Ипотека

Кошка была важной и пушистой, привыкшей к поклонению, несмотря на простецкое имя — Кирза. Она категорически не поняла, почему на пороге квартиры ее вытрясли из переноски и поставили на немытую лестничную клетку.

— Мяу? — вопросительно подняв морду, осведомилась она.

— Иди, — махнула рукой Элька. — Отработай свой корм хоть на одну сотую. Так положено, понимаешь, ты должна первая войти и все осмотреть. Ну, кошка ты у меня или нет?

— Мяу, — обреченно ответила Кирза, обнюхала порог и осторожно просунула в дверную щель голову.

Потом перенесла лапу, другую — и трехцветной полосой втекла в Элькину собственность — однокомнатную квартиру.

Это был классический «бабушатник» со всеми его атрибутами — наглухо забетонированными коричневой краской досками на полу, выгоревшими обоями со следами висевшего ковра (раппорт из цветов в корзинках на одной стене был намного ярче, чем на остальных), с кособокими облупившимися форточками и забытой на балконе табуреткой, сделанной каким-то пионером на уроке труда лет сорок назад. С потолка свисала одинокая лампочка.

Все это Кирза обошла с видом крайнего неодобрения.

Последний год они снимали студию, а по факту — комнату, в угол которой застройщики умудрились всунуть унитаз и душевую лейку с поддоном, но все-таки ремонт был свежим, если в ней чем и пахло, то краской и клеем. Гулять, правда, негде, четыре метра вперед, два с половиной в ширину, остальное занимали диван и встроенная мини-кухня. Здесь же пространство радовало взор: целых тридцать с хвостиком квадратов. Эля впервые увидела ее своими глазами только сейчас: из-за операции мамы сделка проходила дистанционно — агент показал ей квартиру по вотсапу, назвал цену, потом они в банке через приложение все оформляли, открывали аккредитивы, пересылали деньги продавцу, мутному парню, полгода назад получившему квартиру в наследство, семь часов просидели в офисах — он тут, она в мамином городишке, и вот, долгожданная встреча с милым домом. Ну, по крайней мере, Элька надеялась, что он станет таковым.

Кирза из прихожей прошествовала в комнату, запрыгнула на давно не крашенный подоконник и обозрела местные охотничьи угодья с наглыми воробьями, голосящими внутри куста, пока хозяйка затаскивала с площадки коробки со своими нехитрыми пожитками — одеждой, косметикой, ноутбуком. Сесть было некуда, диван ехал следом на «Газелькине», Элька обязалась встретить, а отправляла его со старой квартиры Танька, школьная подруга, чудом оказавшаяся с ней в одном городе, все остальные рассеялись по просторам родины. Танька была покладистой, незлобивой, абсолютно не завистливой и горластой, как петух, кудри цвета ржи торчали над ней нимбом и электризовались от любого дуновения воздуха.

Разогнувшись от тяжелого ящика с обувью, Элька покачнулась и схватилась рукой за стену — голова закружилась до звона в ушах, сердце как-то неправильно стучало.

— Третий год без отпуска, — объяснила она кошке, глядящей на нее вопросительными желтыми глазами. — Иначе на первый взнос не накопишь. И еще тридцать лет надо продержаться, у нас с тобой ипотека. Знаешь такое слово? Это когда две трети зарплаты полжизни относишь в банк за то, что не ночуешь под мостом в коробке.

— Мяу! — повернув усатую морду, возмутилась Кирза.

— Ничего не мяу, — отмахнулась хозяйка. — Мы с тобой самая отстойная категория заемщиков: холостые, бездетные и нищие, повезло, что дали под двадцать семь процентов, новые знаешь сколько дают? Под тридцать с лишним!

На такой ипотечный беспредел Кирза попыталась завалиться в обморок на половичке для ног, но Элька ей не дала.

— Зато теперь есть нормальная кухня и раздельный санузел. Отсюда тебя уже никто не выставит за то, что ты кошка, а меня — потому, что с животными нельзя. Мы теперь сами кого угодно выгоним. Правда ипотека — она как венец безбрачия, только ничем не снимается, так что гнать нам будет явно некого. Пошли дальше, веди меня в новую жизнь!

