Исчезновение

Яков никогда не курил в доме. Мария, его жена, терпеть не могла табачный дым. Яков любил жену, но не настолько, чтобы бросить пагубную привычку. Но всё же под ворчания Марии он послушно выходил из дома, садился на скамейку на заднем дворе и закуривал. Ещё несколько минут пережидал, чтобы под выветрился запах, и только потом возвращался в дом.

Вот и сейчас, несмотря на поздний, декабрьский вечер, Яков привычно ковылял к своему «курительному» месту.

Морозило, но ветра не было. Хрустел под ногами снег. Лунный свет посеребрил всё вокруг, превратив простой зимний вечер в сказочно-нереальный.

Яков уселся на скамейке, достал пачку сигарет. Он давно уже мог курить в доме, но не курил. Привычка выходить на улицу, выработанная годами, осталась.

Дом Якова стоял на угоре. По весне, во время паводков, Северная Двина подступала опасно близко. Но ни разу она не затопила участок. Везло. Сейчас же река стояла безмолвная, скованная льдами. За рекой темнела тайга, и казалось, что там среди деревьев притаились тени. Такие же безмолвные, что и река сейчас, и такие же опасные.

Вспоминалось Якову, как дед рассказывал ему в детстве сказки. Совсем не такие, какие принято рассказывать детям — поучительные, да с долей морали, добрые, да со счастливым концом. А страшные — от которых сжимается в груди сердце, стоит только посмотреть на безмолвные края тайги. Давно уж не было на свете деда, а сказки его до сих звучали в голове Якова…

Он родился в этом небольшом, таёжном посёлке, расположенном на берегу Северной Двины, и не хотел уезжать… Любил Яков бескрайние леса тайги. Леса дремучие, полные тайн и опасностей. Любил свежий воздух. Любил тишину, которая зимой становилась почти мёртвой…

Декабрь в этом году выдался снежный, морозный. Сугробы в огороде быстро выросли больше метра. Почти каждое утро у Якова начиналось с уборки снега. Он не жаловался, мужиком он был ещё не старым, чуть за шестьдесят перевалило. Почистить снег утром, что зарядкой заняться. Вот готовка та да, сил и нервов много отнимала. Что и говорить, привык он, что она всегда на Марии была. Но жена померла три года назад, и теперь готовить жрать приходилось самому. Детей им Бог не дал (одна-единственная беременность у Марии была по молодости, как только поженились, но закончилась выкидышем на позднем сроке). До сих пор снился Якову окровавленный младенец с судорожно подрагивающими ручками-ножками. Он был ещё живым, когда вылез из чрева матери. Марию тогда спасли, но младенца, Пашку, так назвал его Яков, нет. Ещё недели две в пузе матери и у Пашки при рождении ещё были бы шансы (так сказал врач). Сын, крошечный мальчик, дышал всего лишь несколько минут. И за эти минуты полюбил его Яков всем сердцем.

Доживал свой век Яков в одиночестве. Разве что летом и в новогодние праздники приезжал к нему в гости внучатый племянник Максим, внук брата. И в это короткое время одиночество не давило тяжёлой ледяной глыбой. В этом году Максим не приезжал. Прошлой весной он ушёл в армию. Звонил раз в месяц, что уже было хорошо. Любил Максима Яков, как родного сына… Иногда ему даже казалось, что Максим — это Пашка…

Изо рта вместе с дымом вырывались клубы пара. Яков скурил сигарету за раздумьями и полез за второй. Скоро Новый год. Что ж ему в одиночестве куковать, или всё же податься к другу в соседнее село. Не хотелось оставлять дом, да пса Буяна, но и встречать год в одиночестве тоже.

Завыл вдруг тоскливо Буян, словно услышав мысли хозяина, подбежал к нему, уткнулся тёплым, влажным носом в ладонь. Яков вздрогнул. Сигарета выпала из рук, утонула в снегу. Алый огонёк мигнул и погас.

— Дома останусь, окаянный, — ласково проворчал Яков и потрепал пса по загривку, — никуда не поеду. Вдвоём с тобой спразднуем.

Конечно, кто-нибудь из мужиков ещё заглянет пропустить стопку-другую, да покурить.

— Не поеду, — более уверенно повторил Яков сколько не Буяну, сколько себе, — дома встречать надо.

Блестела Северная Двина в лунном свете. Тишина ласкала слух. Так бы и сидел Яков на скамейке, наслаждался покоем северной ночи, вот только вдруг ощетинился Буян, зарычал.

— Что такое, Буянушка?

Пес глядел на реку, не переставая рычать.

«Неужто, зверя учуял…» — мелькнуло в мыслях у Якова. Приходилось ему пару раз видеть, как стаи волков переходили по зиме реку. Потом в нескольких деревнях резали серые хищники собак. Безжалостно, по ночам, незаметно, а поутру алел снег от крови.

Яков зимой всегда заставал Буяна на веранду дома. Да, и пёс, чуя появление хищников, сам просился. Вот только сейчас что-то не так было. Нутром Яков чувствовал.

«В дом надо, в дом…»

Но любопытство взяло верх. Яков встал, подошёл ближе к забору, глянул на Двину. И всё вроде бы, как всегда — тишь и благодать. Нет серых на реке — ложная тревога. Никого нет, как и должно было быть в этот час.

Он уже начал замерзать и хотел идти в дом, но внимание привлекло движение на реке. Яков сощурился, вглядываясь вдаль. Так и есть. Кто-то шёл по рыбачьей тропе. Еле заметная, маленькая, тоненькая фигура скользила по льду, нелепо размахивая руками.

«Человек!»

Яков замер на месте. Фигура приближалась. И чем ближе она была к берегу, тем сильнее колотилось сердце в груди Якова.

«Ребёнок…»

Сомнений не было. Истощённый, ослабевший ребёнок переходил реку. Сердце у Якова дрогнуло, защемило. Он уже готов был броситься вниз, навстречу, но Буян вцепился в штанину.

— Так ты что! Помочь ведь надо!

Чудилось Якову, что это Пашка — его сын шагает по льду. Что каким-то чудом выжил он и теперь идёт к отцу.

Но пёс будто не понимал. Пришлось применить силу, хлопнуть его по морде. Буян прижался брюхом к земле и жалобно заскулил.

— Помочь надо… — повторил Яков, переводя взгляд с пса на реку, и обомлел…

Никого. Только река. Белая. Безмолвная.

— Что за? Неужто, почудилось?

Яков растерянно огляделся, прислушался. Тишина. Мертвецкая, как на кладбище.

