Институт вариаций

Зал управления первого энергоблока был погружен в ритуальную тишину, знакомую всем сменам. Мерный гул климат-контроля и щелчки клавиатур лишь подчеркивали ее. За стеклом пультовой лежал массивный контрольный комплекс, и на его экранах ровным зеленым пульсом бились параметры реактора. За окном, непроницаемым для света, висела сплошная ночная тьма.

Артем Ковалев, дежурный инженер, двигался между консолями с автоматизмом, доведенным до идеала. Показания приборов были для него не просто цифрами, а словами единого языка, на котором станция вела свой непрерывный монолог. Он понимал его бегло, улавливая малейшие изменения интонации в гуле турбин и едва заметных колебаниях графиков.

Перерыв. Комната для отдыха пахла растворимым кофе и дешевыми сигаретами. Коллега, Виталий, развалившись в кресле, листал ленту в смартфоне.

- Ну вот, еще шесть часов этой благодати, - зевнул он, растягивая слова. - Тёма, ты на выходные куда? Давай, с нами, на дачу. Шашлычки… баня…

Артем отодвинул пустую чашку. На его планшете, в отличие от смартфона Виталика, вместо штатных схем АЭС были открыты сканы пожелтевших чертежей и схем.

- В Минск. На «Поле Чудес», - не поднимая глаз, ответил он.

Виталий усмехнулся.

- Ну да, конечно. Как будто тебя может интересовать что-то другое. Что на этот раз ищешь? Древние учебники по ламповым усилителям?

Артем наконец поднял на него спокойный взгляд, но в глубине глаз загорелась знакомая Виталию искра азарта и одержимости.

- Кто знает… я пойму, что ищу, когда это увижу, - задумчиво ответил Артем.

- Вот любишь ты всякое советское барахло собирать.

- Это не барахло, - поправил он, - Это… даже не знаю, как тебе сказать… осколки древней цивилизации.

Он отложил планшет, чтобы лучше сфокусироваться.

- Недавно я был в Питере, зашел в какой-то шикарный книжный магазин. И знаешь… попалась мне книжка о космосе. Красивая такая книжка. Глянец, лакированная бумага, снимки «Хаббла» во всей красе. И вот листая эти цветные и красивые странички, я вдруг понял что это информационный фастфуд.

- Ну да, там же нет твоих любимых радиоприемников, - пошутил Виталий

Но Артем не обратил на этого никакого внимания. Он продолжил свои размышления

- А потом я нашел на аукционе книгу 1963 года «Успехи СССР в исследовании космического пространства». Бумага желтая, пахнет временем. Так вот, открой ее на любой странице. Ты увидишь там не пересказ для домохозяек, не обезжиренный научпоп. Там уравнения, траектории полетов кораблей, физика процессов. Там мысль, выстроенная в кристаллическую решетку логики. Мы с тех пор узнали о космосе в тысячу раз больше, но… разучились так думать и так писать.

Виталий вздохнул, качая головой. Через секунду в телефоне Артема от него пришло сообщение. Тот в недоумении открыл его. На тёмном фоне чата сияло нарисованное солнышко с рожицей, а подпись гласила: «Ясно. Понятно».

Артем ничего не ответил, а лишь коротко хмыкнул. В этот же миг прозвучал сигнал, оповещающий об окончании перерыва.

Они молча вернулись на свои места. Плечи Артема развернулись, осанка стала прямой и собранной. Все его существо, еще минуту назад размягченное кофе и разговором, вновь закалилось и сфокусировалось. Он надел наушники, отсекая внешние шумы, и его взгляд утонул в бесконечном потоке данных на главном мониторе.

Виталий, бросив на него последний взгляд, смиреннo уткнулся в свой сегмент контроля. Тишина снова стала ритуальной, нарушаемой лишь ровным гулом и щелчками клавиатур.

***

Поздним августовским утром солнце стояло уже высоко, но его свет был густым и тяжелым, предвещая скорое окончание лета. Над рынком «Поле чудес» в Ждановичах дрожало марево, смешивая запахи раскаленного асфальта, пыли и сладковатого дыма от мангалов у входа.

