лучше знать. Ты же у нас инженер. Что-то связанное с термодинамическими процессами. Или с котом этого изверга, Шредингера. Я так и не разобралась.
- То есть, сама ты этого не видела? – Ёжиков был почти уверен, что Таа намерено не пускает Ольгу на этот уровень осознания. – Как-то это подозрительно все. – Ёжиков улучшил вкус кофе коньяком Н.Некрасов и предложил Ольге. Она отказалась.
- Мне кажется, - продолжил Ёжиков, - подобными рассказами Таа нас пришпоривает на пути обучения. Не знаю, слишком уж это абстрактно все. Человеку, чтобы усвоить урок до самой глубины, до сердца, до печенок, надо самому все потрогать и увидеть. Иначе никак. Так устроена наша природа хищника. Пока на зуб не попробуем, не поймем. А для действий - лучший стимулятор человека - страх, конечно. Таа прекрасно это знает. Она же вечность уже живет на том свете.
- Таа никогда не врет, - сказала Ольга. – Во-первых, зачем ей это? Во-вторых, она сама мне говорила, что во лжи нет энергии. То есть, энергия присутствует, но это не та энергия. Вот когда ты правду говоришь, то возбуждаются энергетические потоки, которые невозможно повернуть назад. Не забывай, нам с тобой предстоит существовать в энергетическом состоянии.
- Да не забываю я, - Ёжиков наморщил лоб. – Мне еще идти к дорогому товарищу шефу, отказываться от назначения. И если я начну говорить ему правду о том, что мне не нужна должность начальника отдела из-за того, что две квантовые цивилизации поделить не могут.., что, там, они делят, пустоту, наверное или принцессу какую-нибудь, меня в дурдом и сдадут. Или выгонят к чертовой матери по статье за пьянство. И правильно сделают, между прочим.
- Зачем же сразу говорить о принцессах. Тебе конечно не поверят. Скажи правду. Скажи, что ты великий наставник цивилизации Крии, прибывшей к нам с дружеским визитом из параллельного мира, и не к лицу тебе заниматься всякой ерундой. Твой начальник, сразу, может и засомневается, но потом, после обеда, поймет, как ему повезло в жизни побыть твоим шефом хоть немного. – Ольга улыбалась.
Ёжиков кивнул:
- Смешно. Надо снова с Таа повидаться. Слушай, а не пора ли нам вообще линять из нашего мира?
- Линять? – Ольга на блюдце строила бутерброд. На батон она положила дольку огурца, сыр, копченую форель, какую-то веточку зелени и, довольная результатом, собиралась все это попробовать.
- Ну да, линять. Делать ноги. Валить, сматывать удочки, рвать когти.
- Я поняла, - Ольга любовалась бутером. – Думаешь – пора?
- Ты меня спрашиваешь? – удивился Ёжиков.
- Ты же у нас наставник! – в тон ему сказала Ольга. – Тебе решение принимать. Я в любом случае с тобой.
«Да, - подумал Ёжиков. – Надо повидать Таа. Не говорить урывками, а обсудить все неторопясь. Да и коньяк, наверное, винтажный еще остался. Ах, какой коньяк!».
- Оля, ты коньяк винтажный пробовала? – Ёжиков допил кофе и закурил.
- Готье? Пробовала. Резковат, на мой вкус.
Ольга дожевала последний кусочек бутерброда и запивала остатками кофе.
- Мне понравился. – Ёжиков затушил окурок и пошел к мойке мыть пепельницу. – Ладно, торопиться не будем. Пусть все идет, как идет, - сказал Ёжиков скорее в ответ на свои мысли. Ольга посмотрела на него, но ничего не сказала. Она знала все, что с ним происходит.
3
Вечером следующего дня Ёжиков и Ольга, вернувшись с работы, каждый со своей, ужинали в кухне.
- Как ее найти, если не она нас, а мы ее ищем? – спрашивал Ёжиков, имея ввиду Таа.
Ольга пожала плечами:
- Меня она ждала в белом мире каждый раз. Но мы всегда договариваемся о встрече.
- Хм. А помнишь, ты их искала, когда меня в неорганический мир утащил этот гад? Как тебе удалось их найти? – Ёжиков отломил маленький кусочек булки и дал Герде. Герда завиляла хвостом, понюхала хлеб и осторожно взяла его из пальцев.
- Мне повезло. Я тогда со страху сдвинула сознание вдоль всей полосы восприятия. В какой-то момент я их заметила.
- Может, пожрем, а потом смотаемся в мир белой энергии? Там подождем, а? – в голосе Ёжикова сквозило нетерпение.
- Спешишь куда-то? – спокойно спросила Ольга.
- Не сегодня-завтра наш мир исчезнет, а мы тут с тобой сидим и сделать ничего не можем. Все эти разговоры Таа, они вечно какие-то абстрактные. А мне конкретные инструкции нужны. Я должен знать, что мне делать. И как.
Ольга пила кофе и спокойно слушала Ёжикова. Сделав глоток, Ольга поставила чашку на стол и сказала:
- А она тебе не говорила, что квантовая война у этих… не знаю, как их назвать, длится дольше, чем существует солнечная система?
- Что? – Ёжиков поперхнулся и нахмурился.
- Да, да. Вся история человечества, это микроскопический отрезок по сравнению со временем этой динамичной бескомпромиссной битвы. А ты не знал?
Ёжиков обрел дар речи:
- Какого черта она мне этого не сказала?
- Тебя нужно было напугать. Сам же говорил – страх хороший стимул. Что на Новый год делать будем?
Ёжиков смотрел на Ольгу непонимающим взглядом.
- Новый год? – за такими неожиданными поворотами в разговоре он не поспевал. – Подожди, подожди, так значит у нас еще есть время? А как же… - он закашлялся и потушил сигарету.
- Может есть, а может быть и нет. – Ольга была спокойна, как ангел. – Таа говорила, что ученик должен себя вести так, как будто времени у него нет. Вообще-то, все, что тебе говорила Таа – правда. Есть много мелких дополнений, но сама суть верна.
- Господи, откуда ты это знаешь? – Ёжиков не уставал поражаться своей сестрой еще с детства. – Каких еще мелких дополнений?
- Ну, во-первых, это только предположение. Во-вторых, доступ к ресурсам. Такая интенсивность войны требует ресурсов космического масштаба. Кроме того, существуют естественные барьеры в структуре пространства-времени. Принцип сохранения, квантовая стабильность. К тому же, ни те, ни другие схлопывания пространства не хотят. Они же в нем тоже существуют. Ты думал, что делать в Новый год, Кеша?
Ёжиков сидел, уставившись на Ольгу с открытым ртом.
- Это… Таа тебе все рассказала? – Ёжиков медленно приходил в себя.
- Не совсем, - Ольга пошла мыть посуду. – Это я кое с кем встретилась. Кое-что вообще из квантовой механики. Заглянула на днях.
- Кое с кем – это с кем? – Ёжиков не представлял с кем можно встретиться по его с Ольгой делам, помимо Таа.
- Гвидо помнишь? Шофер, который меня, якобы, сбил. Тот, что помогал с твоим сдвигом? Вот с ним. У него в первом восприятии диплом Университета Сан-Паоло Бразильского. Он об этом кое-что знает. Таа в курсе. Она и посоветовала мне с ним поговорить.
Да, Ёжиков помнил этого Гвидо. Он тогда изображал водилу полоумного, делал вид что наехал машиной на его, Ёжикова, Ольгу. Ёжиков до сих пор на него злился.
«Ну и ну… - думал Ёжиков. – А меня Таа за дурака, видимо, держит. Как всегда».
Он взял Ольгу за руку, притянул ее к себе и сидя прижался головой к ее животу. «Как же я тебя люблю, - его охватило теплое чувство, - Хорошо, что ты со мной». Ольга, что-то почувствовав, прижала голову Ёжикова к себе. Постояв так некоторое время, Ольга сказала:
- Если ты сейчас же не ответишь мне по поводу Нового года, я завтра, Кешенька, отведу тебя в библиотеку, запру там и не выпущу, пока ты квантовую механику не выучишь.
- Ты что! – Ёжиков отстранился с выпученными глазами, - Сам.. этот… Эйнштейн, блин, в ней не шарил. До конца света хочешь меня там запереть?
- Кеша! – в глазах Ольги уже не было веселья.
- Да, Новый год, прости, прости. Ну, я думаю в новогоднюю ночь мы будем у мамы, если меня опять планетяне не сопрут, а потом поедем в долгое путешествие. Прощаться с первым восприятием. – Ёжиков мечтательно задумался. – Машину надо подготовить. Масло в движке поменять. Заправиться. Кстати, - Ёжиков открыл глаза и посмотрел на Ольгу. – Все хотел тебя спросить… Ты часом не знаешь, из второго восприятия есть возможность что-нибудь притащить сюда, в первое? Что-нибудь твердое, осязаемое? Или там все… - Ёжиков сделал неопределенный жест рукой, - энергетическое?
Ольга положила кухонное полотенце возле плиты, села на табурет и посмотрела на Ёжикова долгим внимательным взглядом. Ёжиков знал этот взгляд с детства. Когда у сестры был такой взгляд, хитрить с ней было бесполезно.
- Ты ведь не об этом хотел спросить? – Ольга продолжала смотреть на Ёжикова.
- Вообще-то, я хотел сказать, вот когда мы уволимся с работы, жить-то нам не на что будет. Мы же из первого восприятия пока не свалили. – Ёжиков достал из пачки сигарету. – И это не шутка никакая. Уволиться все равно придется. Мне не нравится обучение по выходным. Это глупо, по-моему. Ты об этом думала когда-нибудь? Во-втором восприятии деньги не нужны, но мне кажется у Таа этого барахла немеряно. Хоть она и инопланетянка. А может, как раз поэтому. Я коньяк у нее постоянно жру по полтораста тысяч америкосовых тугриков за бутылку. Сигары такие же. Из самых дорогих, я знаю. Надо с ней поговорить на эту тему. Либо мы учимся и ни на что не отвлекаемся, либо фигней занимаемся. Ты чего ухмыляешься?
Ольга сидела, склонив голову и на лице ее была улыбка.
- Я не ухмыляюсь, – она положила ладонь на ногу Ёжикова, - я улыбаюсь. Таа говорила, что скоро у тебя этот вопрос возникнет.
Ёжиков покачал головой:
- Таа, значит… И сколько вы еще намерены меня за идиота держать? Значит, она все знала заранее… А почему она мне сама не сказала? И как это вяжется с концом света? То мне говорят, что у меня нет времени совсем из-за этих квантовых придурков, то вопрос, о котором все, кроме меня знали, возник про деньги для поддержания штанов в первом восприятии, потому что, видите ли, нам еще тут жить и жить. Я не понимаю.
- Ты все понимаешь, Кешенька, просто перестань себя жалеть. Чувство собственной важности исключи из этого уравнения, и все станет на свои места. Я отвечу на эти твои вопросы… подожди, послушай меня… я отвечу на твои вопросы, потому что Таа так решила. Она твой учитель, и она считает, что эту беседу должна провести именно я, и именно потому, что ты меня любишь. Твои нежные чувства ко мне позволят тебе более спокойно воспринять то, что я тебе скажу. И понять наилучшим образом. Кроме того, чтό я, не знаю как с тобой разговаривать? Ты не обидишься на меня, не будешь нервничать. А если обидишься, то получишь у меня, понял? – Ольга подняла кулачок.
Ёжиков насупился и исподлобья посмотрел на сестру, выставив нижнюю губу, как маленький «бука», только что слез′ы, катящейся из глаза, не хватало.
- Все маме расскажу. – нарочито обиженным тоном маленького мальчика сказал Ёжиков.
- Хорошо. Все, теперь давай серьезно. – в тоне Ольги не было наставительных маминых ноток, просто сестра дождалась, когда балбес братец перестанет кривляться, чтобы перейти к делу.
Ёжиков уловил настроение сестры, закурил и уже спокойно стал слушать.
- Так вот. – Ольга продолжила. – Раньше с тобой разговаривать было бесполезно. Ты бы не понял. Может, и понял бы, но не воспринял правильно. Ты не был готов. Таа говорит, что все надо делать своевременно, если хочешь правильного понимания. Я признаюсь тебе, Кеша. Я готовилась к этому разговору долго. Таа меня направляла. Она ничего не оставляет на волю случая. Наше, ведь, сознание определяется энергией, которая у нас есть, а энергия – действиями. Чем больше у нас энергии, чем она подвижнее, тем устойчивее наше сознание и больше возможностей для понимания. Ты учишься управлять своей энергией, развиваешь сознание, отбрасывая все ненужное на этом пути. Как раз сейчас наступил момент, когда ты стал готов воспринять следующий факт: Да, из второго восприятия вполне можно перетащить в первое твердые объекты. Но только те, которые уже попали во-второе восприятие из первого. Другими словами, вернуть обратно то, что раньше забрали.
- Деньги, например. – сказал Ёжиков.
- Деньги, например. – кивнув, повторила Ольга. – Узнай ты об этом раньше, как бы ты воспринял это? Думал о том, как бы найти способ перетащить сюда побольше килограммов? Этих самых. Ты думал бы только об этом. Места в твоей голове на что-нибудь другое вовсе не осталось бы. А когда человек начинает осознавать, что он имеет доступ к вечности, ко всем сокровищам всех миров, ему совершенно не обязательно держать в руках пачку денег. Когда я говорю – сокровища, я имею ввиду, как ты понимаешь, не количество нулей на счету в банке. И мы с тобой, кажется, начинаем это осознавать. Кофе будешь?