— Как так-то?

Не могло ж такого быть, он ещё в своём уме, и видел, как по реке шагает ребёнок. Не могло ему так долго казаться, не бывает так.

Буян вновь ощетинился, зарычал.

И тут Яков почувствовал, как жутко холодно стало. Так, что дыхание спёрло, как бывает, когда мороз сорокаградусный бомбанул. Мурашки пробежались вдоль хребта. И чертовски захотелось домой, в тепло…

Что он не один Яков понял по тени. Маленькой, расплывчатой, как амёба, тени, что упала рядом. Он медленно повернулся, чтобы встретиться с гостем лицом к лицу. И рот раскрылся в безмолвном крике при одном только взгляде на того, кому принадлежала тень. Боль пронзила всё тело Якова тысячами крошечных ледяных осколков. Ошмёток горячей, кровавой плоти растёкся кляксой около скамейки. В голове зазвучал голос, тихий, но настойчивый. И с каждым словом, боль утихала, ломалась воля, и всё то, что было до становилось пустым, неважным…

Заливался истошным лаем Буян, глядя, как хозяин бредёт по реке, оставляя на белом снеге кровавые кляксы… а потом сиганул с угора и понёсся за ним следом… Бежал, но никак не мог догнать. Фигура хозяина всё отдалялась и отдалялась. Но Буян не сдавался, несмотря на крепчающий мороз и могильный холод, что шёл откуда-то из тайги.

1 глава

***

Максим шёл с парома в сторону дома дядьки. Грело ласковое июньское солнце, лёгкий ветерок приносил запахи цветущей сирени и только что скошенной травы. Слышны были стрекот кузнечиков, жужжание шмелей, визги и смех местной ребятни, шум бензопилы. Посёлок, расположенный на берегу Северной Двины, жил привычной летней жизнью, и жителям его не было никакого дела до крепко сбитого парня в камуфляже.

Максим любил бывать здесь, на малой родине своего деда. За почти полтора года, что он не был, ничего не изменилось. Домишки стояли всё те же. Хорошо и легко дышалось. И всё бы ничего, вот только пропал при загадочных обстоятельствах его дядька Яков (родной брат деда). Вышел покурить поздним, декабрьским вечером и сгинул. Его искали, но… не нашли… Дядька будто бы сквозь землю провалился. Лишь кровавый след то ли дядьки, то ли нет тянулся через всю рыбачью тропу на Двине, до самой кромки заречного леса и резко обрывался. Нашли только ватник, в котором он выходил покурить, да нательный серебряный крестик. Ни тела, ни следов борьбы…

Дом встретил Максима тишиной, звенящей, напряжённой. Мебель и полы покрывал тонкий слой пыли, от чего свербело в носу. Пахло сыростью, затхлостью. С портретов на стене смотрели родственники. Смотрели будто бы с укоризной. Сердце защемило. Не привык Максим видеть дом дядьки в таком состоянии. Даже, когда умерла тётя Мария, дядька поддерживал чистоту, и в доме всегда было уютно.

Максим распахнул двери и окна, принялся за уборку. Хлопал ковры, одеяла, подушки. Мыл полы, протирал пыль. Протопил печь, чтобы избавиться от запаха. Так в хлопотах незаметно наступил вечер.

После наспех сооружённого ужина Максим вышел на задний двор. Уселся на «курительную» скамейку, задумчиво уставился на реку. Сам он не курил, но раньше любил посидеть рядом с дядькой. Вот сейчас чудилось, что пахнет табаком, а дядька сидит рядом, что не было никакого исчезновения, не было кровавых следов на снегу, не было брошенного нательного крестика…

Волны лизали каменистый берег. Плескалась рыба. Где-то далеко шумел мотор лодки. У щуки сейчас шёл жор, и берег был усыпан местными. Они с дядькой тоже любили пройтись вечерком по берегу, порыбачить. Максим вздохнул — теперь не походят. Шансов, что дядька жив — нет. По крайней мере, так сказали отец и дед. Но Максим не верил. Казалось ему, что где-то в тайге бродит заблудившийся дядька и не может выйти к людям. Звучало наивно и по-детски. Но Максим никак не мог отделаться от этой мысли.

Что-то влажное и тёплое коснулось ноги.

— Буян! — воскликнул Максим и потрепал пса по загривку, — как же ты так незаметно подкрался?

Буян положил седую голову Максиму на колени. Карие глаза с тоской посмотрели на молодого хозяина. Наверно, если бы пёс мог говорить, то многое рассказал. Декабрьским утром его нашли на противоположном от деревни берегу реки, около ватника Якова. Буян рычал, когда мужики оттаскивали его, а потом завыл. Протяжно, тоскливо, по-волчьи. Так рассказывали Максиму отец с дедом. Они хотели увезти Буяна, но тот воспротивился и сбежал.

— Поедешь со мной в город? — спросил пса Максим.

— Не поедет, — тихо ответил кто-то за Буяна.

Максим вздрогнул, обернулся на голос. Калитка на заднем дворе скрипнула. Не дожидаясь приглашения, на участок зашёл сосед — Иван, крепкий старик, друг дядьки.

— Здравствуйте, — поздоровался Максим.

— Здорово, — Иван сел рядом, закурил, немного помолчал, и продолжил, — никуда пёс не поедет. Здесь будет свой век доживать, хозяина ждать. И не зови его, уважай его выбор. Мы Буяна подкармливаем, голодным не ходит. Спит он под домом, где волки по зиме не достанут.

— Он жив? Дядя Яков жив?

Сосед пожал плечами и задумчиво ответил:

— Кто ж знает, всяко бывает.

Максим усмехнулся. Отец и дед утверждали иначе. Но ведь они не живут здесь. Местным куда виднее — мог остаться жив дядька Яков или нет.

— Видишь, Буян какой стал? Поседел весь, а ведь не старый пёс-то. Что ж он увидел той ночью? А, Максим? Стоит ли нам знать?

— А вы заметили что-нибудь подозрительное?

— Да вроде нет. Морозный вечер тогда был, но тихий и ясный. Я видел, как Яков курить вышел в одиннадцатом часу, но не придал значения… Он всегда курил на улице. Кто ж знал-то, что так всё обернётся?

Максим промолчал. О привычке дядьки курить на улице он тоже знал и, что тот вышел поздно вечером из дома не было ничего подозрительного…

***

Ближе к ночи Максим решил всё же прогуляться по берегу реки. Прихватил с собой спиннинг, спрей от комаров. Нужно же было чем-то заниматься, иначе от мыслей, тревожащих сознание можно сойти с ума.

