Институт благородных девиц попаданки

- Мир Лантанир был создан богом всего сущего Ротанаром. Изначально Ронатанар готовил себе место для отдыха от семейной жизни, от жены, богини домашнего очага Ирисы, от десяти божественных детей, - я диктовала лекцию, стоя у доски в просторной аудитории. За партами сидели двенадцать учениц разного возраста и послушно записывали все в свои тетради. Только перья скрипели в тишине.

– Но потом в Лантанире зародилась жизнь. Не сама собой. Сила божества, сама сущность Ротанара, пропитавшая каждый камень и каждую каплю влаги этого мира, способствовала этому, – мой голос, размеренный и четкий, звучал под высокими сводами аудитории. Я обвела взглядом учениц, следя, чтобы мысль была усвоена. – И Ротанар, тронутый этим самопроизвольным чудом, решил превратить свой сокрытый уголок для уединения в мир открытый, полный красок, звуков и дыхания. Он позвал своего сына, бога флоры и фауны Артиса. И тот, вдохнув в безвоздушное пространство первый ветер, населил мир живыми существами и бросил в плодородную землю семена диковинных растений и цветов, чьи названия мы сейчас едва ли можем выговорить.

Я сделала небольшую паузу, дав им возможность успеть за перьями. Воздух был густ от запаха старой бумаги, чернил и сладковатого аромата цветущих за открытым окном магнолий.

– Но мир, где есть лишь флора и фауна, был бы подобен прекрасной, но беззвучной картине. Потому вслед за Артисом пришел бог жизни и смерти Ошар. Своим обоюдоострым серпом он не только провел черту между бытием и небытием, но и рассек саму ткань реальности, открыв межмировые врата. И в Лантанир хлынули существа из других миров. Так здесь появились эльфы, тролли, орки, люди, драконы, гномы и представители других рас.

Моя трость с глухим стуком коснулась каменного пола, привлекая внимание.

– Именно этот момент – момент Великого Притока – мы и будем разбирать на следующем занятии. А пока… закройте тетради. Задавайте вопросы.

Перья замерли. Тишину аудитории, нарушаемую лишь далеким криком птицы и шуршанием листвы, теперь заполнил тихий гул размышлений.

Я осмотрела класс. Мои двенадцать учениц, каждая – живое свидетельство того самого Притока.

Ближе ко мне, с идеально прямой спиной, сидели эльфийки. Аэлин, старшая из них, с волосами цвета лунного света и внимательным, чуть надменным взглядом, аккуратно выводила на полях изящный вензель. Рядом с ней Лираэль, ее противоположность, – смуглая дикарка из лесных племен, с живыми глазами и быстрыми, ловкими пальцами, вечно вертящая в руках засохшую веточку.

На средней парте, образуя свой собственный островок, расположились две юные гномки. Берта, с аккуратно заплетенными в сложные косы рыжими бородой и бровями, что-то яростно помечала в тексте, хмуря лоб. Ее подруга Фрида, щеки которой порозовели от усердия, с обреченным видом пыталась стереть с пальца фиолетовую кляксу.

Чуть поодаль, в луче света от высокого окна, грелась орчиха Гарша. Ее мощная фигура с трудом умещалась за партой, а массивные руки, способные с легкостью перешибить дубину, с удивительной аккуратностью перелистывали хрупкие страницы. Она редко писала, предпочитая слушать, и ее умные, пронзительно-желтые глаза были полны концентрации.

Рядом с ней, почти касаясь острым ухом плеча Гарши, склонилась над тетрадью девушка-человек, Элоди. Ее лицо, обычное и лишенное расовых черт, присущих другим расам, было озарено жаждой знания. Она записывала больше всех, и ее перо порхало по бумаге как угорелое.

У самого окна, почти сливаясь с игрой света и тени, сидела дриада Иви. Ее кожа отливала цветом молодой коры, а в волосах, казалось, навсегда запутались сухие листочки. Она редко смотрела на доску, чаще глядя в сад, как будто ловя оттуда иной, более древний урок.

На последней парте, в самом прохладном и темном углу, притаились две загадочные фигуры. Ночная эльфийка Сильна с фиолетовой кожей и серебристыми глазами, казалось, была соткана из самого сумрака. И юная вампирша по имени Лилит. Она, как всегда, бледная и хрупкая, с трудом боролась с дремотой, навеваемой дневным светом, и лишь ее острые клыки, видневшиеся меж губ, напоминали о ее природе.

К ним же, в тени, присоединялась тихая тролльша по имени Зума. Ее сероватая кожа была покрыта едва заметными ритуальными шрамами, а длинные пальцы с толстыми, но удивительно аккуратными ногтями медленно перебирали страницы фолианта, написанного на ее родном наречии.

На отдельном скамье, словно на троне, восседала застенчивая гигантесса-полувеликанша Эбби. Она была столь высока, что даже сидя, могла смотреть на меня почти наравне. Чтобы не мешать остальным, она сидела одна, поджав под парту свои длинные ноги, и ее огромное перо в могучих, но мягких пальцах выглядело как обычное перо в руке ребенка.