- Нет. – Ёжиков встрепенулся. – То есть, да. Буду. С коньяком.
Ольга встала и пошла варить кофе. Ёжиков полез в шкаф за коньяком. «Нужна какая-то закуска». Он открыл холодильник и сел на корточки.
- Тааак, что тут у нас? – протянул Ёжиков. – Есть у нас что-нибудь из подгнивающей органики? – он отодвинул какую-то банку, нашел кусок вечного сыра, завернутого в бумагу, кажется, она называется пергаментной, - «Так, это что?» В маленькой кастрюльке обнаружилось вареное мясо. Ёжиков достал, приоткрыл крышку. Пахло аппетитно. «Масло тут. Ага.» Поставив все на стол, Ёжиков взял булку, все быстренько нарезал и плеснул себе коньяку. Ольга наливала кофе в чашки.
Ёжиков хлопнул рюмашку и сказал:
- Таа, наверное, сказала, что это будет вызовом для тебя? Ну, беседа со мной.
Ольга кивнула:
- Мы еще не закончили. – она поставила турку на стол и направилась из кухни.
- А кофе? Остынет. – Ёжиков проводил сестру взглядом.
- Я сейчас. – сказала Ольга и вышла.
Ёжиков поставил турку в мойку, подошел к балконной двери и посмотрел на улицу. Было темно и по-зимнему тепло. Сверху был виден свет фонарей, пробивающий мутную сырую мглу большими округлыми желтыми пятнами на снегу. «Да. Опять Новый год… Надо маме подарок купить. Только, вот, что?»
Вернулась Ольга и положила на стол три пачки денег. Ёжиков посмотрел: - «Пятитысячные. Полтора миллиона». Он взял одну пачку и посмотрел на Ольгу:
- Настоящие?
- Ага. Там шесть купюр не хватает. На работу носила, проверяла. Из каждой пачки по две взяла. Кассирша – моя подружка. Она думает, что я по ночам шлюхой подрабатываю.
- Вот, сучка! – Ёжиков провел пальцем по краю пачки.
- Да нет. Она… обыкновенная. – сказала Ольга.
- Обыкновенная сучка. – подтвердил свои слова Ёжиков.
Ольга кивнула в сторону денег:
- Нам на первое время. – она взяла чашку с кофе и сделала глоток.
Ёжиков вздохнул.
- Пока деньги есть. У меня зарплата пятого была. – он положил пачку. – Убери куда-нибудь, чтобы они здесь глаза не мозолили. – Потом сам взял деньги и всунул их в шкаф над мойкой.
Ёжиков сел на табурет, снова налил в рюмку коньяк.
- Кошмар какой-то. Несвязуха. Мне надо это все переварить в голове. Ты будешь увольняться?
- Я уже уволилась. – как ни в чем не бывало сказала Ольга. – Сегодня последний день отрабатывала. – Она достала еще одну рюмку и поставила на стол. Потом взяла телефон и начала там что-то искать. Через некоторое время послышались мелодичные звуки, похожие на новогодние.
Ёжиков налил Ольге полрюмахи, он знал сколько надо, они чокнулись и выпили.
Ёжиков сказал:
- Я еще тебя поспрашиваю, потому что… мне надо все понять. Деньги тебе дала Таа?
Ольга отрицательно покачала головой, потом сказала:
- То есть Таа, но они там все собрались, соратники по чуду, посмотрели наши с тобой энергетические структуры и решили, что мы готовы к следующему витку обучения. Более высокому. Теперь и у тебя, и у меня есть прямой доступ к тому, что они называют музеем или хранилищем. Этот доступ соответствует более высокому уровню обучения. Я бы сказала, что это склад. Там они хранят все, что можно из всех миров, которые они посещают. Мне Таа недавно показывала. Там есть удивительные вещи. Я их названия даже не знаю. Их вещами-то трудно назвать. Из первого восприятия там есть много чего… всякие деньги, не знаю даже сколько, коньяк твой разный, безделушки золотые времен цивилизации не то майя, не то ацтеков, корону какую-то я там видела. Наряды Тайкины. Из мира Тлало запас вина… В общем, тебе самому надо посмотреть. Кстати, это теперь все твое. И мое. Ну и их. Когда тебе это перестало быть нужным, можешь распоряжаться всем этим по своему усмотрению. Идея философского камня в действии. Я тебя буду называть Гарри. Можешь, кстати, там болтаться сколько хочешь. Между прочим, они это даже поощряют. Считается, что полезно для обучения. Когда-нибудь мы сами будем поощрять кого-нибудь.
- А если мне захочется мильонов сто оттуда притащить? Что тогда?
Ольга жевала мясной кусочек. Ровно и убежденно сказала:
- Не захочется. А если тебе зачем-то это понадобится, тебе еще и помогут. Это же все твое, забыл?
Ёжиков вздохнул.
- В том-то и дело, что не захочется. Завтра пойду – уволюсь к чертовой матери. Проклятые растратчики. Моей энергии. Может, сразу отпустят, без отработки. У нас там и так больше народу, чем нужно.
4
Утро в ПОПСе началось обычной суетой. Для постороннего взгляда – вполне хаотической и даже бессмысленной. Коллеги бегали по коридорам учреждения с полными еще кружками казенного кофе по отработанному маршруту – кухня-курилка и обратно, единственные места, где не препятствовалось, хотя и не поощрялось, вести речи, полностью лишенные административного восторга и проникнутые приглушенными, но сладкими сплетнями о некурящих коллегах.
Не теряя ни минуты начавшегося рабочего дня, Ёжиков отнес и зарегистрировал заявление об увольнении по семейным обстоятельствам, оно же по собственному желанию, и вернулся к себе в отдел ждать начальственного окрика.
Долго ждать, как и предполагалось, не пришлось. Уже минут через восемь после того, как Ёжиков приземлился в свое удобное во всех отношениях кресло начальника отдела, прибежала секретарша шефа – Леночка и прощебетала:
- Иннокентий Палыч, вас директор зовет.
Ёжиков прошествовал мимо столов замолчавших работниц отдела, мимо секретарши-Леночки, оставшейся в отделе, чтобы обсудить увольнение Ёжикова (не вставать же для этого дважды), и направился в сторону директорского кабинета.
Начальство крутило в пальцах заявление Ёжикова, как бы не понимая, почему отлаженный процесс работы административных шестеренок сбился и перестал функционировать. В глазах угадывалось начальственное неодобрение и даже раздражение.
- Иннокентий Палыч, ты что, уходить собрался? Куда?
- Дело не в этом, Сан Саныч, - сказал Ёжиков заготовленную фразу, - я по личному.
Начальство кинуло хмурый взгляд на Ёжикова:
- Кого же я в отдел посажу? Ты хочешь сейчас уйти? Или, может, подождешь пока?
- Я бы просил вас подписать без отработки, - Ёжиков придал лицу просительное выражение.
Сан Саныч замешкался, решая, снизойти до вопроса о личных проблемах подчиненного или не стоит. Решив, в конце концов, что не стоит, он со словами: «Так не делается», начеркал в углу заявления резолюцию: «Уволить с 20.12.», расписался, толкнул лист заявления в сторону Ёжикова и мановением руки отпустил, уже бывшего, начальника отдела. Ёжиков понял, что больше он не является частью административного механизма, взял заявление и молча вышел.
По пути из директорских покоев, Ёжиков зашел в бухгалтерию и отдал подписанное начальством заявление. Вернувшись в отдел, он застал секретаршу, до сих пор болтавшую с его уже бывшими сослуживицами. При виде вернувшегося Ёжикова, секретарша прервала свой словесный поток и направилась к выходу.
Ёжиков подошел к своему рабочему столу, критически осмотрел все, что лежало на поверхности, вспомнил, что в компьютере он все подчистил, взял портфель, специально купленный по случаю назначения на должность, повернулся, сказал: «Пока, девчонки!» и выскочил за дверь, не дав им опомниться.
5
Вернувшись домой, Ёжиков увидел Таа, беседующую с Ольгой в кухне. Понимая, что он находится во-втором восприятии, Ёжиков сел на кушетку в прихожей, держа в руке портфель. Откинувшись назад, он оперся головой о стену, которая была вполне твердой, закрыл глаза и громко сказал:
- Таа, привет! Я тебя так ждал! – последние слова он произнес усталым тоном провинциального трагика. Открыв глаза, Ёжиков посмотрел на висящий в квартире, сизый дым. – Вы бы хоть проветрили, что ли. – сказал он, помахав рукой перед своим лицом. – Или тут нет ветра? «Воздух есть, значит и ветер должен быть» - сам себе в ответ подумал Ёжиков.
Разувшись и раздевшись, он пристроил портфель в угол кушетки и прошел в кухню. Таа сидела за столом с дымящейся сигаретой в руке и с улыбкой смотрела на Ёжикова. Глаза ее блестели. Ёжиков чмокнул Ольгу в щеку, она стояла, опершись задом о подоконник, в руке была кружка с кофе.
Ёжиков впервые со времени знакомства почувствовал неловкость перед Таа. Он помнил о полутора миллионах, лежащих у него в кухонном шкафу. Да и само чувство неловкости перед учителем вызывало в нем стыд. В общем, надо было это все обсудить. К тому же, он осознавал, что все его мысли Таа прочла. Или услышала. От этого ему еще хуже становилось. «Хоть бы она сказала что-нибудь». - подумал он.
- Что, хочется их вернуть? И сказать: не надо мне ваших денег, да?! – сказала Таа спокойным голосом, не переставая улыбаться. Спокойный голос учителя немного успокоил Ёжикова. Стыд и неловкость исчезли, голова все еще могла думать. Он также спокойно сказал:
- Не знаю. Это новая для меня ситуация.
Ёжиков прислушался к своим ощущениям. Оказалось, ему все равно, будут ли там лежать деньги или нет. И еще он заметил, что это не было равнодушием человека, который взял чужое добро на сохранение и теперь, понимая, что это – чужое, не желал его. Нет. Это было ощущение без всякого чувства. Скорее, состояние, противоположное всякому чувству. Уверенность и знание, вот что это было. Это действительно были новые ощущения для Ёжикова.
Казалось, Таа читала его, как открытую книгу. Не переставая улыбаться, она спросила:
- Чем я могу еще помочь?
Ёжиков серьезно сказал:
- Много чем, учитель.
Ольга прыснула и по привычке прикрыла улыбку ладонью. Таа, уже не смеясь, посмотрела на Ёжикова:
- Ох Ёжиков, Ёжиков, - сказала она, - ты мне напоминаешь меня в далекие-далекие времена. Не будь ты таким серьезным. Видел бы ты свою физиономию. Много чем, учитель! – Таа произнесла это замогильным голосом. Ольга опять поднесла ладошку ко рту. – Пусть твоя серьезность будет серьезностью существа, которому не о чем беспокоиться. Легкой, невесомой… Ладно, соратники, у меня дела. Скоро поговорим обо всем. Музей хочешь посмотреть, Ёжиков?
Ёжиков широко открыл глаза:
- Хочу, конечно!
- Ну так сгоняй и посмотри! Не будь ребенком. Вам теперь вход свободный. Навсегда.
И Таа исчезла.
Вернее, исчезли Ёжиков и Ольга. Из второго восприятия.
В первом восприятии Ёжиков снова оказался в пальто и с портфелем. Снова пришлось раздеваться. Он захотел есть и первым делом полез в холодильник. Утренний казенный кофе организм принципиально игнорировал, поэтому к десяти тридцати Ёжиков всегда был голоден, а на работе, кроме сухарей, ничего не держалось. Местные тамошние бабы прямо с утра выметали холодильник, как голодные хрюшки, и если удавалось найти сухарик – это была удача.
- Как прошло? – спросила Ольга, имея ввиду увольнение.
- Без кровопролития. Я не дался. И даже без отработки. – к Ёжикову подошла Герда и тоже стала высматривать что-то в холодильнике. Вытянув из блюдца ломтик какого-то вкусного мяса, Ёжиков дал Герде и закрыл холодильник. Он повернулся к Ольге:
- Пойдем погуляем? На улице такая погода классная. Тепло. Мы теперь люди свободные. А мне надо мозги утрамбовать, чтобы успокоились. – Ёжиков поднялся, подошел к Ольге и обнял ее. Она уткнула голову ему в грудь, он щекой дотронулся до ее волос. Они постояли, потом Ольга осторожно, чтобы не задеть Ёжикова, подняла голову:
- Ты же кушать хотел?
- Куда-нибудь зайдем. Что-нибудь съедим. – Ёжиков подумал. – Или сначала в музей? Да! Пойдем в музей. Посмотрим. Тренировка, опять же. Ты помнишь как туда попасть?
- Таа показала положение, куда сдвинуть восприятие. Только надо подзарядиться в белом мире, это неблизко. – Ольга продолжала стоять в объятиях Ёжикова.
- Ну, в мир белой энергии я доберусь, а дальше ты уж… - Ёжиков сформировал намерение сдвинуть восприятие в мир белой энергии и, они оказались стоящими посреди белой пустоты.
Дивана не было.
- А где диван? – громко спросил Ёжиков. Его восклицание не дало никакого эха. Слова, казалось, утонули в белой тягучей пустоте.
- Вот он, - Ольга показывала рукой за спину Ёжикову. Он повернулся. Диван стоял на месте.
