Успех криминальной повести Дюрренматта «Поручение, или О наблюдении наблюдателя за наблюдателями» и британского сериала «Шерлок» указывает на неослабевающую тягу поколений к жанру «Pulp Fiction» - «бульварному (криминальному) чтиву».
Составляющие этой страсти:
- тайна, требующая разгадки посредством наблюдения и анализа (явленное нам в факте скрывает множество скрыто-истинного);
- возможность демонстрации аналитических способностей собственного интеллекта;
- причастность зрителя к торжеству справедливости.
В мистерии борьбы сил добра-зла наблюдение и анализ всегда ведут к утверждению истины и добра. Важно, что эти процессы проходят под руководством нашего интеллекта. Не пассивное следование сюжету, а активные попытки «забежать вперед», разгадать личность злодея руководят зрителями и читателями «криминального чтива». Нами движет жажда восстановления попранной справедливости, жажда оправдания, возвеличения собственного существования в акте распутывания криминального сюжета…
Максима подобного рассуждения выводит нас к оси господствующего нынче мировоззрения. Речь идет о позитивизме.
В 1930 году Хосе Ортега-и-Гассет характеризует новый стиль мышления, котор отрицает заносчивую независимость отдельных наук:
Однако заявление Ортеги-и-Гассет оказалось поспешным: и сегодня позитивизм незыблем и не демонстрирует признаков упадка.
Начиная с эпохи Возрождения в живописи утвердилась прямая перспектива, а точкой отсчета, моментом разворачивания перспективы стал конкретный человек. С этих пор именно наблюдение стало альфой и омегой нашей культуры, стремящейся полностью совпасть с наукой и возвеличить архитектора этого мира – человеческое сознание.
Напротив, в обратной перспективе человек – не начальный, а конечный пункт восприятия разнообразия мира, созданного внечеловеческим и вневременным Архитектором. Процесс отказа от обратной перспективы сопровождался утверждением примата сиюминутной полезности в противовес господствовавшему ранее принципу гармонии и всеединства.

Пример прямой перспективы. Акцент - на переднем плане, благодаря чему изображение кажется трехмерным, приближенным к восприятию самого зрителя (наблюдателя). Джотто ди Бондоне. Благовещение Святой Анне, 1306 г.
Пример обратной перспективы. Акцент ставится на заднем плане, бесконечно удаленные от зрителя фигуры становятся бесконечно большими. Троица, середина 14 века.

Единство и гармония становятся результатом логических, визуальных, вербальных конструкций самого человека. Наблюдение поставляет человеку информацию, на основе которой он формулирует закономерности, выстраивает представление о своем окружении и о собственной жизни – создает мирок вокруг себя.
Господство научного мировоззрения, которое принимает только результаты чувственного наблюдения, было названо Ортегой-и-Гассет «диктатурой лабораторий» и «империалистическими притязаниями физики». Тотальность физической картины мира подкрепляется сразу двумя источниками – логикой рассуждений и свидетельствами опыта. Впрочем, причины этой диктатуры стоит искать в самом обществе: на историческую арену вышла группа людей, которая была готова воспринять новые идеи, которая нуждалась в них.
Научное знание XIX-XX вв. было очаровано яркостью и оригинальностью теории Карла Маркса. Проблема активизации «безмолвствующего большинства» рассматривалась с усиленным акцентом на социологическую теорию, что в целом укладывается в тенденцию представить мир научно, а социум - структурно и системно.
Начиная с середины XIX в. на мелкую буржуазию (к которой, кстати, относили в то время и художников, писателей, учителей, врачей) обрушилась волна политической и социальной критики. Польская исследовательница истории морали М. Оссовская указывает, что этот вал критики свидетельствует об упрочнении позиций мелких буржуа в обществе. В мире воцарялась новая социальная сила, которая определила важную константу культуры XIX-XX вв. – позже ее стали именовать «фактором мелкого лавочника».
Интересно, что в русской литературе в этот же период достаточно популярной была тема «маленького» человека», «бедных людей», - но рассматривалась она не в критическом контексте. Литераторы оправдывали и идеализировали «маленьких людей», воспринимая их как носителей благости и святости.
Все более четко и ярко проявлялись черты нарождавшейся цивилизации «маленького человека».
Ведущие характеристики этоса мелкой буржуазии, отмеченные М.Оссовской, таковы:
- стремление к личному комфорту;
- «посредственность», мелкий буржуа довольствуется «средним уровнем», у него отсутствуют высокие порывы, мечтания (все должно быть «как у всех»);
- филистерство (собственный покой – превыше всего, никаких потрясений! только в тишине и покое хорошо идут положительные дела, делаются деньги);
-понимание счастья как состояния насыщенности, стабилизации.
«Молитва лавочников» польского писателя Я. Каспровича комично отражает ограниченность мелкого буржуа:
Лавочник признает существование великого, находящегося вне и над его жизнью, но лишь в том случае, если это неведомое великое исполнит его насущные просьбы, требования его личной жизни, личного успеха. Неведомое должно проявить себя в конкретной пользе – только тогда оно может существовать и признаваться.
По велению прежде безмолвствовавшего, а ныне активного большинства в известной с эпохи Возрождения иерархии наук «метафизика, физика, этика» произошла перестановка акцентов. Через нисходящую иерархию О. Конта «метафизика (ложное) – философия (условно ложное) – наука (положительное знание)» система наук пришла к утверждению новой, сугубо позитивистской шкалы: «физика, логика, внедрение теории в практику».
Великие умы мира сего могут рассуждать о том, что есть константы, открываемые физической наукой:
А. Эйнштейн определял невозможность обнаружения источника принципов, по которым выстраивается та или иная научная концепция:
«Предустановленная гармония», которую Планк прямо именовал Богом, а Эйнштейн – неведомым центром, регулирующим познание, подразумевает Того, кто определяет развитие направлений в науке, кто является не просто точкой Абсолюта, но Вершителем судеб и науки, и человека, и мира.


