Инициация чужака.

Пламя ревело, как живое существо, извиваясь и пожирая всё на своём пути языками раскалённого ада. Воздух гудел от жара, искрился пеплом, каждый вдох обжигал лёгкие. Я не должен был возвращаться в горящее здание — это было чистое самоубийство, и где-то в глубине сознания холодный голос разума кричал об этом. Но из-за оглушительного треска рушащихся балок и рева огня доносился другой звук — тонкий, пронзительный, разрывающий душу. В углу, за стеной огня, плакал ребёнок.

Я не раздумывал. Не было ни секунды на расчёт, ни мгновения на страх. Инстинкт, древний и непреложный, выбросил меня вперёд. Я просто прыгнул в дым, в эту слепящую, удушающую пелену, протягивая руки на звук.

Последнее, что я почувствовал — обжигающий жар, обнявший меня с такой силой, будто земное притяжение вдруг удесятерилось. Он прожигал одежду, кожу, выжигал сам воздух вокруг. Последнее, что услышал — чей‑то визгливый, искажённый ужасом крик, прорвавшийся сквозь стену огня: «Он ещё там!»

А потом — тишина. Не та, что является отсутствием звука, а полная, абсолютная, всепоглощающая пустота. Сознание не погасло, а растворилось, как капля в океане безвременья. Не было ни света, ни тьмы, ни мысли, ни ощущения. Просто… ничто.

И из этого ничто я родился заново.

Когда я открыл глаза, хлебнул воздуха так резко и глубоко, будто тонул, а это был мой первый глоток жизни. Лёгкие сжались, сердце заколотилось в грудной клетке, выбивая хаотичную дробь. Но запаха дыма не было. Не было едкого, смертоносного смрада . Вместо него в воздухе витал сладковатый, терпкий аромат благовоний — смесь сандала, полыни и чего-то незнакомого, металлического.

Я лежал на спине, и сквозь ещё мутное зрение увидел над собой сияющие в полумраке сложные символы, парящие в воздухе сами по себе. Они медленно вращались, переливаясь голубым и золотым светом. А под спиной — ледяной пол, гладкий, как отполированный черный мрамор, от которого холодок проникал прямо в кости.

— Он очнулся! — вскрикнул чей-то молодой, пронзительный голос, полный неподдельного изумления.

Рывком, на одних инстинктах, я сел… и мир опрокинулся. Голова закружилась с такой силой, что меня затошнило, и я чуть не рухнул обратно на ледяную плиту. Взгляд, пытаясь зацепиться за что-то, выхватил огромную зеркальную поверхность стены напротив. В ней отражался человек.

Молодой парень, лет восемнадцати, с бледным, почти прозрачным лицом, обрамлённым прядьями чёрных, как смоль, волос. Высокий лоб, прямые брови, тонкий нос с горбинкой. Я поднял руку — и отражение повторило движение. Я дотронулся до своего лица — и в зеркале пальцы прикоснулись к незнакомой щеке.

Это не я.

Холодный ужас, куда более пронзительный, чем жар пламени, сковал всё тело.

— Артемий Серанис, — раздался спокойный, твёрдый женский голос.

Я резко обернулся. Рядом стояла женщина в длинной мантии цвета тёмного сапфира, расшитой серебряными нитями. Её лицо было строгим, а взгляд — тяжёлым и оценивающим. За её спиной виднелись ещё несколько людей в похожих одеждах, а тот, кто крикнул, — парень с свитком в руках — робко жался в стороне.

Женщина скрестила руки на груди.

— Ты был найден при смерти на пороге своих покоев, — продолжила она, и её слова падали, как капли ледяной воды. — Отравление маной, вызванное твоим же безрассудством. Маги-целители пытались спасти твою магическую матрицу… но, кажется, что‑то пошло не так. Очень не так.

Артемий? Кто такой Артемий? Это имя не отзывалось во мне ни единым эхом. В голове была лишь пустота, отполированная до блеска, как этот пол.

— Где… я? — выдохнул я, и мой собственный голос показался мне чужим — более высоким, немного скрипучим.

В глазах женщины мелькнуло что-то похожее на раздражение.

— В Академии Высшего Света, разумеется, — произнесла она, подчёркивая каждое слово, будто объясняя что-то очевидное глупому ребёнку. — Там, откуда тебя вчера исключили за твои «эксперименты». И, судя по всему, исключили не зря.

Меня исключили? Из магической академии? Глупая, истеричная паника поднялась внутри, но я тут же подавил её. Отлично. Идеально. Новая жизнь, новое тело — и сразу чужие проблемы. Но даже это осознание не могло сравниться с тем, что произошло дальше.

Когда я снова посмотрел на женщину, пытаясь понять, кто она, по бокам от её головы вспыхнули странные, полупрозрачные символы. Они были написаны на незнакомом языке, но смысл их был кристально ясен, возникая прямо в моём сознании:

[Уровень: 37]

[Слабость: перенапряжение канала]

[Статус: легкое истощение]

Я моргнул, решив, что это галлюцинация, порождение перегруженного мозга. Символы исчезли. Я перевёл взгляд на робкого парня со свитком. Он метнул на меня испуганный взгляд, и рядом с его лицом тут же загорелись новые строки:

[Уровень: 12]

[Слабость: низкий резерв маны]

[Эмоция: страх]

Нет. Нет, нет, нет! Они вернулись. Я закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от этого кошмара, но информация проступала даже сквозь веки, будто встроенная в само зрение. Я видел уровень маны в окружающем воздухе — тусклое сияние. Видел слабые тепловые следы на полу, оставленные чьими-то ногами.

— Что со мной происходит? — прошептал я уже сам себе, и в этом шёпоте был весь мой ужас.

Строгая женщина приняла этот вопрос за обращённый к ней.

— Что происходит, Артемий?— сказала она холодно, — происходят последствия твоего вмешательства в законы магии, которые тебе не подвластны. Твоя матрица повреждена. Возможно, безвозвратно. А теперь соберись. Ректор ждёт объяснений. И поверь, — её губы тронула едва заметная улыбка без единой капли тепла, — его уровень терпения куда выше моего.

Она развернулась, мантия взметнулась тяжёлой волной. За ней потянулись остальные. Я остался сидеть на ледяном полу в этом незнакомом теле, в этом странном месте, с этой проклятой способностью, встроенной в моё зрение. Я был героем, погибшим в огне. Я был студентом, исключённым из академии. Я был кем-то третьим, застрявшим между двумя чужими жизнями.

И единственное, что у меня теперь было — это эти странные, всевидящие глаза, показывавшие мне мир в цифрах, слабостях и уровнях. Мир, в котором мне предстояло выжить. Снова.