И, наконец, прямо перед моим столом, с невозмутимым видом, свойственным только ее расе, сидела юная особа со змеиным телом – нага по имени Сесси. Ее чешуя отливала перламутром, а верхняя часть тела была изящно склонена над тетрадью, которую она придерживала одной рукой, в то время как другая без устали выводила идеальные строки. Ее хвост удобно свернулся кольцом вокруг ножек табурета.

– Профессор, – первой нарушила молчание Аэлин, ее голос был мелодичным, как звон хрусталя. – Если врата открыл Ошар, бог смерти, не означает ли это, что сама жизнь в Лантанир пришла оттуда?

По губам некоторых учениц пробежала улыбка. Самый каверзный вопрос всегда задавала именно она.

Я улыбнулась в ответ, готовясь к самому интересному – к дискуссии.

– Прекрасная мысль, Аэлин. Это наводит нас на первый парадокс божественной природы: может ли что-то дать начало своей противоположности? Что об этом думаете?

В аудитории на мгновение воцарилась тишина, которую нарушил скрип пера Фриды. Она торопливо дописывала последнюю мысль.

– Ну, – медленно, подбирая слова, начала Гарша-орчиха. – Без смерти нет... обновления. Старое должно уйти, чтобы новое проросло. Может, и врата... они как... большая смерть для старого мира, чтобы наш мог родиться.

– Грубая, но точная аналогия, – кивнула я. – Ошар – не просто разрушитель. Он – необходимый этап превращения.

– Но ведь он бог смерти, а не обновления, – парировала Аэлин, слегка наклонив голову. – Его домен – прекращение бытия. Не трансформация. Это принципиально разные концепции.

С последней парты раздался тихий, немного шипящий голосок. Это говорила нага Сесси, не отрываясь от своей идеальной строчки.

– А разве можно что-то преобразовать, не уничтожив первоначальную форму? Лед должен растаять, чтобы стать водой. Вода должна испариться, чтобы стать тучей. Смерть – это лишь... изменение состояния. Самый радикальный его вид. Возможно, бог смерти – это и есть верховный архитектор перемен.

– Именно! – воскликнула Элоди-человек, ее глаза горели. – Он не уничтожает жизнь! Он просто... открывает дверь в иное ее измерение! И эти врата – литературная манифестация этого!

– Тогда почему его серп так страшен? – тихо спросила Лилит-вампирша, наконец, подняв свои сонные глаза. В них читалась не печаль, а глубокая, древняя усталость. – Если он всего лишь преобразователь, почему его приход несет такую боль, такой страх? Почему его не благодарят, а наоборот, боятся?

Ее вопрос повис в воздухе, совершенно неудобный.

– Потому что мы существа ограниченные, дитя, – раздался спокойный, бархатный голос ночной эльфийки Сильны. – Мы видим лишь один срез реальности. Тот, где утрата – это горе, а конец – это трагедия. Мы не видим целостного полотна, которое ткет Ошар. Мы видим лишь обрывок нити, который он обрезает. И нам страшно.

– Страх – это обычная реакция организма на неизвестность, – добавила Зума-тролльша, проводя пальцем по шраму на своей руке. – Ритуалы моей бабушки... они тоже были болезненны. Но они вели к силе. К пониманию. Возможно, боль – это плата за переход. Плата за знание.

– Вот! – рявкнула гномка Берта, ткнула пальцем в свою тетрадь. – Вот о чем я! Ничего не бывает бесплатно! Даже божественная переплавка мира! За все надо платить! Энергией, болью, страхом... или... ну... ну, вы поняли!

Она смущенно покраснела и потянула свою рыжую бородку.

Я наблюдала за этим обменом мнений, чувствуя, как оживает сама суть урока. Не сухие факты, а живая, пульсирующая дискуссия.

– Вы все правы, – сказала я, и все взгляды устремились на меня. – Ошар – это парадокс, воплощенный в божественной форме. Он – и конец, и начало. И разрушитель, и созидатель. Его серп жнет жизни, но именно это действие освобождает место для новых. Его врата – это и воронка, затягивающая в небытие, и родник, из которого хлынула жизнь в Лантанир. Бояться его – естественно. Понимать его необходимость – мудро. Принять обе эти истины одновременно – вот в чем заключается вызов для любого мыслящего существа.

Я обвела взглядом класс.

– А теперь подумайте, какую роль в этом Великом Притоке сыграли другие боги? Например, Ириса, богиня очага, от которой, если верить мифу, бежал Ротанар? Или их дети? Это будет вашим домашним заданием.

По аудитории прошел вздох – смесь облегчения от того, что сложная тема исчерпана, и легкого стона от нового объема работы. Перья снова заскрипели, записывая задание. Лекция была окончена, но семя мысли уже было брошено в плодородную почву их умов.