– Мы что, с другой стороны добирались? Здесь есть стороны? – он посмотрел на диван. – Таа говорила, она минибар выбила сюда. – Ёжиков осторожно освободил Ольгу из объятий и стал обходить диван. С одной стороны минибара не оказалось. Обогнув диван, он увидел белый квадратный глянцевый ящик, напоминающий небольшой холодильник.
- Ага, вот и минибар нашелся. – сказал Ёжиков. Он подошел к ящику и с ящиком стали происходить перемены. Он стал прозрачным, исчезал, а внутри него обозначилась полная бутылка мартеля. – Черт, еще немного, и я расхочу возвращаться. – Ёжиков протянул руку и взял бутылку. Ящик перестал быть прозрачным. – Хм! – хмыкнул Ёжиков и раскупорил бутылку. Сначала он предложил Ольге. Она отрицательно покачала головой. Он поднес бутылку ко рту, но замер. Вдруг ему в голову пришла совершенно дикая мысль… «А может, не дикая. Может, как раз самая разумная.» - подумал Ёжиков.
- Оля, - позвал он сестру, - пойдем-ка домой. - Он взял ее за руку и поставил бутылку обратно в минибар, который снова стал прозрачным.
- Что случилось? – Ольга с тревогой смотрела Ёжикову в глаза.
- Нам надо домой, - он немного сжал ее ладонь, сдвинул восприятие, и они пропали из мира белой энергии. Оказавшись дома, Ёжиков снова полез в холодильник. Убедившись, что продукты на месте, в сновидении Таа не утруждала себя проекцией таких вещей, он открыл балконную дверь. Через приоткрытые створки балкона дул ветер. Спроецировать ветер даже для Таа было бы сложно. Ёжиков успокоился, зашел в кухню, сел и закурил. Потом снова встал, открыл шкаф над мойкой. Деньги были на месте. «Черт», - подумал Ёжиков и снова сел на табурет.
- Что происходит? – Ольга была напугана. Она села рядом, взяла Ёжикова за руку. – Что с тобой, Кеша?
- Не знаю, - сказал Ёжиков. - Я в порядке, просто… мысли всякие лезут. У нас где коньяк? – Он достал коньяк, рюмку, налил себе полную и сразу выпил. Вздохнув, Ёжиков проговорил: - Понимаешь, мне показалось, а может, не показалось, что все это… уж больно гладко все выходит, тебе не кажется? Слишком как-то… как будто подстроено все. Мне стало немного… в этом, в белом… - Бессвязное бормотание Ёжикова стало утихать.
Выражение лица Ольги начало меняться. Она села ровнее, но руку брата не отпустила. Тревога, тем не менее, перестала отражаться в ее глазах. Теперь она выглядела более спокойной. Ёжиков наоборот, чувствовал себя взбудораженным.
- Пойдем, - Ольга встала. Взяла коньяк и рюмку и потянула Ёжикова в комнату. Ёжиков безропотно потащился за сестрой. На придиванном столике стоял бокал с водой. Она усадила его на диван, дала выпить полрюмки коньяку, затем заставила Ёжикова подтянуть ноги, поставить на диван, а коленки обнять руками. Закупорив бутылку, она как валик положила ее между поясницей брата и спинкой дивана. – Посиди так немного. – сказала она и села рядом на диван. Ёжиков сидел и сначала ему было неудобно. Бутылка давила на поясницу, ноги начали уставать, да и вообще, что за дурацкая затея! Но потом, – время шло, он начал успокаиваться, ему становилось теплее, неудобства перестали ощущаться, он сидел, обхватив колени, и слушал Ольгу. Сестра размеренным голосом рассказывала, как в детстве их с Ёжиковым мама купила ей книжку про индийского мальчика по имени ПАТАМУШТА. Это был очень умный мальчик, он много знал и на каждый вопрос начинал отвечать со слова патамушта. Поэтому его звали Патамуштой. Однажды в полнолуние месяца пхальгуна, когда Кришна и Радха, и даже гопи отмечают праздник красок Холи, перед Патамуштой во весь рост встал вопрос: как покрасить слона, чтобы символизировать нанесение пепла сожженной демоницы Холики. На кой хрен ему это понадобилось, не знал даже Патамушта. Но Патамушта не привык отступать перед бредовыми затеями своего разума, и решил он, что будет красить слона древним способом приСЛОНения! – рассказ Ольги лился размеренно и неторопливо. Она сделала глоток воды из бокала и продолжила. - Пошел Патамушта к Великой Индийской стене Кумбхалгарх и измазал ее многими и многими красками! Сам испачкался, как свинья, по самые уши, но дело сделал. Нашел он оператора автопогрузчика за 10 пайс, поднял слона могучими металлическими рогами и бросил его на Великую Индийскую стену Кумбхалгарх, и стал слон разноцветным, как звездное небо! С одной стороны. С тех самых пор Патамушту зовут Звездным Патамуштой Покрасившим Полслона, сокращенно - ЗППП.
Закончив свою дурацкую издевательскую историю, Ольга блестящими глазами посмотрела на Ёжикова. Ёжиков, положив голову на подтянутые колени, не издавая ни единого звука, тихо спал.
6
Ёжиков проснулся. Он лежал в постели под одеялом, на нем была надета красная фланелевая пижама в черную клетку. Около кровати стояло кресло. В нем сидела Таа, нога на ногу, и наблюдала за Ёжиковым. На коленях у нее лежал журнал.
- А где Ольга? – спросил Ёжиков еще заспанным голосом.
- Дома, в первом восприятии. – сказала Таа серьезным голосом, в нем не было обычного гаерского оттенка. – Ты в моем сновидении. Выспался?
Ёжиков чувствовал себя хорошо и бодро. Да, он выспался.
- Что со мной произошло? - спросил Ёжиков. – Я помню, как что-то ужасное надвигалось. Как будто.
- Смерть на тебя надвигалась, вот что с тобой произошло. – сказала Таа. – Ты до сих пор думаешь, что все это шуточки? Обучение сделало твою энергию подвижной, ты стал более уязвимым. У тебя пока еще нет устойчивости. Пришлось нам собирать тебя в кучу.
- А я не помню… - сказал Ёжиков растерянно.
- Не волнуйся, такое с учениками случается. Из-за тренировок количество энергии возрастает и достигает порогового значения, за которым должен следовать жесткий самоконтроль. Но он достигается практикой, а у тебя ее еще мало. Посещение мира белой энергии было последней каплей, энергия превысила этот уровень. Отсюда все твои подозрения, паника, ученик ищет во всем вторые смыслы и, конечно, находит… Точка восприятия была нестабильна. Ольга заметила твое состояние и приняла предварительные меры, ну а мы уж… стабилизировали твое восприятие от самопроизвольных сдвигов.
- Какие предварительные меры? – спросил Ёжиков.
- А ты не хочешь узнать, как мы стабилизировали твое восприятие от самопроизвольных сдвигов? – спросила Таа язвительным тоном. Она улыбалась.
- Вы… мастера, а мы с Ольгой еще пока учимся. - Ёжиков не хотел выказывать неуважение.
- Припомни, как она тебя усадила на диван в лечебную позу, положила валик на поясницу, сказки тебе дурацкие рассказывала. Помнишь? – она достала сигареты.
- Откуда она знала, что нужно делать? – Ёжиков был поражен.
- Я когда-то, не так давно кстати, ее научила. На всякий случай. Ты же у нас наставник. Следующий раз, когда такое случится садись в эту же самую позу и не дергайся. Оно само пройдет.
Ёжиков почувствовал себя полным засранцем. Это ж надо было так опуститься. Подозревать Таа! Ну и идиот.
- Извини, Таа, - Ёжиков был уверен, что Таа поняла его.
Таа не удивилась. – Не извиняйся, – сказала она. – Вопрос доверия к учителю всегда возникает. Рано или поздно. В твоем случае – рано, это неплохо. Чем раньше мы избавимся от ненужных затрат энергии, тем лучше. Подозрения требуют огромных энергетических трат. Так постепенно, через боль, раз за разом, кусочек за кусочком, мы будем избавляться от чувства собственной важности, оставляя от него только необходимое.
- А что, в чувстве собственной важности есть что-то необходимое? – спросил Ёжиков.
- Конечно. – Таа кивнула, - стержень, основа твоей личности. Это и есть та необходимая нам часть чувства собственной важности, которую нам предстоит выделить и изолировать. Остальное все – дерьмо, от которого надо избавляться без
жалостно.
- У тебя случайно валика не найдется? Ну, который мне Ольга под спину подкладывала? – Ёжиков показал пальцем туда, где был валик.
Таа внимательным взглядом просканировала Ёжикова с ног до головы:
– Можешь вставать, Ёжиков. Неспеша. Идем.
Они пошли в кухню. Таа достала бутылку мартеля и два бокала. Ёжиков привычно раскупорил, приложился, крякнул (ух, хорошо!), сел и закурил.
- Я про музей хотел спросить. – Ёжиков прикурил и затянулся, - Ну, про.. хранилище. Зачем вы все это к себе в восприятие тащите? Я, конечно, там еще не был, но Ольга говорит – это довольно интересно.
- Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос. Это интересно. В основном это сувениры из миров. Кое-какие из них бывают полезными. Иногда же ученики приходят из разных цивилизаций. Вот ты, например. В нашем мире, в котором вам предстоит существовать, имеет значение только энергия. Остальное сувениры.
7
Дома, в первом восприятии Ёжиков оказался лежащим на диване в привычной одежде. Он был укрыт пледом. Из кухни пахло чем-то вкусным, мясным. Он потянулся, вздохнул и сел. Часы на стене показывали двадцать минут третьего. «Не слабо я поспал» - подумал Ёжиков. Он встал и пошел на запах.
Ольга была в кухне. На плите, в сковородке готовилось что-то вкусное. Ёжиков подошел сзади и обнял Ольгу за талию. Поцеловав ее волосы, он негромко сказал:
- Спасительница моя.
Ольга на вилке дала ему что-то попробовать со сковороды. Было невероятно вкусно.
- Ммм, - промычал Ёжиков. – органика. – Он вспомнил, что очень проголодался.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила Ольга.
- Прилично. Таа мне рассказала, что ты проходила курсы первой помощи. А что за сказку ты мне рассказывала? Я думал, что с ума сошел, - Ёжиков засмеялся.
- А, это не важно. Главное, чтобы звучало размеренно. Тебе нужно было что-нибудь упорядоченное.
- Что готовишь? – Ёжиков потянулся рукой к сковородке, но получил деревянной ложкой по пальцам.
- Рагу. На манер мексиканского чили, только не такое острое. Все готово уже, садись.
Пообедав, Ёжиков и Ольга отправились-таки на прогулку. Улица была полна звуками машин, спешащими прохожими, рекламой на опорах и в витринах магазинов, и елочными базарами. Ольга не стала брать Ёжикова под руку, она просто держала его за ладонь, и Ёжикову это нравилось. В городе чувствовалось приближение очередного Нового года. «Прошел год с тех пор, как все началось, - подумал Ёжиков и посмотрел на Ольгу. – Кто мог знать, что все так обернется. Ольга будет со мной. Странные дела в жизни происходят. Хотя, может, ничего странного в этом нет. Ольга, как раз, больше него достойна обучаться управлением энергии. Она же не виновата в том, что у нее трехкамерная энергетическая структура, а у Ёжикова их четыре, этих самых камер, звеньев. Еще вопрос, что лучше. Таа, конечно, говорит, что надо научиться принимать свое предназначение, но…».
- Знаешь, - обратился Ёжиков к Ольге, - а я ведь никогда не сомневался в том, что ты очень способная и талантливая. Не то, что я. И Таа так говорит.
- Это ты к чему? – Ольга повернулась лицом к Ёжикову. От морозного воздуха на щеках у нее был румянец.
- Так, ни к чему особенному. Просто, пытаюсь себя убедить, что я не совсем бездарное животное. Понимаешь, не чувствую я, причем, совсем, чтобы я чему-то учился и научился. Таа мне что-то урывками говорит, но я не могу все это связать в полноценную картину мира. А ты?
- Кеша, предлагаю в первом восприятии говорить только о первом восприятии. Твое беспокойство только к срывам приводит. Воспользуйся щитами, о которых тебе Таа говорила. Посмотри вокруг! Новый год скоро. Прекрати замыкаться на себе. Ты заметил какие я себе ботильоны купила? Ольга при каждом шаге стала вытягивать вперед безупречные ноги, на которых были изящные коричневые полусапожки.
- Очень красиво смотрится. А что бы ты хотела на Новый год? – спросил Ёжиков и сразу же подумал, что Ольга, конечно, права. Что он, как баба, в самом деле, распустил сопли. Чувствую, не чувствую, животное, бездарный … скоро даже Таа от тебя бегать будет. Надо же, какой чувствительный, мать твою. А ты подумал об Ольге, любимом человеке? Сколько усилий и энергии у нее уходит на то, чтобы выглядеть так красиво, Таа бы сказала безупречно, не говоря уже о том, что ей приходится рядом со мной быть постоянно и терпеть мое нытье, принимая меры к тому, чтобы я ласты не склеил до времени? При этом, самой оставаться такой милой и уравновешенной. Даа, это ж надо, как дураку повезло…
- Чего бы я хотела на Новый год? – повторила Ольга его вопрос. Пошел легкий снежок, и она, вытянув руку ладонью вверх, смотрела, как снежинки падают на перчатки. – Ну-у, - протянула она задумчиво, - можно целый список составить. Например, я хотела бы получить свободу восприятия. Полную! Еще - научиться сдвигать восприятие вдоль всей полосы, это требует энергии и практики. Потом, я, конечно, хотела бы полетать на крыльях намерения. А ты?