Кирза покорно вытекла из прихожей и двинулась вперед по узкому коридорчику с нависающей над головой антресолью, полной стеклянных банок. Дверь в ванную не закрывалась от дряхлости, предыдущие владельцы вбивали ее в косяк, намотав на ручку с двух сторон полотенце, эта бобина и сейчас удерживала ее от полного раскрытия, оставляя щель для вентиляции. А туалет был крошечный, даже лоток не влезет.

Элька оглянулась назад — придется где-то у входа место организовать, в ванной сыро, а у Кирзы наполнитель комкующийся, затвердеет. Вот там в уголочке нормально будет.

Она повернулась в сторону кухни, рассчитывая увидеть горделивый хвост, плывущий к низенькому холодильнику, брошенному тут за ненадобностью вместе с газовой плитой, но Кирза осталась у сортирной двери, прижав зад к полу.

— Ты чего? — удивилась Элька.

Кошка почему-то молчала, застыв, как изваяние.

Хозяйка присела с ней рядом, погладила по голове и попыталась подтолкнуть в сторону кухни, но Кирза неожиданно уперлась всеми лапами в пол и зашипела.

За свою кошачью жизнь, коей было три года, она издавала такие звуки только однажды, когда Элька пришла за ней в приют и волонтеры извлекали ее из клетки, чтобы вручить новой владелице.

— Кирюш, в чем дело? — тихо спросила она, с опаской вглядываясь в туалетную щель. — Мыши, что ли? Давай посмотрим, только вдвоем, я одна боюсь!

Вспыхнул свет, но кошка вместо того, чтобы идти внутрь, вздыбила шерсть и снова выдала богатырский шип. Пришлось Эльке в одиночку обследовать узенькое пространство с подтекающим бачком и почерневшим унитазом. Она задрала голову, заглянула за самодельную дверку к трубам — не пахнет, дохлых крыс не видно, живых — тем более.

— Иди сюда! — позвала она кошку. — Не бойся!

Кирза с места оглядела пространство желтыми глазами и утробно зарычала. Элька подергала пластмассовый ролик для бумаги, спустила воду — может, застоялся какой-то запах, она не ощущает, а Кирза чует? Или в полу что-то замуровано? Плитки под ногой были мелкими, рифлеными, вросшими насмерть в горбатый пол, пустот там не ощущалось, они даже не качались. Наверное, кошка просто услышала соседей. Ну, привыкнет. Что успокаивает животных лучше всего?

Она сходила в комнату, нашла в сумке кошачью миску и пакетик корма, оторвала полоску фольги и призывно потрясла раскрытым зевом пауча.

— Смотри, что у меня есть! — пропела она, вываливая содержимое в тарелку и толкая ее по линолеуму в кухню за порог. — Иди покушай!

Но Кирза продолжала сидеть, настороженно глядя перед собой.

— Да на что ты смотришь? — упавшим голосом спросила Элька. — Чего боишься?

Она погладила кошку, та обнюхала ее пальцы. Из руки вкусно пахло, да и вообще голод не тетка — миска призывно желтела и источала аромат «сочного ягненка в нежном соусе», хотя по факту больше смахивало на печень. Кирза припала к полу, низко стелясь на согнутых лапах подобралась к границе помещений, после чего высоко подпрыгнула и перелетела на ту сторону. Пулей метнулась к миске и начала поглощать корм, жадно чавкая.

Элька постояла пару секунд, снова пришлось ждать, пока в ушах перестанет шуметь, потом внимательно осмотрела косяки — никаких пятен, чтобы запах пугал животное. На полу линолеум брошен одним куском, швов нет. Правду говорят, кошки видят то, что люди не способны, не исключена геомагнитная или какая-то еще аномалия. Вот в Китае квартиры, расположенные не по фэншую, отдают почти даром, а здесь никому дела нет, дом старый, строили по утвержденному в советское время плану, так что в коридорчике вполне может быть неблагоприятная зона. Хорошо бы не такая, как в сериале, где героиня потянулась за вазочкой или чем-то в этом роде, а в ее комнате прошла трещина между мирами и локоть ей отчекрыжила. Половина руки осталась в одной реальности, а она вся — в другой. Эксперимент какой-то ученые поставили, никому не сказали, изуродовали бедную тетку. Им же нет дела, как она кредит будет выплачивать без руки, и на одной-то работе не очень получится, а на двух вообще невозможно. Опять на съемную хату? А платить чем?

