Стряхнув с себя оцепенение траурных недель, Зеркальная галерея Версаля вернулась к жизни. Бесконечная анфилада зеркал дробила и множила пламя сотен свечей, выстраивая иллюзию сияющей бездны. Натертый воском паркет превратился в темную гладь бездонного озера, по которой, не боясь замочить ног, скользили министры и генералы. Воздух сгустился, пропитавшись ароматом власти: дорогим табаком, вином и тонкими духами. Здесь пахло скорым триумфом.

В центре мизансцены, за столом, погребенным под ворохом стратегических карт, восседал Людовик Великий Дофин. Сбросив роль бледной тени покойного отца, он расправил плечи; на обычно апатичном лице заиграла хозяйская полуулыбка. Густое бургундское лилось в его кубок с тягучим, приятным звуком, аккомпанируя докладу. Рядом застыла Мария Эмилия де Шуэн. Улыбок она не расточала. Наблюдая за игрой света в бокале, фаворитка транслировала расчетливый интеллект.

Возле карты, излучая уверенность хищника, царил герцог де Ноай. Его доклад звучал музыкой для ушей собравшихся.

— Наши люди подтверждают расчеты, Монсеньор. Русско-французский контингент вошел в долину Луары и соединился с мятежниками. — Герцог сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Мышеловка захлопнулась. Они находятся именно там, где мы отвели ему место: в низине, зажатый между рекой и лесом. В идеальном мешке.

Министр Шамильяр, не отрываясь от бухгалтерской книги, удовлетворенно хмыкнул.

— Более того, — голос герцога налился плохо скрываемым злорадством. — Источники единодушны: в стане врага царит полная расслабленность. Наш человек, держащий трактир в соседней деревне, доносит: «растворилась в винных бочках». Охранение чисто символическое, идет празднование победы. Лагерь представляет собой одну большую, пьяную мишень.

Дофин кивнул, пригубив вино. Партитура разыгрывалась безупречно.

— А что русские? — Голос Марии Эмилии разрезал общий елей. Она даже не подняла глаз от бокала. — Неужели их хваленый Смирнов, потерял нюх?

— Похоже, его ослепила либо усталость, либо спесь, мадам, — усмехнулся де Ноай. — сообщают о растущем напряжении. Трения начались еще до подхода русских, а теперь царь, по слухам, ведет себя вызывающе, учит французских генералов воевать. Популярности ему это не добавляет. Местные уже косятся на «освободителей». При нашей атаке защищать северных варваров никто не станет.

Картина складывалась идеальная. Враг заперт, пьян, деморализован, а главное — лишен внутреннего единства.

— Превосходно, герцог. — Дофин откинулся на спинку кресла, чувствуя, как вино разливается теплом по жилам. — Просто превосходно.

— Варвары и предатели сами сервировали себя на блюде, — холодно резюмировала Мария Эмилия. — Осталось правильно нарезать и подать к столу.

В зале царила абсолютная уверенность в победе. Архитекторы победы выстроили здание своего успеха на незыблемом фундаменте расчетов. В их мыслях трофеи уже были поделены: русские технологии, конфискованные земли и, разумеется, лавры спасителей нации.

Стоило улечься эху от доклада де Ноая, как на авансцену вышел Шамильяр. В собрании блестящих мундиров и кирас его скромная фигура в траурно-черном камзоле смотрелась чужеродным элементом. Однако оружие, которое сжимали его пальцы, по убойной силе превосходило любую шпагу. Это была казна Франции.

— Монсеньор, господа. — Тихий, скрипучий голос финансиста сработал лучше барабанной дроби: зал замер. — Шторм, грозивший потопить нас, отменяется.

Легким движением он раскатал по столу длинный свиток — банковскую депешу из Кале.

— Недавно в гавань вошел фрегат «Непобедимый». На его борту — первая часть уговоренного золота от наших… лондонских партнеров. Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Золотом.

