Искушая тьму

От автора

Сеть окутала мосты,

Мгла затмила блеск воды.

Там невидимая нить

Так обвила — не срубить.

В недрах пылких, тихо тлея,

Дымом едким жар навеяв,

Трескаясь под вздохом каждым

Свода яркого небес,

Звёзды, точно угольки,

Свет мерцанием пленив,

Взор тщеславный притупив,

Вновь сулят сознанию тишь,

Смутным ликом взворошить,

Метким жалом мысль томить

И остаться вечно стыть.

Власть искушения и его пытливые воронки, попав в которые, уже невозможно устоять в былом равновесии, невозможно удержаться на поверхности обыденной жизни. Соблазн нового, прекрасного будущего уносит нас от реальности. Какой бы опасной подобная авантюра ни казалась, она настигает, как буря, и убегать от неё бесполезно. Я бы согласилась, чтобы меня унесло ещё сотни раз. Ведь, несмотря на всю боль, что принесла мне потеря, я знала, что прожила свою судьбу, а потому не испытывала сожаления, только лёгкость нежных, прохладных касаний, обволакивающих кожу, манящих тёмных вод.

Вступление

Ты не видишь выхода, когда чувства закрывают твоё сознание настолько, что остатки здравого смысла, мелькавшие на задворках разума, покидают голову, уступая мечтам, которым не суждено сбыться. Он был мечтой.

Он был фантомом, которого я воспроизводила в своём сознании раз за разом, покидая мятые простыни в своей уютной квартире.

Я заблудилась в поисках удовлетворения. В моей неспешной, хоть и временами суматошной, жизни всё шло своим чередом.

Тоска, скука, хандра, печаль…Нет, мои будни вовсе не ощущались такими. Будучи человеком практичным, я не знала минут, когда бы пожалела, что мой выбор пал на мужчину надёжного и во многом даже предсказуемого. Вадим не был мечтой. Он был моей реальностью, из плоти и крови, всегда нежен, всегда заботлив и щедр. Пресыщение? Быть может, это то, что меня терзало. Я опасалась в этом себе сознаться. Моя тщательно срежиссированная жизнь рушилась, и всё было не по плану. И я оказалась к этому не готова. Я не привыкла к такому. "В моей голове нет места замешательству", – говорила я себе.

Но душа… Что же делать с той частью себя, которая начинает пожирать тебя изнутри, если ты слишком долго затыкаешь её голос? Если закрываешься от чувств, бежать некуда. Из этого лабиринта выхода нет. Но мне нужна была зацепка, чтобы не заплутать. Нужна была только соломинка, чтобы не увязнуть и не остаться на задворках собственных иллюзий, позволив им смести всё, что у меня было, в прах.

Глава 1 Вадим

Знакомство было без особой романтики или тайны. Долгие годы упорной подготовки и долгожданное поступление в престижный вуз. Никто не мог предположить, что в жизнь ворвутся события, призванные перевернуть её вверх тормашками, словно намекая, что всё то, чем я жила, мне не принадлежало.

Вадим со стороны казался сдержанным и невозмутимым, но его сильные загорелые руки выдавали волнение. Его пальцы сплелись в замок, а взгляд был холодным, немного исподлобья. Вадим работал в компании своего отца, и все понимали, что жизнь у парня устроена: папочка позаботится, чтобы ему было хорошо. Он готовил его в преемники: учил одеваться, держаться на людях, даже разговаривать. Учил всегда предохраняться и никогда не привязываться к случайным увлечениям. Что ж, в этот вечер даже он не мог всё предвидеть.

В то время я любила ходить с подругой в бар неподалёку от места, где мы учились, почти каждый вечер.

Вадим стоял у машины, дым его сигарет струился в воздухе вместе с запахом его парфюма. Во мне было достаточно алкоголя, чтобы притупить здравый смысл. Он увидел меня и пристально всматривался в моё лицо, продолжая курить. Этот дым отдавал горечью терпкого парфюма с апельсином, притупляя во мне оставшуюся способность сопротивляться порыву.

