Искажение

Дождь стучал по свинцовым подоконникам замка, заливая серым светом кабинет лорда Годфри. Воздух был густ от запаха влажной шерсти, дымного воска и невысказанной тревоги.

Волдрак стоял по стойке «смирно», не отрывая взгляда от точки на дубовой столешнице позади своего господина. Он знал, зачем его вызвали. Все в округе шептались об этом проклятом поселке.

— Три группы, Волдрак, — голос лорда Годфри был хриплым, в нем не было привычной твердости. — Три группы моих лучших лазутчиков. Калеб, что читал следы зверя по утренней росе. Мартен, который мог три дня не есть и не спать в засаде. Все... бесследно.

Лорд с раздражением отшвырнул в сторону кубок с вином.
— Сначала думал — разбойники. Потом — мор. Теперь... не знаю, что и думать. Люди боятся туда ходить. Шепчутся о проклятии. О демонах.

Волдрак медленно поднял взгляд. Он был не рыцарем, но тенью лорда. Человеком, решающим задачи, о которых не принято говорить вслух. Его руки знали вес не только меча, но и лопаты.

— Что говорят люди из соседних деревень, милорд?

— Говорят разное. Кто-то видел огни в тумане. Кто-то — тени, которые двигались не так, как должно. Один старик, наполовину одержимый, бормотал, что Поселок «не хочет гостей». Что люди там обезумели.

— Я не могу бросить эту землю, но и не могу отправить туда армию, без важной необходимости. Пока легионеры нужны мне на северном фронте, где враг не призрак, а плоть и сталь. Это — непозволительная роскошь. Мне нужны не клинки, а глаза и уши. Твои глаза, Волдрак. Поезжай. Узнай, что за чума забралась в мои владения. Оцени силу заразы. И... найди способ, как нам действовать.

Дорога к поселку вилась меж холмов, поросших чахлым, серым лесом. Воздух с каждой пройденной милей становился тяжелее, будто его можно было резать ножом. Птицы не пели. Зверья не было видно. Только ветер шелестел высохшей листвой, и его звук был похож на настойчивый, невнятный шепот.

Волдрак ехал один. Он всегда работал в одиночку — это делало его невидимым. Но сейчас одиночество давило на плечи тяжелее доспеха. Он ловил себя на том, что вглядывается в каждую тень, каждое движение веток, ожидая увидеть не разбойника, а нечто, для чего у него не было названия.

Он наткнулся на первого лазутчика на третий день пути. Вернее, на то, что от него осталось. Тело висело на низкой дубовой ветке. Не было повешено — оно было вплетено в дерево, словно лоза. Пальцы, скрюченные в предсмертной агонии. Лицо застыло в маске чистого, немого ужаса. На шее не было петли — причина смерти была неизвестна. Калеб, читавший следы, сам стал немым знаком, посланием, которое Волдрак не мог прочесть.

Он похоронил то, что можно было отделить от дерева, и двинулся дальше. Теперь он знал — его предшественники не исчезли. Они стали частью пейзажа. Частью проклятия.

На подступах к поселку его встретила стена тумана. Она стояла неестественно ровной линией, будто кто-то провел ее по линейке, отделяя мир живых от чего-то иного. В воздух пахло озоном как после грозы и влажной землей из старой могилы.

Волдрак замер на опушке, всматриваясь в молочную пелену. Из тумана доносились звуки. Не крики, не смех, а ровный, монотонный гул — звук голосов, слившихся в одну невнятную молитву или песнь. И в этом гуле не было жизни. Лишь покорное, смиренное отчаяние.

Он сделал шаг вперед. Туман обнял его, холодный и влажный. Шепот ветра стих, сменившись оглушительной тишиной. Он обернулся. Лес исчез. Оставался только туман.

Дорога вперед была единственным, что у него оставалось.

Туман редел. Вот и первые дома, покосившийся забор, колодец. Поселок был жив — обычный, хоть и бедный. У повозки возились двое мужчин, женщина подметала порог. Никакого монотонного гула. Лишь тихий разговор, прерываемый ветром.

Волдрак, стараясь выглядеть максимально безобидным, вышел на улицу и поднял руку в мирном жесте.
— Мир вам! Я — Волдрак, посланник лорда Годфри. Хочу поговорить!