Ёжиков слегка опешил и задумался. Честно говоря, он не ожидал такого ответа. Он ждал чего-то вроде: «шарфик тут себе присмотрела, желтый, в фиолетовую полосочку», или «знаешь, я бы в Завьялиху съездила, на лыжах прокатиться». Дааа, до Ольгиного масштаба в мыслях ему еще расти и расти.
- Я? – теперь переспросил он. – Я ничего не хочу, чесслово. У меня все есть. Ты – со мной, Таа говорит – будем с чувством собственной важности бороться, эту надо изолировать, как ее… стержень.
- Что надо изолировать? – Ольга повернула голову.
- Стержень, основу моей личности. Она говорит – это единственное, что нам необходимо в чувстве собственной важности. – Ёжиков придержал Ольгу. Прямо перед ними не очень твердой походкой протопал человек, обдавая их запахом алкоголя. В руках он нес раскрашенный картонный туесок, видимо, с конфетами для детишек. «С корпоратива», - подумал Ёжиков.
- Какое интересное у вас направление в учебе. И что конкретно Таа собирается делать?
- Разве угадаешь? – Ёжиков пожал плечами и вздохнул. – Бить будет, наверное.
Справа, метрах в двадцати, Ёжиков увидел магазин, разукрашенный новогодними побрякушками.
- Давай зайдем? – предложил он Ольге. – Погреемся. Посмотрим что продают к Новому году. Я хотел маме подарок купить. От нас. Может, найдем.
Они свернули с тротуара, зашли в магазин и оказались посреди блестящего, беспорядочного нагромождения ярких шариков, разноцветных коробок, искусственных елок, дедов морозов, имитирующих своих предков из 50-х годов, огромных снегурочек в синих блестящих не то платьях, не то шубках. Все, что хотя бы отдаленно имело отношение к Новому году, все было выставлено в торговый зал в надежде на буйный и неистовый новогодний покупательский спрос. Расставлять все по полкам и темам, плохо оплачиваемым продавцам, было, видимо, лень. Они несли все в торговый зал и ставили, где придется. Провинциальная безвкусица и жадность торгашей так бросались в глаза, что Ёжиков повернулся к Ольге и сказал:
- Пойдем лучше в гипермаркет, там хоть порядка больше.
Ольга заметила что-то на полке, - Подожди. – она взяла ободок с рожками олененка (бывают у олененка рожки?), надела на шапку. Получилось забавно. Она повернулась, игриво изогнувшись, приподняла сумку, которую женщины называют – клатч, если Ёжиков правильно помнил со времен семейной жизни и тоном избалованной девчонки негромко спросила: - Подходит мне под цвет сумочки?
Стоявшая рядом с Ёжиковым, женщина средних лет тоже посмотрела на Ольгу и улыбнулась:
- К корпоративу готовитесь?
- Нет, - сказал Ёжиков, не поворачиваясь в сторону спрашивающей дамы. – Мы студенты.
- А, студенты! – живо отреагировала женщина. – А где ỳчитесь, в политехе?
Ёжиков помотал головой:
- В Хогвордсе. Изучаем магические искусства. Я на факультете великих наставников, а сестра, - Ёжиков кивнул в сторону Ольги, - магистр сновидения.
Диалог дальше политеха, умом дамы не охватывался, поэтому, посмотрев на Ёжикова недоуменно-рассеянным взглядом, дама отошла в сторону.
Они расплатились за ободок с рожками и вышли из магазина.
Солнца не было видно, с серого неба падал снег.
- Пойдем домой? – сказала Ольга, прижимаясь к плечу Ёжикова.
- Подожди, дорогая, секунду. – Дело в том, что Ёжиков кое-кого заметил. Он увидел девушку, ту самую, из Ленты, что спасалась от него бегством, что-то в нем разглядев. Сейчас она шла в соседний продуктовый магазин. Ёжикова она не заметила.
- Пойдем, - улыбаясь, сказал Ёжиков. Он решил проверить, увидит ли она что-нибудь в нем еще раз. Ольга ничего не поняла, но пошла следом за братом. Они зашли в магазин и увидели девушку. Она уже взяла тележку и входила в торговые ряды. Заметив куда направилась девица, Ёжиков шепнул Ольге: «подожди, я сейчас», обошел ряд и встал в то место, где через короткое время, по его расчетам, должна была та появиться. Стоя около стеллажа со специями, Ёжиков опустил голову, делая вид что рассматривает набор трав, чтобы, когда появится девушка, поднять взгляд, как бы невзначай заметить ее и произвести задуманное впечатление. В глубине души, на самом ее краешке, Ёжиков надеялся, что эмоционально нестабильная, как все подростки, она увидит его и убежит, а в идеале – с криком, да еще размахивая руками. И действительно, девушка появилась из-за угла. Ёжиков подождал некоторое время, дал ей подойти, и стал поворачивать голову, придав взгляду тяжелую значительность. И тут он увидел, что девушка-подросток уже стоит прямо перед ним и с интересом на него смотрит. Ёжиков вздрогнул.
- Я вас знаю, - заявила она, как ни в чем не бывало. – В Ленте я вас видела недавно. – Затем помолчала и сказала: - У вас странный вид.
Ёжиков, увидев, как сестра, наблюдавшая всю эту интермедию, стоя у соседнего стеллажа, весело смеется, закрывая рот ладошкой, вздохнул и сказал:
- Тебя напугать хотел.
- Зачем? – спросила девушка.
- Решил, что ты, как в прошлый раз, сбежишь. Кстати, а почему ты тогда убежала?
- Да я думала вы участковый наш. Потом, дома поняла, что это не вы.
Ёжиков покосился в сторону сестры. Паршивка все еще хихикала. «Ну погоди у меня…» - подумал Ёжиков.
Девчонке же он сказал:
- Ладно, приятно было познакомиться. Не дай им себя поймать. – Повернувшись, Ёжиков пошел к Ольге.
Ольга улыбалась, покачивала головой, и протягивала Ёжикову ободок с рожками, намекая на то, какой же он олень все-таки. Она взяла его за локоть, сказала с той же улыбкой:
- Пошли уже домой.
Ёжиков не сопротивлялся. Дома ждал салат, остатки рагу, коньяк и планы на посещение музея, куда он так и не попал из-за своих подростковых нервных срывов. Наступил вечер и домой они добрались уже затемно.Пришла запоздалая мысль о том, что неплохо было бы нагрянуть к Любимцевым ненадолго, но снова выходить из уютной Ольгиной квартиры уже не хотелось, а кроме того, еще на пороге Ёжиков почувствовал особый медвяный запах сигарет, какие курит только Таа. «Да, пролетел я с ужином. Как фанера.» - пронеслось у Ёжикова в голове. Они зашли в комнату и увидели давно привычную картину: Таа, сидящую на диване со скрещенными ногами и сигаретой в руке, читающую Вокруг света за прошлый месяц.
- Привет снова, - Ёжиков улыбнулся.
- Привет, Ёжиков, - Таа кивнула Ёжикову, - Привет, милая, - Ольге, и, кивнув на Ёжикова, спросила: - Ну как он?
Ольга кинула на Ёжикова задумчивый взгляд и сказала:
- В порядке. Тупит слегка.
- Значит, здоров. – Таа взглянула на Ёжикова, скорее, позитивно. Она отложила журнал. – Вот что, возлюбленные ученики мои. – сказала она с иронией. - Можно менять планы, но цель должна оставаться неизменной. – Ёжиков сел в кресло. Он давно уже научился разделять разговоры и вид Таа восемнадцатилетней девчонкой, который она принимала с самого начала их знакомства, поэтому сентенция о возлюбленных учениках в духе античных наставников не выглядела неуместной. «Может, она и была античным наставником», - подумал Ёжиков, вспомнив о семи тысячах лет ее существования.
Таа смотрела на Ёжикова и ждала, пока он закончит перебирать мысли.
- Я не была античным наставником, - сказала она.
Ёжиков дернулся. К чему он до сих пор не мог привыкнуть, так это к тому, что мысли теперь не были его неделимым достоянием, а стали похожими на бегущую строку на лбу.
- Ты в музей собирался. – продолжила Таа.
Ёжиков посмотрел на Ольгу:
- Да, только… сначала я хотел поесть, - сказал Ёжиков и понял, что сказал это зря. Все равно они были у Таа в гостях. Тут вдруг Таа ровным голосом сказала:
- Иди поешь, Ёжиков. Биологическую оболочку надо поддерживать.
Сначала до Ёжикова не дошло. Когда первые биты информации начали проникать в его голову, глаза у Ёжикова стали расширяться:
- Ты в первом восприятии!? – он стал оглядываться, вскочил, понесся в кухню. Холодильник был полон, сковорода с остатками рагу стояла на плите. У него моментально пропал аппетит. Он быстро вышел из кухни. Таа и Ольга наблюдали за перемещениями Ёжикова.
Ёжиков сел в кресло и, растерянно улыбаясь сказал, обращаясь к Таа:
- Но… зачем же? Разве это не риск? Что-то случилось? – пока Ёжиков это все произносил, Таа слегка наклонила голову и приоткрыв пошире глаза, смотрела на Ёжикова. Казалось, она пытается удивиться.
- Все в порядке, Ёжиков, не переживай. Риск учтен, все делается осознанно. – Таа говорила мягким негромким голосом. – А здесь я, чтобы составить вам компанию. На экскурсии. Сегодня это будет не просто экскурсией. Это будет очередным уроком, ты готов?
- Конечно, - Ёжиков даже на работе никогда не отказывался от командировок, а уж от таких уроков – и подавно.
- Тогда пожалуйте в мир белой энергии, - Таа с улыбкой сделала приглашающий жест рукой. «Ах да, еще же надо…» - вспомнил Ёжиков.
Таа и Ольга пропали. Ёжиков постепенно старался привыкнуть к тому, что он теперь, как большой мальчик, может двигаться между мирами самостоятельно. Он усилием воли успокоил мозги, вытолкал все до одной мысли, и нечто мощное внутри него вознамерилось попасть в мир белой энергии, без вариантов. Возбудились энергетические потоки, на мгновение мир померк и собрался в мир белой энергии. Ёжиков, как обычно, стоял в пустоте, а Таа с дивана протягивала ему бутылку мартеля.
Ёжиков взял бутылку, подошел к Ольге, сидящей на боковине дивана, негромко спросил:
- Ты в порядке? - увидел утвердительный кивок и сделал два хороших глотка из горлышка. Начались знакомые покалывания в пальцах. Он посмотрел на Ольгу. У нее уже проступил румянец на щеках. «Интересно, а если сюда припереть телефон, он будет заряжаться?» - подумал Ёжиков.
- Нет, - сказала Таа. – Здесь тип энергии другой.
Ёжиков старался не смотреть на Таа, чтобы в голову не лезли ненужные сейчас мысли. Несмотря на, так сказать, уважаемыйвозраст, ее оболочка нимфоманочки восемнадцати отчаянных годов вызывала определенную неконтролируемую реакцию организма Ёжикова. Не удержавшись, он кинул мимолетный взгляд: ее грудь, кажется, стала даже больше. От осознания того, что его мысли стали известны, Ёжикову стало стыдно. Он покраснел. Таа смотрела на него и улыбалась. Ёжиков сделал еще глоток мартеля.
- Ну все, полетели, - сказала Таа и встала. Она взяла за руки Ёжикова и Ольгу, и они оказались парящими в одной из бесконечных полос Аквилы. Ёжиков осознал рядом с собой два ярких энергетических сгустка. Один из них сверкал особенно интенсивно. Это была Таа. Вокруг, как и прежде, ощущались другие незнакомые сознания. Не успело восприятие Ёжикова оформиться в четкую осознанную структурированную форму, как все изменилось. Они в один миг оказались перед уходящей в бесконечность во все стороны, энергетической стеной. Она переливалась светлыми оттенками и по ней проходили всполохи, тоже энергетические. Напротив них стало образовываться круглое отверстие. Оно расширилось и замерло. Ёжиков определил его диаметр примерно в полтора метра, хотя, конечно, это было неверно.
«Нельзя пользоваться своим пониманием масштабов, находясь в этом мире», - подумал Ёжиков.
«Правильно, Ёжиков», - не то услышал, не то осознал Ёжиков слова Таа.
Они двинулись сквозь отверстие, оказавшееся нескончаемо длинным проходом. Сказать, что стена была широкой – значило не сказать ничего. Вылетев на другую сторону стены, они увидели длинные, невообразимо протяженные, расходящиеся в разные стороны, галереи. Они стояли друг над другом, образовывали этажи вверх и вниз. Им не было числа. Это огромное, ни с чем не сравнимое, пространство – захватывало. Ёжиков был настолько впечатлен, что в изумлении замер. К нему приблизились Таа и Ольга.
Ёжикову почудилось, что Таа воскликнула: «Экскурсия началась!» - и потянула его и Ольгу за собой.
Они не торопясь плыли по одной из галерей. Она оказалась гораздо больше, чем Ёжиков себе представлял. По обе стороны от них, поблескивая и переливаясь, находились объекты. Сувениры, как называла их Таа.