Он подошел. Я заглянула в его глаза, потом опустила взгляд на губы — тонкие и влажные, почувствовав, как он обхватил меня и сжал мои запястья. Моё бежевое пальто было распахнуто обратной стороной, и его ладони коснулись моих бёдер. Он водил по ним осторожно тёплыми руками. Чувствуя его дыхание, я не сопротивлялась, застыв на месте. Я продолжала смотреть на губы, и мне хотелось их разомкнуть.

Мои пальцы коснулись его лица и, осторожно спустившись по подбородку, дотронулись до языка. Ему понравилось, я ощутила его возбуждение. Он хотел зайти дальше, но, как только подобрался слишком близко, я остановила его, и провела языком по его щеке. Я ощутила небольшую щетину и сильный сладкий запах. Язык легонько скользил по его лицу ближе к вискам, за ухом, по скулам. Кончики носов слегка соприкоснулись. В его глазах читалось смятение и интерес одновременно, что ещё больше подначивало меня. Я положила один палец ему в рот, потом второй. Он был в замешательстве и будто немного даже сопротивлялся, но ему всё ещё нравилось. Наши губы наконец сомкнулись. Это не был лучший поцелуй в моей жизни, но мы оба наслаждались моментом. Я пыталась распробовать этого мужчину, и в этот вечер его старания были щедро приправлены ликёром. Я слышала каждый вздох, как стук барабанов перед битвой или ритуальный танец. Быстрый пульс играл в унисон, как аккомпанемент к этому действу. В собственной голове ты сама выносишь приговор своим желаниям: ты — автор своего падения, ты ему судья и ты же палач. Я так и не решилась пойти до конца.

Всю дорогу домой в дешевом такси меня колотило, но прежде чем меня в него затолкать, он успел накинуть свой шарф. Если у мужчины появляется настоящий интерес, он может быть очень изобретателен.

Глава 2 Не одна

Мне было двадцать четыре. Говорят, возраст — всего лишь цифра, но когда женщина с ней сталкивается, каждый раз это ощущается не как математическая единица, а как определенный рубеж. Ещё год, и я с гордостью могла носить степень магистра. Я планировала стать ветеринарным врачом и работать с животными. В детстве у меня были разные питомцы: пара попугаев, кошка, несколько собак, небольшой кролик. Я любила живность, но так и не поняла, что за зверь — мужчина. Я не знала, ни как его заманить, ни приручить. Все попытки моих отношений с противоположным полом всегда напоминали недолгосрочную, но увлекательную игру без всякого смысла. Исход всегда был предсказуем. То, с каким надрывом проходило очередное расставание, напоминало отчаяние. А тут все само плыло в руки, оставалось за него вовремя ухватиться.

Пока я цепко впивалась в свои размышления, прошло ровно два дня. Он раздобыл через кого-то мой номер. Чёрные волосы струились по плечам, а зелёные глаза сверкали, как только звонил мобильный. Мы висели на телефоне часами, вместе ужинали, иногда у него. Я почему-то была уверена, что скоро ему надоест. Мне льстило внимание, нравилось, что мои будни стала скрашивать мужская компания. Его отношение, внимательность тешили моё самомнение. Но чем больше я его узнавала, тем больше понимала, что что-то не так. И скоро всё стало настолько очевидно. Я чувствовала этот запах, его не мог перебить никакой парфюм. От него веяло банальностью, а она порождала скуку. Но я и не думала его бросать.

Во время одной из таких поездок на его машине он расстегнул мне замок на куртке, взял за шею, и я резко почувствовала его язык у себя во рту. Рука лежала на колене и медленно поднималась вверх. Он расстегнул джинсы и двумя пальцами водил между ног, а губы спустились на грудь. Я сняла верх, он зубами спустил мой бра: сначала одну лямку, потом кружевные чашечки, которые едва прикрывали соски. Его рука ощущалась всё сильнее, движения становились более грубыми. Моя грудь набухла, лицо покраснело, а мозг всё ещё подавал слабые сигналы, и я боялась, что нас кто-то увидит. Мы перебрались на заднее сиденье. Он пытался в меня войти, сжимая руками бёдра, пока копна моих волос полностью не растрепалась по всему лицу. В какой-то момент я его остановила. Мы решили поехать к нему.