- Ну что, договорились? - голос Кати вернул Артема из его мыслей. — Ты своё радиоцыганство, я свою историю. Час, и встречаемся у выхода у той будки с шаурмой.

Она поправила сумку через плечо, в которой лежала фотокамера и папка для документов.

- Не волнуйся, - Артем улыбнулся. - Сегодня я настроен серьезно.

- Ты всегда так говоришь, а потом пропадаешь на три часа, — Катя покачала головой, но в глазах у нее играли смешинки. — Ладно, ищи свои транзисторы. А я пойду, там одна женщина обещала показать старые семейные фотоальбомы.

Она растворилась в толпе, а Артем медленно протискивался между рядами, заваленными самым невообразимым скарбом. Воздух гудел гулким гулом базара, где крики зазывал смешивались с лаем щенков из зооряда. Здесь горы дешевых футболок соседствовали с ржавыми топорами и чугунными утюгами, а чуть дальше на брезенте аккуратно разложили коллекцию виниловых пластинок и советских кассет. Этот шумный и пестрый хаос, пахнущий пылью, горящим пластиком и спелыми яблоками из соседнего лотка, был полной противоположностью стерильной чистоте АЭС, и Артем, сам тому удивляясь, дышал этой гремучей смесью полной грудью, настраиваясь на долгожданную охоту.

Он двигался между рядами с методичной настойчивостью охотника, а не праздного гуляки. Его взгляд, привыкший выхватывать малейшую аномалию в ровной зелени графиков, теперь скользил по развалам, выискивая вспышку настоящего раритета.

- Что-то нашёл? - Катя возникла рядом неожиданно, заставив его вздрогнуть.

- Пока нет. Сплошной ширпотреб, - он показал на стопку знакомых справочников. - Всё то же самое.

- Как всегда, - она вздохнула. - Ладно, я пойду, там одна бабушка обещала показать старые письма с фронта. Не задерживайся, помни про час!

Она снова исчезла в рыночной суматохе, а Артем продолжил свой методологический поиск. Пальцы машинально перебирали стопки, выуживая знакомые корешки: «Справочник молодого радиста» 1976 года, «Радиолюбителям о технике прямого преобразования» 1990 года, «Электрорадиоизмерения». Мельком он отмечал «44 источника электропитания», у него уже был этот сборник, и «Транзисторные стереорадиолы», тоже стоявшую на полке. Мелькали десятки знакомых названий, но все это была уже освоенная, многократно пройденная территория. Легкое разочарование начинало подкрадываться к сердцу.

И вот, на самом краю рынка, где асфальт сменялся пыльной грунтовой дорогой, а гул толпы стихал до одиноких голосов, он увидел его. Под самодельным навесом, прикрывающим от палящего августовского солнца, на раскладном стульчике сидел пожилой мужчина. Его сгорбленная поза и опущенная голова говорили об усталости, большем, чем просто утомление от долгого дня. Перед ним, на расстеленном потертом брезенте, лежала скромная, почти скупая стопка книг, разительно отличающаяся от буйства пестрых развалов в центре рынка. И на самой вершине этой стопки покоился том. Толстая книга в потрепанном темно синем переплете, лишенная каких-либо опознавательных знаков. Ни названия, оттеснённого золотом или тушью, ни имени автора, ни даже скупого логотипа издательства. Лишь глухой, почти могильный синий цвет и шершавая, истертая временем кожа переплета.

Сердце Артема учащенно забилось, отозвавшись глухим стуком в висках. Он взял книгу в руки, и ладони ощутили неожиданную тяжесть тома, его основательность, весомую, как слиток металла. Блок прошит добротно, по старинке. Медленно, почти с благоговением, он начал листать шершавые страницы, и дыхание его застряло в горле. Внутри были не привычные схемы усилителей или радиоприемников. Перед ним предстали сложнейшие, почти ювелирные чертежи, чья архитектура опережала свое время на десятилетия, если не больше. Узнаваемые элементы, лампы и реле, были соединены в причудливые и пугающие конфигурации, логику которых его инженерный ум с ходу уловить не мог. Это была математика, воплощенная в металле. Его взгляд, скользя по странным символам на полях, нашел наконец титульный лист. Название, отпечатанное простым шрифтом, отдалось в сознании глухим ударом: «Основы многовекторной хронометрии и квантовой передачи данных».