Буян пошёл с ним. Приезд молодого хозяина немного взбодрил его, и пёс стал отдалённо напоминать себя прежнего.

Поднялся ветер, и лёгкая рябь подёрнула воду. Максиму посчастливилось вытянуть небольшую щучку и окунька, но он выпустил их обратно — слишком уж малы были. На пути ему попались несколько местных мужиков. Они кивнули на приветствие, но компанию не составили. Почти всех их Максим знал шапочно. Из хороших знакомых встретился только Юрка, сын егеря. Он и пообещал, что заглянет завтра днём или вечером, «потрещать», да о кое-чём интересном поведать.

Незаметно Максим добрёл до заброшенной деревушки, чьи останки можно было увидеть с берега. Покосившиеся от времени дома, заросшие высокой травой участки — деревушка обезлюдела ещё лет десять назад. Люди разъехались в поиске новой жизни и больше не возвращались. Много баек ходило о причине. Одна из них, что стала из тайги наведываться в деревушку нежить, да изводить жителей.

Максим остановился. Мальчишкой он верил в эту байку, сейчас же она казалась сказкой, нелепой и глупой… Или всё же нет… от чего же люди так быстро разъехались и не попытались даже продать участки? А на вопросы жителей соседних деревень лишь отмахивались, предпочитая всё оставить в тайне.

Алое марево солнца скрылось за горизонтом. На северный посёлок опустилась белая, июньская ночь. Стих ветер на реке. И волны перестали биться о берег. Даже комары перестали противно пищать. Жутко не по себе стало Максиму, захотелось скрыться от всевидящего ока духа, что пришёл вместе с ночью. Вот только не мог он с места сдвинуться, так и стоял очарованный летней ночью.

«Может, именно дух забрал дядьку…»

Гавкнул Буян. Незлобно, но настойчиво. Мол, что ты завис, Максимка, пойдём домой, хватит на сегодня прогулок. Нет тут никаких духов, нечего стоять истуканом.

— Ты прав, Буян, домой пора!

Максим погладил пса. Буян гавкнул ещё раз и ещё раз, а потом и вовсе встал на задние лапы, расплясался. Максим расхохотался и побежал в сторону дома. Буян рванул за ним.

Взметался песок и мелкие камушки под ногами. Вновь запищали налетевшие комары. Волны шумно набегали на берег. Июньская ночь ожила, напоминая о том, что ещё самое начало короткого, северного лета.

Быстро поднялся Максим по лестнице, ведущей на участок дядьки. Чуть постоял, задумчиво глядя на реку и темнеющий на той стороне лес.

— Что же случилось тогда, Буян? — спросил он пса. Тот жалобно заскулил в ответ, боднул головой.

«Не стоит ворошить прошлое…»

Повеяло откуда-то холодком. Максим поёжился и поспешил в дом. Рухнул на кровать, чувствуя, что чертовски устал. Тут же провалился в сон, крепкий, без сновидений. Сквозь сон слышал скулёж Буяна и чей-то шёпот, но не придал этому значения.

***

На следующий день, ближе к вечеру, к Максиму заскочил Юрка. Чернявый, смуглый, вертлявый — за два года он нисколько не изменился, не возмужал, остался всё таким же худеньким парнишкой, падким на всякие проделки и приключения. Юрка прихватил с собой пива и вяленой рыбы. До глубокой ночи они сидели на веранде. Дули пиво. Болтали о том, о сём. Вскоре разговор зашёл о пропаже дядьки Якова.

— Я ведь с мужиками пошёл по следу, — признался Юрка, — жуткое зрелище кровавый след через всю реку. Но дядька твой уверенным шагом шёл, прогулочным, я бы сказал. Мы, конечно, ещё не знали, что это его след. Поняли только когда Буяна, сидящего на его телогрейке, увидели…

— Да я знаю, — перебил Максим, — отец с дедом рассказывали.

— Но они-то не были там, а я собственными глазами видел. Был след и нет его… Был человек и будто бы испарился. Странно, да? А ошмётки кровавые? Б-брр… то ещё зрелище.

— Какие ещё ошмётки? — спросил Максим.

— Куски мяса, будто бы дядька твой пока шёл разваливался на куски… в точь мертвец из фильмов…

Максим поморщился, представив шагающий скелет дядьки с остатками плоти на костях.

— Вонь стояла, как на скотобойне, — продолжил Юрка, довольный произведённым эффектом. У Максима мелькнула запоздалая мысль, что друг привирает — бывал я однажды, где свиней-коров разделывают, вот точь-в-точь так же за рекой воняло в то утро.

— Ну… — протянул Максим, недоверчиво косясь на Юрку.

— Баранки гну. Ты ведь не просто так приехал? Хочешь же узнать, что с дядькой стряслось? А может, и вовсе думаешь, что жив он?

— Может, и думаю… Тебе-то что?

— Я помочь хочу. Мне дядя Яков нравился, хороший мужик был… — и немного помолчав, Юрка добавил, — хотя жив он, конечно, вряд ли…

И Юрка предложил съездить на ту сторону реки, к месту, где пропал дядька. Взять лодку, рвануть типа на рыбалку, а самим исследовать лес. Мероприятие рискованное, но жутко интересное и захватывающее дух.

— Может, хоть останки какие найдём и похороним по-человечески… — привёл решительный аргумент Юрка. Максим сомневался, что от дядьки что-то осталось, но всё же согласился.

Юрка ушёл в третьем часу. Максим же лежал без сна, вглядываясь в белую ночь за окном. Тревожно билось сердце в груди, на виске пульсировала вена, в голове засела мысль — а хорошая ли это идея, отправиться туда, где при загадочных обстоятельствах пропал человек. Но Максим тут же отмёл в сторону сомнения и обозвал себя трусом. Он должен съездить. Посмотреть. Удостовериться.

Незаметно для себя уснул. Там во сне он стоял на заднем дворе участка. Белела Северная Двина, скованная льдами. Лунная ночь заливала своим призрачным светом всё вокруг. По рыбачьей тропе медленно брёл человек. Максим сощурился.

«Дядька?»

