Инспекция

Город был ничем не примечательный, таких в каждой губернии по полтора десятка. Подобные города ещё называют заштатными. Чиновничество здесь тоже заштатное, такое, что не сумело сделать карьеру ни в губернском городе, ни, тем более, в столице. Этих Антрер проверил в первую очередь, даже не выезжая на инспекцию. Пустые людишки, жизнь каждого прозрачна, как его послужной список. Каждый второй чиновник проворовался, а то и в тюрьме отсидел, все замазаны во взяточничестве, но всё это мелочи, которыми разве что полиции следует заниматься, а Антрера интересуют дела серьёзные.

Полицейских чинов Антрер прошерстил с особой охотой, всё-таки, им полагается не на месте штаны просиживать, а разъезжать по уезду, выискивая где и чем можно поживиться. Чины разъезжали исправно, можно сказать, землю носом рыли, но ничего, что могло бы представлять интерес для Антрера, не находилось.

Купечество — эти издавна были хитрованами, у каждого имелись свои секреты и подходы, но ни один ничем волшебным не промышлял: лес, рыба, винные заводики, помалу хлеба, большей частью — рожь. Мошенничества встречались у каждого, но простые, человеческие. Серьёзных колдунов не было. Единственный чародей в уезде был сам Антрер.

Бабки-шептуньи встречались в каждой деревне. Лечили грыжу и почечуй, помалу снимали и наводили порчу. Но не хватать же старуху за то, что умеет письяк с глаза свести. А колдовство по городу и всему уезду ходило немалое, отчего и был прислан с тайной проверкой маг Антрер.

Прежде всего, местные странности касались погоды. Небесные сполохи, их ещё называют северным сиянием, бывали здесь каждую зиму, да и не по одному разу. Засухи уезд не затрагивали, о чём никто не жалел, а посадки случалось, вымокали на корню. Вот и думай, что хуже. Места были самые льноводческие, но лён не родился, зато подсолнечника выращивали столько, что городская маслобойка без дела не стояла. Её владельца Антрер проверял особенно тщательно, но ничего не нашёл. Просто мужик ухватил удачу за хвост и не слезал, благо что конкурентов не было.

Вывалы леса в чаще встречались повсеместно, но ничего особого в них не замечалось. Корявые ведьмовские избушки и гнёзда отшельников, где обычно скрывается колдовство, напрочь отсутствовали. Ищи-свищи, никакого колдовства не высвистишь. А оно есть, и много.

Пришлось искать вслепую. В первую очередь инспектор отыграл кошек. Бездомные кошки всегда обладают магией, но кошачья магия легко узнаётся. Она касается узко кошачьих проблем и никогда не выходит за их пределы. Даже в отношении неугомонных мальчишек кошки предпочитают пускать в ход когти, а не колдовство.

Тем более дело касается таких вредителей, как крысы, тараканы и прочая мелочь. Эти могут навести на людей прилипчивые болезни, но не вызвать землетрясение или иную страшную беду. К тому же, с кусачей мелочью справляются бабки-шептуньи, за что им особое спасибо от истинных чародеев. В данном случае надо искать что-то небывалое.

Обширная лужа на углу двух немощёных улиц, где круглое лето плескались домашние гуси, вполне могла бы сойти за колдовское укрывище, особенно учитывая её нелюбовь к засухам и страсть к ливням. Глубину лужи Антрер измерил, но не нашёл ничего, кроме грязи.

Обошёл все харчевни, особенно присматриваясь к тем, что с музыкой. Музыка была скверная, вполне под стать кухне, которой потчевали в дешёвых забегаловках. Чем дальше от центра города, тем гаже оказывалась кормёжка. Даже стерлядка, которую ловили тут же в реке, оказывалась с душком. Но и в самом центре, на мощёных улицах положение оказывалось не лучше.

Чтобы не светиться на глазах любопытных мещан, Антрер, переходя в окраинные районы, менял внешность, одежду и жильё, где собирался ночевать. Никто не поймёт, что это один человек. Город большой, приезжих много. К тому же, разбери, что ищет именно этот пешеход.

