Если честно, я ожидал чего-то более… зловещего. Вместо этого Астрахань встретила нас ослепительным блеском. Солнце отражалось от бесчисленных позолоченных куполов и шпилей, слепило в глазах, играя на поверхностях зданий из тёмного стекла и полированной стали. Повсюду стоял ровный, ни на секунду не прекращающийся гул — не голосов, а машин. Город дышал технологией, и это дыхание было подавляющим.

*Ну что, Семёновна, впечатляет?* — мысленно поинтересовался я, пока наша карета катила по идеально ровным мостовым.

Белка, устроившаяся у меня на плече, лишь фыркнула, прижимая уши.

*— Больше всего впечатляет их мания величия. Столько золота налепили, что глаза вытекают. И пахнет… стерильно. Как в больнице после генеральной уборки. Ни тебе душистого дымка из пекарни, ни запаха конского навоза. Ненатурально всё.*

С ней было трудно не согласиться. Город был прекрасен, как инженерный чертёж, и так же бездушен.

Нас высадили перед огромным комплексом, который с лёгкой руки астраханцев именовался «Посольским крылом». На деле это была настоящая крепость внутри крепости — высокие стены, частокол из острых стальных прутьев на парапетах и бдительная стража в униформе цвета стальной синевы на каждом углу.

Нас встретил глава нашей миссии, Боярин Петров — мужчина лет пятидесяти с лицом, высеченным из гранита, и усами, которые, казалось, вот-вот заискрятся от статического электричества. Он провёл нас по бесконечным коридорам, устланным мягкими, поглощающими звук коврами, до наших покоев.

Комнаты, надо отдать должное, были роскошными. Шёлковые обои, дорогая мебель из тёмного дерева, огромная кровать с балдахином. Всё пахло свежей краской и воском. И… полной изоляцией.

— Ваши апартаменты, — Петров обвёл рукой помещение. — Вам будет обеспечено полная приватность и комфорт.

*— Хозяин, он лжёт, — тут же донеслось до моего сознания. — Пахнет чужими запахами. Много чужих.*

— Благодарю, ваше превосходительство, — кивнул я, делая вид, что ослеплён великолепием. — Ничего подобного я в жизни не видел!

Петров изучающе посмотрел на меня, потом на Белку, которая сделала вид, что с огромным интересом вылизывает собственную лапку.

— Ваша роль здесь, Рогозин, предельно проста, — заговорил он, понизив голос, хотя, я был уверен, стены здесь слышат даже биение сердца. — Вы — милый, немного рассеянный технический эксперт, присланный из Москвы для демонстрации нашего… э-э… открытого подхода к сотрудничеству. Вы можете восхищаться их механизмами, задавать наивные вопросы, но ни в коем случае не проявлять глубоких знаний. И уж тем более — не вмешиваться в политические дискуссии. Вы — декорация. Понятно?

— Как апельсин, ваше превосходительство! — бодро ответил я, стараясь придать лицу выражение восторженной глупости. — Смотреть, слушать и восхищаться!

Петров скептически хмыкнул.

— Именно. И держите свою белку на коротком поводке. Нам не нужны инциденты.

С этими словами он развернулся и вышел, оставив нас одних в этой позолоченной клетке.

Первое, что я сделал, — проверил дверь. Заперта. Окна выходили в узкий, глухой внутренний дворик, больше похожий на колодец. Свет туда почти не проникал.

*— Ну что, похоже на гостеприимство?* — спросил я Белку.

*— Скорее на содержание в условиях повышенной стерильности, — цокнула она в ответ. — Пахнет страхом и недоверием. И ещё… металлом.*

Мы осмотрели комнату. Всё было идеально, ново и безлико. Слишком безлико. Ни одной лишней детали, за которую мог бы зацепиться глаз. Вечером нам принесли ужин — изысканный, поданный на серебре, но с явным привкусом чего-то химического.