Но человек был слишком далеко и невозможно было с точностью сказать кто это. Максим хотел окрикнуть, вдруг идущий услышит его и обернётся, но горло пересохло, а язык одеревенел и не слушался. За человеком бежал Буян. Бежал и не мог догнать. Максим уже хотел рвануть следом за ними, но тяжёлая рука опустилась на плечо:

«Смотришь, а не видишь…»

Глухой голос звучал как из подземелья. Жутко не по себе стало от этого голоса. Но Максим всё же обернулся, готовясь встретиться лицом к лицу с чем-то ужасным, и тут же выдохнул с облегчением. Никого не было. Почудилось ему. Вот только почему-то воздух плотный такой, будто некто рядом стоит. Некто невидимый. Дышать тяжело стало, будто этот некто сдавил стальными пальцами горло…

«Пить… тайга хочет пить…»

Максим проснулся. Светло. Не понятно — день или ночь. Глянул на часы — начало четвёртого. Спал он совсем ничего. Но больше закрывать глаза не хотелось.

2 глава

***

На следующий день Юрка и Максим, как и договаривались, направились на ту сторону реки. Юрка взял у деда лодку, наплёл ему, что едут с другом на озеро порыбачить на пару дней. Максим взял еду, палатку. Предупредил родителей, что не будет на связи некоторое время, чтобы не беспокоились и не паниковали…

Река была спокойной. Максим и Юрка довольно быстро её переплыли. Затащили лодку на берег, спрятали в кустах. Юрка пояснил, что ни к чему местным видеть куда они направились. А потом ткнул в темнеющий неподалёку лес и тихо сказал:

— Видишь поваленную сосну? Вот около неё и оборвался след твоего дядьки. Там валялся ватник, крест… и ошмётки плоти… Вот оттуда и начнём поиски.

Максим утёр пот со лба, вгляделся вдаль. Густой лес манил, звал к себе. Но Максим и Юрка замерли. Прошла минута-другая.

— Ну, что идём? — тихо спросил Юрка, нарушив тишину, которая уже начала действовать на нервы.

— Идём. Что стоять-то…

Вязли ноги в песке. Солнце жарило затылок. Максим оборачивался назад, казалось, что привычный мир вот-вот исчезнет. Навсегда. Лодка, спрятанная под ветками, становилась всё меньше и меньше. С каждым метром становилось всё больше не по себе. Вспоминался совет соседа, да сон, приснившийся накануне.

— Знаешь, — Юрка вдруг остановился, — я тебе не всё рассказал.

Они уже дошли до поваленной сосны. Ещё несколько шагов, и они ступили бы на лесную тропу. А там сосны и ели обступили бы со всех сторон. Но видно перед этим Юрка хотел чем-то поделиться.

Он уселся на сосну, закурил и начал говорить:

— В то утро мы договорились между собой, что не будем панику наводить… Мы увидели… это…

Юрка замолчал, подбирая слова.

— Что? — прошептал Максим.

Юрка шумно выдохнул и продолжил:

— Нас было пятеро. Я, батя, сосед твоего дядьки Иван и братья Смирновы.… Мы кричали, звали дядю Якова. Но никто не отзывался… Мы прошли по лесу метров триста, не больше. А потом остановились… И знаешь, что мы увидели, Макс? Фигуру…

— Фигуру человека? Это был мой дядя?

— Нет, Макс! Эта фигура не была человеком.

— А кем?

— Я не знаю… Она замерла в нескольких метрах от нас. Жуткая, серая, безликая, будто сотканная из тумана… Маленькая, как ребёнок, а вокруг неё кровавые кляксы, что на реке были… Она смотрела на нас, и мороз вокруг крепчал… из носа у меня кровь потекла, и у других тоже… Наверно, ещё немного и мы замёрзли бы до смерти, если бы… отец мой не крикнул… Фигура дрогнула, слилась с деревом, исчезла. Отец приказал нам уходить от греха подальше, что пусть дальше этим занимаются менты… Мы ушли. Решили никому не рассказывать, а то сочтут сумасшедшими… да и панику ни к чему наводить… Итак все бегут из посёлка…

Максим сел рядом. Тихо шумели кроны деревьев. Пищали комары.

— Новая байка? — спросил скептически Максим, зная страсть друга к страшным историям.

Юрка посмотрел на него странно и ответил:

— Вообще-то это правда… Братья Смирновы свалили отсюда. И ещё несколько семей.

— И зачем ты тогда идёшь со мной? Ведь там бука лесная…

— Зачем-зачем… много вопросов задаёшь. Хочу я, вот и иду.

— Ну, если не зассал, то идём уже?

***

Лесная тропа становилось всё уже. Максим и Юрка прошли километра два-три, не меньше. Взмокли, устали, но ничего интересного или подозрительного не заметили. Лес, как лес. Сосны, ели, осины, да берёзы. Бурелома разве что многовато было, но Юрка сказал, что после пропажи дядьки Якова случилась буря страшенная, из-за чего и прекратили поиски. Дядьку Якова признали официально без вести пропавшим.

Они остановились на привал. Посидели немного, попили воды, сожрали по бутерброду.

— Куда дальше двинем? — спросил Максим.

— К косой избушке, — Юрка махнул рукой в сторону, — километра три ещё чесать, как минимум.

О косой избушке Максим слышал от дядьки Якова, даже однажды бывал там. Правда, совсем ещё мелким. Избушка стояла около озера и, несмотря на название, вовсе не была косой. Обычный, бревенчатый, охотничий домик. Построил его старик-отшельник, который всю жизнь прожил в тайге, кочуя с одного места на другое. Жил этот старик лет сто назад, а то и больше, а вот избушек после него в районе осталось немало. Ходили байки, что старик-косой был колдуном, одним из ведьмовских сыновей, а то и самим духом лесным. В общем, серьёзным был стариком, гневить которого не стоило.

— Знаешь, а этих лесов боятся, — заговорил опять Юрка.

Они петляли между высоченными соснами. Максим опасливо оглядывался назад, боясь заблудиться. Но Юрка уверял его, что всё под контролем, и он прекрасно ориентируется в лесу, не зря же он сын егеря.

— Почему боятся, из-за старика-колдуна? — спросил Максим.

— Да не, — отмахнулся Юрка, — раньше здесь ходили спокойно. На охоту, на рыбалку, по грибы, да по ягоды. Чтили память старика, уважали лесные законы. Но…

Юрка замолчал.

Бурелома стало ещё больше. И им приходилось перебираться через поваленные деревья. Земля была устлана ветвями и обсыпавшейся хвоей.

— Так вот, — продолжил Юрка, — бродить здесь обрубило после пропажи твоего дядьки…

— Боятся силуэта?

Максим усмехнулся. Он до сих пор не мог поверить в рассказ Юрки. Считал, что друг выдумал историю, чтобы было интереснее ползать по лесу.

— Ну, тебя, — отмахнулся Юрка, — хотя… знаешь, я, наверно, тоже не поверил бы, если не увидел своими глазами.