Комната была в свете искрящихся огней ночного города, который мельтешил в огромных окнах. Он смешал апельсиновый сок и немного текилы. Я сделала глоток, опустилась на колени, прижалась к нему и медленно водила головой, упираясь лицом в его фаллос. Алкоголь ударил мне в голову. Я не стану делать вид, что не понимала, почему мне нужно было пропитать каждый слой себя приличной дозой горючего. Когда удаётся притупить все сенсоры, они не дают тебе остановиться и удерживать желание, ведь само по себе оно не сортирует рацион. Тебе просто хочется, в тебе кричит голод. А после хорошей закуски голод не просто усиливается, он заставляет тебя забыть, что в меню нелюбимые блюда. И ты берёшь из того, что есть. Я смотрела ему меж ног — намечался вариант.

Он ни о чём не думал, совсем. В моменте все его мысли, мнение обо мне — ничего не было важно, только ощущения. Я расстегнула ширинку, обхватила руками колени и спустила джинсы ниже, снова прислонила лицо к паху, прикоснулась губами к его члену и провела языком по мошонке. Медленно я спускалась всё ниже и водила им по его бёдрам, лизала его колени, потом по икрам. Я всем своим телом погружалась в его атласную кожу с привкусом горечи. Его рука была между бёдер, но пальцы были почти неподвижны. Не проникая в меня, он слегка придавливал клитор. Мои пухлые губы добрались до соска, и я укусила его. Он вскрикнул и отодвинулся. Схватив за запястья, он положил меня на большой обеденный стол.

Я была изрядно захмелевшая. В память мне запали, краем глаза увиденные, резные ножки. Их узор тогда виделся странным рисунком, похожим на письмена шаманов. Глупость, но что-то в этом было. Любимый антикварный предмет отца, безответственно вручённый не искушённому в таких вещах сыну. Но в том, что он делал со мной в эту минуту, он разбирался куда лучше. Хруст сломанной ножки, пара неуклюжих резких движений, и скатерть слетела вниз. Осколки посуды врезались мне в спину, шею и живот. Его палец всё ещё чувствовался во мне, а боль – нет. Оглядываясь, это даже забавно. Пара царапин – и я стала жить с ним. Пока осколки резали мою кожу, я не чувствовала ничего, не чувствовала страха. Я отдала себя правильному мужчине и понимала, что больше никогда ни в чём не буду нуждаться, пока я с ним. Я осознала, что у него было всё, кроме способности заставить меня чувствовать. Но я жила с ним, убрав лишние эмоции, приминая всё, что было необходимо.

Глава 3 Пока видны тени

Кто-то повернул ключ. Своим ключом открыв дверь, он уверенным шагом прошёл весь длинный коридор. Звуки его стоп, шагающих твёрдой походкой по тёмному лакированному паркету, отдавались по всей квартире. Походка не гостя, а хозяина. Такая поступь характеризовала человека, который был уверен, что пришёл на свою территорию. Вадим вышел из душа и вернулся в постель. Он ничего не заметил и не услышал. Едва пошевелившись, я пододвинулась к нему поближе, чтобы прижаться бедром. Не знаю почему, но я будто закаменела и решила делать вид, что не заметила ни единого шороха. Вадим заснул. Это был воскресный день, и он дремал, как ребёнок, со сладостным, изнеженным выражением лица. Его мужественные скулы слегка освещали тонкие лучи утреннего света, просачивавшиеся сквозь занавески.