Все замерли. Разговор оборвался на полуслове. Повернулись к нему лица — не пустые, а живые, полные самых обычных эмоций: удивления, настороженности. И затем, за долю секунды, эти эмоции сменились одним-единственным, всепоглощающим чувством. Чистым, животным ужасом.

Глаза женщины расширились, полные слепого, немого страха. Она не закричала. Она беззвучно открыла рот, отшатнулась и упала на спину, продолжая смотреть на него, будто на призрака.

Один из мужчин, тот, что был у повозки, медленно поднял руку и дрожащим пальцем указал на Волдрака. Его губы задрожали, и из них вырвался сдавленный, хриплый шепот, от которого похолодела кровь:

— Демон...

Это слово, словно искра в порох, подожгло сознание остальных. Ужас на их лицах сменился истерической, отчаянной яростью. Это была не ненависть. Это был ужас, превратившийся в жажду самосохранения.

— ДЕМОН! — уже крикнул второй мужчина, хватая с повозки топор.
— УБЬЕМ ЕГО! — пронзительно взвизгнула девушка из-за угла, доставая вилы.

И они пошли на него, как загнанные в угол звери. Их движения были резкими, неумелыми, но полными отчаянной решимости. В их глазах не было злобы — лишь панический страх и ясная, простая мысль: «Уничтожить угрозу».

Волдрак, ошеломленный, отпрыгнул назад, рука инстинктивно легла на эфес меча. Но он не мог его обнажить. Это были не воины, не монстры. Это были перепуганные до смерти крестьяне. Он видел их дрожащие руки, слышал их прерывистое, задыхающееся дыхание.

Он отступал, а они, крича и плача от ужаса, шли на него, замахиваясь топорами, вилами, камнями.

— Стойте! Я не демон! — кричал он, но его слова тонули в их истеричных воплях.

Он развернулся и бросился обратно, в спасительную пелену тумана. За его спиной звенели брошенные камни и летели проклятия, смешанные с рыданиями.

Подумав что делать, Волдрак решил наведаться в соседнюю деревню. “Должен же хоть кто то знать что тут происходит” - думал он про себя.

Люди там встретили его с опаской, но без ненависти. Старейшина, крепкий на вид старик по имени Хагар, привел его в свой дом.

— Мы сами потеряли там двоих, — хрипло сказал Хагар, наливая Волдраку кислого вина. — Любопытных дураков, что полезли посмотреть, в чем дело. Не вернулись. А те, кому удалось сбежать... всякое рассказывали.

— Что именно? — Волдрак пристально смотрел на старика.

— Говорили, что старый каменный идол в нашем лесу, что веками стоял, никому не мешая... вдруг начал светиться. Тихим, зловещим светом. А вскоре после этого наши соседи и начали... меняться.

Волдрак наклонился вперед. Наконец-то ниточка.
— Кто мог это сделать? Кто активировал идола?

Хагар мрачно покачал головой.
— У них там был священник, отец Теодор. Человек строгий, набожный. Но после того, как его жена умерла от лихорадки, он... сломался. Стал замкнутым. Проводил дни в церкви, бормоча какие-то молитвы. Мы думали, он горевал. А теперь... — старик тяжело вздохнул. — Теперь мы думаем, он там не молился. Он там с кем-то разговаривал. С тем, кто сидит в том камне. И теперь он использует его силу, чтобы превращать своих же людей в орудие. Чтобы убивать чужаков, которых считает грешниками. Или... чтобы просто никого не подпускать.

Объяснение было чудовищным. Но оно было логичным. Оно связывало всё: внезапное безумие, его избирательность, силу, стоящую за ним. Одержимый скорбью священник, вступивший в сделку с древним духом.

Волдрак мысленно представил его: фанатик с горящими глазами, стоящий на алтаре и направляющий толпу на невинных путников.

Гнев, чистый и ясный, наконец, вытеснил из него смятение. Теперь у него была цель. Не перепуганные крестьяне, а их кукловод. Источник заразы.

— Церковь... — тихо проговорил он. — Он будет в церкви.

Он поблагодарил старика и вышел, уже строя в голове план. Ему нужны будут люди. Не армия, а небольшой, верный отряд, чтобы ворваться, найти священника и обезглавить это чудище.

Волдрак не стал возвращаться в замок. Время было дорого. Собрав вокруг себя десяток крепких парней из деревни — тех, кто жаждал действий под знаменем лорда — он двинулся обратно в туман. На этот раз с оружием наголо.