По галерее прокатился вздох глубокого, физического облегчения. Пятьдесят тысяч фунтов. В переводе на язык войны это означало жизнь. Это гарантировало, что солдаты получат жалование и не поднимут бунт, а кавалерия не останется без фуража.

— Груз уже в цитадели Кале, под охраной королевских драгун, — продолжил Шамильяр, и на его кислом лице проступило подобие улыбки. — Банкротство нам больше не грозит. Мы можем воевать столько, сколько потребуется для полной победы.

Дофин наконец окончательно расслабился, откинувшись в кресле. Пальцы, выбивавшие нервную дробь по подлокотнику, замерли.

— Блестяще, Шамильяр! — Его ладонь с хлопком опустилась на столешницу. — Просто блестяще! Вина министру! Пусть хоть сегодня забудет о своих гроссбухах!

Мария Эмилия медленно подняла бокал, и в ее голосе зазвенела ледяная, ядовитая ирония:

— Тост, господа. За наших дорогих лондонских ростовщиков! Пусть они и дальше в своей слепой жадности оплачивают наши победы. Никогда еще величие Франции не обходилось нам так дешево!

Смех, прокатившийся по залу, был облегченным. Англичане, уверенные, что покупают Францию с потрохами, на деле оплачивали реанимацию своего злейшего врага.

Череду триумфов продолжил внезапный визит: в зал, скользя бесшумной тенью, проник секретарь папского нунция. Согнувшись в глубоком поклоне, он вручил Дофину тяжелый пергамент, перехваченный пурпурной лентой.

— Из Рима, Ваше Высочество. Лично в руки.

Пальцы Дофина, ломая алую печать с ключами святого Петра, заметно подрагивали. Чтение заняло минуту. Лицо принца оставалось маской, и только в самом конце уголки губ дрогнули, поползли вверх, превращаясь в гримасу торжества.

— Он сделал это! — Дофин вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся. — Святой Отец нас услышал!

Булла перекочевала в руки Шамильяра. Водрузив на нос очки, министр начал читать. Тяжеловесная, витиеватая латынь заполнила галерею. Папа Климент XI, отмечая «твердость веры» законного наследника, объявлял лидеров мятежа — Филиппа Орлеанского, «самозванца» Жана де Торси и их «северных покровителей-схизматиков» — еретиками. Текст не оставлял лазеек: отлучение от Церкви, анафема, полное освобождение вассалов и солдат от присяги.

Это была уже идеологическая победа. Теперь любой союзник мятежников становился врагом Бога.

— Руки развязаны, — прошептала Мария Эмилия. — Теперь их можно вешать как еретиков. Совершенно иной расклад.

Финальным аккордом этого дня стало прибытие запыленного гонца из Реймса. Вместо официальных бумаг он привез устное послание от своего патрона. Архиепископ де Майи, оценив папскую буллу и блеск английского золота, проявил чудеса политической гибкости. Не утруждая себя клятвами верности, он просто объявил, что удаляется в резиденцию на «неделю усиленных молитв за мир и благополучие Франции».

— Заперся, старый лис, — констатировал де Ноай с презрительной усмешкой. — Забился в нору переждать шторм.

— Это означает полный нейтралитет, — подытожил Шамильяр, аккуратно складывая документы в папку. — Мятежников он не поддержит. А после нашей победы первым приползет к вам на коленях, Монсеньор, держа ключи от собора на бархатной подушке.

Проблема коронации была отложена, но фактически решена.

Вечер в Зеркальной галерее плавно перетек в тихий, уверенный праздник. Слуги бесшумно меняли блюда, вино лилось рекой. Проблемы казавшиеся непреодолимыми, рассыпались. Деньги в казне, Церковь на их стороне, враг в ловушке, пьян и проклят Папой.

К полуночи напряжение Зеркальной галереи рассеялось, уступив место ленивой, сытой неге. Под веселое потрескивание поленьев в камине квартет заговорщиков — Дофин, Шамильяр, де Ноай и Мария Эмилия — оккупировал ломберный столик у окна. Золотые луидоры ложились на зеленое сукно с мягким, гипнотическим стуком, отмеряя секунды до триумфа.