Побывал Антрер и во всех пригородных кабаках. Заправляли там господа пошибче купеческих хитрованов. Назывались они целовальниками, хотя трудно сказать, кому они целовали крест, разве что недоброму бесу. А рядовые питухи и на людей не были похожи. Колдовства в таких местах было больше, чем можно представить, но всё мелкое, мутное и никуда не годное. Такое во всех городах и весях найдётся, настоящему инспектору на него время тратить не интересно. Искать надо подлинное, изысканное колдовство, которое бросает отсветы на всю страну.

Оставалось проверять подряд все дома и их жителей.

— В этом доме кто живёт?

Пожилой человек в смирной крестьянской одежде, в лаптях и с палкой в руке спрашивает старика, сидящего на завалинке. Зачем страннику знать кто тут поселился? Может, знакомого ищет, односельчанина, перебравшегося в город. Старик рад, что есть возможность поговорить, отвечает с готовностью:

— Тут Матрёна-Молочница. Две коровы у ей. Муж хороший, непьющий. Дочери замужем, сын Степан — ямщиком, а Ванятку в солдаты забрили.

Всё понятно, дом чистый, и хозяева смирные, хоть и не мещане. Странник идёт дальше.

— Этот дом чей будет?

— Да ничей. Его на дрова продали, а новый хозяин с топориком прошёлся и вывозить не стал, там труха одна.

Домок покосившийся, а крыша не завалилась, и забор каким-то чудом стоит. Может, кто вселился втихаря. Надо проверить.

Шаг-другой… Странник скрывается из глаз, никто за ним не наблюдает.

Палисадник зарос репьями выше роста, тропинки нигде не проломлено. Ясно, что никто сюда не ходит. Пустой номер, можно уходить.

Порядка ради шагнул ко входу. Дверь тоже оказалась цела и не заперта. Ржавые петли заскрипели, Антрер шагнул внутрь.

А дом-то, выходит, жилой! В сенях стоит щепной шкаф и обшарпанный, крашенный облезлой краской сундук. В кладовке на гвоздях висят старые пальтишки и ватники. Всё изношенное, в заплатах, но висит, как и полагается одежде.

Толкнул дверь в тёплую избу. Кухня, а за ней — горница. Широкая печь разделяет их. Печь ощутимо тёплая, а трубы над крышей нет. Сразу вспомнилось, что из сеней не было лестницы на чердак и двери во двор, чтобы можно было в мороз ходить к скоту. Двор обвалился неведомо когда, но проём, где висела дверь, должен остаться. Ан, нет — глухая стена. А снаружи так и вовсе развалины.

Неужто — нашёл? И кто же в этом теремочке живёт?

Антрер вернулся в светлицу. Тут и вовсе было растворение воздухов. Два окошка (дом был невелик). Снаружи окна прикрыты ставнями, а из комнаты, если смотреть на улицу, стёкла целы. В комнате большая деревянная кровать, застеленная периной. Сбоку свисают кружевные подзоры, сверху гора подушек, одна другой меньше, вплоть до крошечной думочки, какую редко где увидишь. Посреди комнаты круглый стол под клеёнчатой скатёркой и четыре грубо сколоченных табуретки. Чуть в стороне ротанговое кресло-качалка, а у противоположной стены — буфет с разнокалиберной посудой. Всё для тихой жизни, только хозяев следа нет. Как ни вслушивайся, никто не ворожит. А магические волны, между тем, заливают весь уезд и до окрестных деревень и хуторов достигают.

Антрер подошёл к креслу-качалке, осторожно уселся. Кресло беззвучно развалилось, инспектор полетел на пол. Попытался встать, но ничего не получилось. Пересохшие прутья обхватили тело, позволяя лишь беспомощно перебирать руками и ногами. Антрер перекатился набок. Очень не хотелось колдовать, выдавая свою силу. Гнутые прутки не отступали. Более того, голик, валявшийся у двери, обхватил руку, лишив её подвижности.

Тут уже пришлось действовать всерьёз.

Почувствовав магический удар, веник немедленно отвалился в сторону, а ротанговое кресло не то, чтобы собралось из кусков, но пленника отпустило. Антрер встал и начал как следует исследовать дом.

В кресле и голике прослушивались остатки былой волшбы, хотя через пару минут и их не будет. Прочая мебель поражала чистотой и невинностью.