- Дед, откуда книга? - голос Артема сорвался на шепот, ставший чуть слышным над общим гулом рынка.

Старик медленно, будто через силу, поднял на него усталые, потухшие глаза и безучастно пожал плечами.

- Архивы... Одно НИИ расформировывали. Всё на выброс шло. Сдавали в утиль. Бери, не пожалеешь. Все равно на свалку.

Артем почувствовал легкий озноб, пробежавший по спине и не имевший ничего общего с утренней прохладой. Он уже отсчитывал купюры, когда рядом снова возникла Катя.

- Вот это трофей! - она с любопытством разглядывала книгу. - Пахнет... историей. И пылью. Много-много пыли.

Она попыталась взять книгу в руки, но Артем инстинктивно прижал ее к себе.

- Осторожно, она древняя», - сказал он, и сам удивился резкости в своем голосе.

Катя нахмурилась.

- Странно... Нет ни автора, ни года. Как будто книгу специально обезличили.

Но Артем лишь пожал плечами, протягивая деньги старику.

Покупая книгу, он ощущал странную, двойную дрожь: восторг охотника, наконец нашедшего свой главный трофей, и смутную, ледяную тревогу, будто он только что прикоснулся к чему-то такому, что лучше бы оставалось потерянным.

- Ну что, доволен? - Катя шла рядом, пока он бережно прижимал свой сверток.

- Больше чем, - ответил он, но его взгляд был устремлен куда-то далеко, за пределы шумного рынка, в глубины той тайны, которую он только что приобрел.

***

Дверь квартиры захлопнулась, отсекая шумный гул города, и Артема накрыла знакомая, почти стерильная тишина его убежища. Вечерний свет мягко стелился по комнате, ложась на стол, где рядом с аккуратными стопками привычных справочников по радиотехнике лежало его приобретение. Тот самый темно синий том. На фоне затертых корешков «Справочника молодого радиста» и «Электрорадиоизмерений» он выглядел чужеродным артефактом, пришельцем из другого измерения.

Артем смахнул пыль с переплета, ища взглядом хоть какие-то опознавательные знаки. Ничего. Ни фамилии автора, ни логотипа издательства, ни даже года выпуска. Лишь потускневший от времени серый штамп с инвентарным номером «48/И-773» на корешке и пожелтевший листок, намертво вклеенный в форзац. Он наклонился ближе. «Листок учета выдачи». В графах вместо фамилий стояли безликие шифры: «044», «117», «149». Из интересного, книгу чаще всего брал некий «117». Даты выдачи варьировались в промежутке от 1952 до 1954 года. Короткая, но напряженная хронология. А внизу виднелась резолюция, поставившая крест на всей этой истории: «Списано. Утилизировать. 11.1956».

Артем откинулся на спинку стула. Он понимал, что держит в руках не просто книгу, а предмет из закрытого мира, где люди были номерами, а знания строго учтенным ресурсом. Эти цифры в графах были призраками, тенями ученых, сотрудников обезличенных предприятий, когда-то бравших этот том в руки. Три года. Всего три года от первой выдачи до списания в утиль. Такой короткий срок жизни говорил о проекте, который был не просто сверхсекретным, а, возможно, и сверхсрочным. Что-то в нем пошло не так, и результат, как и все следы, были отправлены на свалку истории. И теперь он, Артем Ковалев, дежурный инженер АЭС, стал невольным археологом, раскапывающим эти кости.

Артем медленно листал страницы, погружаясь в лабиринт формул и чертежей. И вдруг его пальцы замерли. Среди безликих типографских схем лежала одна, явно выполненная вручную. Кто-то с невероятной тщательностью и точностью, почти чертежным почерком, вывел ее тушью. Схема была изящной, сложной и… живой. В ней чувствовалась авторская мысль, воля создателя.

Но эту мысль кто-то яростно пытался уничтожить. Поверх изящных линий были нанесены густые, почти неистовые кресты фиолетовым химическим карандашом. А на полях, тем же карандашом, с таким сильным нажимом, что буквы вдавились в бумагу и проступили на обороте, было выведено: «НЕ РАБОТАЕТ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ. ОПАСНО.»