Откинув голову назад, он бросил на меня взгляд, чуть прищурился и улыбнулся. Окончательно распахнув свой взор и скинув с лица сонливую гримасу, стал смотреть ещё пристальнее, даже подозрительно, будто хотел заглянуть в мои мысли. Я же совсем не любила, когда тот, кто был в моей постели, хотел без приглашения залезть в мою мутную душу. Стоя полураздетой перед единственным мужчиной, который искренне, в напрасных попытках меня понять, всё же меня принял, стоило ли мне раскрывать ему и моё нутро? Истина состояла в том, что внутри была мутная трясина, которая пугает, манит и затягивает. Мне и самой страшно бывало в неё заглянуть, поэтому я чаще держала дверь в неё закрытой. От холода, в котором я привыкла держать свои чувства, она казалась застывшей, но один неверный шаг — и я с лёгкостью, почти наверняка, увязла бы в тугих сплетениях собственных желаний. Как в эту минуту, когда он меня рассматривал.

Я стояла напротив постели. Не пытаясь встать, приблизиться, обнять или прижаться, бросить пару милых фраз, сделать комплимент, может, предложить мне выпить вместе чай, он только продолжал лежать и впиваться глазами в мою тонкую бледную кожу. Я на мгновение забыла, что, вероятно, в дом кто-то вошёл, и не решалась пошевелиться. Застыв на одном месте, я чувствовала, как тепло растекалось по моему лицу, ощущала жажду в горле и укол распалённой искры в груди. Чувство было до мурашек, мне становилось всё жарче. Сильная рука сжимала мою ладонь в тугой узел. Он держал меня так крепко и с таким напряжением, как только может любовник, предчувствующий безответность, как охотник, жадно вдыхающий последние нотки пороха в воздухе, пропитанном поражением, прежде чем дать добыче сбежать. Иного зверя бывает непросто загнать. Это почти искусство – умело расставлять другим ловушки, не оказавшись жертвой собственных уловок.

Сладкий пот стекал с его обнаженной груди мне на спину. Запах хвои и гвоздики немного дурманили, усиливая пыл. Щетина впилась мне в кожу, а его тело всем весом покрыло мое. Одна рука держала мои ладони, другая скользила вдоль бёдер. Я ощутила в себе его пальцы, тёплые и мягкие. Он проник в меня медленно, а потом резкие и непрерывные движения его руки становились всё жёстче и пробуждали во мне всё больше желания. Он впивался в меня зубами, кончиком носа прошёлся вдоль плеча. Спина его завораживала. Ничто не пленило его так, как глубокий вырез «на выход», открывавший взор на безупречную осанку, привитую хорошим девочкам. Полотно белоснежного бархата, который будоражил воображение.

Его тело сверху плотно прижалось к моему. Руки были вытянуты вдоль постели, пальцы скрестились, ладони взмокли. Лёжа на животе, почувствовав его пыл, бёдра рассекли ткань мятых простыней, скомканную под ними. Его плоть скользила по ягодицам и резким рывком вошла в меня. Он всегда делал это неспешно, осторожно. То, как это минутное желание прорвалось через грохот бешеного пульса, настораживало. Нечто поменялось: он брал свою дозу удовлетворения с такой неуёмностью. Лицо может не выдавать истину. Разные люди блефуют с разным мастерством на подмостках любви. Но когда он держит в руках твой пульс, сложно что-то скрыть, проще не пытаться. Все же он продолжал, и это было приятно. Мощные толчки крепкой плоти были все более быстрыми. Я не произнесла ни слова, мне нравилось. Одно пугало: чего он этим добивался? Страх лишь усиливал желание. Человек, не теряющий самообладания в момент смятения, достоин восхищения. Тот, кто обуздал свои импульсы в момент вожделения, может править миром. Яркий оргазм не заставил себя ждать, но я все ещё слышала шум присутствия третьих лиц: чей-то вздох, чью-то неосторожную поступь и шорох струящейся ткани о тонкие стены. Я чувствовала все, даже чьи-то мысли, даже чью-то похоть. Она сочилась сквозь воздух.