— И не страшно тебе?

— Так ведь зима тогда была, а сейчас лето… Спит силуэт…

— Ну-ну…

— Фома неверующий, — обиделся Юрка.

Дальше до косой избушки шли молча. Юрка обиженно сопел. Максим посмеивался над другом. Зная, что Юрка выдумщик и фантазёр с самого детства, с трудом верилось в его рассказ. Точнее, совсем не верилось.

***

Раньше на озере Косой избушки частенько бывали рыбаки. Но потом рыба перестала ловиться, а вода в озере потемнела и запахла гнильцой. На озеро не наведывались лет пять. И зря… Озеро изменилось. От запаха гнили не осталось и следа. Приятно пахло илом и лесом. В чистой воде плескалась рыба. Видимо, озеро передохнуло, набралось сил и вновь ожило.

— Красота! — воскликнул Максим.

— Это да, Макс. Если уж ничего не узнаем и не найдём, так хоть отдохнём.

Избушка осталась всё такой же, как в памяти Максима. Время было милосердно к ней, а, может, старик-колдун строил её на века, применяя магию. Кто ж знает.

Максим и Юрка зашли внутрь. Протопили печь, чтоб изгнать дух затхлости. Сварили кашу с консервами. Пообедали. Потрещали о том о сём. Решили, что поживут тут пару деньков, порыбачат, побродят по лесу — авось, и найдут что-нибудь. Максиму верилось с трудом, что они что-то найдут. Слишком уж много времени прошло. Но… попытаться стоило. Это лучше, чем просто сидеть в доме и гадать, что же произошло с дядькой. Зря, конечно, что они не взяли с собой Буяна. Но пёс с утра где-то укрылся и не шёл на зов.

— Искупаемся? — предложил Юрка.

Максим согласился. Смыть пот и грязь было хорошей идеей…

Вода в озере оказалась прохладной. Ещё прохладнее, чем на Двине. К тому же поднялся ветер, солнце скрылось за тучей. Потемнело. Капризное северное лето застращало дождиком. Но Юрка и Максим не обращали внимания на переменившуюся погоду и купались, пока совсем не замёрзли. Потом вылезли, уселись на берегу и смотрели, как темнеет небо над головой, превращая хороший солнечный денёк в хмурь. А когда заморосил дождик, укрылись в избушке.

На полке, прибитой к стене, стояли железные банки с крупой, сахаром и чаем, оставленные предыдущими рыбаками-охотниками. Таков был обычай оставлять в избушках лесных провизию. Юрка тут же рассказал очередную байку про заблудившегося паренька в прошлом году, который бродил по лесу несколько суток, а потом всё же вышел к людям. А следом за ней начал рассказывать другую историю. Юрка любил поговорить.

Максим слушал его в пол-уха. Из головы не шёл сон, и казалось, что воздух вокруг становится таким же плотным, и из него вот-вот раздастся голос.

«Смотришь, а не видишь…»

«Пить… тайга хочет пить…»

Максим вздрогнул, почувствовав на плече прикосновение, и едва не вскрикнул. По коже пробежался озноб, а сердце встревоженной пташкой заколотилось о рёбра. Он испуганно огляделся вокруг. Но кроме Юрки никого в избушке не было.

— Ты чего? — спросил Юрка.

— Чёрт его знает, не по себе мне… будто бы прикоснулся кто-то ко мне…

Юрка тоже осмотрелся. Хмыкнул:

— Почудилось… — и признался, — мне тоже не по себе, как вспомню эту фигуру из тумана, так всё внутри холодеет… но ты не парься, всё хорошо будет…

Максим криво улыбнулся.

— Вроде дождь закончился. Пойдём, Макс, пройдёмся…

***

Они прочесали лесок за озером. Как прочесали? Прошлись, глазея по сторонам. Прошли километра три, а то и больше, ничего подозрительного не нашли и вернулись к Косой избушке. Вечерело. Небо опять заволокло тучами.

— А ведь по прогнозу не должно дождя быть, — сетовал Юрка, отмахиваясь от комаров, — думал, порыбачим с тобой.

Максим только плечами пожал. Ему было всё равно. Порыбачить, посидеть в избушке, вернуться в посёлок. Пожалуй, последнее было бы самым верным. Дурное предчувствие грызло с самого утра. Зря они пошли в тайгу искать приключения на свои задницы…

Они всё же удили рыбу вечером, перед закатом, несмотря на мелкий дождь. Клёв был. Довольно быстро они натаскали полведра рыбы, в основном, щучек. И сидели бы ещё долго если бы порыв ветра не донёс до них вонь.

— Что за… — Максим поморщился. Одуряюще воняло протухшим мясом.

— Может, росомаха рядом, — нерешительно высказал предположение Юрка и опасливо огляделся по сторонам. Росомаха — зверь агрессивный, опасный. Нарваться на него себе дороже.

— Помню, отец как-то рассказывал про неё… Пошли-ка лучше в избушку, Макс.

Максим спорить не стал. О росомахе он и сам знал.

«Вот только росомаха ли это? Может, дух лесной сердится, что они припёрлись сюда?»

Они закрыли избушку на засов. Сквозь крошечное оконце просачивался тусклый, серый свет. Спать совсем не хотелось. Юрка достал из рюкзака бутылку самогонки.

— У деда взял. Накатим?

Максим пожал плечами — отчего бы и не накатить… Всё веселее, чем вслушиваться в отзвуки леса, да думать, кто бродит вокруг озера по ночам…

Спать они легли глубоко за полночь, забыв и про росомаху, и про духа лесного, и про странный силуэт, и даже про то, зачем явились в тайгу. Крепкая самогонка была у деда.

***

Максим проснулся на рассвете с головной болью и переполненным мочевым пузырём. Тихонько, чтобы не разбудить Юрку, вышел из избушки. Солнце ещё только всходило на небо, окрашивая серую хмурь в алые тона. Где-то в чаще леса кричали птицы, встревоженно, пронзительно. На смену вони тухлятиной пришёл тяжёлый медный запах.

Максим поморщился, но не придал особого значения. Может, из-за выпитого накануне самогона чувство осторожности притупилось. Может, он просто окончательно не проснулся. Но он не заметил ни кровавых клякс на траве, ни того, что птицы кричали всё громче и громче, ни того, что тени сгущаются вокруг, превращая солнечный свет в сумерки.

«Смотришь, а не видишь…» — шепнул некто за спиной знакомым голосом.