Чувствуя себя глупо, Элька зачем-то взяла швабру, оставленную у стенки агентом после хоумстейджинга (это когда перед показом подметают пол на лестнице, чтобы покупатели не пугались), поводила ею в дверном проеме. Пластиковая ручка осталась такой же идиотски фиолетовой, но главное — целой. Конечности ничего не грозило.

Элька захватила в ладони невидимые театральные портьеры, резко из отдернула перед собой и королевской поступью медленно прошествовала в кухню, прислушиваясь к своим ощущениям — от аномалий обычно есть какие-то эффекты, тошнота там или чувство страха, холод еще вроде в кино показывают, типа, кладбищенского.

Ничего.

— Глупая ты у меня кошиздра, — укоризненно сказала она Кирзе, умывающейся возле опустевшей миски. — Когда я ремонт сделаю, ты эту квартиру не узнаешь. Надо будет дополнительный фриланс поискать на ночь, текст набрать или бухучет восстанавливать. Если четыре часа работать, и столько же спать, то пару лет вполне терпимо.

Кошка оторвалась от своего занятия и недоуменно взглянула на хозяйку, но в этот момент в дверь позвонили. Элька выскочила в прихожую.

— Диван несут! — ворвавшаяся Танька сбросила куртку в тот угол, который предназначался под лоток. — Придумала, куда ставить?

— Да вариантов нет, в эту нишу, — Элька кивком показала место дивана, Танька сняла щеколду с дополнительной створки и распахнула входную дверь во всю ширину, стали слышны голоса грузчиков, матерящихся на каждый поворот лестницы и отсутствие лифта. — Хотя нет, лучше сюда.

Она по наитию указала место у стены напротив балкона, там было светлее и оно выглядело уютным, хотя раньше мысль спать возле окна вызывала у нее ужас. Подруга помахала руками показавшимся в дверях мужикам, те втащили диван в комнату.

— Все? — неприятным голосом спросил один, оставляя грязные следы на полу. — Подпишите заказ.

Он сунул бумажку и ручку, Танька махнула росчерк, оба грузчика тут же утопали вниз по лестнице, с грохотом закрыв за собой двери, бросив подруг наедине.

— Чего ты туда смотришь? — забеспокоилась Танька, проследив направление Элькиного взгляда. — Перетаскивать надумала? Я же спрашивала, надо было тогда мужиков не отпускать.

— Тань, — запинаясь, сказала Эля. — Это не мой диван.

— В смысле? — подруга открыла рот. — А чей?

— Не знаю. Здесь на свету хорошо видно, что не мой. У меня зеленый, а этот голубой.

Танька воззрилась на спинку, обитую флоком сизого цвета.

— С фига ли? — спросила она. — Всю жизнь такой был, сколько его помню. На прежней квартире, и на предыдущей, мы же на нем бухали неделю назад.

— Да, но цвет другой, —Элька вытерла вспотевшие ладони о джинсы. — Наверное, грузчики перепутали, мой остался у них, а мне чужой отдали. Надо вернуть.

— Ты совсем ку-ку? — возмутилась Танька. — Я лично твой диван им помогала вытаскивать из конуры, которую ты снимала, дверь держала, машину их видела, она пустая была. И где там два дивана поместятся, если ты газельку заказала? Мы и этот не с первого раза упихали, так что он точно твой, вон, Киркина шерсть на спинке.

Элька машинально провела рукой — действительно. Что с ней такое, неужели за столько лет не разглядела собственный диван? Или на съемной квартире в темном углу стоял, а здесь на свету оказался другого оттенка? Бывает такое. Но ведь и покрывало подбиралось в тон обивки, где оно?

Под диваном был деревянный ящик для постельных принадлежностей, она залезла туда почти с головой, выдернула покрывало — голубое.

— Какого черта! — пробормотала она.

— Эльчик, погоди, — примирительно сказала Танька, гладя ее по плечу. — Ты это, сядь, успокойся. Новая квартира, переезд, стресс, мама еще у тебя болела недавно… И вообще некоторые народы синий и зеленый цвет не различают и называют одним словом, японцы, например, говорят «аой», потому что оттенки синего и зеленого…

— Ты не понимаешь! — Элька пробежала к стенному шкафу, где повесила свою сумку, достала телефон, открыла галерею фотографий и лихорадочно пролистала. — Я не могла за кучу лет не запомнить свой диван, я на нем чего только не делала, знаю, как облупленный! Он на каждой фотке есть. Вот, смотри, год назад моя днюха…

Галерея отразила кадры с прошлого дня рождения — они сидят за столом, под ее локтем край дивана…

И еще раз с другого ракурса.

