Искры Гения

Эмбертон никогда не спал по-настоящему.

Даже в самые тёмные часы, когда солнце опускалось за зубчатые силуэты фабричных башен, город продолжал дышать — тяжело, хрипло, с присвистом пара в клапанах и глухим гулом подземных турбин. Этот звук был его сердцебиением. Его колыбельной и его проклятием.

Пар поднимался отовсюду. Он стелился по улицам, собирался в переулках, оседал на мостовых влажной пленкой и окрашивался в янтарный, синий или бледно-зелёный цвет в зависимости от того, какие кристаллы маны работали поблизости. Магические фонари — стеклянные сферы, удерживаемые в воздухе тонкими эфирными скобами, — загорались ещё до заката, потому что дым быстро пожирал остатки дневного света.

Высоко над Нижним Кольцом, там, где улицы были шире, а фасады — чище, свет был белым и ровным. Там мана текла стабильно, без скачков, без перебоев. Там жили те, кто называл Эмбертон «венцом прогресса».

Ниже же, у самого основания города, свет часто мерцал.

Здесь, в лабиринтах Нижнего Кольца, мана вела себя капризно. Иногда она сгущалась в воздухе, вызывая головокружение и тошноту. Иногда — истончалась, и тогда механизмы замирали, оставляя людей в темноте и холоде. Рабочие привыкли к этому. Они знали, что если фонарь погас — нужно просто подождать. Или молиться, чтобы в этот раз скачок не оказался смертельным.

Нико знал это лучше многих.

Он стоял у края улицы, прислонившись к стене старого парового насоса, и наблюдал, как по рельсам медленно ползёт грузовой экипаж. Машина была старая, с латками на броне и клапанами, перевязанными медной проволокой. Из-под днища вырывались короткие струи пара — сброс давления. Внутри, за решётчатыми окнами, виднелись ящики с клеймами Гильдии Инженеров.

— Слишком быстро, — пробормотал он.

Он говорил не о скорости экипажа. Он говорил о ритме города.

Эмбертон ускорялся с каждым годом. Новые цеха, новые генераторы, новые контуры подачи маны. Всё больше энергии — всё меньше понимания, почему она ещё держится.

Нико поправил ремень на плече и двинулся дальше. Его шаги почти тонули в общем шуме: стук поршней, скрежет шестерён, выкрики торговцев, звон инструментов. Здесь продавали всё — от зачарованных гаек до дешёвых амулетов-оберегов, которые обещали защиту от «манных ожогов» и «эфирной усталости». Большинство из них не работало. Люди покупали не защиту — надежду.

Один из торговцев узнал Нико и махнул ему рукой.

— Эй, мастер! — крикнул он, перекрывая гул. — У меня новый кристалл! Чистый, без трещин! Для твоих… экспериментов!

Нико покачал головой.

— В другой раз, Харн. Если выживу до завтра.

Торговец рассмеялся, но смех его был нервным. В Нижнем Кольце такие слова никогда не были шуткой до конца.

Нико свернул в узкий проулок, где шум города немного стихал. Здесь стены домов сходились так близко, что между ними едва проходил человек. Пар поднимался вверх плотным столбом, скрывая небо. Он знал этот путь наизусть. Каждая трещина в кирпиче, каждый выступ.

Дверь его мастерской была почти незаметна — старая, металлическая, с потускневшей печатью давно несуществующего цеха. Нико коснулся замка, и тот щёлкнул, узнавая владельца по простейшему магическому ключу.

Внутри пахло маслом, озоном и горячим металлом.

Мастерская была маленькой. Слишком маленькой для того, что Нико пытался в ней создать. Потолок был низким, стены — заставлены полками, на которых громоздились детали, катушки, кристаллы, инструменты и обломки неудачных прототипов. Чертежи покрывали почти всю свободную поверхность: они висели на стенах, лежали стопками на столе, были приколоты к деревянным балкам.

Хаос. Но упорядоченный.

Нико закрыл дверь, снял куртку и сразу же направился к верстаку. В центре стола стояло устройство — ещё не завершённое, но уже внушающее уважение. Оно напоминало сложный конденсатор: цилиндрический корпус из сплава меди и эфирного железа, переплетение трубок, клапанов и проводников, в которых мерцал слабый свет. Внутри, в защитной решётке, покоился кристалл маны — чистый, прозрачный, почти идеальный.

Нико замер, глядя на него.

Каждый раз, возвращаясь в мастерскую, он испытывал одно и то же чувство — смесь восторга и страха. Восторг от того, что идея обретает форму. И страх от понимания, насколько далеко она может его увести.

Он надел защитные перчатки и осторожно коснулся корпуса.

— Давай попробуем ещё раз, — тихо сказал он, словно обращаясь к живому существу.

Он повернул регулятор. Устройство отозвалось лёгкой вибрацией. Свет в трубках стал ярче, поток маны — ровнее. Приборы, расставленные вокруг, зашевелились: стрелки дрогнули, шкалы ожили.

Нико затаил дыхание.

Если расчёты верны — а он был уверен, что они верны, — это изменит всё.

Стрелка на манометре дрогнула — едва заметно, почти ласково, — и остановилась ровно там, где Нико и ожидал.

— Хорошо… — выдохнул он.

Он наклонился ближе, прищурившись. Поток маны внутри трубок был чистым. Не рвался, не искрил, не «пел», как это обычно бывало при перегрузке. Он тёк — спокойно, ровно, подчиняясь геометрии каналов, словно вода по идеально выточенному руслу.

Так не должно было быть.

По всем существующим теориям, мана не поддавалась столь точному контролю без массивных стабилизаторов и постоянного внешнего вмешательства. Она была капризной, живой, склонной к резонансам и выбросам. Именно поэтому город платил такую цену за своё существование: аварии, ожоги, мутации, внезапные отключения целых кварталов.

И всё же сейчас — в этой тесной, захламлённой мастерской — она вела себя иначе.

Нико провёл пальцем по одной из схем, приколотых к стене. Линии, углы, формулы — всё это было результатом месяцев бессонных ночей и бесконечных правок. Он не просто копировал существующие решения. Он слушал ману. Наблюдал, как она стремится к равновесию, и подстраивал механизмы под это стремление, а не пытался сломать её волю грубой силой.

— Вы просто не тем путём шли, — пробормотал он, обращаясь к невидимым оппонентам из Гильдии. — Вы заставляли её работать. А нужно было… договориться.

Он увеличил подачу.

Свет в трубках стал насыщеннее, но по-прежнему оставался стабильным. Кристалл в центре устройства засветился мягким, тёплым сиянием, будто отвечая на ласковое прикосновение.

Именно в этот момент Нико заметил отклонение.

Сначала — не на приборах.

Он почувствовал его кожей.

Воздух в мастерской стал плотнее, тяжелее. Запах озона усилился, но к нему примешалось что-то ещё — едва уловимое, металлическое, с привкусом холода. Фонари под потолком мигнули, их свет на мгновение стал неровным.

Нико нахмурился и посмотрел на шкалы.

— Нет… — тихо сказал он.

Одна из стрелок медленно, почти лениво, отклонялась в сторону. Не резко, не угрожающе — именно так, как делают вещи, которые уверены в своём праве так себя вести.

— Стой, стой… — он потянулся к регулятору, снижая подачу.

Устройство отреагировало не сразу.

Вибрация усилилась. Трубки зазвенели, словно тонкие струны. Свет внутри них начал пульсировать, подстраиваясь под какой-то новый, чуждый ритм.

Нико почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Ты… слышишь что-то ещё, да? — прошептал он.

Это была глупость. Машины не слышат. Они не чувствуют. Они реагируют.

Но Нико слишком часто замечал, что мана ведёт себя так, словно отвечает.

Он быстро отключил питание.

Свет погас почти мгновенно. Вибрация сошла на нет. Приборы замерли, стрелки вернулись в ноль.

В мастерской повисла тишина — редкая, почти неестественная для Эмбертона.

Нико медленно выпрямился и снял перчатки. Сердце билось быстрее, чем обычно.

— Рано, — сказал он себе. — Я просто поспешил.

Он хотел в это верить.

Он сел на край верстака и закрыл глаза, прокручивая в голове последние секунды эксперимента. Отклонение было небольшим. Почти в пределах допустимого. Но оно появилось без внешнего воздействия. Не скачок, не помеха, не дефект кристалла.

Что-то внутри системы само изменило поведение.

Нико открыл глаза и посмотрел на устройство другим взглядом — уже не как на инструмент, а как на загадку.

— Значит, ты сложнее, чем я думал, — тихо сказал он. — Ладно. Значит, будем разбираться.

Он потянулся за блокнотом, исписанным мелким, неровным почерком, и сделал несколько пометок. Вопросы. Гипотезы. Осторожные предположения.

Один из них он обвёл дважды.

Резонанс с городским контуром?

Мысль была тревожной.

Если устройство действительно входило в резонанс с общей сетью подачи маны Эмбертона, это означало, что оно не просто потребляет энергию. Оно взаимодействует с инфраструктурой города. Влияет на неё. Возможно — подстраивается под неё.

Или… наоборот.

Снаружи донёсся глухой удар. Где-то вдалеке сработал аварийный клапан — резкий, пронзительный свист, за которым последовал тяжёлый выдох пара.

Нико замер.

Такие звуки были не редкостью. Аварии случались постоянно. Но совпадение было слишком точным.

Он подошёл к узкому окну и выглянул наружу. Вдалеке, над крышами Нижнего Кольца, поднимался густой столб пара, подсвеченный тревожным красным светом аварийных фонарей.

— Нет… — прошептал он.

Он не хотел делать выводы. Не хотел брать на себя ответственность за то, что могло быть обычной поломкой старого оборудования.

Но где-то глубоко внутри уже зарождалось понимание:

если его устройство чувствует город, то город, возможно, уже начал чувствовать его.

В дверь мастерской постучали.

Резко. Настойчиво.

Нико вздрогнул и обернулся.

— Кто там? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Это я, — ответил знакомый, чуть хриплый голос. — Открывай, Нико. Нам нужно поговорить.

Он узнал его сразу.

Элиас.

Нико бросил последний взгляд на устройство, затем на дверь.

— Похоже, — пробормотал он, — разговор будет долгим.

Он пошёл открывать.

Дверь открылась с привычным скрипом — Нико так и не починил петли, хотя каждый раз обещал себе сделать это «на следующей неделе». На пороге стоял Элиас.

Он выглядел старше, чем при их последней встрече. Не по годам — по осанке. Плечи чуть опущены, взгляд тяжёлый, словно он нёс с собой не только усталость, но и решения, которые давно не хотел принимать.

— Ты долго открываешь, — сказал Элиас, заходя внутрь без приглашения.

— Работал, — ответил Нико и закрыл дверь. — Как всегда.

Элиас окинул мастерскую быстрым взглядом. Приборы, трубки, кристаллы, схемы на стенах. Его глаза задержались на центральном устройстве дольше, чем на всём остальном.

— Значит, слухи правдивы, — произнёс он тихо.

— Слухи всегда врут, — Нико скрестил руки. — Они просто иногда угадывают.

Элиас хмыкнул, но не улыбнулся. Он подошёл ближе к верстаку, остановился в паре шагов от устройства, словно опасался подойти вплотную.

— В Нижнем Кольце только что сработали аварийные клапаны, — сказал он. — Давление в контуре прыгнуло. Не сильно, но… странно.

Нико почувствовал, как внутри всё сжалось.

— И ты решил, что это из-за меня?

— Я решил, что ты — единственное новое переменное, — ответил Элиас. — А это уже повод прийти.

Он повернулся к Нико, и на мгновение в его взгляде мелькнуло что-то почти отцовское — тревога, перемешанная с раздражением.

— Ты хоть понимаешь, с чем играешься?

— Я не играюсь, — резко ответил Нико. — Я работаю. Есть разница.

— Есть, — согласился Элиас. — Но она исчезает, когда результат одинаково опасен.

Нико шагнул к устройству и положил ладонь на холодный металл корпуса.

— Ты сам учил меня не бояться сложных задач. Не останавливаться только потому, что кто-то до нас облажался.

— Я учил тебя думать о последствиях, — жёстко сказал Элиас. — А не только о том, что можно сделать.

Он вздохнул и потер переносицу.

— Слушай. Я видел подобное раньше.

Нико насторожился.

— Когда?

Элиас медлил, словно подбирал слова.

— До Катастрофы.

Тишина в мастерской стала плотнее.

Катастрофа. Слово, которое в Эмбертоне произносили редко и почти шёпотом. Для одних это была абстрактная дата в хрониках. Для других — личная рана. Нико относился ко вторым.

— Ты говорил, что тогда всё было иначе, — сказал он. — Другая архитектура, другие кристаллы. Грубые, нестабильные.

— Да, — кивнул Элиас. — Но начиналось всё так же. С малого. С идеи, что если чуть-чуть изменить подход, то можно обойти ограничения.

Он посмотрел прямо в глаза Нико.

— И был один человек. Умный. Упрямый. Уверенный, что понимает ману лучше остальных.

Нико почувствовал неприятное узнавание.

— Что с ним случилось?

Элиас отвёл взгляд.

— Он исчез. А город… — он сделал паузу. — Город заплатил.

Нико сжал кулаки.

— Ты не можешь судить меня по чьим-то ошибкам.

— Могу, — спокойно ответил Элиас. — Потому что я был там. И потому что вижу, как ты идёшь по той же траектории.

Он указал на устройство.

— Эта штука… она не просто стабилизирует поток, верно?

Нико колебался. Потом медленно кивнул.

— Она ищет равновесие сама. Без постоянной коррекции. Она… учится.

Элиас закрыл глаза.

— Вот именно этого я и боялся.

— Почему? — вспыхнул Нико. — Потому что Гильдия не контролирует её? Потому что она не вписывается в их регламенты?

— Потому что ничто не должно учиться на масштабе города, — резко сказал Элиас. — Особенно — за его счёт.

Он сделал шаг ближе.

— Ты знаешь, что они сделают, если узнают?

Нико усмехнулся — горько.

— Они уже знают. Иначе ты бы не был здесь.

Элиас не стал отрицать.

— Я пришёл не как их посланник, — сказал он тихо. — Я пришёл как человек, который всё ещё считает тебя своим учеником.

Он положил руку Нико на плечо — тяжёлую, тёплую.

— Остановись. Хотя бы на время. Спрячь это. Дай мне поговорить с нужными людьми.

Нико посмотрел на его руку, потом — в глаза.

— А если я скажу «нет»?

Элиас убрал руку.

— Тогда разговоры закончатся, — ответил он. — И начнутся решения.

Они молчали несколько секунд. Где-то далеко гудели турбины, город жил своей жизнью, не подозревая, насколько близко подошёл к очередной развилке.

Нико медленно покачал головой.

— Я не могу остановиться, Элиас. Не сейчас. Я слишком близко.

Элиас долго смотрел на него, словно пытаясь запомнить.

— Тогда ты сам выбрал путь, — сказал он наконец. — И мне очень жаль, что я не смог свернуть тебя раньше.

Он направился к двери, но на пороге остановился.

— Запомни одно, Нико, — произнёс он, не оборачиваясь. — Предательство редко выглядит как удар в спину. Чаще — как рука, протянутая для помощи.

Дверь закрылась.

Нико остался один.

Он посмотрел на устройство. На мягко поблёскивающий кристалл. На схемы, которые могли изменить всё.

— Я справлюсь, — тихо сказал он, скорее себе, чем машине. — Я всё рассчитал.

Где-то в глубине города снова что-то щёлкнуло, переключаясь на аварийный режим.

Нико этого не услышал.

Наблюдательная платформа находилась высоко над Нижним Кольцом, там, где воздух уже был чище, а шум города превращался в далёкий гул. Стеклянные панели купола отражали огни Эмбертона, разбросанные внизу, как россыпь тлеющих углей.

Магистр Риан стоял, заложив руки за спину, и смотрел вниз.

— Подтверждено? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, магистр, — ответил голос за его спиной. — Аномалия локализована. Источник — частная мастерская. Нижнее Кольцо, сектор семь.

Риан медленно кивнул.

— Частота отклонения?

— Низкая. Пока. Но характер… необычный.

— «Необычный» — это не термин, — холодно заметил Риан.

Собеседник сделал паузу.

— Поток не разрушался. Он… перестраивался. Как будто контур искал новое устойчивое состояние.

Риан повернулся. Его лицо было спокойным, почти безэмоциональным, но глаза — внимательные, цепкие.

— Самостоятельная адаптация? — уточнил он.

— Похоже на то.

В куполе повисла тишина.

— Имя, — сказал Риан.

— Нико. Полное досье прилагается. Образование — вне Гильдии. Наставник — Элиас Верн.

Риан приподнял бровь.

— Элиас… — повторил он. — Значит, круг замкнулся.

Он прошёлся вдоль панорамного окна.

— Уровень угрозы?

— Пока — наблюдение. Но если расчёты верны, при масштабировании эффект может выйти за пределы локального контура.

— «Может», — Риан остановился. — А если нет?

— Тогда… — агент замялся. — Тогда город получит источник энергии, который мы не контролируем.

Риан усмехнулся.

— Вот именно.

Он повернулся к панели управления и коснулся активной схемы города. Потоки маны светились ровными линиями, переплетаясь в сложную сеть.

— Эмбертон держится не на энергии, — сказал он. — Он держится на предсказуемости. Любая система, которая учится сама, рано или поздно перестаёт быть послушной.

— Прикажете вмешаться?

Риан покачал головой.

— Нет. Не сразу.

Он задумался на мгновение.

— Пусть продолжает. Пусть верит, что он один. Чем дальше он зайдёт, тем яснее станет его ценность… или его опасность.

— А если он вызовет аварию?

— Тогда мы скажем, что спасли город, — спокойно ответил Риан. — История любит тех, кто приходит последним.

Он посмотрел на огни внизу, туда, где среди тысяч мастерских и жилых блоков пряталась одна-единственная, слишком любопытная.

— Назначьте наблюдателя. Ненавязчивого. Пусть будет рядом, когда понадобится.

— Понял.

Агент уже собирался уйти, когда Риан добавил:

— И… предупредите Элиаса.

— Предупредить?

— Напомнить ему, — уточнил магистр, — чем обычно заканчиваются такие истории.

Агент кивнул и исчез за дверью.

Риан остался один. Он снова посмотрел на город — сложный, хрупкий, живой механизм.

— Гении всегда думают, что играют с идеями, — тихо сказал он. — А на деле — они играют с миром.

Где-то внизу, в Нижнем Кольце, Нико снова включил своё устройство.

И город, сам того не зная, сделал первый шаг навстречу будущему, в котором ему предстояло измениться навсегда.