Их встретили так же. Сначала — тишина и пустые улицы. Но стоило отряду, растянувшись в цепь, двинуться к зданию церкви с остроконечной крышей, как из-за каждого угла, из-за каждой ставни появились они. Мужчины, женщины. С вилами, косами, топорами. Их лица искажала та же знакомая Волдраку гримаса ужаса, переходящего в ярость.

— Не трогайте их! Пробиваемся к церкви! — скомандовал Волдрак, надеясь проскочить.

Но надежда умерла первой. Один из отряда, парень по имени Ханс, отступил от строя, размахивая мечом и крича: «Прочь, твари!». Это была роковая ошибка. На него, как стая пираний, набросились трое. Он успел зарубить одного, но двое других, не обращая внимания на раны, всадили в него вилы. Его предсмертный хрип утонул в их немом, яростном рычании.

Толпа сомкнулась. Дорога к церкви превратилась в адскую мясорубку. Волдрак и его люди отбивались, отступая к окраине. Они убивали — не по желанию, а по необходимости. И с каждым упавшим жителем поселка в душе Волдрака что-то отмирало. Это не были солдаты. Это были одержимые. И их нельзя было остановить, не перебив всех до единого.

Они вырвались обратно в туман, оставив на улицах троих своих и с десяток убитых посельчан. Волдрак, опираясь на окровавленный меч, смотрел на горящие глаза своих наемников. В них он видел не страх, а нечто худшее — ожесточение. Они теперь тоже видели в тех людях только чудовищ.

— Никаких переговоров, — хрипло проговорил один из них, вытирая с лица кровь. — Тут только огонь и сталь.

Волдрак молча кивнул. Старик Хагар был прав. Отец Теодор обратил этих людей в орудие, и теперь это орудие можно было только сломать. Он вернулся сюда, чтобы найти и обезвредить колдуна. Теперь он понимал — чтобы до него добраться, придется выкосить всю деревню.

Он повернулся спиной к туману, за которым слышались все те же нечеловеческие вопли. Теперь его дорога лежала только в одну сторону — в замок, за армией.

Лорд Годфри выслушал его доклад в гробовом молчании. Увидев закаленные ужасом глаза Волдрака и выслушав сухие, лишенные эмоций отчеты выживших наемников, он не стал расспрашивать. Он кивнул.
— Бери полсотни легионеров. Лучших. И очисти мою землю от этой скверны.

Неделю спустя Волдрак стоял на том же месте, на опушке леса. Но теперь за его спиной выстраивалась стальная стена — пятьдесят профессиональных солдат в латах, с тяжелыми алебардами и щитами. В их глазах не было ни страха, ни сомнений. Лишь холодная готовность выполнить приказ. С обоза тащили бочки со смолой и факелы.

Туман встретил их так же, но на этот раз он отступил перед железным шагом легиона. Они вошли в поселок строем, как на поле боя. И на этот раз толпа, что высыпала им навстречу, не бросилась в яростную атаку. Они замерли, видя перед собой не одинокого «демона», а железную машину смерти. Их лица все так же были искажены ужасом, но теперь в нем появилась тень отчаяния и обреченности.

Волдрак, не поднимая забрала, скомандовал:
— Оцепить поселок! Никого не выпускать! Отряд, ко мне — на церковь!

Он шел в центре клина закованных в сталь воинов. Они методично прорубали себе путь, оттесняя и сминая любого, кто осмеливался бросить вызов. Крики «Демоны!» теперь тонули в лязге металла, топоте копыт и коротких, сдавленных криках боли. Волдрак не смотрел по сторонам. Его взгляд был прикован к зданию церкви. Внутри него был корень этого ада. Отец Теодор.

Он был здесь, чтобы вырвать этот корень с мясом и кровью. И если для этого придется спалить все дотла, что ж... так тому и быть.

Ад разгорался за его спиной. Война сменилась казнью. Деревянные дома вспыхивали один за другим, озаряя туман багровым заревом. Вопли ужаса смешивались с треском пожираемого огнем дерева и короткими, отрывистыми командами легионеров. Волдрак, не оглядываясь, втолкнул плечом массивную дверь церкви.

Внутри было тихо и пусто. Горевшие на алтаре свечи отбрасывали пляшущие тени на грубые деревянные скамьи. Никого. Ни одержимого священника, ни следов темного ритуала. Только пыль да запах воска.

И тогда он услышал тихий всхлип. Из-за дальней скамьи.