Христос Вседержитель. Васнецов.
Физика, в конечном итоге, оперирует мнимостями. Это наглядно проявили открытия в квантовой механике, показавшие, что разумные основания поведения некоторых микрообъектов невозможны. Физики, наравне с философами, обосновывают наисущнейшую потребность в некоей «нереальной» реальности (нерегистрируемой органами чувств, но доказываемой опосредованно):
В картезианской картине мира за бесчисленным количеством независимых друг от друга объектов наблюдается неподвижный и абстрактный наблюдатель. Но объекты неотделимы от воспринимающего их субъекта, а потому только в особом, метафизическом пространстве, возможно соединение субъект-объектных линий познания. Подлинное знание неизбежно включает в себя контекстуальность, процессуальность и сам субъект познания, - данный вывод некоторых физиков и философов лежит за пределами позитивистской парадигмы, и уж тем более вне сферы интересов и потребностей цивилизации «маленьких людей». Т.е. вне сферы интересов большинства.
- писал Семен Франк в 1923 году, определяя сущностное противостояние сложной многомерности и плоской утилитарности в мире утверждающейся цивилизации «маленького человека».
Победивший «маленький человек» свято верит в объективность и незыблемость научных знаний о мире. Знание же он видит пополняемой коллекцией выводов, которая сама становится объектом, набором передаваемых схем и резюме.
Инструкция по использованию мира с элементами техники безопасности – таково определение позитивистского знания в рамках обыденного, мещанского сознания.

Меланхолия. А. Дюрер.
Наш мир – это мир победившего «здравого смысла», признаваемого подавляющим большинством. Мир поверженной истории (интересно только здесь-и-теперь, все остальное – слишком далеко, чтобы оказывать влияние и представлять интерес), мир низвергнутых, оттесненных метафизики и мифологии. Все это пугает «маленького человека» своим порывом к неведомому, сложностью образов, размытостью, неопределенностью и мнимым отсутствием практической пользы.
Издревле мироздание представляли в образе паутины - многослойной, многоплоскостной, многопространственной. Паутина взаимопереплетается дышит, меняется. Этот образ может быть «прочитан» в определениях систем М. Мамардашвили:
В эпоху «маленького человека» подобное понятие системы преобразовывается, по замечанию Ф. Ницше, в мертвую паутину человеческого рацио; затемняется полнозвучие и многоцветие мира. Паутина обыденности заплетает «кружевами» филистерства и личного эгоизма все просветы, лишая человеческий дух простора, воздуха и света....
Можно ли ее прорвать? Увидеть за ней огромный сложный мир? И определить подлинное, очень небольшое, кстати, место криминальных сюжетов в многоуровневых сюжетах реальной жизни?...
...