Максим резко обернулся. Никого. Только серо и хмуро вокруг, а небо будто полыхает алым костром. Стало не по себе. Но он чертыхнулся, обозвал себя трусом.

—Эй! — крикнул он.

Смолк птичий грай в чаще. А земля под ногами мелко задрожала.

— Чё орёшь? — тяжёлая рука опустилась на плечо, — Духа лесного разбудить хочешь?

Максим чуть не подпрыгнул. На мгновение ему показалось, что дядька Яков стоит рядом и осуждающе смотрит на него. Но наваждение быстро спало. Это был не дядька, а всего лишь сонный Юрка.

— Не обделался? — заржал тот, довольный произведённым эффектом.

Бледный Максим мотнул головой. Хотя, по правде, был близок к тому, чтобы обделаться.

— Ладно, извини, Макс, не хотел тебя напугать. Но и ты что орёшь во всю глотку утром? Я чуть с лежанки не свалился, думал случилось что…

— Почудилось…

— Много чудится тебе в последнее время… Фу… что за запах?

— Хрен знает.

— Как на скотобойне, — заметил Юрка и добавил тихонько, — не нравится мне это… Может, домой рванём? Хватит с нас приключений?

— Может и хватит… — согласился Максим, хоть и в душе было досадно от того, что они так и ничего не узнали. Но ещё больше крепла уверенность, что максимум чего они могли бы найти, так это неприятности.

Юрка нахмурился, заметив что-то под ногами. Нагнулся, дотронулся до чего-то на земле.

— Кровь… вот почему запах такой, — сказал он, растирая между пальцами красное, и посмотрел на Максима, — откуда ж она здесь…

Вскочил на ноги, огляделся. Алые кляксы были повсюду, будто бы некто устроил бойню ночью.

— Дело дрянь, Макс… надо уходить.

Пронзительно закричал кто-то в лесу то ли зверь, то ли птица, то ли человек. Повеяло зимним холодом, несмотря на июньское утро. Юрка и Максим замерли на месте, вцепившись друг в друга. Уставились на лес. Казалось, что вот-вот некто выйдет из чащи, и пожалеют они, что забрались сюда. Ведь недаром же местные стали обходить стороной эту часть тайги. Неспроста перестали наведываться на грибные, ягодные места. А некоторые и вовсе переехали от греха подальше.

«Некоторые тайны должны оставаться тайнами…»

«Разгневалась тайга… выпустила сынов своих…»

Вспомнились и Юрке, и Максиму пересуды старушек.

— Уходим… — прошептал Максим и потянул Юрку к избушке.

— Ага. Берём вещи и сваливаем на хрен отсюда…

Они наспех покидали вещи в рюкзаки и хотели уже дать дёру, но мощный порыв ветра, ледяного, колючего, что бывает лютой зимой, остановил их. Они встали, как вкопанные, не веря глазам. Из леса тянулся по земле туман, серый, плотный. Чернела, скукоживалась под ним трава. Покрывалась тонкой коркой льда вода на озере.

Юрка и Максим подняли глаза и увидели на ветвях деревьев скелеты. Зияли пустыми глазницами черепа, ветер трепал остатки одежды. А под деревьями лежали ещё тела. Из ран на трупах сочилась кровь вперемешку с жёлтым гноем. Вытекшие глаза висели на щеках. Вокруг тел ходили вороны. Блестели птичьи глаза, щёлкали клювы в предвкушении скорого пира. Вот только не смели вороны клевать тела, ждали чего-то. Приказа, разрешения.

Расхохотался кто-то в чаще, звонко по-детски. Вздрогнула конвульсивно земля под ногами.

«Пить… тайга хочет пить…»

— Ч-что это? — прошептал Максим. Изо рта шёл пар, руки и ноги начинали коченеть от холода.

Много скелетов, много людей полегло в лесу. Кто убил их? Почему долгие века терпевшая истязания тайга вдруг разгневалась? Что дало толчок, стало точкой отсчёта?

— Я… я не знаю… уходим, Макс, а то будем рядышком висеть или замёрзнем на хрен…

Юрка нервно хохотнул…, и они уже начали пятится назад, в сторону берега. Но…

…Туман рассеялся в мгновение ока. А вместе с ним исчезли тела, исчезли дьявольские вороны. Ушёл дьявольский морок, являя картину ясного июньского утра. Не было крови, не было человеческих останков. Ничего не было. Только озеро, избушка и двое перепуганных до смерти парней, не понимающих, что только что произошло.

***

Юрка и Максим не стали никому рассказывать, что увидели в лесу. У них даже мелькнула сначала мысль, что они оба словили белку после дедовой самогонки. Но потом отмели эту мысль, вместе белку не ловят. Разошлись по домам, сговорились встретиться на следующий день, обсудить и решить, что делать дальше.

А ночью приснился Максиму странный сон. Будто стоит около Косой избушки и смотрит на лес. По тропинке идёт к нему навстречу мальчишка. Светловолосый, голубоглазый, белолицый. Внешне, что ангел. Идёт и улыбается. Вот только улыбка у него нехорошая, злобно-торжествующая. Держит в руках мальчишка сердце огромное. Сердце пульсирует, бьётся в его руках. И понимает Максим, что это сердце самой тайги.

«Беги!» — кричит кто-то в самое ухо.

Максим оборачивается и видит дядьку Якова. Вот только он труп ходячий, с вывороченными наружу подсохшими кишками.

«Беги!» — повторяет дядька уже тише, будто боится, что услышит его мальчишка.

А мальчишка начинает смеяться — всё равно ему, что говорит дядька…

«Пить… тайга хочет пить… напои тайгу…» — голос не мальчишеский, а хриплый, искажённый, нечеловеческий.

Максим подпрыгнул в кровати. Бешено колотилось сердце в груди. Тело прошиб холодный пот. В носу свербело от запаха меди. Не ожидаясь утра, начал он собираться в дорогу…

«Зимой… зимой возвращайся…» — сказал некто в голове.

— Ни за что… — прошептал Максим. Но внутри крысой скреблась тревога — он вернётся, когда-нибудь, но вернётся…

3 глава

***

Заходилось сердце в груди Максима, когда он смотрел в окно на зимний лес. Скоро. Совсем скоро должен мелькнуть указатель на небольшой заречный посёлок и тогда…

Максим почувствовал, как всё тело охватывает дрожь. Но он знал — назад дороги нет.

