Иной

Грохот взрывов, стрекот автоматных, пулеметных очередей, крики команд, вопли и плач раненых. Адская какофония, смесь из сотен и тысяч звуков, сплетающихся в гимн самому страшному из творимых человеком действ.

Так звучит война.

С противным, вызывающим сотни и тысячи мурашек свистом над головой проносились шальные пули. Ревели жутким органом реактивные снаряды, земля взмывала в воздух, осыпаясь неслышимым за канонадой дождем… Я прятался в окопе, пытаясь что-то сделать с заклинившим затором автомата, стуча им о землю прикладом. И пока руки занимались давно вбитой в рефлексы операцией, в голове билась всего одна яркая, вытесняющая все остальные, заменяющая собой все эмоции, пылающая пламенем мысль – я хочу жить.

Я не хочу умирать здесь, в грязи третьей мировой войны, под градом пуль, снарядов и ракет. Я хочу другого, иного будущего для себя! Я хочу жить. Пусть не всегда хорошо, но жить, дышать, любить!

Сдвинулась с места затворная рама, с ощущаемым, но неслышимым скрипом я оттянул ее вниз до упора, вытряхнул не стреляный патрон. С силой закрыл, опять же ощущая щелчок провернувшегося затвора…

Поднял взгляд.

Картины будущего встали перед моими глазами, такие разные и непохожие. И смерть, и жизнь, и счастье, и горе, и боль, и радость, все они заполняли мое сознание, вытесняя мысли, оставляя лишь голые рефлексы, инстинкты. Я успел лишь дернуться, возможно, вскрикнуть от отчаяния.

Смазанный от скорости силуэт, в котором пусть и с трудом, но узнавалась головная часть реактивного снаряда нашего «Смерча». Явный промах, и уже неважно, что стало тому причиной.

Это хотя бы было безболезненно.

И вот я плыву в бездне. Меня окружало ничто, и был я нигде, вместо времени – бесконечное и мгновенное никогда. Вечное и краткое, необъятное и бесконечно малое. То, что невозможно осознать, то, что невозможно понять. Чувства болезненно выли, память крошилась, истаивая, словно песок, и в какой-то момент пришло осознание – посмертие. Место, где память истлевает, а личность гибнет, не в силах выдержать подобный опыт.

И тут же меня сковал страх. Ужас. Я не хотел исчезать. Не хотел растворяться в этом ничто, не хотел, чтобы моим последним воспоминанием было нигде и никогда. Я хотел сохранить воспоминания. Бездна, Ничто, сожри память о войне, сожри память и боли и предательствах, но оставь то немногочисленное светлое, теплое и радостное! Дай насладиться последними мгновениями счастья, я не хочу умирать в муках разрушающегося сознания!

И я был услышан. Взорвались теплыми яркими брызгами картины восьмого дня рождения, самого радостного и шумного. Множество друзей, родители, их друзья, все меня поздравляли.

Окончание школы, праздник, счастье, осознание оставшегося позади очередного испытания. От вида аттестата без единой тройки, одни пятерки и четверки, теплеет на сердце. Я справился.

Институт. Первый и последний дни. День студента и выпускной. Красный диплом, заслуженный, и понимание, что силы были потрачены не зря. Взгляд в небо, вверх, теплые мысли о ждущей дома девушке, шепот знакомых, обещавших помочь с трудоустройством.

Дочь. Сын.

Юбилей родителей…

Самые яркие, самые теплые воспоминания, они прорывались сквозь рассыпающиеся в прах картины ужасов войны, застилали взор и ощущения. Я был готов уйти, раствориться…

Внезапно мир изменился.

С грохотом, ощущаемым всем естеством, пространство развернулось из точки в трехмерную тьму. Появились ощущения. Запахи. Память перестала осыпаться, стремительно восстанавливаясь. Искореженная личность расправлялась, словно смятый лист бумаги под утюгом.

Но кое-что осталось… не неизменным, но столь же странным.

Время не стремилось вытянуться в единую линию, от начала к концу. Оно превратилось в ветвистое древо, заполнив мысленный взор сотнями вариантов развития событий, тысячами выборов и миллионами последствий. Картина столь завораживающая… Столь прекрасная… Столь…

Неправильная…

Навалилась тяжесть. Духота сжимала легкие, кружила голову. Теснота сжимала в своих объятиях, сдавливая плечи, давя на шею. Выбраться. Выбраться наружу! Где бы я ни был! Кем бы я ни был! С яростью, вынесенной из грязи войны, я рванулся вперед и вверх, проламывая оказавшуюся неожиданно хрупкой преграду, задыхаясь, закашлялся, попытавшись вдохнуть полной грудью.

Писк, чуть верещащий, словно рык маленькой мышки, вырвался из моего горла. Я почувствовал, как оскал искажает мое лицо, и в то же время осознал, что ощущаю себя неправильно. Взгляд упал на руки. Или скорее лапы. Черная чешуя с маленькими, мягкими на вид пластинками, когти. Словно лапы ящериц, но при этом есть противостоящий большой палец. Я поднял лапу и осмотрел ее, сжал-разжал пальцы, посмотрел на свою грудь, странно изогнув шею.

Чешуя, на этот раз темно-синяя. Выглядит мельче, чем на руках. Язык раздвоенный и черный… Скосив взгляд, рассмотрел свою морду, вытянутую, с чешуями-пластинками. Наверняка есть и рога.

Подняв взгляд, я столкнулся с внимательным взглядом огромных темно-зеленых глаз на не менее огромной драконьей морде. «Мама» – подсказало что-то внутри меня.

Так и есть, рога в наличии, как и крылья. Красивые черные крылья с черной перепонкой и словно покрытые серебряной пылью на внутренней ее части.

– Ты не такой, как остальные, – слова чужого языка скребли по ушам, но оставались понятными. Перед глазами словно само собой выросло Древо Времени, самое его начало, отправная точка. То, что неизменно, то, что изначально предначертано. Имя, что определит мою жизнь, мою судьбу. – Ты Иной, и таково будет твое имя. Добро пожаловать в мир, сынок.

Древо растворяется, а от слов матери становится странно тепло на душе. Ворочаются воспоминания старой жизни, вступая в конфликт, но одно простое осознание гасит его в зародыше.

Тот Я умер, погиб на самой страшной войне в истории человечества. Тот я лишился всего, родителей, супруги, детей, множества друзей. Тот я был сломлен отчаянием, пожран жаждой мести, злобой и яростью, страхом и безнадегой.

Но теперь я дракон. Теперь меня ждет новая жизнь. И пусть мои воспоминания не перемолоты в песок в Ничто, но они порядком потрепаны. Теперь у меня новое имя.

Теперь я – Иной.