Инженер на краю света

Первым пришло сознание — острое, болезненное, вырванное из объятий ничего. Оно ворвалось в него, как вскрывающий нож, неся с собой не мысли, а чистые, нефильтрованные ощущения. Холод. Каменный, пронизывающий до костей, сквозь тонкую, грубую ткань. Жажда, обжигающая горло пеплом. И боль. Разлитая по всему телу, но особенно — в ребрах, в виске, в сведенных судорогой мышцах ног.

Алексей Горшков застонал и попытался пошевелиться. Тело не слушалось, отвечая новой волной ломоты. Он заставил себя открыть глаза.

Над ним было небо. Но не пасмурное питерское, с низкой облачностью, к которому он привык. Это было безумное, багрово-лиловое полотно, прочерченное ядовито-зелеными прожилками, словно чьи-то гигантские вены. Две луны, одна огромная и ржавая, другая маленькая и ослепительно белая, висели рядом, создавая сюрреалистичное, двойное освещение. Воздух пах озоном, пылью и чем-то кислым, незнакомым.

Где я?

Мысли путались, натыкаясь на обломки воспоминаний. Студенческая лаборатория ночью. Перепаянная схема. Энергоконденсатор, который должен был стать прорывом. Внезапная вибрация, нарастающий гул. Ослепительная вспышка, впитавшая в себя все звуки, все цвета, само пространство.

И… ничего.

Он снова попытался подняться, на этот раз уперевшись локтями в шершавый, холодный камень. Он лежал в небольшом ущелье, заваленном острыми обломками черного базальта. Огляделся. Ни следов цивилизации, ни огней, ни проводов. Только скалы, чахлые, лиловые кусты с колючками вместо листьев и то безумное небо.

Паника, холодная и липкая, поднялась из живота к горлу. Он глубоко, судорожно вдохнул, пытаясь взять себя в руки. Стоп. Паника не поможет. Надо оценить обстановку.

Он посмотрел на свои руки. Это были не его руки. Его пальцы были длиннее, кожа — бледной и покрытой старыми шрамами и свежими ссадинами. На нем была поношенная, пропитанная потом и грязью туника и штаны из грубой ткани. Он потрогал свое лицо — острые скулы, впалые щеки, длинные, спутанные волосы.

Чужое тело.

Осознание ударило с новой силой. Он не просто телепортировался. Он был в чужом теле. В теле какого-то юноши, явно жившего не лучшей жизнью.

«Элрик…»

Имя всплыло из ниоткуда, как щелчок в мозгу. Вместе с ним пришли обрывки: насмешки, тумаки, презрительное прозвище «Слабак». Ощущение вечного голода и страха. Этот парень был изгоем. И, судя по всему, он умер здесь, в этом ущелье, от голода, холода или чего похуже. А его место занял Алексей Горшков, выпускник Политеха.

Еще один приступ паники, на этот раз смешанный с отвращением. Он отшатнулся, ударившись спиной о скалу. Камень больно впился в ребра. Боль была реальной. Слишком реальной.

Значит, не сон. Значит, все по-настоящему.

Он сидел, прижавшись к камню, и дрожал. Дрожал от холода, от страха, от беспомощности. Он был абсолютно один в незнакомом, враждебном мире, в теле слабого недокормленного юнца. У него не было оружия, еды, воды. Не было даже понятия, где он и что здесь вообще происходит.

Слезы подступили к глазам, но он сжал кулаки и смахнул их грязным рукавом. Нет. Он не мог позволить себе роскошь истерики. Если он сломается сейчас, то умрет по-настоящему. И это тело станет его могилой.

Выживание. Базовые потребности. Укрытие. Вода. Еда.

Студенческие курсы по экстремальной медицине и выживанию всплыли в памяти, как спасательный круг. Он заставил себя встать. Ноги подкосились, закружилась голова. Он был ужасно слаб. Голод сводил желудок спазмами.

Он осмотрел ущелье. Ветер дул с одного конца, неся тот самый кислый запах. С другого — доносился едва слышный шелест. Вода?

Алексей, хватаясь за выступы скал, поплелся на звук. Через несколько десятков метров он нашел его. Ручей. Неширокий, мутный, с рыжеватым оттенком. Он бросился к нему, но замер, уже поднеся горсть к губам. Инстинкт кричал: «Пей!», но знания останавливали. Вода могла быть отравлена, полна бактерий или паразитов.

Он снова посмотрел на свои худые, грязные руки. Инженер. Ты инженер, черт возьми. Думай.

Его взгляд упал на песок у ручья, на угли от чьего-то старого костра, на пустую раковину какого-то моллюска. Идея оформилась медленно, сквозь туман усталости и отчаяния.

Он нашел подходящую каменную чашу — просто большой плоский камень с углублением. Рядом нашел другой, поменьше и поострее. Начал ковырять им в земле, пока не нашел слой глины. С трудом, измазавшись по уши, он вылепил из глины подобие грубого кувшина. Потом набрал песка и древесного угля от кострища.

Это заняло несколько часов. Солнце — маленькое и тусклое — поднялось выше, но почти не прибавило тепла. Алексей дрожал, но работал, сосредоточившись на простой задаче, чтобы не сойти с ума.

Он наполнил каменную чашу водой из ручья. На дно уложил слой угля, потом слой песка, потом еще слой мелкого гравия. Получился примитивный, но работающий фильтр. Он начал медленно лить мутную воду из кувшина в свою конструкцию.

Вода, просочившись сквозь слои, капала в раковину, которую он подставил снизу. Она была не идеально чистой, но уже не бурой. Это была его первая, крошечная победа в этом мире. Он не изобрел ничего нового. Он просто вспомнил то, что знало все человечество. Но здесь, сейчас, это было сродни чуду.

Он сделал маленький глоток. Вода была холодной, с привкусом пепла, но живительной.

Силы немного вернулись. Следующая задача — еда. Он увидел следы на песке — маленькие, похожие на птичьи. Воспоминания Элрика подсказали: «каменные тушканы», мелкие грызуны.

Алексей нашел гибкую, упругую ветку и с помощью острого камня и полосок, вырезанных из своей же туники, соорудил примитивную ловушку-удавку. Он установил ее над тропкой, ведущей к воде, маскируя камнями и песком. Шансы были ничтожны, но это было лучше, чем ничего.

Устроившись в небольшой расщелине, прижавшись спиной к нагревшемуся на солнце камню, он смотрел на свое творение — фильтр и ловушку. Это были жалкие, первобытные орудия. Но они были созданы его разумом. В этом безумном мире, под багровым небом, он совершил свой первый, робкий шаг.

Он был Алексей Горшков. Инженер. И он собирался выжить.