Эта находка пробрала Артема до костей сильнее, чем все отсутствующие авторы и инвентарные номера. Это был не холодный отчет, а крик. Отчаянное предупреждение от того, кто прошел по этому пути до конца и столкнулся с чем то, что заставило его не просто отбросить схему, а попытаться вырвать ее с корнем.

С этим тревожным осознанием он перевернул страницу и перешел к приложениям, надеясь найти разгадку в спецификациях элементов. Его взгляд упал на раздел «Вакуумные приборы». «Триод междометный ТМ-4Г», «Гексод проходной с фазовым сдвигом ГПФ-2К». Он мысленно пролистал все известные ему справочники, каталоги, базы данных. Ничего. Полный ноль. Этих приборов не существовало.

И теперь, глядя на эти «фантомные» обозначения, он думал уже по-другому. Может, их не существовало не потому, что их не создали, а потому, что их не смогли воспроизвести? Или, что было куда страшнее, их работа, их попытка запуска и приводила к тем самым последствиям, которые заставили неизвестного инженера вывести на полях паническое «ОПАСНО»?

Собрав волю в кулак, Артем попытался отбросить тревогу и сосредоточиться на сути. Он пролистал книгу еще раз, стараясь охватить ее структуру целиком. Становилось ясно: это не фундаментальный научный труд и не теоретическое исследование. Это было сухое, сжатое практическое руководство. Нечто вроде «Руководства по настройке и расчету для инженера», предназначенное для того, кто уже знает общую цель и должен лишь точно выполнить инструкции.

Его содержание было странным гибридом: сложнейшая, почти виртуозная математика, напоминающая теоретическую физику, соседствовала с примитивными, пошаговыми алгоритмами настройки — «поверните потенциометр P-14 до достижения нулевого баланса». А между ними — принципиальные схемы, которые из-за отсутствующих «фантомных» приборов выглядели как рецепты с недоступными ингредиентами. Итог был неутешительным: он держал в руках инструкцию к машине, которую не только невозможно было построить из-за отсутствия деталей, но и собирать которую кто-то, обладавший реальным опытом, категорически не рекомендовал.

За окном давно наступила глубокая ночь. Город затих, и в комнате стояла звенящая тишина, которую нарушал лишь треск старого настольного светильника. Артем откинулся на спинку стула, уставившись в потолок, но перед его мысленным взором все стояла та самая зачеркнутая схема и роковое предупреждение. Интеллектуальный азарт охотника за раритетами, весь тот восторг от находки, безвозвратно угасли, сменившись тяжелым, давящим предчувствием.

«Любопытно, о чем думал человек оставивший пометку об опасности устройства. Перегрев? Короткое замыкание? Возгорание?» Но его инженерная логика отказывалась верить в простое. Если бы речь шла о банальном перегреве, кто-то просто написал бы «нестабильно» или «требует доработки». «ОПАСНО» это слово другого порядка. Оно пахло чем-то неконтролируемым, необратимым. Чем-то... другим.

Он прикрыл книгу и медленно провел ладонью по шершавой обложке. Ощущение было странным и неоспоримым: он прикоснулся не просто к знанию, а к тайне, которую когда-то пытались намеренно и навсегда похоронить. И теперь эта тайна лежала на его столе.

***

Артем Ковалев вернулся на АЭС в понедельник, но мысли его все еще оставались там, в пыльном августовском воздухе «Поля чудес» и на пожелтевших страницах книги. Утренняя суета на проходной, гул голосов, щелчки турникетов, смена охраны, прошла для него как в тумане. Он машинально поздоровался с вахтером, приложил пропуск к считывателю, услышав привычный короткий гудок.

В его кожаный портфель, рядом со служебными инструкциями и блокнотом, был бережно вложен тот самый пожелтевший листок учета выдачи, который он накануне аккуратно, почти с хирургической точностью, отделил от рыхлого форзаца. Бумага висела на волоске, и Артем лишь помог ей окончательно отделиться. Он надеялся в перерыве, с помощью старого коллеги из отдела информационной безопасности, пробежать по закрытым базам данных, попытаться раскрыть тайну лаконичного шифра: «48/И-773». Кто они были, эти сотрудники «044» и «117»? Что за проект был настолько секретным, что его следы стирали так тщательно?

