— Инженерный подход прежде всего, Митька! — я закончил конопатить ветошью зазор между трубой и оконной рамой. — Видишь, дым на улицу выходит. Не угорим!
Митька слабо улыбнулся. Я принялся рубить сервант найденным в дворницкой топором. Четверть часа спустя в недрах самодельной печки-буржуйки разгорелся веселый огонь. Мы, разумеется, рискуем, что кто-то заметит дым из форточки; но без печки мы с гарантией замерзнем насмерть. Трубы домового отопления давно лопнули, вытекшая из них грязная вода застыла на полу ледяной коркой.
Митька протянул к огню бледные пальцы.
— Так что же, папа, — тихо спросил он, — выходит, мы зря сюда пришли?
Я быстро отвел глаза. По существу он был прав. К этой скобяной фабрике мы неделю пробирались на перекладных и пешком. Она была моей последней надеждой найти работу. Зазорно, разумеется, инженеру высшей категории служить на кустарном производстве, но я ухватился бы даже за место кочегара — только бы положили паёк. Вчера мы доели последнюю воблу и две мороженные картошки.
Однако не пришлось мне смирять гордыню: завод встретил нас разбитыми темными окнами. Ветер гонял поземку по вымерзшим цехам, мертвые станки напоминали остовы ископаемых животных. На ночь остановились в кабинете директора в таком же пустом здании заводоуправления.
В городке кое-где дымились трубы, но ожидать, что жители поделятся с пришлыми хлебом, было бы наивно. Последние силы мы потратили на то, чтобы добраться сюда — и напрасно. Но сказать так сыну я не мог.
— Ну отчего же зря, дружище, — я улыбнулся сколько возможно весело. — Ты ведь сам видел, в цехах много сохранилось оборудования. Завтра смогу собрать ту самую машину, о которой говорил тебе.
— Машину времени? Как у Уэллса? — Митька был весьма начитан для своих одиннадцати лет.
— Да! Как у Уэллса. Есть ли что-то невозможное для русского инженера? Ты скоро уснешь, а я отправлюсь в прошлое и все постараюсь исправить.
Митька был уже слишком взрослый для того, чтобы поверить в эдакую сказку. И все же ему отчаянно хотелось верить.
Я установил на поверхности самодельной печки жестяную миску, набитую собранным на улице чистым снегом.
— И как далеко ты… отправишься?
Хорошо, что Митька разговаривает. Всю прошлую неделю, после той безобразной драки в поезде, он молчал. Теперь хотя бы говорит и даже изредка улыбается.
— Далеко, — я задумался. — Придется вернуться очень далеко в прошлое, Митя. Все давно уже идет не так. С девятьсот пятого, пожалуй… нет, раньше. В прошлый век надобно отправляться, чтобы исправить наш.
— И что ты там станешь делать?
— Как обычно, применять инженерный подход. Общество — то же здание. Теперь, когда недостатки конструкции нам известны, можно их устранить на стадии проектирования. Начать с создания сельских артелей, научной организации труда на производстве… Показать пример. Это будут выгодные начинания, многие их подхватят. Рабочие общества собрать, просвещением заниматься... Учить людей бороться за свои права — да только мирными и законными средствами, без лишнего кровопролития, и ни в коем случае не террором. Разыщу молодых Чернова, Савинкова… и Ленина.
— Чтобы убить их?
— Ну что ты, родной. Когда добрые люди убивают злых, они сами перестают быть добрыми… а на место злых приходят еще более злые. Насилие всегда приумножает насилие. Я стану говорить с ними, объясню, как действовать разумно, без лишней жестокости. И всем вместе, сообща, единым фронтом.
— Они тебя послушают?
— Не сразу, быть может, но послушают. Я сделаюсь им полезен, подскажу, как решить их задачи наилучшими средствами. Делом докажу, что мне стоит доверять. Деньгами помогу… заработать можно на патентах. Они ведь будут еще молоды, не ожесточены поражениями и предательствами. Я стану для них тем советчиком, в котором они нуждаются, и вместе мы сможем избежать многих ошибок.
— И революции не будет?
Я покачал головой:
— Революция неизбежна. Но ей вовсе не обязательно становиться такой кровавой. И чудовищной обоюдной резни можно будет избежать, если провести все правильно, по науке. Разрухи не случится, бандитизма, голода, тифа… мама и девочки останутся с нами. Власть выборных Советов будет настоящая, а не ширма для диктатуры большевиков, как теперь.
Митька улыбался. Я не мог накормить его, не мог обеспечить ему безопасность; и все же мог хотя бы сделать так, чтобы он улыбался.
— Потому что люди по природе добры и разумны, Митя. Вот этого, — я обвел жестом разрушенное помещение конторы, — никто ведь на самом деле не хотел. Это все результат ошибок, а любую ошибку можно предотвратить. Человек склонен к созиданию, а не к разрушению, надо только направить его энергию в нужное русло…
Я осекся. Снаружи донеслись хриплые отрывистые голоса.
— Прячься, быстро! — указал Митьке на дверь, ведущую в холодный темный коридор.
Голоса приближались. Уже можно было различить хруст снега под валенками.
Я взял топор в обе руки и перехватил поудобнее.