*— Консерванты, — брезгливо сморщилась Белка, понюхав мясо. — И что-то ещё… лёгкое снотворное. Неопасное, но усыпляющее.*

Мы сделали вид, что поели, и аккуратно выбросили еду в ночную вазу, которую я с трудом отыскал в гардеробе.

Ночь опустилась на город, и даже сквозь заколоченные окна пробивался назойливый свет уличных фонарей. Я лежал на огромной кровати и не мог уснуть. Воздух в комнате был неподвижным и спёртым.

*— Не спится? —* пробилась ко мне мысль Белки.

*— Слишком тихо, —* ответил я. *— Слишком стерильно. Меня это напрягает.*

*— Хочешь, развею скуку?*

Не дожидаясь ответа, она скользнула с кровати и юркнула под резной деревянный карниз, обрамлявший потолок. Через пару минут её голос прозвучал в моей голове снова, но теперь в нём слышались нотки торжествующего любопытства.

*— Хозяин, ты не поверишь. Тут у них целая паутина.*

*— Паутина?*

*— Медная. Десятки тонких трубок, идущих сквозь стены. Они вмурованы в штукатурку и сходятся в одну большую, что уходит куда-то вглубь здания.*

Я приподнялся на локте, сердце забилось чаще.

*— Вентиляция?*

*— Слишком малый диаметр для вентиляции, — парировала она. — И они все… идеально чистые внутри. Ни пыли, ни паутины. Я проследила за одной. Она идёт прямиком над твоей кроватью и заканчивается вот тут, за этой розеткой в виде цветка.*

Я подошёл к стене. Да, изящная бронзовая роза была вмонтирована в стену как украшение. Я присмотрелся. В её сердцевине были крошечные, почти невидимые отверстия.

*— Рупоры, —* мрачно констатировал я. *— Система подслушивания.*

*— Не просто система, —* поправила Белка, вылезая из вентиляции и отряхивая лапки. *— Это целая сеть. Они слышат каждый наш вздох, каждый храп, каждый шепот. Хозяин, мы не в гостях. Мы в аквариуме. И за нами внимательно наблюдают.*

Я медленно обвёл взглядом роскошную, уютную на первый взгляд комнату. И почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки. Мы были не почётными гостями. Мы были объектами изучения. Подопытными кроликами в самом сердце стального города. И игра только начиналась.

****

Утром меня ведёрком, простите, торжественным кортежем, доставили ко двору. Если Посольское крыло было золотой клеткой, то тронный зал астраханского правителя напоминал интерьер гигантского, безумно дорогого часового механизма. Всё вокруг блестело, двигалось и тихо гудело. Стены были из полированного чёрного камня, в котором, как звёзды, мерцали тысячи встроенных светодиодов. С потолка свисали сложные кинетические скульптуры, плавно менявшие форму. Воздух вибрировал от низкочастотного гудения скрытых генераторов.

*Ну что, Семёновна, чувствуешь себя винтиком в этом великолепном механизме?* — поинтересовался я, следуя за церемониймейстером.

Белка, гордо восседая на моём плече, озиралась с видом знатока.

*— Винтиком? Скорее песчинкой, которую вот-вот сметёт воздушным потоком от пропеллера. И пахнет… озоном и высокомерием. Будь начеку, червяк.*

Боярин Петров, шедший рядом, бросил на меня предупредительный взгляд. Я тут же натянул свою самую глуповатую и восхищённую улыбку.

— Ух ты! — воскликнул я, указывая на очередной хромированный агрегат, извергавший тихую музыку. — А это что за штуковина? У нас в Москве таких нет!

Петров вздохнул.

— Камертонный резонатор, Рогозин. Не отвлекайтесь.

Нас подвели к группе самых важных персон. И здесь началось самое интересное.

Первым мне представили Принца Камиля. Он был молод, строен, одет в строгий мундир без единого намёка на украшательства. Его лицо было красивым, но абсолютно лишённым эмоций, как у дорогой куклы. Он кивком ответил на мой почтительный поклон, и его взгляд скользнул по мне, будто я был не человеком, а образцом неизвестной породы насекомого. Холодный, безжизненный, изучающий.