Антрер приподнял перину. Ожидал увидеть муравейник, гнездо тараканов или ещё что-нибудь погаже. Но нет, всё чисто, словно только утром рачительная хозяйка вынесла перину в проулок и хорошенько выколотила.

Стол остойчиво стоял на четырёх ногах, табуреты даже не поскрипывали. Буфет покорно распахнул дверцы, продемонстрировав стопки фаянсовых тарелок, пожелтевших от старости. Антрер обратил внимание, что совсем целых тарелок не было, у каждой имелась хоть махонькая щербинка. Это серьёзный признак, но не доказательство колдовства. В новой миске чародейной каши не сваришь, но и щербатая, если ты не маг, тебе ничем не поможет.

Хочешь — не хочешь, надо караулить хозяина, который всё это устроил, организовал ловушки из кресла и веника, а теперь готовит магические нападения большого масштаба, что-нибудь вроде наводнения на реке, где сейчас сгоняют плоты, или пожара в зале дворянского собрания.

Антрер уселся за стол (и табурет, и стол покорно вытерпели такое панибратство, а может быть, просто не были заколдованы), достал из сумки четверть ковриги и звено копчёной севрюги. Когда он покупал рыбу, она ощутимо припахивала несвежестью, но едва он завернул её в особую тряпицу, севрюжинка стала словно только что из коптильни. Прихлёбывал во время ужина из фляжки, а что в ней было, не всякий маг скажет.

После ужина Антрер начал готовиться к ночлегу. Посох он установил около двери, второй сигнальный знак закрепил на краю буфета. Лезть под перину не рискнул, улёгся сверху, укрывшись покрывалом.

Сторожки вели себя совершенно спокойно, дружно сообщая, что никто не пытается проникнуть в дом. Но сам Антрер спокойствия не испытывал. Чудилось, что кто-то следит за ним, причём кто-то был не один, а непрерывно шептался сам с собой.

Вот уж чего не может быть с колдуном, ему не должно ничего чудиться. Если послышался шёпот, значит, кто-то действительно шепчет.

Антрер не шелохнулся, но весь обратился в слух.

— Что он делает?

— Не знаю, — ответил тот же бесплотный голос.

— Может шугануть его, как следует? — голос был тот же самый, но говорил кто-то третий.

— Я тебе шугану. Видело, что он с креслом сделал? А голик до сих пор в отпаде лежит. Вот и с тобой то же будет.

— Не будет. Я не умею в отпаде лежать.

— Дуро ты неумное. Заколдуют тебя, так научишься. Не буди лихо, пока оно тихо.

«Лихо — это я, — подумал Антрер, — а кто боится меня разбудить? В дом, пока я спал, никто не пробирался, сторожки бы его заметили, а с вечера я тут никого не нашёл. И сколько их? Много или одно? Может оно расщепляется как лучина натрое».

— Ты смотри, он спит, а думает. Страшно-то как!..

— Я не сплю, — сказал Антрер, не открывая глаз. — Я всё слышу и хочу знать, что вы такое, сколько тебя, и что ты собираешься делать.

Ответа не было и, вообще, в доме воцарилась тишина, непроницаемая для самого искушённого слуха. Даже с улицы не просачивалось ни пол-звука.

Антрер откинул покрывало, встал. Краем глаза отметил, что оба сторожка исправны и следят за порядком. В горнице всё было по-прежнему, лишь на столе курился паром самовар. Труба была снята, на её месте покипливал заварничек. Чашка с блюдцем, на этот раз фарфоровые, ожидали рядом. Ещё на одном блюдечке лежал колотый сахар и щипчики, если вдруг захочется сахар помельче.

Астрер выпил две чашки чая вприкуску. Чуть было не произнёс «спасибо», но вовремя спохватился, что тому, кто вздул самовар, «спасибо» говорить не следует. Подумавши, промолвил:

— Благодарствую.

Никакого отклика не было.

Антрер оделся поприличней, добавил лицу благородства, взял трость и саквояж, оставив секретки на месте. Громко произнёс, глядя в потолок:

— Пойду, прогуляюсь по городу. Вечером вернусь, погляжу, как тут дела обстоят.