«Сегодня я буду твоим экскурсоводом, Ёжиков. Сегодня экскурсия будет обзорной для тебя. Ольга уже здесь была», - Ёжикову показалось, что Таа прокашлялась. Хихикнув, она произнесла: «Формального расположения объектов по каким-либо признакам в музее нет. Формального расположения здесь вообще нет. Здесь есть твердые, жидкие и газообразные объекты, энергетические формы, микроскопические объекты, видимые только через специальные устройства. Есть объекты с собственной гравитацией. Есть даже артефакты, излучающие музыку других измерений. Все они распределены по музею случайным образом. – Таа помолчала. – А…, короче, валяются, где попало. Помимо того, что я сейчас перечислила, здесь еще прорва всего, чего и не упомнишь. Тащат сюда всё, что под руку попадется. Вон там, видишь, - Таа обратила внимание Ёжикова на громадные округлые полупрозрачные структуры вдалеке, уходившие ввысь в дымку. Они Ёжикову виделись только частично, настолько они были большими, - Это специальные энергетические купола. Они закрывают всякие нестабильные штуки, способные выйти из-под контроля. Типа квантовых ячеек, временных карманов, ну, знаешь, чушь всякая. Там же хранятся артефакты, создающие мини-порталы в другие измерения. Они иногда такими нестабильными бывают!» Ёжикову показалось, что Таа всплеснула руками, как будто говорила о внуках.
Ёжиков заметил, что они перемещаются с огромной скоростью. Размеры окружавшего их пространства скрадывали ощущение скорости. Таа тоже обратила на это внимание, и они замедлились.
«А где барахло из первого восприятия хранится»? – сформулировал мысль Ёжиков.
«Мы как раз туда направляемся. – ответила Таа. – Давайте ускоримся».
Они с бешеной скоростью, как показалось Ёжикову, понеслись по нисходящей траектории и вскоре достигли уровня этажом ниже. Пролетев вперед еще какое-то время, экскурсанты свернули в сторону хранящихся объектов, влетели в галерею и оказались внутри пространства, ограниченного непрозрачными стенами, энергетическими, как предположил Ёжиков, с полом и потолком. Однако, масштаб этого пространства поражал. Оно хоть и было ограниченным, но внутренние размеры все-таки выходили за границы воображения. В всяком случае, Ёжиков не смог определить, где оно заканчивается. Все, что он видел, было, стоящими на полу, странными кубическими формами, накрытыми чем-то, похожим на темную материю (Ольга права, как на складе), местами виднелись огромные стеклянные шкафы, похожие на выставочные витрины, только динозавровых размеров. И что поразило Ёжикова больше всего, это то, что все объекты из первого восприятия светились и беззвучно переливались зелеными оттенками. Их было бесконечное множество. Оказавшись рядом с одной из стеклянных витрин, Ёжиков увидел длинный ряд головных уборов, похожих на морион – металлический шлем конкистадора, с металлическим же гребнем. В конце ряда лежал католический крест. «Дааа. Конкистадоры. Испанские завоеватели, идущие с крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце». – вспомнил Ёжиков институтский курс истории и подумал: «Вот, будь у меня машина времени – первое что бы я сделал, это не допустил конкисты». Он переместился в дальний конец помещения склада. Здесь он заметил артефакты из разных эпох, мраморные головы, стоящие на обломанных шеях, современная яхта Маджестик с четырьмя японскими моторами, несколько сот кремниевых ружей, а также дуэльных пистолетов с примкнутыми штыками. Ежиков пролетел еще дальше, оставив далеко позади экспозицию стрелкового оружия. То там, то здесь Ёжикову попадались древние на вид, архитектурные сооружения. В этом огромном пространстве они не бросались в глаза. В стороне Ёжиков заметил пирамиду, вероятно древнеегипетскую. Наконец, он заметил то, что хотел увидеть, собираясь в это собрание древностей. Деньги. Деньги тут были, как и говорила Ольга. Денег тут было много. Настолько много, что Ёжиков сразу не осознал насколько. Они находились прямо на палетах, складских поддонах, примерно, по кубическому метру в палете. Количество палет не поддавалось подсчету. Они уходили к горизонту, туда, где, вероятно, когда-нибудь заканчивалось помещение. Перемещаясь над этими, с позволения сказать, экспонатами, Ёжиков заметил, что купюрами были представлены все страны и континенты. Рубли, песо, ранды, доллары и много чего еще, все это аккуратно и совершенно бесцельно лежало в штабелях. Приблизившись, он увидел, что деньги покрывает мерцающий энергетический слой, защищающий от… от чего тут можно защищать? От сырости? От старости? Он захотел взять в руки пару пачек денег, но рук у него не оказалось, как у любого энергетического существа. Однако, выразив намерение подержать деньги, две пачки купюр как бы приклеелись к энергетической структуре Ёжикова и следовали вместе с ним. Он вознамерился положить их обратно, и обе пачки послушно легли в то же самое место, откуда были взяты. «Хм. А это что?» – поодаль Ёжиков увидел знакомые образы: уменьшающийся ряд матрешек красно-белой масти стоял в отдельном небольшом стеклянном шкафу, рядом лежал слиток, по виду золотой, с изображением четырех девяток. «Странное сочетание, – подумал Ёжиков и вспомнил: – А где мои девчонки»? Он еще какое-то время созерцал хранилище с возникшим ощущением успокоенности, а потом неспеша двинулся в обратную сторону и вскоре заметил два светящихся огонька. Таа с Ольгой ждали Ёжикова у входа (он же выход) помещения с экспонатами из первого восприятия.
«Ну что, все увидел, что хотел»? – спросила Таа.
«Да, - ответствовал Ёжиков. – Куда теперь»?
«Ознакомительная часть экскурсии закончена, но урок продолжается. – ответила Таа. – Назад сдвигать восприятие будешь ты сам, Ёжиков. Должен же ты запомнить дорогу к музею». Ёжикову показалось, что в голосе Таа прозвучала ирония. «Но сначала давайте выберемся отсюда».
Обратный путь, по ощущениям Ёжикова, занял меньше времени. Может быть потому, что Таа перемещалась с невероятной скоростью. Они летели вдоль галерей, как крошечный гражданский самолет летит на фоне гор. Ощущение полета было непередаваемо. Не успел Ёжиков начать, как всегда, беспокоиться о том, справится ли он со смещением восприятия, как они оказались у стены энергии, отделяющей музей от остального пространства второго восприятия. Чувство потрясения у Ёжикова не проходило. Возле них в стене снова образовалось отверстие, три светящихся сознания влетели в него и направились к выходу. Ёжиков еще раз поразился ширине стены, которую они преодолевали. Наконец, оказавшись с внешней стороны, Ёжиков почувствовал, как Таа обращается к нему: «Ну что, Ёжиков, ты готов к смещению восприятия? Не волнуйся, это просто очередной урок. Ольга тебе поможет. У тебя коньяк дома остался»?
То ли из-за слов Таа, то ли из-за того, что он был голоден в первом восприятии, но что-то безмолвное и твердое внутри Ёжикова, следуя его намерению, сместилось, изменило его восприятие, мир Таа пропал, и он оказался в Ольгиной квартире, стоящим около дивана о двух руках и ногах. На диване сидела Ольга.
- А где Таа? – спросил Ёжиков.
- Дома, - ответила Ольга. – у нас пока разные дома.
Ёжиков вдруг осознал, что соскучился по Ольге, по ее облику. Энергетический сгусток, это, конечно, хорошо, но он хотел ее видеть, как видел всегда, красивой и родной. Он наклонился, положил ладони ей на щеки и поцеловал.
- Хочу выпить, - заявил Ёжиков и пошел в кухню.
- Рагу доешь? – спросила Ольга и тоже пошла вслед за Ёжиковым.
- Конечно. «У собачки съем рагу, удержаться не могу, рагу-ту-ту…», - пропел Ёжиков, вспомнив старый французский фильм с Пьером Ришаром.
Он достал коньяк, рюмку и сел на табурет.
- Ты видела сколько там денег? – спросил Ольгу Ёжиков. - Зачем им столько? Их за тысячу лет не потратить, тем более, никто тратить не собирается.
Ольга поставила перед Ёжиковым тарелку с подогретым рагу, дала вилку и пожала плечами:
- Во-первых, это не столько деньги, сколько сувениры, Таа же тебе говорила. А во-вторых, ты тратить не собираешься, я тратить не собираюсь, а вот мама что-нибудь придумала бы.
- Да уж… - Ёжиков налил себе коньяк, как всегда, предложил Ольге, как всегда, она отказалась, поднял рюмку и выпил.
Он вздохнул, вставил в угол рта сигарету и, щелкнув зажигалкой, прикурил.
- Неет, - протянул Ёжиков. – Если уж туда летать, в музей этот, то только в тренировочных целях. Энергию, там, делать подвижной, восприятие смещать, самим учиться двигаться. Вообще, экспонаты смотреть. Их там… там жить можно. В музее. И всю жизнь экспонаты рассматривать. Какой же он большой! Нет, огромный! Нет! Громадный! Бесконечный!!! Ахренеть… Ты видела, там же дна нет… пропасть в дымке. Летишь около этих галерей, как возле скал в горах.
Ёжиков посмотрел на Ольгу внимательно. «Что-то уж больно она молчалива…»
- Оля, - он наклонил голову, - все нормально?
У Ольги были сонные глаза. Она положила ладонь на кисть Ёжикова:
- Спать хочется. – Она зевнула, закрыв рот рукой. – Может, кофе попить?
- Еще чего, - Ёжиков встал. – Тебе надо выспаться. Я не допущу, чтобы моя любимая сестра так себя изводила. Пойдем. – Он положил руки ей на плечи. Ольга поднялась, по пути захватив с тарелки маленький кусочек сыра. Сунув его в рот, она слегка сонливо сказала:
- Ты полежишь со мной? Чуть-чуть…
- Конечно. Но тогда ты будешь спать в кровати, а не на диване. – Он направился, было, в спальню, но Ольга сквозь очередной зевок махнула рукой:
- Я в ванную, умоюсь.
Ёжикова тоже разобрала зевота. Он расстелил постель, откинул одеяло, посмотрел на окно и пошел – открыл форточку проветрить. Через минуту пришла умытая Ольга и начала снимать блузку. Под блузкой обнаружился бежевый кружевной лифчик. Ёжиков закрыл форточку и стоял у окна, наблюдая за Ольгой.
- Отвернись, - сказала Ольга, начиная расстегивать джинсы.
- Вот еще! – Ёжиков улыбнулся. – Что я тебя голой не видел?
- Когда это? – Ольга сняла джинсы и осталась в трусиках. Повернувшись спиной, она начала снимать бюстгальтер.
Ёжиков неспеша отвернулся и посмотрел в окно. Фонарь освещал падающий снег. Он задернул штору и повернулся. Ольга лежала укрытая одеялом с закрытыми глазами.
Ёжиков пошел в ванную, почистил зубы, вернулся в спальню, выключил свет и лег поверх одеяла рядом с Ольгой. Он обнял ее, слегка коснулся головой ее волос. Ольга подалась навстречу объятиям, тело под одеялом приняло более расслабленную позу, и Ёжиков обнимал ее, пока она не заснула. Он даже не заметил, как сон сморил и его.
Ёжиков проснулся. Было светло, через не до конца задвинутые шторы виднелся день. Он посмотрел на часы: почти девять. Обнаружилось, что лежал он под одеялом. Подвигавшись, Ёжиков понял, что был он гол. Ёжиков хотел продолжить поговорку, но не стал. Вовсе он не был гол в народном смысле. Гол он был в смысле самом, что ни на есть, прямом и буквальном. В библейском, так сказать. «Таак. – протянул он в уме, - И что это за новости?»
Судя по доносившимся звукам, Ольга была в комнате. Ёжиков от всей души зевнул, чуть не вывихнув челюсть, потянулся, вдохнул-выдохнул, настраивая легкие на дневной режим и сел на кровати, поставив ноги на коврик. Посидел, просыпаясь, натянул, лежащие на кресле с другой его одеждой, трусы и пошел, зевая по дороге, ругаться с сестрой.
Ольга закончила заниматься фитнес-упражнениями и сидела на краю дивана, отдыхала. На лбу выступили капельки пота, щеки разрумянились. В телевизоре девушка в головной повязке, активно нагибалась над резиновым ковриком. Ёжиков вошел в комнату, остановился на пороге и уставился на Ольгу. Обтягивающий костюм для фитнеса совершенно не портил ей ни фигуры, ни настроения. Ёжиков грозно спросил:
- Кто тебе разрешал стягивать с меня трусы?!
Ольга смотрела на Ёжикова улыбаясь:
- Мама звонила, спрашивает, заедем мы к ней сегодня или нет.
Ёжиков сел рядом с Ольгой и дрожащим как бы от злости, голосом негромко завопил: - Отвечай, негодная… - делал вид, что душит ее, при этом нежно, всего лишь – слегка, касаясь Ольгиной шеи. Потом притянул ее, чмокнул в щеку, встал, сказал:
- Заедем, заедем, - и пошел в душ.