*— Он пахнет ничем, — тут же просигнализировала Белка. — Совсем. Как стерильный инструмент. Это… неестественно.*

Потом была Леди Элис. Невеста. Имперская аристократка. Она была полной противоположностью Камилю — живой, яркой, в платье цвета морской волны, которое переливалось при каждом движении. Её улыбка была ослепительной, но до глаз не доходила. Она протянула мне руку, и я, по местному обычаю, коснулся её кончиками пальцев.

— О, так вы тот самый московский техник, о котором все говорят? — её голос был мелодичным, как перезвон хрустальных колокольчиков. — Надеюсь, наши скромные механизмы не слишком разочаруют вас после ваших столичных чудес.

— Да что вы, ваша светлость! — затараторил я, изображая восторг. — Да это же просто фантастика! У нас такого и близко нет!

И в этот момент наши взгляды встретились. Всего на долю секунды. Но я увидел в её глазах не вежливый интерес, а что-то совсем иное. Острый, пронзительный ум. И… понимание. Быстрый, как вспышка, безмолвный вопрос: «Ты тоже видишь этот цирк?» И такой же быстрый ответ во мне: «Вижу».

Она тут же отвела взгляд, снова засияла улыбкой и обратилась к Камилю с каким-то пустяковым замечанием о погоде. Но щелчок произошёл. Контакт был установлен.

И, наконец, Военный Министр Зуркан. Если Камиль был льдом, а Элис — игристым вином, то Зуркан был пламенем. Мужчина с густыми чёрными бровями, громовым голосом и широкой, гостеприимной улыбкой, в которой читалась готовность в любую секунду превратиться в оскал. Он хлопнул меня по плечу так, что я едва устоял.

— А, московский гость! — прогремел он. — Наконец-то! Надеюсь, вы оцените мощь астраханской стали и духа! Мы, знаете ли, народ простой. Любим прямоту. И силу.

Его глаза, маленькие и пронзительные, буравили меня, выискивая слабость. Он был харизматичен, как ураган, и так же опасен.

*— Пахнет порохом, дорогим коньяком и лицемерием, — доложила Белка. — Очень громко пахнет. Мне не нравится.*

Приём казался бесконечным. Я улыбался, кивал, восхищался «примитивными» летающими официантами-дронами и «простой» системой голографических проекций. Я чувствовал себя клоуном, но клоуном, который видел верёвки, дергающие за кулисами всех этих марионеток.

Когда церемония стала подходить к концу, Зуркан снова оказался рядом. Его улыбка стала ещё шире, почти отеческой.

— Вы должны быть уставшими после дороги, молодой человек, — сказал он, и его голос стал нарочито заботливым. — Чтобы слаще спалось, примите наш скромный дар. Лучшие сладости Астрахани!

Один из его адъютантов преподнёс мне изящную картонную коробку, перевязанную шёлковой лентой.

— О! Ваша светлость, это слишком великая честь! — залепетал я, сжимая коробку в руках.

— Ничего, ничего! — Зуркан добродушно махнул рукой. — Особенно рекомендую миндальное печенье. Шедевр нашего кондитера.

Я снова раскланялся, и мы, наконец, пошли к выходу. Как только мы оказались в относительном уединении коридора, ведущего в наше крыло, Белка, сидевшая на плече, наклонилась к коробке и судорожно дернула носом.

*— Хозяин,* — её мысленный голос прозвучал резко и тревожно. *— Не ешь это. В миндальном печенье… цикута. Лёгкая, не смертельная доза. Но это однозначно тест. Проверяют, обнаружишь ли.*

Я продолжил идти, не меняя выражения восторженного болвана. Но внутри всё похолодело. Первый ход был сделан. И это был не просто жест гостеприимства. Это была первая пуля, выпущенная в нашу сторону. И теперь нам предстояло решить: притвориться, что мы её проглотили, или дать понять, что мы видим прицел.

Загрузка...