Уже пятый час он трясся в маршрутке, побитой временем и плохими дорогами. От соседа воняло перегаром и потом. Без устали щебетали за спиной две девчушки-студентки, спеша поделиться друг с дружкой сплетнями. Их беззаботная болтовня уже порядком действовала Максиму на нервы, и он с трудом сдерживался, чтобы не прикрикнуть на девчушек. Кряхтела бабуля, сидящая спереди — её весьма утомила долгая дорога.

Маршрутка иногда останавливалась. Люди выходили в серую хмурь зимнего дня и исчезали. В точь, как призраки…

Максим вздрогнул, когда пришла и его очередь покинуть тёплое нутро маршрутки. Натянул поглубже капюшон, подхватил дорожную сумку, вышел. Дыхание тут же перехватило от морозного воздуха. Максим закашлялся то ли от него, то ли от выхлопов бензина, что оставила после себя маршрутка.

Он оглянулся назад. Зимняя, узкая дорога и многие километры тайги. И никого в подступающих сумерках. Вздохнул. Одиночество захлестнуло волной, и стало до одури не по себе.

За последние полгода Максим сдал и физически, и психически. Стал много болеть, стал дёрганным и нервным. По ночам изводили кошмары. Везде и всюду ему мерещился морозный дьяволёнок, так он прозвал мальчишку, держащего в руках сердце тайги. Мальчишка звал его. И чем больше проходило времени, тем больше слабел Максим. Чувствовал он, что не место ему в каменных джунглях, что надо ехать в тайгу. Иначе задохнётся он. Два дня назад, откинув все сомнения и не поддавшись на уговоры родителей остаться, он решился, собрал сумку и купил билет до посёлка дядьки.

Скрипел под ногами снег. Ветер сыпал в лицо морозную крошку. Густые, зимние сумерки подбирались со всех сторон. Максим поёжился, пожалев на мгновение, что не подождал ещё день, чтобы уехать на прямом маршруте. Эта же «газелька» не бегала через речку. Поэтому пришлось идти пешком.

Максим вдохнул глубоко морозный воздух, выдохнул клубы пара и ускорился. Зимним вечером, шагая меж деревьев, недолго на зверя нарваться или ещё на кого похуже. Не до любования природой тогда будет.

Через пару минут Максим уже бежал. Тяжело бухало сердце в груди, но несмотря на это ему становилось лучше и силы потихоньку возвращались.

«Напои тайгу…» — настойчиво билось в голове…И как бы Максим не пытался отделаться от этой мысли, ничего не получалось.

***

На той стороне его встретил Юрка. Осунувшийся, с чёрными кругами под глазами. В последней переписке в ВК он признался, что ему тоже снятся кошмары, в которых видит он морозного дьяволёнка, и что просит тот напоить тайгу.

— Ну, что идём? — просипел Юрка.

Максим кивнул — не стоять же на холоде. Шли молча. Юрка не болтал без умолку, как раньше. И это было на него совсем не похоже. Юрка будто бы стал тенью самого себя. Но Максиму тоже не хотелось говорить. Все мысли сосредоточились на одном — что делать дальше. Идти в тайгу? Ждать? Вернуться в город? Нет, последнюю он отмёл. Назад пути нет.

— Я протопил дом, — сказал Юрка, когда они подошли к дому дядьки Якова.

— Спасибо.

Юрка потоптался немного у дверей и предложил:

— Может, я у тебя сегодня останусь?

Максим пожал плечами — мол, оставайся, от чего ж нет.

Прошли в дом. Сготовили простецкий ужин. Поболтали о том, о сём. Немного выпили за встречу. Спать легли ещё одиннадцати не было. Юрка в большой комнате, Максим в спальне.

Юрка довольно быстро захрапел, Максим же лежал без сна, вглядываясь в темноту. Непривычное чувство не давало уснуть, чувство ожидания. Казалось, что вот-вот произойдёт то, для чего он сюда приехал. А может, это были всего лишь его мысли, и ничего больше.

Громко тикали часы. Похрапывал Юрка. Где-то тоскливо завыла собака. Где-то совсем рядом.

— Буян… — прошептал Максим, приподнявшись на локтях. Но пёс пропал ещё осенью, с первыми заморозками. Юрка написал, что скорей всего его волки загрызли или просто издох где-то. Но останков Буяна так и не нашли. Он сгинул бесследно, как и хозяин.

«Ушёл в тайгу…» — подумалось почему-то.

Захотелось пить. Максим встал и на цыпочках, чтобы не разбудить друга, прошёл на кухню. Зачерпнул полный ковшик воды из ведра и залпом выпил.

Собака продолжала выть. Это начинало действовать на нервы.

— Что ж не спится тебе… — проворчал Максим, одёрнул пожелтевшую штору, глянул на улицу.

Белый двор, и нет протоптанной тропинки к скамейке, где курил дядька. Юрка вырыл только узкую тропу к двери дома. Остальная же часть двора была погребена под снегом.

Конечно, Максим так и не увидел во дворе никакой собаки. Он уже хотел возвращаться в кровать, но тень упала от старого тополя, что рос во дворе. Длинная тень с двумя руками и ногами — тень человека. У Максима перехватило дух. Он замер у окна, не смея шевелиться и смотрел, как тень перестаёт быть просто тенью и обретает черты. Черты человека, которого он хорошо знал.

— Дядька? — изумлённо прошептал он и на лице расползлась широкая улыбка.

«Жив дядька, жив!»

Никто не верил, а ведь он на самом деле плутал в тайге, и, наконец-то, вышел к людям, нашёл дорогу к дому.

«Невозможно! Ловушка это…» — шепнул разум. Но до того тихо, что Максим его не услышал.

***

Он выскочил из дома. Бежал, точнее, пытался бежать за человеком. На ходу застёгивал молнию на куртке. Ноги вязли в глубоких сугробах, ботинки норовили соскользнуть. Руки зябли без рукавиц. А дядька, в отличии от него, двигался легко и быстро, будто бы не полз через снег, а парил в воздухе, как призрак.

«А может, он и есть призрак?» — подумалось Максиму, когда он кубарем скатившись с угора и чудом не сломав шею, распластался в снегу.

Мороз покалывал щёки. Ныла ушибленная спина. По телу пробегала дрожь. Но, немного передохнув, Максим поднялся на ноги. Кинул взгляд на темнеющий на угоре дом дядьки. Потом на фигуру человека, уже бредущую по рыбацкой тропе.

«Не дядька это…»

Вернуться или всё же следом идти за фигурой? Разум твердил в дом возвращаться, чтобы не замёрзнуть. Человек же на реке замер на месте в ожидании. Казалось, что блестят в зимней мгле его глаза, сверкают жёлтыми огнями, как у волка.