Стоя в ванной под душем, Ёжиков чистил зубы, услышал зашумевший в кухне чайник и подумал о том, что все это как-то странно получается. За последний год в их с Ольгой жизнях произошли даже не перемены. Одна жизнь закончилась, другая началась. Совершенно другая. Как будто они в сказку попали. А ведь это оказалась не сказка, нет. Далеко не сказка. Он вспомнил, как за ним пришел охотник. Искатель хренов. Чучело, блин, неорганическое. И если бы не Ольга… Но все равно! Это ведь все мировоззрение в православном мире могло бы перевернуть, если бы узнали. А вот поди ж ты, мы, как ни в чем не бывало, просыпаемся утром, сбрасываем оковы сна, так сказать, и идем пить кофе… Может, это защитная реакция психики такая – делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну, подумаешь, сегодня кофе из рук сестры, завтра бокал вина за полтора миллиарда световых лет, что такого… А… - он в уме махнул рукой и даже плюнул, - все это интеллигентский вздор и обман трудящихся!» Каких трудящихся, почему обман, Ёжиков выяснять не стал и полез из ванны.
«Кофе. Чем скорее, тем лучше» - свежий, как зимнее утро, Ёжиков зашел в кухню. Ольга поднялась с табурета, сказала:
- Чайник вскипел, кофе нальешь себе сам, я в душ. – и вышла.
«Слушаюсь, мой командир, - подумал Ёжиков и оглянулся. – Голос командный, что ли, вырабатывает?»
Он без промедления сотворил себе кофе, достал булку, масло, размеренно нарезал и намазал, откусил… сделал глоток кофе… ммм… а затем, на всякий случай, на хлеб положил сыр, изрядной толщины. Оценив совершенство, сделал еще два бутера для Ольги, он уселся, наконец, на свое место у стены. «Так, к маме надо заехать, сегодня у нас что? – он взглянул в календарь на стене, - Суббота. Опять. Выходной, значит».
Он взял телефон и позвонил маме.
- Привет, мам, не спишь уже?
Мама не спала. Слышно было как работает пылесос. Она спросила:
- Чем вы занимаетесь?
- Я кофе пью, Ольга в дỳше.
- Кешенька, ты как себя чувствуешь? Тебе получше стало, может, ты бы уже перебрался к себе, а то Оля же никогда тебе не скажет, ей, наверное, не удобно.
Мама всегда знала, когда приходит время контролировать своих детей. Согласно легенде, Кешеньке стало не очень хорошо, и он перебрался на время к сестре, так как ему требовался пригляд. В общем-то, это было правдой, но о настоящей причине мама не была осведомлена. Потом он вдруг подумал: «А действительно, какого черта?! Он пока еще не наставник, он учащийся, так сказать, начальных классов. Еще не лишился слабостей первого восприятия. Да и Ольга, наверное, тоже. Пропадает такая красота». Он сказал:
- Я как раз собирался сегодня с Ольгой поговорить. Ближе к вечеру. Ты говорила, чтобы мы заехали?
- Если вы никуда не собираетесь. Да я хотела, чтобы ты посмотрел розетку в пылесосе. Он иногда отключается. Я ее пошевелю, он тогда снова заработает. Так неудобно.
Ёжиков отхлебнул уже остывший кофе.
- Ты имеешь ввиду вилку? На конце провода у пылесоса?
- Да, наверное. Ну, штепсель вот этот… - маме необязательно было знать где что находится у пылесоса. Для чего же она Кешеньку на инженера выучила?
- Ма, сто раз же говорили, давай купим этого… ползучего гада, пусть сам по себе занимается, что ты мучаешься. Приеду, вот, выкину нафиг твой пылесос. – Теперь, наконец, Ёжиков определился с подарком. Но мама не сдавалась.
- Ага, еще чего! – Голос был возмущенный. – Он нормально работает! Он почти новый, розетку только посмотреть надо.
- Ладно, ладно, посмотрю что с ним. «Пылесосный доктор, блин». – Ёжиков дотянулся до чайника и снова его включил. – Ладно, мам, заедем попозже. Ну все, пока.
Ольга вышла из ванной, уже в футболке и шортах. Поправляя на голове тюрбан из полотенца, она спросила:
- Мама звонила?
- Я звонил, - ответил Ёжиков. – В пылесосе у нее там контакт все отходит. Сегодня же поедем – купим ей пылесосного робота. Будет с кем поговорить.
Ольга налила себе кофе.
- И еще. – Ёжиков подвинул ближе к Ольге блюдце с бутербродами. – Мама сказала, что я себя уже нормально чувствую и пора уматывать к себе на Краснодеревщиков, чтобы твоих хахалей окончательно не распугать.
Ольга хмыкнула. Она взяла бутерброд с сыром, откусила, запила кофе и сказала:
- Ты когда в последний раз убирался в своем гадюшнике, чучело? Мне не хочется два дня изображать рабыню Изауру. Давай у меня останемся, в этом районе удобнее.
Усмехнувшись, Ёжиков сказал:
- Вообще-то, имелось ввиду, что я один вернусь, а ты останешься у себя.
- А в глаз? – Ольга взяла кружки и понесла в мойку.
- Маме опять врать будем? – Ёжиков вопросительно посмотрел Ольге в спину.
Ольга молча помыла кружки, вытерла руки. Она думала. Потом решительно сказала:
- Нет. Врать не будем. Я с ней поговорю. Скажем, что ты еще на какое-то время останешься у меня. Врач сказал, что твое недомогание является следствием слишком большой чувствительности нервной системы. Тебя вообще нельзя одного оставлять. Это правда. Или будет ею.
И они поехали. В магазине всяческой бытовой техники был широкий выбор роботов-пылесосов. От плохоньких недорогих китайских до суперумных и мощных, опять же китайских. Купили программируемый, с характером, со станцией самоочистки - подарок к Новому году.
Ёжиков позвонил Ромке, другу и однокашнику, но скорее для очистки совести, так как догадывался, что Роман часто, а в последнее время - слишком часто, в субботу бывает некоммуникабелен по крайней мере до обеда. Так и вышло. Телефон не отзывался, наверняка, был в беззвучном режиме, Галке, она же супруга, Ёжиков звонить не стал уже по другой причине, о которой он старался не вспоминать уже год как. Ольга попросила свозить ее к подружке – забрать книгу «Зима тревоги нашей» Стейнбека, которую она давала почитать, и о которой, о книге, а не о подружке, Ольга была невысокого мнения.
Приехав, наконец, к маме, Ёжиков, презиравший все напитки, кроме кофе и коньяка, пошел варить кофе, процесс, включавший у мамы, перемалывание зерен. Ольга же сразу завела с мамой разговор, из которого Ёжиков не понял ну ничегошеньки, хоть убей.
Когда кофе был готов, Ёжиков налил три чашки, поставил на поднос, нашел в одном из кухонных ящиков еще живые крекеры и пошел в комнату, захватив все с собой. Мама и Ольга были в комнате, мама сидела на диване, Ольга расположилась в кресле. Ёжиков сел на диван и взял чашку. Ему захотелось выкурить сигарету, но у мамы он не курил.
Мама сказала:
- Кешенька, тебе придется еще какое-то время пожить у Оли. – в ее тоне Ёжиков почувствовал настойчивые нотки. - Врач говорит, что реакция на развод может проявляться достаточно долгое время, здесь спешить не надо. – Ёжиков застыл с чашкой в руке. Его глаза округлились. Он посмотрел на Ольгу. Сестра сидела с непроницаемым и даже сочувствующим лицом, но блеск этих глаз Ёжиков ни с чем спутать не мог. – Пусть лучше рядом побудет Оля на всякий случай, пока ты до конца не восстановишься, чтобы я спокойна была, а там уже посмотрим. Если ты, конечно, не захочешь с Катей восстановить отношения. – «Упаси Господи!» – содрогнулся Ёжиков. – Так что давай, торопиться не будем. Это здоровье, его беречь надо смолоду. А вернуться в квартиру ты всегда успеешь, никуда она от тебя не денется.
Ёжиков не смог удержаться:
- Ну ма-а-м! – протянул он плаксивым обиженным тоном, изображая испорченного мальчишку.
- Ничего, ничего, - сказала Виктория Аркадьевна, ничего не заподозрив.
Зато заподозрила Ольга. Она подняла на Ёжикова спокойный взгляд.
- Ничего, ничего, - повторила мама, - тебе и до работы от Оли ближе ехать. Ты все забрал, что надо? Носки, трусы чистые у тебя есть?
- Дааа, трусов у него море, - насмешливо улыбаясь, сказала Ольга.
Ёжиков смиренно вздохнул. «Семья, ничего не поделаешь…»
7
Заботы первого восприятия заняли почти весь день. Пылесос был починен, продукты по пути от мамы к Ольге были закуплены. Домой они вернулись около пяти, и Ёжиков надеялся провести вечер спокойно, в кругу любимых родственников, состоящих из одной Ольги.
Но не тут-то было. Надеждам Ёжикова не суждено было сбыться. Войдя в прихожую, они оказались во-втором восприятии, где их уже ждала Таа. Ёжиков оставил пакеты на кушетке в прихожей и хотел было уже ее поприветствовать, как Таа подошла к ним, взяла их за руки и сказала, глядя на Ёжикова:
- В мир белой энергии. Там все объясню.
Ёжиков сместил восприятие в положение мира белой энергии, и они оказались в нем. Диван был на месте.
- Что-то случилось? – спросила Ольга, садясь на диван.
- Наш соратник пропал. - сказала Таа. – Небольшое предисловие для вашего понимания. Второе восприятие, как вам известно, наполнено сознанием. По разным типам конфигурации, сознания можно поделить на несколько основных групп. Сновидцы, опорные, светочи, вихревые и тени. Основные группы, в свою очередь, подразделяются на мелкие подгруппы. Их больше. Ты, милая, - обратилась Таа к Ольге, - безусловно относишься к конфигурации светочей. Вы носители созидательной энергии. Также вы ориентированы на гармонию, знание и помощь. Я – сновидец.
- А я? - спросил Ёжиков.
- Наставники не входят ни в какие группы. Они сами по себе. Ваша энергия играет объединяющую, стабилизирующую роль. Основа, на которую можно опереться. У наставника энергия массивнее. За счет этого они мыслят всегда трезвее.
«Да? Чего ж я тогда такой тупой?» - подумал Ёжиков.
- Об этом мы еще поговорим отдельно, Ёжиков. – сказала Таа в ответ на его мысли.
«Поговорим. Думаешь, от тупости можно вылечить разговорами?» - сорвалась мысль у Ёжикова.
- Заткнись, Ёжиков. – большие глаза Таа, сверкая, смотрели на Ёжикова. – Так вот. Каждое сознание выполняет свою функцию в соответствие с тем, к какой группе или подгруппе его конфигурация относится. Мы, существа второго восприятия, по общей сути своей – исследователи. В миссиях принимают участие четыре группы: опорные, светочи, вихревые и тени, все, кроме сновидцев. Мы исследуем миры, обогащаем свое осознание, приносим сокровища, но сокровища абстрактные, в виде знаний, например. Одно из таких сокровищ – полет на крыльях намерения, вы об этом слышали. – Таа прервалась, достала из минибара мартель, хлебнула, откашлялась и сказала:
- Горло пересохло. Ну вот, группа наших соратников находилась с исследовательской миссией в дальних уголках одной из вселенных. И один из наших пропал. Есть опасение, что он попал в лапы к искателям. Как ты тогда, Ёжиков, помнишь? Если искатели сумели одолеть такого опытного исследователя, дело совсем плохо и нужно его вытаскивать. Для этого мы объединяем свои энергии также, как мы объединяли энергии ради твоего спасения, Ёжиков. Теперь я прошу вас пойти с нами и присоединить ваши энергии. Я потому так подробно рассказываю вам детали, чтобы вы хорошо представляли происходящее, когда будете принимать решение.
- Сказала бы просто – надо, чё тянуть сову на глобус. – уже вслух сказал Ёжиков.
- Есть правило, которое не должно нарушаться ни при каких условиях. Приказать я вам не могу. Вы должны знать, на что соглашаетесь, и принять решение самостоятельно. Здесь мир энергий, если решение принято – его нельзя отменить.
- Мы согласны. Ну что, идем? – Ёжиков посмотрел на Ольгу. Как он и ожидал, Ольга тоже была согласна. Она кивнула.
Из мира белой энергии они, энергией Таа мгновенно переместились во-второе восприятие. После недолгого, как показалось Ёжикову, полета в одной из полос Аквилы, они сместились в другую полосу. Во время полета Ёжиков успел спросить Таа о том, как они собираются искать своих соратников. Таа ответила, что остаются энергетические маркеры, своего рода хлебные крошки в лесу, путеводные точки, по ним-то они и будут следовать, пока не найдут.
Вскоре Ёжиков заметил сгусток света, яркое световое пятно, выделявшееся на фоне горящих линий и полос, расходящихся во все мыслимые стороны. Пятно увеличивалось и становилось ярче по мере того, как Ёжиков к нему приближался. В какой-то момент стало видно, что сгусток света состоит из множества энергетических сознаний, некоторые из которых были чем-то похожими на Таа и, как ни странно, на Ёжикова и Ольгу. Так почему-то показалось Ёжикову.
«Это соратники из команды моего наставника. – пояснила Таа. – Их энергия близка вашей по своей структуре. Можно сказать – мы все родственники. Здесь есть, конечно, и сознания соседних полос Аквилы. Они, узнав, что случилось, тоже не могли остаться в стороне.»
Приблизившись к этому содружеству сознаний, Ёжиков осознал еще одну мысль Таа. Она объяснила, если они хотят объединиться с группой, необходимо сформировать и выразить намерение присоединить свое сознание к сознанию группы.