Тень острого профиля молодой девушки ясно отражалась, стоило лишь мне взглянуть через плечо моего горячо увлечённого делом мужчины. Он был изнемождён, но всё ещё навязчиво хотел внимания, желая благодарности за проделанную работу. Я же собиралась испытать страсть сильнее пробуждаемой в женщине интимными удовольствиями, утолить любопытство. Привстав с постели, я двинулась в сторону двери, мимолётным взглядом окинув стройную молодую девушку. Она была ненамного моложе меня, с виду лет семнадцати. Тонкие ноги и руки были скрещены, глаза опущены вниз, кружевной бюстгальтер просвечивал сквозь белоснежную, идеально выглаженную рубашку. Она была безупречна, если бы едкий запах сигарет не смешался с её парфюмом. Это придавало ей лёгкий шлейф бунтарства. Воздушная короткая юбка из тюли обвивала её бёдра, выгоревшие на солнце пряди выдавали недавний отдых. Это была его сестра, с которой я никогда раньше не сталкивалась. Вадим упоминал о ней, но лишь вкратце и никогда не углублялся в разговор, если кто-то пытался о ней спросить, как если бы она была призраком. Он знал её достаточно хорошо, чтобы не лезть в её жизнь, но недостаточно хорошо, чтобы не терять бдительность. Она сидела на полу с таким видом, будто не понимала, что всё это время происходило в комнате за стеной.

Ева никогда ни в чём не нуждалась и не привыкла ни извиняться, ни просить. Однако если нужда и зависимость в этой жизни затронут не всякого, то страх ведом нам всем. В разное время он настигает без исключения каждого, свой. Чего боялась эта молодая, красивая, обеспеченная девочка? Мир стелился перед ней. Её не страшила бестактность, давление или муки совести; над ней не давлел долг перед кем-либо или привязанность. Ни одиночество, ни избыток внимания не страшили её. Это читалось во взгляде.

Она бросила на меня свой прозрачный, холодный взор. Два обломка стекла воткнулись в меня своим безразличием. Всё, что происходило в эти минуты, отдавалось стонами и доносилось до её маленьких, аккуратных ушей, в каждом из которых сверкал внушительных размеров изумруд в обрамлении из белого золота. Всё это время до неё доносились вскрики вожделения. До её слуха дошёл каждый скрип, каждый шорох, отблеск каждого движения. Она лишь, сидя, облизывала губы и скрестила пальцы на руках в крепкий замок, но ничем себя не выдала, не проронив ни слова.

Ева привстала, не представляясь, прошла мимо и открыла дверь, в которую неспешно вошла женщина, а следом вбежала белая собака. Его мать была доброй, славной, миловидной женщиной пышного телосложения. Я была с ней знакома. Впрочем, Милену Львовну знали все. Это был яркий персонаж светской жизни. Правда, уже в далёком прошлом. Образованная, беспечная женщина, для которой все двери были открыты, быстро привлекала к себе внимание многих и вскоре остепенилась, обзаведясь двумя детьми. Никто не понимал, да и, откровенно говоря, мне самой сложно было определить, счастлива ли она и что скрывает её загадочное лицо. От неё нельзя было услышать ни причитаний, ни критики, ни похвал, но показное добронравие и любезность оставались неизменно при ней. При таком достатке все домашние дела его мать выполняла сама. Она готовила и прибиралась. А её фирменная шарлотка собирала всех на традиционный завтрак каждое воскресенье. Мне случалось столкнуться с её внезапными визитами в наш дом уже не раз. В каждый свой приход она была непринуждённой, спонтанной и безупречно элегантно одетой, что не сильно смягчало неловкость. Мне так и не удалось раскусить эту женщину. Её личность оставалась абсолютно неразгаданной. Я не смогла бы описать, что это за человек, парой слов, спроси вы меня. Вряд ли это осознавали и её дети, которых она поддерживала и восхваляла во всём, оставаясь при этом довольно отстранённой. Она позвала дочь и, подняв собаку на руки, они вдвоём вышли из квартиры со словами:

– «Не будем вам мешать».