Разговор тек легко, беззаботно, как ручей.

— Мой кузен Филипп всегда отличался феерической глупостью, — лениво заметил Дофин, сбрасывая карту. — Связаться с этими бородатыми скифами… Надеюсь, все сработает чисто. Не имею ни малейшего желания отпевать ошметки родственника.

— Оставьте беспокойство, Монсеньор, — заверил его де Ноай, повышая ставку. — Мои люди — мастера своего дела. К утру ваш кузен освободит вакансию первого принца крови.

— Кстати, о вакансиях. — Шамильяр деловито поправил очки, не отрываясь от карт. — Я подготовил проект конфискации земель де Торси. Роскошное имение, первоклассные виноградники. Казна получит существенное вливание.

— Виноградники — это приятно, — усмехнулась Мария Эмилия, сгребая выигранные монеты. — Но главная добыча — содержимое головы русского инженера. Его тетради, чертежи, формулы — вот истинное золото, Шамильяр. С этими технологиями мы будем диктовать волю и Вене, и самому Лондону.

Смех за столом звучал уверенно. Они делили наследство еще живых людей, чувствуя себя гроссмейстерами, знающими расклад на десять ходов вперед.

— Без четверти. — Де Ноай бросил взгляд на напольные часы, чей бронзовый маятник отсекал последние минуты старого мира. — Спектакль, полагаю, уже начался. Швейцарская точность — не пустой звук.

— Десять луидоров, что гонец будет здесь до рассвета, — протянул Шамильяр. — Моя служба работает безупречно.

— Двадцать — на то, что слухи опередят гонца, — парировала Мария Эмилия. — Страх путешествует быстрее резвых коней.

Дофин, улыбаясь, поднял бокал:

— Господа, предлагаю выпить. За скорое и окончательное восстановление порядка в королевстве. За…

Тост оборвался на полуслове.

Идиллию разрушил звук, пришедший со стороны Парижа. Далекий, на грани слышимости, он диссонировал с хрустальной тишиной Версаля, вспарывая ночной покой протяжным, тоскливым воем.

— Что за черт? — Дофин недовольно нахмурился, занеся карту над столом.

— Гарнизон гуляет, — небрежно отмахнулся де Ноай. — Парни начали праздновать досрочно. Сейчас распоряжусь…

Звук повторился. Теперь ближе, отчетливее. Одинокий вой сменился многоголосой перекличкой медных глоток. Рев сигнальных труб. Тревога.

Смех за столом будто выключили. Карты застыли в руках.

Двери галереи с грохотом распахнулись, нарушая все мыслимые нормы этикета. В зал, тяжело дыша, влетел капитан королевской гвардии. Парик съехал на ухо, лицо сливалось белизной с накрахмаленным жабо.

— Монсеньор! — выдохнул он, глядя на де Ноая безумными глазами. — Там…

Слова застряли в горле, и он тыкал трясущейся рукой в сторону темных окон.

— Что «там»? Докладывать, идиот! — рявкнул герцог, вскакивая со стула.

— Смотрите… — прохрипел офицер.

Де Ноай в два прыжка преодолел расстояние до высокого центрального окна, выходящего на запад. Рывком распахнул тяжелые створки, впуская в натопленный зал сырой, пахнущий дождем и бедой воздух. Остальные, затаив дыхание, сгрудились за его спиной. Выхватив у капитана подзорную трубу, герцог приник к окуляру.

Он застыл. Секунды растягивались в вечность. Спина командующего гвардией окаменела. Медленно, пугающе медленно он опустил трубу. Рука, державшая прибор, била мелкая, предательская дрожь.

От автора

Приключения Водяного в краснодарской глубинке. Расследуй преступления и раскрой тайны вместе с ним.

https://author.today/reader/511120

Загрузка...