«Только и всего? Так просто?» – подумал Ёжиков. Он вознамерился присоединиться и вдруг ощутил себя невообразимо мощным и сильным. Он ощутил в себе множество сознаний, среди которых были и Таа, и Ольга. Все они выражали друг другу поддержку и неуклонное, несгибаемое намерение прийти на помощь своему соратнику, попавшему в беду.
Не было никаких команд и слов. Просто, в определенный кем-то момент, Ёжиков ощутил, как пропал свет. Они оказались в темном месте, где едва заметно угадывался оранжево-белесый блеск.
«Это оранжевая стена тумана, - Ёжиков услышал тихий шепот, звучавший у него внутри, это была Таа, рассказывающая ему о том, что происходит. – Она символизирует и является границей между нашем миром и миром существ, куда мы направляемся. Это реальная граница. Ты, Ёжиков видишь ее своими глазами первого восприятия».
Ёжиков не понимал как это: глазами первого восприятия, но это его и не интересовало. Ему было интересно другое. Он спросил: «А как… как вы определяете куда идти? Ты говорила – энергетические маркеры, а как вы их находите?»
Таа замолчала, и у Ёжикова сложилось впечатление, что Таа была занята чем-то, не поддающимся пониманию. Он терпеливо ждал. Наконец, зазвучали слова Таа: «Мы почти на месте. Сейчас ты увидишь пространство, очень похожее на то, где ты уже был, Ёжиков. Ты, конечно, его не помнишь, поскольку был при смерти, но сейчас тебе представится возможность все увидеть.
Теперь твой вопрос об энергетических маркерах, Ёжиков. Мы видим их как контрастные области пониженной энергии, что-то вроде провалов в энергетическом фоне, понимаешь? Представь на секунду тёмные полосы на дне реки, указывающие течение. Это и будут маркеры, мы им следуем».
Вдруг пространство перестало двигаться и замерло. Ёжиков увидел, что оно не было однородным. То там, то здесь виднелись яркие точки. Это напоминало звездное небо первого восприятия.
Голос Таа сказал: «Мы у цели. То, что ты видишь, что-то вроде энергетического кладбища. Искатели здесь держат в энергетическом плену существ из многих миров, до которых они смогли добраться. Каждая точка, которую ты видишь, плененное сознание. Энергетический след привел нас сюда. Наш соратник был схвачен и скручен искателями этого мира, как мотылек, попавший пауку в его паутину, из которой не выбраться».
От такой аналогии у Ёжикова от страха свело живот. Хоть у него сейчас и не было никакого живота, чувствовал он именно это.
Таа продолжила: «Мы сейчас находимся высоко над этим пространством и пока мы в относительной безопасности. Искатели просто нас не видят. А вот когда спустимся…» - Таа сделала драматическую паузу, как будто ждала от Ёжикова вопроса. И Ёжиков вопрос задал.
«Тогда что?!» - спросил он тревожно.
Ёжикову показалось, что Таа хихикнула. Бодрым голосом, но также тихо, как и прежде, она сказала: «А ничего. Наша объединенная энергия слишком массивна для искателей, они не смогут с нами справиться. Мы освободим соратника и уйдем. Вот и все. А ты чего ждал? Битвы на энергетических мечах? Как в звездных войнах? Вжух, вжух!» - она снова хихикнула.
Ёжиков почувствовал разочарование. Он, может, и не ждал чего-то такого, как Таа описала, но спасение родственного сознания придавало его участию значимость в собственных глазах, то, чем можно гордиться, осознавать, что учеба не проходит зря, что-то в этом роде, а теперь? Так, формальность какая-то, будто в субботнике поучаствовал.
Таа прервала его нытье: «Прекрати, Ёжиков! Не будь таким важным! Жалость к себе приведет тебя к смерти когда-нибудь. Мы не можем себе этого позволить. Тем более, что ты не прав. Участие каждого сознания чрезвычайно важно. Кроме того, если тебя это успокоит, это еще и смертельно опасно».
«Ты же говорила – им не справиться?» - Ёжиков снова насторожился.
«С нами со всеми – не смогут, а поодиночке – разгрызут, как орех. Так что будь неуязвим, не поддавайся жалости к себе. Их не видно, но они рядом. Так, а теперь самое главное».
Ёжиков заметил, что звездочки стали приближаться и увеличиваться в размерах. Оказавшись ближе, Ёжиков смог их рассмотреть. Это были энергетические ячейки, похожие на капсулы для хранения, с той лишь разницей, что на этих капсулах не было ни швов, ни замков. Ячеек было столько, что числа теряли смысл.
Объединенные сознания с Ёжиковым, Ольгой и Таа в составе, остановились возле ячейки, внутри которой тускло мерцало сознание. Ёжикова охватила жалость. Он чувствовал в этом угасающем, безжалостно опустошенном сознании что-то близкое и почти родное. Сознание умирало, но все еще взывало о помощи. Ёжиков отчетливо и ясно это почувствовал. Не желая дальше сдерживаться, Ёжиков отчаянно захотел освободить родственное сознание. Его желание в тот же миг совпало с намерением множества сознаний, объединенных одной целью, мощная направленная энергетическая волна разрушила целостность ячейки, подхватила сознание и вобрала в себя. В это же мгновение, не желая оставаться в агрессивном мире, совместное намерение сознаний сместило восприятие, и они оказались на границе миров. Оранжево-белесая стена тумана отделяла миры от второго восприятия. Объединенное сознание вошло в туман. Ёжиков заметил пульсирующую желтую энергию, следовавшую за ними до границы тумана. Это были искатели. Они врезались в туман, шипели и отскакивали назад в бессильной злобе и ненависти. «Им сюда не попасть. – сказала Таа. - Они не смогут войти в туман, у них другой тип энергии».
8
Ёжиков забрал свои продукты, оставленные в квартире сновидения Таа и, Ёжиков с Ольгой вернулись в первое восприятие, не сделав при этом ни шагу. Из рассказа Таа они узнали, что спасение соратника из лап искателей прошло удачно. Спасенный был помещен в мир белой энергии для восстановления энергии, осложнений не предвидится, а второе восприятие остается незыблемой вечной твердыней, надежно защищающей обитателей мира от проникновения агрессивных сознаний. Еще Таа рассказала Ёжикову с Ольгой о неоценимой помощи, оказанной ими при объединении сознаний, и о том, как восприняли энергетические родственники их решимость в принятии решения об участии в экспедиции спасения. Теперь, по словам Таа, они могут рассчитывать на любую помощь любого обитателя второго восприятия.
- А ты, Ёжиков, и ты, милая, дайте отдохнуть своим биологическим оболочкам первого восприятия. Вы в этом нуждаетесь. И пусть энергия восстановится естественным путем. Кажется, у вас скоро праздник?
- Новый год, - сказала Ольга. – А потом путешествие по первому восприятию.
Таа кивнула:
- Энергетические долги отдавать, знаю, Ёжиков говорил. Перед поездкой получите инструкции.
Ёжиков, все это время копавшийся в пакетах с продуктами, спросил, не поворачивая головы:
- О чем?
- О том, как это делать. Или ты собираешься их в целлофан упаковывать и насильно вручать? Все, вам пора. – сказала Таа без паузы, и они расстались.
9
Вернувшись в первое восприятие, Ёжиков и Ольга рухнули на диван. Ольга прислонилась к плечу Ёжикова, он ее обнял, поцеловал в лоб и, так они сидели какое-то время молча.
- Какого черта он туда полез? – вдруг спросил Ёжиков.
- Кто? – Ольга подняла голову.
- Ну этот, кого мы спасали. Ты подумай только, у нас разные миры, не планеты даже разные, а миры, и все равно находятся и тут, и там существа, которым дай на Эльбрус забраться или с искателями пободаться, или еще какое безобразие учинить. Не сидится им на одном месте.
- Иди один и не делай зла. Как слон в родном лесу. – Ольга подняла палец. – Так говорит Патамушта.
Ёжиков хмыкнул:
- Совсем он с ума сошел, этот твой Патамушта. Кстати, а что это значит?
- Не знаю, - ответила Ольга. – Я только что это придумала. Сама еще не успела понять.
- Сегодня какое число? – спросил Ёжиков.
- Двадцать девятое. – сразу ответила Ольга.
- Значит, завтра поедем закупаться на Новый год. Холодильник пустой.
10
Подготовка к Новому году, это, безусловно, особенный процесс. Сначала необходимо проникнуться новогодним настроением, без этого никак. Простейший и самый прямой способ для этого – распить бутылку алкоголя с любимыми сознаниями, например, с учителем – энергетическим сгустком из параллельного мира, и сестрой, самой, что ни на есть настоящей. Винтажный коньяк Готье 1762 года очень подходит для этого, а в случае временного отсутствия такового, Мартель Кордон Блю также не будет лишним на столе. После того, как вы ощутили дух Нового года, вы отправляетесь в магазин за покупками. Этот второй, не менее важный, этап подготовки предполагает наличие у вас двух обязательных составляющих. Первое – любимая трезвомыслящая сестра, не позволяющая вам спьяну разбрасываться деньгами направо и налево и покупать всякую дрянь, вроде ароматизатора с «эксклюзивным ароматом» для салона вашей машины. А вторая обязательная составляющая, как вы догадались, это деньги. Их должно быть немного больше, чем та сумма, которую вы рассчитываете потратить, потому что в рассчитанные деньги вы не уложитесь. Как это ни печально, но это закон. Может, у этого закона даже название имеется, кто знает. Что ж, закон суров, но это закон, как говорили не очень мудрые латиняне. Или кто они там были. Так вот! У Ёжикова все описанные составляющие имелись в наличии. Он с оптимизмом смотрел на ближайшие два дня, хотя его жизненный опыт по встрече прошлого Нового года свидетельствовал об обратном.
11
Запах свежесваренного вкуснейшего кофе бесцеремонно прервал сон Ёжикова в 7-50 утра тридцатого декабря. Такому прямому жесткому воздействию чувствительная нервная организация Ёжикова противостоять не могла, и он, натянув трусы и непрерывно зевая, как обычно пошел ругаться с сестрой. Ольга, красивая, как новогодний ангел, в кухне разливала кофе по чашкам. Ёжиков, еще не вполне проснувшийся, со всклокоченной шевелюрой, плюхнулся на табурет, сделал два хороших глотка кофе, вздохнул глубоко, возвращаясь в мир из царства сновидений и пожелал Ольге доброго утра.
- Ты давно встала? – спросил он, пытаясь понять с чего начать ругань.
- Час назад. – сказала Ольга. – У меня же утренняя зарядка. И потом, мама мне говорила: ты Кешеньке завтрак какой-нибудь готовишь? Что-нибудь простенькое, пока он не восстановился, кашу какую-нибудь молочную. Кешенька кашу будет? – последнюю фразу Ольга произнесла смеясь.
Ёжиков пил кофе и думал: «Надо с мамой поговорить. Ну что такое, в самом деле, он уже взрослый мужик, а она с ним, как с ребенком». Затем сказал Ольге:
- Мама – тренер по борьбе с чувством собственной важности. Заслуженный, причем. Ладно, я в душ. – он допил кофе, встал, сгреб сестру в охапку, быстро поцеловал в голову, уловив аромат ее волос, развернулся и пошел в ванную.
Спустя полтора часа, съеденный завтрак и дискуссию о том, пить чучелу Ёжикову коньяк и идти пешком, или ограничиться кофе и ехать на машине, Ёжиков с Ольгой стояли у греющейся Весты, Ёжиков курил и говорил Ольге:
- Мы могли бы такси вызвать. Представь сколько там народу сейчас, и не припарковаться поди.
Ольга держалась за руку брата так легко, что Ёжиков почти совсем этого не чувствовал. Она сказала:
- Наверняка. Еще со вчерашнего вечера. Но ты хотел еще масла купить в машину, еще что-то, чтобы перед поездкой не суетиться.
«Черт, да, еще про Любимцевых я забыл, они, наверное, обидятся, что этот Новый год я не буду с ними встречать, вот еще проблема, кстати о долгах…» - подумал Ёжиков, выбрасывая окурок. Он знал Любимцевых не один год. С Ромкой они были лучшими друзьями с детства, в один детский сад ходили, горшок об горшок, что называется… Галка, Ромкина жена, училась в одном с ними институте, только была на два года младше и, когда Ёжиков еще был женат, они дружили семьями, ездили вместе в отпуск на юг, часто собирались, проводили время и вообще, Ёжиков развелся, привязанность к друзьям осталась. То, что Таа называет энергетическими долгами. Как это ни печально, а долги надо отдавать…
Ёжиков открыл Ольге дверь, сел сам, и они покатили выполнять предновогоднюю программу.
В машине было тепло и уютно, Ольга сняла перчатки и попросила Ёжикова:
- Кеша, ты мог бы ехать помедленнее? Мне не хочется торопиться.
- Конечно, - Ёжиков сбавил скорость и посмотрел на Ольгу. Взгляд у Ольги был такой, как будто она старалась запомнить все, что видит в дороге. Дома, голые деревья, спешащих людей, машины, звуки, все, что есть в первом восприятии. Ёжиков понял - она уже начала прощаться и поэтому запоминала, фиксируя ощущения от увиденного.