Погруженный в эти мысли, он на автопилоте прошел через рамку металлоискателя. Прибор молчал, пропуская его дальше. Следующей преградой была массивная стальная дверь, совмещенная со спектрометрическим порталом радиационного контроля, последний и самый надежный рубеж. Артем сделал шаг под его арку, и привычный ему мир взорвался.

Тишину проходной разорвал не просто предупреждающий писк, а оглушительный, пронзительный вой сирены, звук, который большинство сотрудников слышали лишь на учениях. Одновременно по всему периметру зала вспыхнули ослепительные красные табло с текстом, от которого кровь стыла в жилах: «РАДИАЦИОННАЯ ТРЕВОГА. ЗОНА ОГРАНИЧЕНА».

На несколько секунд в проходной воцарилась абсолютная, шоковая тишина, нарушаемая лишь воем сирены. Люди замерли на местах, не в силах осознать происходящее. Но годы тренировок и жесткой дисциплины взяли свое.

- Всем оставаться на местах! Не двигаться! - властный, отрепетированный голос старшего охраны прорезал хаос, и зал послушно застыл.

Артем стоял, чувствуя, как ледяная волна проходит по его спине. Его взгляд упал на портфель, который он сжимал в руке. Там, среди обычных бумаг, лежал ключ к разгадке. И теперь этот ключ начинал открывать совсем не те двери.

Дозиметрист в полной защитной экипировке, противогаз, резиновые перчатки, свинцовый фартук, целенаправленно двинулся к их группе. В его руках был переносной спектрометр, который теперь издавал судорожный, рвущийся треск. На маленьком экране прибора ясно виднелся не фоновый шум, а четкий, острый пик, указывающий на конкретный и мощный источник.

- Ковалев. Источник на тебе. Сумка, - голос дозиметриста был приглушен противогазом, но в нем слышалась железная, не допускающая возражений твердость.

Артем, все еще не веря происходящему, машинально сжал ручку своего портфеля.

- Что?.. Это невозможно, - его собственный голос прозвучал глухо и неестественно. - Я же на смену только зашел...

Его провели в бокс санитарного пропускника, стерильное помещение с легкомоющимися стенами. Действуя как запрограммированный автомат, Артем начал выкладывать содержимое портфеля на металлический стол. Ноутбук, блокнот, папка с документами... Дозиметрист сканировал каждый предмет. Прибор молчал, пока не приблизился к папке. Треск стал громче, настойчивее. Специалист вскрыл папку, и среди современных распечаток лежал тот самый пожелтевший листок учета выдачи. Прибор, едва оказавшись рядом с ним, заходился истеричным, непрерывным воем. Экран залила алая полоса. Источником радиации была бумага. Та самая страница из книги.

В тот же миг по громкой связи станции, заглушая вой сирены в проходной, прозвучал сухой, лишенный эмоций голос диктора: «Внимание. Код 7. Локализованный источник на территории КПП-1. Угрозы реакторному отделению нет. Аварийным группам приступить к обследованию».

Для большинства сотрудников, сидящих в своих отделах, это был сигнал учебной тревоги. Но для специальных команд, уже облачавшихся в тяжелые защитные костюмы, это была реальная чрезвычайная ситуация. По коридорам, еще минуту назад бывшим мирными, зазвучал гулкий топот сапог, хлопанье герметичных дверей и отрывистые команды.

Спецгруппы прочесывали все смежные с проходной помещения, проверяли вентиляционные шахты, коммуникационные тоннели. Переносные спектрометры, настроенные на максимальную чувствительность, молчали. Никаких следов утечки, никакого распространения заражения. Станция была чиста. Весь этот переполох привел в действие один единственный человек, принесший радиацию извне.

Тем временем, в медпункте, где Артему проводили первичную санобработку, дверь открылась, пропуская начальника смены, Петра Сергеевича, и строгого мужчину в штатском из службы безопасности. Их лица были серьезны, но в глазах читалось скорее крайнее недоумение, чем гнев.