«Смотришь, а не видишь…» — шепнул ветер голосом дядьки.

Тело Максима холодный пот прошиб, душа в пятки ушла, но он, прихрамывая, двинулся к рыбачьей тропе. Неведомое ранее чувство вело его, и он не чувствовал коченеющих от холода ног и рук, не чувствовал, как спирает дыхание в груди.

И только дойдя до середины реки Максим остановился. Поднял голову. Звёздное небо озарило северное сияние до того красивое, что дух захватило. Сияние из всевозможных оттенков зелёного, фиолетового, и казалось, что вот-вот откроются врата иного мира…

Стенал ветер. Темнела тайга. Искрился снег. Воздух гудел от крепчающего мороза. Фигура человека становилась всё меньше и уже походила на серое размытое пятно.

Максим побежал, что было сил. Каждый вдох и выдох отдавал вспышкой боли в груди. Он не помнил, как добежал до берега. Не помнил, как полз по снегу, оставляя после себя кровавый след. Лёгкие горели от морозного воздуха. В уголках губ застывала кровь. Перед глазами плыло.

У леса он окончательно обессилел и рухнул навзничь. Снег приятно охладил разгорячённую щёку. Холод цепкими ледяными пальцами прошёлся по телу. Сознание обволакивала пелена. Сердце тяжелым молотом бухало в груди.

«Напои тайгу…»

Кто-то шёл к ему. Снег скрипел под тяжёлыми шагами. Максим приподнял голову. К нему приближались двое: мужчина с голым торсом вёл за руку странное существо, которое с первого взгляда можно было принять за ребёнка. Вот только руки-ноги существа тощие, скрюченные, башка в редких волосёнках, уши-лопухи. Уродец, да и только. Вот только злобно блестели в темноте глаза.

— Вот, Пашка, кровь родная. Молодая, сильная… — услышал Максим знакомый голос. Он был готов поспорить на счёт последнего, но сил не было даже на это.

— Сам пришёл, по своей воле, как и нужно было…

— Н-нет… — прохрипел Максим и тут же получил тяжёлым сапогом под дых, так что мир вокруг на мгновение вспыхнул алыми огнями.

В глазах потемнело. Максим ухнул в обморок, где кружились над головой кроны сосен. Зловеще так кружились и шептали, шептали:

«Напои…»

«Напои тайгу…»

И сквозь шум ветра послышались сосуще-причмокивающие звуки.

В себя пришёл Максим от резкого окрика:

— А ну отошёл от него на хрен!

Максим с трудом приоткрыл глаза. Уже светало. В нескольких метрах стоял ещё один человек. Понадобилось несколько минут, чтобы взгляд сфокусировался, и Максим смог узнать Юрку. Друг держал в руках ружье.

— Отошёл от него! — рявкнул ещё раз Юрка. Угрожающе щёлкнул затвор.

И только сейчас Максим почувствовал боль в предплечье. Маленькое существо вцепилось в руку и, причмокивая, сосало кровь.

«Напои тайгу…»

Максим поднялся на ноги и попытался стряхнуть с себя монстра. Получилось. Маленькое тельце шмякнулось в снег и запищало.

— Пашка… — дядька Яков, заросший и исхудавший за долгие месяцы, проведённые в тайге, опустился на колени. Он гладил по жидким волосёнкам существо, извивающееся в снегу. То же продолжало верещать. От его визга у Максима начинала гудеть голова.

Он с трудом доковылял до друга. Рука горела огнём, к горлу подкатывала тошнота. Они оба смотрели на дядьку Якова, который укачивал на руках монстра.

— Тайга, великая матушка-тайга, шанс дала, — бормотал дядька, — обещала сына вернуть, кровинушку… Дни… ночи… капля за каплей… жить среди лесов… кровь за кровь… напои тайгу… напои сына своего… уууу… — завыл волком дядька.

Воздух смердел мертвечиной. Неподалёку валялся труп собаки. Замёрзший, с подсохшими кишками, торчащими из брюха. По ошейнику Максим понял, что это Буян.

«Эх, Буян… Буян…»

— Буянушка сам пришёл, напоил Пашку… И ты, Максимка, сам пришёл к нам…

Чем дольше Максим слушал дядьку, тем больше ему хотелось подойти к нему, протянуть руку монстру и будь что будет.

— Отойди! — гаркнул Юрка на дядьку, тем самым приводя в чувство Максима.

Дядька поднял бледное, обескровленное лицо. Синие губы жалостливо затряслись.

— Не трогай, Пашку.

— Какого ещё Пашку? — растерянно спросил Максим, стряхивая с себя остатки морока. Всё тело ныло, горело предплечье.

— Сына моего. Он и не пожил ничего. А тайга ему шанс дала… — по лицу дядьки потекли слёзы.

— Что ты несёшь, дядя…

И только сейчас Максим заметил, что монстр на руках дядьки преображается. Серая кожа розовеет, волосы отрастают. Глазёнки голубые захлопали, почерневшие губы приоткрылись:

— Пить… — пропищало существо, похожее на маленького мальчика.

— Хрен ему! — заорал Юрка.

Раздался выстрел, ещё и ещё. Кровавыми ошмётками разлетелся монстр, вместе с пальцами дядьки. Белый снег оросился алой кровью. Завоняло серой и тухлятиной. Застонал угрожающе лес. Ветер взвился вьюгой. Но только на короткий миг взбунтовалась природа, и тут же стихла.

— Суки!!! — дядька встал на ноги, сделал несколько шагов, нелепо размахивая культями кистей. Кровь брызгала в разные стороны. Куски плоти сползали с тела дядьки, обнажая серые кости. Как зомби он приближался к парням, пока ещё несколько выстрелов не разнесли ему голову.

Максим и Юрка замерли на месте. Пахло порохом и кровью. Берег напоминал побоище.

— Нежить он давно, — сказал Юрка через некоторое время, придя в себя. Голос у него дрожал.

— Ага…

— Ты как, Макс?

— Жить буду.

— Это хорошо.

— Как объяснять будем? — спросил Максим, оглядываясь по сторонам.

Юрка пожал плечами и через пару секунд выдал:

— Спасал друга от выжившего из ума отшельника.

Максим улыбнулся.

— Пошли на хрен отсюда, Макс.

— Это точно…

С неба посыпался мелкий снежок, быстро засыпая кровавую бойню, разыгравшуюся на берегу. Две человеческие фигуры брели по охотничьей тропе, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться — закончился ли кошмар, не вышла ли ещё какая-нибудь нежить из бескрайних лесов тайги…

Конец.