Два года назад. Полтора. На групповом снимке.

Синий. Синий. Синий.

— Ничего не понимаю, — Элька потерла лоб. — Ладно, черт с ним, с диваном. Кто это? Вот рядом со мной ты, дальше я — а это кто?

Она сунула экран подруге под нос. Та взяла, внимательно рассмотрела экран, вскинула на Эльку жалостливые глаза.

— Это Глеб, — сдержанно ответила она. — Твой бывший.

— Я его впервые вижу!

— Ну, знаешь ли, подруга! — Танька не выдержала, возмущенно отскочила. — Ты охренела? Вы с ним два года жили, а потом ты его бросила и тогда же кошку взяла, сказала, что она не будет стараться тебя переделать, а будет любить без всяких условий. Твои слова?

Элька опустилась на диван, ей стало все равно, синий тот или зеленый. Хуже, что она категорически не помнила ни этих слов, ни Глеба, с которым рассталась. У нее и вправду был когда-то парень, но Денис, и бросил ее он, а не она его. Кирзу взяла потому, что прочла в интернете ее историю и долго плакала над тем, какими люди бывают сволочами по отношению к животным. Неужели у нее в промежутке был какой-то Глеб? Но, получается, был, раз в телефоне его фотографии годичной давности. А Дениса никакого нет. Конечно, она могла просто удалить все фотки с бывшим, инстаграм у нее не заведен, что там выкладывать, как она по съемным хатам скитается? А вот бы сейчас пригодился…

— Эль, послушай, — мирно сказала Танька. — Квартира — это очень-очень важно, но ты должна хотя бы недельку отпуска взять на работе.

— На какой? — машинально спросила Элька. — У меня их две.

— На всех! — Танька погладила ее по плечу. — Пашешь как не в себя, то чертов первый взнос, теперь вот еще тридцать лет ипотеки. Память подводит на элементарных вещах, а дальше будет хуже. Ты не железная. Сегодня диван и Глеб, завтра ты забудешь на какой свет улицу переходить или где живешь. Это вообще-то опасно. Дай слово, что возьмешь отпуск и выспишься? Обещаешь?

Элька машинально кивнула, про себя думая, что забыть можно кого угодно, но не собственного же парня! Таньку ведь она помнит! А фотографии Глеба в телефоне не вызывали у нее никаких чувств, черноволосый, высокий… и все. Неужели она любила этого человека? Почему внутри ничего не откликается? Так было больно от расставания, что она на самом деле его забыла, полностью, как никогда и не было? Стерла из памяти, заместив каким-то вымышленным Денисом? Или как все это понимать?

— Пожалуй, ты права, — бодро сказала она выжидательно затихшей Таньке. — Переутомление налицо. Иногда даже снится, что хочу спать, прикинь? Тут уже не до мужиков, хорошо хоть тебя не забыла. Это, я скажу, была бы потеря потерь!

Она обняла расчувствовавшуюся при этих словах Таньку, похлопала ее по спине.

— Круги под глазами и даже морщины, шит мазафака, спасибо мужчины! — бодро пропела она. — Держись мать, нам не привыкать, были бы ноги, сможем стоять!

— Что за песня? — удивилась Танька.

— Да ладно, мы же ее в караоке пели с тобой хором на новый год!

Подруга как-то странно кашлянула, глядя в угол.

— Я, наверное, побегу, у меня куча дел сегодня, — неестественным голосом сказала она. — А ты тут давай, расслабься, винца выпей, музыку послушай, сериал посмотри. Только сначала дверь за мной закрой, а то и это забудешь.

Она быстро прошла в прихожую, натянула куртку и шмыгнула на площадку, затарахтела подошвами по ступеням. Глядя ей в спину, Элька внезапно осознала, что у Таньки прямые волосы. Никаких кудрей, взлетающих от воздуха, ровное каре.

— Ты ламинирование, что ли, сделала? — крикнула она подруге в спину, выскочив на площадку, но Танька уже не услышала.

Кирза вышла, потерлась о ноги хозяйки, и безмерно удивилась, что та сгребла ее в охапку, внимательно рассмотрела морду, обняла и уткнулась в шерстяную голову, жадно вдыхая знакомый запах.