Дверь в процедурный кабинет медпункта открылась без стука, пропуская двух мужчин. Первым вошел Петр Сергеевич, начальник смены. Его обычно добродушное лицо было серо от усталости и напряжения, а под глазами залегли темные тени. За ним следовал строгий, поджарый мужчина в дорогом, но неброском костюме. Его лицо ничего не выражало, ни гнева, ни страха, лишь холодную, аналитическую отстраненность. Он не представился.

Воздух в стерильном помещении, и без того густой, сгустился еще больше. Тишину нарушал лишь едва слышный гул вентиляции да прерывистый вздох дежурного врача, стоявшего у раковины.

Петр Сергеевич тяжело опустился на стул напротив Артема, его комбинезон шуршал, как осенняя листва.

- Артем... - он провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть усталость. - Голова есть? Тошнота? Слабость?

Артем, все еще бледный, с трясущимися руками, машинально покачал головой. Сквозь онемение он чувствовал лишь один ясный, леденящий укол страха: они нашли источник радиации. И этот источник, кусочек таинственной книги.

- Нет, Петр Сергеевич... Вроде... нормально.

- Нормально? - в разговор мягко, но неотвратимо вклинился незнакомец. Его голос был тихим и ровным, без единой эмоциональной вибрации. Он не садился, а как бы завис над ситуацией, скрестив руки на груди. — На территории режимного объекта сработала радиационная тревога. Эвакуированы три смежных блока, задействованы аварийные команды в полной экипировке. Станция работает в режиме повышенной готовности. Это, Артем, антинорма.

Артем почувствовал, как кровь отливает от лица еще сильнее.

Петр Сергеевич вздохнул еще глубже.

- Ладно, сынок, давай по порядку. Где был? Что трогал? Где мог нахвататься такой дряни?

В его голосе сквозила усталая отеческая забота, но и она не могла скрыть тревогу.

- Говорил же всем: любопытство до добра не доводит. Заброшенные заводы, старые полигоны, это не места для развлечений.

Артем сглотнул ком в горле. Его взгляд метнулся от усталого лица начальника к каменному лицу незнакомца. Он понимал, что любое неверное слово может стать роковым. Мысль о книге, о «Поле чудес», о таинственных шифрах была у него на языке.

- Я... честно, не знаю, - голос Артема прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине кабинета, - никаких полигонов. Выезжал только в Минск. На «Поле чудес», на барахолке... Просто гулял. Мог обо что-то рукой провести, прислонить сумку... Не помню.

Он с горькой, почти истерической усмешкой посмотрел на свои все еще дрожащие пальцы.

- Это простая старая бумага! Листок из книги! Как он может...?

Незнакомец, наконец, сделал шаг вперед. Его глаза, холодные и пронзительные, уставились на Артема, словно рентгеновские лучи.

- «Простая старая бумага», - он повторил его слова без интонации, - не вызывает срабатывания спектрометра. «Простая бумага» не содержит изотоп цезия-137.

Артем замер. Сердце у него в груди пропустило удар, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

- Я... - больше он не мог вымолвить ни слова.

Вердикт был озвучен тем же ровным, бесстрастным голосом.

- Вам оформлен больничный. Формально для медицинского наблюдения. Но фактически вы отстранены от работы до полного выяснения обстоятельств. Покидать город запрещено. Вы обязаны быть на связи двадцать четыре часа в сутки. Вас понятно?

Артем молча кивнул.

Когда они вышли, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Артем сидел, смотря в одну точку, сжимая край кушетки белыми пальцами. Страх сменился леденящим душу пониманием.

***

Дверь квартиры захлопнулась, отсекая остатки внешнего мира. Давление проходной, допроса и бюрократических формальностей наконец спало, оставив после себя лишь гнетущую, всепоглощающую опустошенность и подкатывающую к горлу тошноту, то ли отдаленные последствия облучения, то ли чисто нервная реакция.

На автомате, выработанном годами профессии, он взял с полки бытовой дозиметр, щелкнул выключателем. Прибор мягко пискнул, и на экране установились спокойные зеленые цифры, всего-то 0.12 мкЗв/ч. Фон в норме. Все в порядке. Тихо, безопасно, стерильно.

Его взгляд упал на письменный стол. Там, в луже желтого света от настольной лампы, лежала Она. Тот самый синий том.

Артем не спешил подносить к нему прибор. Сначала он просто смотрел, завороженный. Перед его внутренним взором пронеслись картины: восторг охотника, нашедшего на пыльном развале бесценный трофей... а затем леденящий душу ужас на проходной, оглушительный вой сирены, бледные, застывшие в шоке лица коллег. В его сознании, словно детали смертоносного механизма, все выстроилось в единую, безупречно логичную и оттого еще более чудовищную цепь: молчаливый, усталый старик... книга без автора и выходных данных... несуществующие в природе вакуумные приборы... изящная, густо зачеркнутая схема с криком «ОПАСНО» на полях... и венец всего это безобидный, пожелтевший листок учета с грифом неизвестного предприятия, оказавшийся мощным источником радиации.

Он сделал неглубокий вдох и медленно поднес включенный дозиметр к синему переплету.

Раздался тихий, сухой, отчетливый треск. Не писк, не сигнал, а именно треск, будто внутри прибора лопались крошечные пузырьки. Звук был едва слышным, но для Артема он прозвучал громче любого взрыва. Стрелка на аналоговой шкале дернулась и замерла, показывая значение, в несколько раз превышающее фон.

Артем резко отшатнулся от стола, будто от раскаленного металла. Он смотрел на книгу широко открытыми глазами, в которых не осталось ни восторга, ни любопытства, только чистый, животный ужас и леденящее осознание. Он нашел своего «дракона». И этот дракон был радиоактивным.

Мысли выстроились в чёткий, неумолимый алгоритм, как инструкция на случае аварии. Его движения потеряли всякую суету, стали выверенными, экономичными, почти механическими. Он прошел в кладовку, отодвинул коробки с радиодеталями и снял с верхней полки небольшой, но неподъемно тяжелый ящик. Несколько месяцев назад он приобрел его на «Поле чудес», потрепанный свинцовый контейнер для эталонных проб с биркой какого-то расформированного НИИ. Тогда это был просто мрачноватый артефакт, «атмосферная» вещица для коллекции. Теперь это было единственное безопасное хранилище, доступное для Артема.

Он принялся за работу с методичностью патологоанатома, вскрывающего опасный образец. Стол был тщательно застелен чистой бумагой, превратившись в стерильную поверхность. На руки легли тонкие нитриловые перчатки. Две мощные LED-панели вспыхнули, их безжалостный белый свет выжег малейшие тени, обнажив каждую песчинку на потрепанной обложке. В его руках оказалась не привычная камера телефона, а профессиональный фотоаппарат, установленный на штативе. Прежний любительский трепет умер. Теперь это был строгий протокол документирования.

Тишину разорвал первый щелчок затвора был сухой и отчетливый, как звук взводящегося курка. Страницы переворачивались только с помощью пинцета, каждое движение было выверено и минимально. Макрообъектив выхватывал мельчайшие детали, выуживая из желтоватой бумаги все чернильные кляксы, пометки на полях, микротрещины на схеме. Под холодным светом ламп чертежи преобразились. Знакомые обозначения вакуумных трубок казались уже не архаичными компонентами, а иероглифами чужого, непостижимого алфавита.

Закончив, он сбросил фотографии на ноутбук.

В центре комнаты стоял свинцовый ящик. Массивный, холодный, безразличный. Алексей аккуратно, словно мумию, завернул книгу в несколько слоёв плотного полиэтилена, чтобы радиоактивная пыль с бумаги не просачивалась наружу.

Он открыл тяжёлую крышку. Внутренняя полость зияла чёрным провалом в реальности. На мгновение его охватило странное чувство потери, будто он хоронил здесь свою прежнюю жизнь, своё невинное хобби, часть самого себя.

Книга легла внутрь с неестественной, идеальной точностью, будто ящик был отлит именно для неё. Глухой, герметичный хлопок захлопывающейся крышки отозвался в теле физической вибрацией. Он провёл дозиметром вокруг, фон был в норме. Алексей отступил к компьютеру. На экране сияла папка с цифровыми копиями. Он щёлкнул по файлу, и одна из самых загадочных схем развернулась на весь монитор, освещая его лицо в темноте.

«Теперь ты в безопасности, - подумал он. - А вот я… нет».