Он обошел ее, сжимая эфес меча, готовый к бою. Но увидел мальчика. Худого, тщедушного. Одна нога была скрючена и беспомощно волочилась по каменному полу. Мальчик пытался встать, опереться на скамью, но не мог. Его плечи тряслись от беззвучных рыданий.

Калека. Среди всего этого кошмара.

Инстинкт убийцы сменился порывом того скупого милосердия, что еще оставалось в его душе. Волдрак опустил меч и шагнул к нему.

— Эй, мальчик. Ты как тут один? Да ты еще и калека, давай помогу!

Мальчик, Альрик, вздрогнул и поднял на него заплаканные глаза. И в них, помимо страха, отразилось искреннее, жуткое недоумение.

— Почему... почему ты видишь меня таким? — прошептал он, и голос его сорвался на шепот.

Волдрак не понял.
— Таким? Ты хромой, парень. Держись, я вынесу тебя отсюда. Здесь сейчас будет небезопасно.

— Нет... — Альрик покачал головой, и по его лицу расползся ужас более глубокий, чем от окружающего пламени. — Они... все они... уже второй месяцев видят меня здоровым. Сильным. Они перестали смеяться, надо мной теперь, никто из детей не издевается... Только ты, почему?... ты один видишь меня настоящим...

В мозгу Волдрака, как удар тарана, сложились осколки леденящей душу правды. Пропавшие разведчики. Ярость деревни. Демоны. Не священник. Этот мальчик. Его самое заветное, отчаянное желание — перестать быть калекой — каким-то чудовищным образом исказило реальность для всех, кроме него самого.

Они видели в нем здорового. А в чужаках — демонов. Это был щит. Щит, сотканный из боли ребенка.

Волдрак медленно опустился на одно колено, чтобы быть с ним на одном уровне. Его голос стал тише, но в нем зазвучала сталь.

— Парень... Тот камень в лесу. Это ты заставил его светиться?

Альрик испуганно кивнул, сжимая в тонких пальцах край своей рубахи.
— В церкви... в старых книгах отца Теодора... я нашел слова. Молитву... или заклинание... — он всхлипнул. — Там говорилось, что Камень Исполнения может сделать человека... цельным. Я так хотел... Я так хотел, чтобы они перестали надо мной смеяться! Чтобы видели меня... нормальным!

Он говорил, и Волдрак видел перед собой не колдуна, а измученного, затравленного ребенка, нашедшего в отчаянии магическое «лекарство» от своей боли. Он не желал никому зла. Он желал лишь простого человеческого отношения к себе.

— И что случилось потом? — тихо спросил Волдрак, уже зная ответ.

— Я прочитал слова у камня... и попросил... чтобы все видели меня сильным... — Альрик замолчал, и в его глазах вспыхнула новая, свежая боль. — А на следующий день пришел купец... и дядя Лукас... он бросился на него с вилами. Кричал, что это демон... А все остальные... они ему помогали...

Он смотрел на Волдрака, и в его взгляде читался немой вопрос: Разве желание быть как все — это плохо?

Волдрак не успел найти ответа. С оглушительным треском одна из горящих балок свода не выдержала и рухнула вниз. Он инстинктивно рванулся, чтобы прикрыть мальчика, но было поздно.

Острый, обжигающий удар по спине и плечу повалил его на пол. Глухой хруст, вспышка боли. Он лежал, придавленный горящим обломком, не в силах пошевелиться. Сквозь туман в глазах он видел Альрика, лежащего в паре шагов. Балка угодила прямиком в его грудь. Хрупкое тело мальчика выглядело неестественно маленьким и сломанным.

Не крика, лишь короткий, сдавленный выдох. И тишина.

И в тот же миг, сквозь треск огня, словно порвалась незримая струна, снаружи донесся новый звук. Уже не яростные крики, а пронзительные, раздирающие душу вопли осознания. Вой ужаса и раскаяния, который мог исходить только от людей, внезапно осознавших страшную правду. Правду о том, кого они на самом деле убивали все это время.

Волдрак лежал, пригвожденный к полу горящим деревом, и слушал, как горит и умирает мир, который он пришел спасти. Он видел тело ребенка, чья боль стоила сотен жизней. И понимал, что его собственная боль, физическая и душевная, — ничто по сравнению с адом, который он помог разжечь. Он был не героем, не карателем. Он был последним звеном в бессмысленной цепочке страданий, которую запустила обида маленького хромого мальчика.