Лёгкая улыбка с оттенком сарказма скользнула на её лице, будто туманной тёмной ночью лунный свет ярким бликом озарил гладь холодной речной воды. Мы остались одни, и тишина нависла над нами. Вадим никогда не говорил со мной о будущем, но появление этих двоих изменило атмосферу. Он начал задавать вопросы, к которым я была не готова, один за другим подводя к главному. А именно: чего же я хочу? Он пытался расколоть меня, получить признание, чтобы использовать ответ по своему усмотрению. Его речь звучала такой неуверенной, неискренней. Он пытался манипулировать, но явно успел узнать меня ещё меньше, чем я предполагала. Я не признавала давления и маневренно увернулась от его напора, не выдав ни одного чёткого ответа.

Глава 4 Сквозь ветви

В любой день я могла прийти к нему, положить голову на колени и, прижавшись к тёплой и сильной груди, прошипеть всю боль и всю радость минувшего дня. Вечер был переполнен огнями. Их свет не давал мне забыть о самых ярких моментах, которые только нам приходилось пережить. Но ни единая вспышка лучезарного неба, ни один просвет не мог усмирить мутные задвижки моей памяти. Они открывали занавес к самым потайным её отголоскам, хранящим мятеж в мыслях и на теле. А утром всё начиналось заново.

Уют – что-то такое тихое и милое, он окутал меня им. Каким бы серым ни был мой день, я всегда ощущала себя рядом с ним в безопасности, но лишь материально. В мыслях я была от него далека и всегда терзала себя сомнением: ощущал ли он это? И если да, то почему молчал?

Может, он всё знал и ему было всё равно? Может, его всё устраивало как есть? Возможно, что и он не испытывал никакой любви. На самом деле так было бы проще. Потому как страшнее гнева обиженной женщины может быть лишь месть отверженного мужчины. Чаще всего он даже не будет особо изощряться. Ему это не нужно. Он вполне может себе позволить в открытую вас уничтожить и мечтать о том, как в отчаянии вы ползёте обратно туда, откуда бежали. Мне никогда бы и в голову не пришло, что Вадим способен на такое, во всяком случае точно не по отношению ко мне. Но проверять эту гипотезу мне не хотелось.

Я пришла в его жизнь из ниоткуда, и мне было что терять. Я могла остаться ни с чем: без защиты и средств, без второй половинки и с сомнительной перспективой выживания. Он нужен был мне, но я никогда не была рядом с ним собой. Придерживаться образа, который его привлёк, и не отступать от него – вот залог того, что я продолжала быть нужной ему. И до тех пор у меня была опора, а он владел видимостью идеальной женщины. Я была правильной, иногда не совсем правильной, а порой совсем неправильной. И ему это нравилось. Иногда казалось, что я должна быть наказана за свои метания. Ведь если бы я была искренна, то знала бы наверняка и вряд ли ставила бы под сомнение наши отношения. Но эти мысли приходили нечасто.

Лёгкий завтрак: джем на хрустящем хлебе, американо с молоком и ромашковый чай. Ритуалы, от которых мне было трудно отказаться. Каждое утро тёплые струи воздуха, обдувавшие моё лицо из горячего фена, и уютная ванная в дымке после тёплого душа. Мягкий розовый халат и тапочки с шёлковой каймой. Есть вещи, блеск которых не утомляет. Как красивая женщина, которая порой становится очередным украшением интерьера. Зачастую это происходит подсознательно. Но куда деваться, если вы уже так удачно вписались в его расписание, в его дом, в его ритм, в его жизнь? Я становилась очень нужной вещью, неотъемлемым драгоценным атрибутом его будней, а он был опорой, на которой всё это держалось. Это было не спланировано, это было инстинктивно. Мне было необходимо проверить это подспорье на прочность. Мне предстояло раскрыть себя не с самой лучшей стороны, но лишь так я могла обрести целостность, собрать свою сущность воедино по частицам. В этом опасность рвать юные бутоны: они капризны и полны сюрпризов, порой совсем не приятных.