Ёжикову не хотелось этого минорного, даже унылого настроения. Все-таки Новый год, как-никак. Но Ольге он не мешал. Таа говорила, что отказ от привязанностей сопровождается некоторыми сожалениями. Помнится, Ёжиков внутри себя сначала грустно усмехнулся ее подбору слов: «некоторыми сожалениями», но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что это, как ни странно, самые точные слова, характеризующие такое состояние. Да, Ёжиков и Ольга прощались с первым восприятием, по сути, с человеческой жизнью, но ведь никто их к этому не принуждал, и ни в чем не обманывал. Захоти они сейчас, в эту самую минуту, отказаться от энергетического существования, все кончилось бы, как будто не начиналось. Они продолжали бы свое существование в первом восприятии, жалея себя, переживая о том, что подумают о них другие люди, беспокоясь о хлебе насущном, теряя жизненную энергию, чтобы в конце концов закончить свой короткий цикл биологического существования без надежды на расширение границ своего сознания. Более того, прежде чем они согласились учиться существовать в других мирах, им честно все объяснили, показали, продемонстрировали, и даже дали возможность убедиться в том, что миры – это не символ веры из серии: пока не умрешь – не узнаешь. Оказалось, что все более чем реально. А прагматичнее существа, чем Таа, Ёжиков так вообще в жизни не встречал.
Размышления Ёжикова прервала вполне реальная проблема. На стоянке у Ленты, куда они уже добрались, как и ожидалось, не нашлось места, Ёжиков сделал два неторопливых круга, пока не заметил даму на вишневом ниссане, загрузившую пакетами багажник и собиравшуюся выезжать. Какой-то фраер на мрачном темном крузере тоже увидел отъезжающую машину, сунулся было, но заметив решительную физиономию Ёжикова, сдал назад. «То-то же. – подумал Ёжиков, заезжая на стояночное место. – Разъездились тут, понимаешь». Припарковавшись, Ёжиков повернулся к Ольге и заметил в ее глазах веселые искорки. Ольга снова была в хорошем настроении.
- Ты список покупок случайно не сделала? – спросил Ёжиков.
- Я что, всё за тебя должна делать? – ответила Ольга.
Ёжиков отстегивал ремень.
- Все маме расскажу! – пригрозил он.
- З-з-з-з… - Ольга взялась пальцами за обе щеки Ёжикова и потрепала. - Пупс… - сказала она и стала выбираться.
- Что?! – заорал Ёжиков, но Ольга уже вышла из машины.
Лента, как всегда под Новый год, была разукрашена елками, блестящими шарами, ценниками со скидками. Этот огромный желтый сарай был задрапирован так, что стены из профилированного металла и грязные трубы вентиляции не бросались в глаза сразу, а оставляли людям время для того, чтобы быть поглощенными изворотливостью маркетинговых мошенников.
Ёжиков попросил Ольгу не уходить от него далеко. У него еще была свежа в памяти встреча в Ленте с желтым искателем, после которой Ёжиков отлеживался в мире белой энергии. Да и не хотел он умирать сразу после того, как они решили перебраться во-второе восприятие, чтобы жить почти вечно. Это был бы перебор. Строго говоря, упомянутая встреча была не Ленте, конечно. Она была где-то там, где сознания воспринимаются такими, какие они есть на самом деле – энергетическими шарами, но где это было Ёжиков представить себе не мог. Пока, во всяком случае. Как бы там ни было, Ольга восприняла просьбу Ёжикова серьезно и находилась рядом с ним, что само по себе уже весьма радовало Ёжикова.
12
Ходить по магазинам в поисках неизвестно чего, покупая, что под руку попадется, в надежде на то, что это может понадобиться – вообще-то дело скучное и неблагодарное. Спускаешь деньги, тратишь время, портишь нервы, толкаясь в очередях, все эти эволюции в пространстве и душе оправданы только одной мыслью – новогодний праздник. Ёжиков и Ольга, основательно умаявшись во всех этих подготовках, тем не менее доползли до дома, нагруженные пакетами с едой, напитками и расходными материалами для автомобиля.
- Ненавижу праздники! – ныл Ёжиков. – Из года в год – одно и то же, у меня руки отваливаются, а мне даже выпить не дают. Меня, будущего наставника великого народа Крии, смешно сказать, заставляют покупать туалетную бумагу!
Проходя мимо Ёжикова в спальню, Ольга как бы между делом заметила:
- Как слона не наряжай, он конем не станет. Так говорит Патамушта. – уже на средине фразы Ольга, заметив бешеные глаза Ёжикова, начала ускорять шаг, переходя на бег, сопровождаемый переливчатым смехом. Она забежала в спальню вскочила на кровать, схватила подушку и приготовилась отражать атаку Ёжикова. Ёжиков подбежал к кровати, схватил вторую подушку и с криком: я тебе покажу Патамушту, начал делать боевые замахи из стороны в сторону, известные ему еще со времен детских войн, до Ольги, впрочем, не дотягиваясь. Почти панцерная пехота, в лице Ольги, несмотря на свою внешнюю хрупкость, с хохотом прыгала на кровати, нанося передовым позициям противника существенный ущерб: прическа Ёжикова разметалась точным попаданием Ольгиной подушки, форпост освещения, она же лампа, была сметена с тумбочки на пол. Противник был ослеплен и повержен. Ёжиков упал на кровать лицом вверх, положил подушку себе на живот и запросил пощады. Ольга рухнула сверху. Между ними была подушка.
- Сдаешься? – спросила Ольга.
- Сдаюсь. – Ёжиков обхватил Ольгу вместе с подушкой и перекатился так, что Ольга оказалась лежащей на спине.
Где-то на кухне зазвонил забытый Ёжиковым, телефон.
Быстро поцеловав Ольгу в лоб, Ёжиков соскочил с кровати и понесся в кухню. Звонил Роман.
- Алё! – Ёжиков придал голосу бодрую приветливость.
- Здорово! – сказал Ромка – Ты дома?
- Привет. Нет, я у Ольги. У сестры. Дела кое-какие, домашние. А вы как там? Готовитесь? – Ёжиков вспомнил, что за всеми домашними делами совсем вылетела из головы мысль о подарке Любимцевым. «Ай-яй-яй, нехорошо получается». – подумал Ёжиков.
На вопрос Ёжикова Роман ответил:
- Да я вот чё и звоню-то. На работе у Галки народ скидывается на турбазу, Новый год встречать. Мы тоже пока думаем. Галка склоняется к тому, чтобы поехать. Я еще пока не решил, но может статься – мы все-таки поедем. Вернемся только второго. К вечеру. – Ромка помолчал. – Ты где будешь на Новый год?
- У матери будем. Все четверо. – Ёжиков не стал давить на Ромку и его чувство вины. Было слышно по голосу, что он и так чувствует себя не в своей тарелке.
- А кто четвертый будет? – спросил Ромка.
- Герда Ольгина. – Ёжиков увидел, Ольгу, уже переодевшуюся в домашнее. Следом за ней трусила Герда, помахивая хвостом.
- А-а-а, - протянул Роман. – Ну ладно, тогда увидимся числа третьего, посидим, отметим. С наступающим. Ольгу тоже от нас поздравь.
Они распрощались. «Тааак. – Ёжиков сел на табурет. - Проблема встречи Нового года не с Любимцевыми была решена посредством самого же Любимцева Романа Анатольевича. Ну хорошо. Но это все равно не отменяет проблему другую, с отдачей энергетических долгов, блин. Но я инструкций не получал, и не знаю как это делать. Ладно, торопиться не будем. Спешка нужна, как известно…» - он посмотрел на Ольгу.
Обложившись посредине кухни пакетами, бутылками, банками, баночками и другими прочими съестными припасами, купленными в Ленте, Ольга, сидя на корточках, занималась их разбиранием, классифицированием и перегрузом в холодильник и не только. Герда с удовольствием ей помогала, шастая между пакетами и обнюхивая каждый предмет, который Ольга брала в руки.
Ёжиков закурил и спросил у Ольги:
- Оля, а тебе не кажется, что мы поторопились?
Ольга рассматривала упаковку «Лосося на парỳ в фольге с лимоном и укропом — порционно, в индивидуальных конвертах», то что рекламировалось из разряда стильных, полезных и не тяжёлых вариантов для новогоднего стола.
- Поторопились? – переспросила она.
- Ну да, я имею ввиду с прощанием. Не рано ли мы затеяли прощаться? Долги отдавать энергетические? Мы только учиться начали. Еще этот мир толком не узнали, а уже в тот собрались. Я не спорю, есть куда стремиться, но что мы там без диплома об окончании делать будем? В музее сторожами работать? Или спасателями из неорганического мира? Может, нам сперва энергию размять как следует? Для подвижности. Чувство собственной важности победить в борьбе, скажем, а?
Ольга положила в холодильник лосося и поднялась.
- Коньяк будешь? – спросила она.
- Буду, - сказал Ёжиков. – А ты?
- Я буду мартини. С апельсинкой.
Бокалов для мартини, ясное дело, не оказалось, поэтому приспособили под это вкусное дело широченный бокал на длинной ножке, невесть откуда взявшийся. Ёжиков, как заправский бармен, накидал, хранившихся в морозилке, кубиков льда, налил мартини, добавил апельсинового сока, перемешал, украсил долькой апельсина же и подал Ольге. Себе он достал из заветного шкафа только что поставленный туда Курвуазье, Ольга принесла откуда-то классический коньячный бокал-тюльпан на короткой ножке. На вопросительный взгляд Ёжикова ответила:
- Это из маминой экспозиции.
Ёжикова, потерявшего всякий стыд, употребляя во-втором восприятии коньяки восемнадцатого века из горла, так и тянуло приложиться из бутылки, но, помня, что эффект, производимый алкоголем в первом восприятии, несколько иной, церемонно плеснул себе пару сантиметров в бокал, поднял и сказал:
- С наступающим, Оля!
Ольга подняла свой бокал на уровень глаз, чуть наклонила голову и улыбнулась. Ее глаза, как показалось Ёжикову, были грустными. Они выпили. Ёжиков потянулся за сигаретами и спросил Ольгу:
- Оля, слушай, можешь мне сказать, мне кажется или ты в последнее время грустишь?
Ольга сделала еще глоток напитка:
- Со мной все в порядке, энергия перестраивается. Твоя, кстати, тоже. Ты мужчина и реагируешь иначе, чем я, но это происходит. Я знаю, я у доктора была. У энергетического.
- И что тебе сказало это врачебное… сознание? – Ёжиков был уверен, что они говорят об одном и том же сознании с именем Таа.
- Это конфиденциальные сведения, Кешенька. Личные персональные. Могу только сказать, что она долго смеялась, когда я ей все рассказала.
- Смеялась? – Ёжиков был удивлен, но в то же время был уверен, что Таа никогда бы не стала смеяться над Ольгой, поэтому он с интересом ждал, что Ольга скажет.
- Нет, конечно, смеялась она не надо мной. Вряд ли мои энергетические проблемы заставят смеяться существо с семью тысячами лет опыта. Она сказала, что помнит, как абсолютно те же вопросы она задавала своему учителю давным-давно, так давно, что каменные пирамиды за это время успели рассыпаться в прах. Представь мое состояние, когда я услышала эти слова от приблизительно моей ровесницы. Умом я понимала, но несостыковка между услышанным и видимым была так велика, что ей пришлось сместить мое восприятие в положение энергетических сознаний. – Ольга сделала глоток из бокала. – А не то со мной случилась бы истерика.
- Да, Таа умеет удивлять, тут не поспоришь. – Ёжиков взял бутылку Курвуазье, откупорил и машинально начал подносить ко рту, но вовремя опомнился и налил в бокал. – Но ты мне не ответила. Значит с тобой все-таки что-то происходит?
Не изменив тон голоса, Ольга сказала:
- Ну что ты ко мне пристал, чучело? Через это проходят все ученики. Такие, как мы с тобой. У всех бывает и у всех проходит. Как первая любовь. – Ольга подняла бокал. - Хочу мартини без апельсинового сока. Хочу с тоником и оливкой.
Ёжиков взял бокал из рук Ольги, выкинул лед, помыл, тщательно протер, добавил свежий лед, мартини и тонику пришлось познакомиться в бокале, а не в трясущейся железяке, напоминающей автобус в час пик на плохой дорогу, воткнул в две оливки деревянную шпажку, передал Ольге бокал, сел рядом и сказал:
- Я знаю за что мы выпьем. За шанс, который мы с тобой получили в этой жизни. – Ёжиков чокнулся с Ольгой, глотнул коньяка. – Но ты мне так и не сказала, что ты думаешь о том, что я в самом начале тебе рассказывал. Спрашивал. Напомнить?
- Нет, не надо. – Ольга посмотрела на пол. – Подожди, Кеша, давай вместе разберем это все по-быстрому?
Они управилась минут за десять. Разложили продукты в холодильнике, расставили бутылки, определились с банками. Потом Ольга сказала:
- Ты спросил не поторопились ли мы с тобой с прощанием? Я считаю, что нас никто никуда не гонит. А отдавать энергетические долги можно начинать в любое время. Между прочим, я думаю, это процесс вообще прекращаться не должен. Ты же не только чужую энергию раздаешь, ты и свою возвращаешь, так что – отвечаю на твой вопрос, конкретно, быстро и по делу. Путешествия мне нравятся. Вернемся обновленными, с кучей энергетических подарков. Скажем, что поездку тебе доктор прописал. Для восстановления нервной системы после развода.
Повозившись с телефоном, Ольга включила инструментальную музыку.
Ёжиков допил коньяк в бокале, закурил и подумал: а Герду придется дома оставить…
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _