Институт Подмайне

— Нет, я туда не поеду, — прежде вежливый таксист резко изменился в лице. — Всего доброго.

— Вам так сложно довезти меня до монастыря?

— Да. С вас пятьдесят евро.

Минуту мы смотрели друг на друга — я на него, старого водителя с тёмным от загара лицом, жадного и ленивого, готов был опрокинуть ведро с лавой, и он на меня глядел недовольным взглядом.

Чайка взмахнула крылом, и красный пакетик чипсов из переполненной мусорки взлетел, повертелся в воздухе и шлепнулся на лобовое стекло. Спор затянулся.

— Услуга не завершена, — сказал я. — Вы должны были отвезти меня от аэропорта до монастыря.

— Я не знал, в какой именно монастырь ты едешь, рус. Мне пора, давай деньги.

Купюра случайно выпала, уронилась прямо куда-то под кресло. Желаю долгого ковыряния в салоне. Быстро взяв портфель и рюкзак, я выбрался из машины и хлопнул дверью. Машина таксиста тут же рванула назад, бросив песчаную пыль в небо, повернула и уехала обратно по дороге в город.

Наевшаяся с помойки белая птица довольно крикнула, взяв курс на море. Мне предстояло пройти ещё пятьсот метров — по жаре и каменной тропе, под шум цикад. Всё шло замечательно, пока водитель не догадался, куда везёт руса.

— Откуда приехал? — спросил он меня прямо у здания аэропорта. — Из России?

За окном — горная гряда, опоясывающая побережье. Небо цвета чистой лазури, ни одного облака на горизонте, пышные зелёные кустарники тянулись вдоль обочины. Машину таксист резво гнал, но даже так удалось изучить окружение. Он выжидающе смотрел на меня через зеркало и тогда я ответил:

— Да, только что прилетел. С пересадкой в Белграде.

— Ты знаешь язык? Откуда?

— Были курсы.

— Dobrodošli u Crnu goru!* — заулыбался от радости таксист. — Надолго тут?

— Кажется, не очень.

— Обычно русские тут на год-два останавливаются, потом уезжают либо в Сербию, либо в Европу, либо обратно домой.

— Нет-нет, это точно не про меня. Как разберусь с делами, так сразу в Москву. За месяц управлюсь, надеюсь.

— Что будешь делать в нашей стране? — таксист всё не унимался.

— Я представляю интересы одной очень богатой семьи.

— О как сказал! Кто же они?

— А вы скоро узнаете сами, как довезете до Будвы.

Мужчина потыкал в навигатор. Мычание, прежде неопределенное, вдруг превратилось в утробное бурчание.

— Подмайне? Монастырь Подмайне, что ли?

— Всё именно так.

— Кажется, я догадываюсь, на кого вы работаете, — голос таксиста поубавился в радости.

— Правда?

— Этот адрес знаю слишком хорошо… Станковичи, значит.

— Вы правы. Я официальный представитель её корпорации.

Таксист хмыкнул. Спустя минуту он добавил:

— Грустно.

Следующие полчаса мы ехали молча. Чем ближе машина была к монастырю, тем злее становился черногорец. Видимо, чтобы задушить поток мыслей, он включил радио на полную громкость. Сквозь хриплый динамик заиграла мужская лирика:

Ka i nekad gledam nebo

Tražim gradove u noći

Di smo podno zvizda zori krali rumen sjaj…**

И в самом конце, когда осталось всего ничего, таксист тормозит и наотрез отказывается ехать дальше.

В тени дерева я набрал номер связного. В ответ только гудки.

— Какая гостеприимная Черногория всё-таки, — сказал я вслух и побрел к крепости, где находился заветный монастырь.

С собой в командировку — если её можно так назвать, — взял немного личных вещей. Основной и самый важный груз заключался в портфеле: бумаги в оригинале, с мокрой синей печатью, с чернильными подписями, некоторые с апостилем. Все документы подтверждают мой высокий статус представителя Семьи. Работодатель сделал всё, чтобы у автономной организации, базирующейся в прибрежном городке тихой деревенской страны, не было никаких серьезных возможностей воспрепятствовать моей деятельности.

Потуги таксиста сбросить меня, необычного гостя Черногории, были просто смешны, но внезапно я заметил радикальную перемену в обстановке: стоило мне пройти сто метров до конечного пункта, как городская жизнь, прежде шумная, хоть и неспешная, вдруг замерла. Исчезло человеческое присутствие. Возле монастыря не ездили машины, не ходили люди и не возводились новые здания; более того, казалось, что природа сама хочет упрятать это тихое место в невидимую завесу.

Даже деревья были рассажены так, чтобы не было видно подъезд к храму. Только каменные стены, крыша монастыря и часовая башня — всё, чем можно довольствоваться в обозрении со стороны улицы.

Ворота были закрыты. Люди из ведомственной охраны взглянули на нежданного посетителя бычьим взглядом. У этих двух охранников вообще всё было бычье: шея, руки, лоб, грудь колесом — всё было такое широкое и крупное, чтобы сломить врага грубейшей силой.

— Добар дан, — сказал я по-сербски, а затем перешел на смесь английского с русским: — Меня зовут Слава Фомичев, — протянул пластиковую карту корпорации и письмо-сопровождение. — Я должен встретиться с настоятелем Симеоном.

Охранник покрутил карту в руках: всем своим видом он демонстрировал полное нежелание контактировать с незванцем. Рядом стоявший охранник вальяжно заявил, не зная о моем уровне владения сербским:

— Что надо этой кудрявой кокошке***?

— Тут написано, что это представитель Семьи, — первый бык с лысой головой всматривался в документы. — А вот в этой бумаге сказано, что он прибыл с должностным поручением.

— Чушь. Нас бы предупредили о его приезде, — отмахнулся второй бык с короткой стрижкой.

— Надо позвонить Милораду.

— Да зачем? Это журналист вроде того Виктора, разнюхивать пришел. Пусть катится на все четыре стороны.

— Но документы похоже подлинные.

— Сейчас столько уловок: нейросети, принтеры, да что угодно может быть! Кончай с ним.

— Мой связной почему-то недоступен, — я показал ему номер. — Звонил несколько раз, в ответ только гудки. Может, вам знакомы цифры?

— Какой ещё связной? — Коротко стриженный заиграл мышцами. — Нет у нас никаких связных. Только прикажи, и я его…

Бык с лысой головой отрицательно кивнул, подошел к КПП и вызвал кого-то. Недолго поговорив, он вернулся ко мне, чтобы сказать:

— Настоятеля сегодня нет в монастыре. Он в больнице, и вряд ли вернется к вечеру. Советую прийти завтра.

— Тогда мне нужен его заместитель, — я забрал документы обратно. — Это срочно.

Установилась тишина. Тогда мне пришлось добавить к своей речи упоминание Елены Станкевич.

— Ну, ладно. Драго, обыщи его.

Бык облапал меня всего самым похабным образом, вытряхнул на стол весь рюкзак — трусы, зарядка, несессер и бритва полетели на землю. Я возмутился:

— Аккуратней!

— Пардон. Проверка есть проверка, — бык неаккуратно побросал всё обратно. — Он чист.

— Я провожу вас, Слава.

Ворота оказались двойными — сначала открылись древние, деревянные, выполненные ещё столетиями назад, затем раскрылись металлические, уже современные. С безопасностью у них тут серьезный перебор, подумал я.

Меня повели вверх по каменной лестнице, мимо монашеской кельи, и всюду послушники смотрели на меня недоверчивым, жутким взглядом. Внутренняя охрана стояла как почетная гвардия и не шевелилась на своих постах, но и их глаза пристально следили за каждым моим шагом.

Солнце накалило камень до предела, и с тела потек градом пот. В тени высоких пальм не насытишься прохладой. Дождавшись отмашки, нас пустили в один из корпусов монастыря. Хотя время близилось к вечеру, солнечные лучи всё так же сильно слепили меня — как назло я забыл взять с собой очки.

Встречу назначили с неким Пименом, о котором известно было совсем ничего. Стены его кабинета были забиты церковным. Священник сидел за большим дубовым столом, глядел в книгу и, кажется, по чуть-чуть дремал.

— Этот человек заявил, что является представителем семьи Станковичей, — сказал бык и передал бумаги. — Я побуду за дверью.

— Сердечно вас приветствую, — священник протянул сухую руку. — Я — Пимен. Главный помощник настоятеля монастыря Подмайне. Вы говорите по-сербски?

— Немного. Полагаю, мы поймем друг друга. Меня зовут Вячеслав Фомичев.

— Хм, раз так… — священник скрестил пальцы в замок. — В довольно щекотливое положение вы меня поставили. Настоятель отсутствует, а гостиница давно закрыта за ненадобностью. В штате монастыря отсутствует должность гостиника — вас просто некому было встретить. О, что за номер? Так-так… Да это же как раз последний телефон нашего гостиника. Простите за этот грех. Чем могу служить?

Пимен, мужчина-щепа, с густой седоватой бородой и крепким загаром, пристально смотрел на меня сквозь очки в золотой оправе. Вся окружающая обстановка давила на меня: взгляд надзирающего наставника, эта позолоченная утварь, кресты — множество крестов! — и бесконечные лики с икон топили меня в необычную атмосферу страха, словно грех найден ещё до сотворения. Мне было что скрывать, но ничего преступного я не делал — пока что.

— Я уполномочен Семьей для ревизии частного Института Подмайне, а также для нескольких деликатных поручений, речь о которых пойдет уже с самим настоятелем, руководством организации. Вот документы, — я кивнул на портфель. — Они подтверждают мою миссию. Поверьте, она очень важна.

— Но почему нас никто не предупредил? — священник повернулся к ноутбуку. — Никакой почты из Москвы не приходило, никаких звонков. Странно. Сейчас проверю спам… нет, ничего нет. Пусто! Как странно.

— Моя миссия уполномочена самой Еленой Станкович, — пояснил я. — Лично и конфиденциально.

Священник резко напрягся. Он попросил подтверждения, и в ответ получил лист.

— Мне всё равно нужно сообщить о вашем визите госпоже Станкович, — неловко пробормотал он. — Простите великодушно.

— Да, конечно. Без проблем.

Пока священник писал письмо на e-mail, я как бы мимолетом, отвернув взгляд в сторону и засмотревшись на свои идеально ровные ногти, тихим и уверенным голосом добавил:

— И ещё мою госпожу интересует состояние пациентки.

Священник молниеносно взорвался.

— Никогда не называйте эту несчастную пациенткой! Никогда! В этих священных стенах монастыря мы ни при каких обстоятельствах не зовем девушку больной. Её порок ужасен, он настолько тяжел, что из средств остается лишь смирение к великому испытанию. Душу девушки нужно спасти — но не лечить! Это не лечение, понимаете? Убедительно вас прошу никогда больше не называть девушку пациенткой.

В монастыре официально была только одна «затворница». Спутать её Пимен с кем-нибудь никак не мог. О «трепетном отношении» монашеской братии к пациентке меня заранее предупредила нанимательница.

Я был впечатлен реакцией священника: к чему такая эмоциональная защита генетического урода? Словно сказать правду для него равносильно преступлению.

— Хорошо, отец Пимен, я не буду называть её… Как вы её зовете?

— Мы зовем её затворницей Марией. И вы так же называйте, и тогда будет всё замечательно. Просто помните, что монастырь требует справедливого отношения к каждому, в том числе и к тем, кого поразила метка дьявола. А справедливость в нашем деле заключается в истине. Только скажите мне, почему она вас интересует?

— Не меня. Госпожа Станкович требует выяснить, в каком состоянии затворница, нужны ли дополнительные финансовые средства, материалы, оборудование. Возможно, для терапии… вернее, для её статуса затворницы необходимы дополнительные усилия. Именно для этого я и прибыл в Будву, — намеренно взглянул на часы, дабы показать свое легкое раздражение. — И желательно поговорить всё-таки с настоятелем монастыря.

— Какое кощунство, — покачал головой священник. — В сущности, она же её сестра.

О как. Интересный поворот.

— А что же кощунственного вы услышали в моих словах, отец Пимен?

— Ну как же мне не воспринять ваши слова таким образом? Сестра требует опеки, заботы, внимания наконец. Где это всё? Ваша госпожа Станкович словно откупается от несчастной. Мы, конечно, взяли на себя высочайшую ответственность — работать с таким духовным внутриличностным кризисом нам ещё не приходилось, — но и ожидалось, во всяком случае мной, что она хотя бы один раз посетит монастырь… — священник с неприятием отодвинулся от меня, облокотившись о спинку кресла. — И посмотрит, как несчастна её сестра.

«До чего же он боится назвать её пациенткой или больной», вновь удивился я.

— Понятно. Скажите, могу ли расположиться в монастыре?

— Ох, видите ли, вопрос постоянного нахождения или проживания решает начальник безопасности, причем решающее слово остается за настоятелем. Частный институт Подмайне лишь подчиненная монастырю организация: ученые здесь гости, а не полноправные обитатели, как например мы — монахи и послушники, поэтому главной целью является поддержание здравого порядка и создание условий для монашеского пути. Вы, Вячеслав, судя по выписанным документам совсем далеки от монастырской братии, к трудничеству примкнуть вряд ли хотите. Завтра вы можете запросить доступ у отца Симеона лично, а также обсудите все интересующие вас и вашу госпожу вопросы. Сегодня, к великому сожалению, вы должны покинуть стены монастыря, — теперь священник посмотрел на свои часы, словно наслаждаясь моментом. — Какая досада! Время уже клонится к шести вечера — скоро мы закроем ворота. Прошу вас поспешить.

Я быстро засобирался. Перед тем, как выйти из кабинета, старик в очках сказал:

— Пожалуйста, присмотритесь ко всем нам, оцените свои силы и подтвердите поступками, что пришли с миром. Вы ступили на священную землю монастыря, где хранятся очень важные тайны. Семья Станковичей надеется сохранить их в секрете. Уж не знаю, в каких деловых отношениях вы находитесь с Еленой, но она всегда и везде требовала соблюдения тишины в стенах монастыря. И я с ней полностью согласен.

— Всего доброго, отец Пимен.

Охранник молча проводил меня за ворота. Я спустился вниз, под взоры камер со стен и охранников, поглядывавших из бойниц. Не к такой холодной и потной встрече меня готовили. Теперь придется импровизировать.

Но от Лены был четкий приказ — соблюдать правила игры. Что угодно, любая свобода действий, даже игнорирование местного законодательства и при необходимости нанесение человеческого ущерба, однако в пределах того, чтобы корпоративные интересы были учтены, сохранены и, если на то есть возможность, распространены. В такой противоречивой логике должен появиться баланс действий: выполни миссию так, будто всё случилось как случайное совпадение обстоятельств.

Согласно инструктажу, в случае отказа заселить меня сразу в монастыре следует отправиться в отель Sea Splendor и просто получить свой номер-люкс. Такси быстро перенесло меня в пригород, где расположилось заведение. Ключ-карту выдали вместе с пожеланиями «наилучшего отдыха и процветания в нашем краю», пообещав через один час принести ужин в номер.

После горячего душа и правда в дверь постучались:

— Господин Фомичев? — горничная вместе с администратором вкатили столик на колесиках. — Приятного аппетита. В бронировании было указано, что вы любите азиатскую еду. К сожалению, в Черногории с этим сложно, поэтому наш шеф-повар самолично скрутил роллы. Отель благодарит за выбор остановиться у нас.

— Убедительно просим передать госпоже Станкевич наилучшие пожелания, — администратор облизывался рядом с только что приготовленной в ресторане едой. — Надеюсь, что вам здесь понравится. Мы освободили этот люкс-апарт специально: клининговая служба отчиталась об уборке час тому назад. Бар заполнен. Любое желание исполним, только попросите. Как и было указано вашим руководством, служебный автомобиль будет ждать у главного входа — он в вашем распоряжении столько, сколько нужно. Расходы уже оплачены.

— Спасибо, — я стал подталкивать прислугу на выход.

— О, совсем забыл! — администратор вытащил из внутреннего кармана пиджака белый конверт. — Это вам.

Увесистый и опечатанный, с надписью «Тебе, дорогой», предмет имел явный аромат моей медведицы.

— Что это?

Администратор пожал плечами и исчез в лифте. Постояв с минуту в нерешительности, брать или же оставить конверт, я медленно закрыл дверь.

—

* серб. Добро пожаловать в Черногорию.

** Смотрю на небо, как тогда,

Вижу в звёздах свет ночной,

Там, где под огнём зари крали мы зарю с тобой…

*** курица