В цветущем саду небо заслоняли длинные ветви деревьев. Немного содрогаясь на ветру, они сочились ярким, ослепительным светом. Их полутона напоминали безликие, тусклые отголоски желания, оставшиеся на коже и впившиеся в неё смолистым бальзамом. И всё же они были такими манящими! Голова кружилась от восторга содрогнувшегося сердце. Для женщины, которая из страха лгала всем, только в одном я могла признаться откровенно: я искренне не понимала, почему позволила себе этот шаг. Глупость никогда не была мне свойственна, и я гадала, что затмило мой светлый разум. Разум не предавал меня, он всегда сопутствовал каждому моему шагу, каждому повороту судьбы. Ведь её нельзя предугадать или контролировать, но свои реакции можно. Можно и нужно уметь смотреть сквозь любые манёвры, павшие тенью на твою карту мира.

Откликался ли мой внутренний компас, когда на горизонте замаячил его отец? Думаю, меня вело что-то другое. Наше подсознание многое скрывает от нас, желая уберечь от собственных слабостей.

Меня толкала в пропасть не похоть и не расчёт, меня вело желание. Мне хотелось подчиниться, подыгрывать всему, что он делал. Вначале чувства вины не было, всё казалось баловством.

Глава 5 Приманка

В моём любимом кафе средиземноморской кухни, за самым красивым столиком с прекрасным видом из окна, сидела парочка, похожая на героев из фильма: престарелый министр и его молоденькая любовница. Пафоса добавлял чёрный рояль и тонкие пальцы, что всякий раз так искусно стучали по клавишам. Звуки музыки были прекрасны.

Вся в белом, с лёгким кружевом тончайшего белья, которое слегка просвечивало через обтягивающий силуэт платья, солнечным утром, крепко сжимая в своих нежных ручках чашку капучино, сидела Ева. Напротив вольяжно восседал отец семейства — папа Вадима. Она положила маленькую изящную сумочку на выглаженную скатерть. Декольте подчёркивали небольшие неброские украшения из белого золота. На руке красовались часы в виде змеи. Волосы были аккуратно уложены в хвост. На кружевном блюдце скромно ютились шоколадные бисквиты и немного ягод, обильно присыпанные сахарной пудрой. Ничто не выказывало благополучия сильнее, чем эти двое. Это была элита, которая занимает VIP-места в самых роскошных заведениях и никогда не танцует. Он был источником этой неги. Стабильность, незыблемость, стать — вот чем веяло от этого мужчины.

Они увидели меня. Я поняла, что он сразу меня заметил. Я взяла свой бокал и подошла к столу, где вольяжно восседала Ева. Она отвела взгляд в сторону, делая вид, что меня не замечает. Сперва не здоровался и её отец. Затем, повернув голову в мою сторону, лёгким кивком и улыбкой он поприветствовал меня. Привстав, он отодвинул стул, чтобы я смогла с ними присесть. Никто не мог предвидеть последствия этого вечера. Нутро что-то мне подсказывало. Но когда я его слушала? Никогда! И каждый раз это стоило мне всего.

Завтрак перешёл в обед, потом они пригласили меня на ужин, а затем мы решили немного развеяться. Почти семейное времяпровождение. Вадим был не против. Обычно дотошный и ревнивый, он вовсе не возражал. Я была с его родными, что могло случиться?

В тёмной раздевалке модного ночного клуба, соучредителем которого были финны, лично знакомые с его отцом, было почти ничего не видно. Сочился лёгкий свет, и было почти невозможно ни повесить собственные вещи, ни найти их. Одежда была различима на ощупь, и, проведя рукой по ряду, я ощутила мягкие и тонкие ткани: деликатный шёлк и кашемир, впитавшие ароматы блаженства и греха. Ева была в уборной. Я думала, он закажет нам выпить, но его отец нашёл меня там, во тьме раздевалки. Я подумала: настал тот момент, когда он захочет поговорить со мной о сыне. Наши отношения были уже довольно долгими, но всё ещё непонятными. Было непонятно, к чему они шли. Я была свободолюбива, чувствовала прелесть окружающего мира и всё, что он может предложить. Я завидовала людям, которые с лёгкостью меняли жизненные условия: партнёров по работе, окружение и даже любовников. Моё сердце жаждало разнообразия, перемен, неуловимости дней, запечатлённых в каждом содрогании земли, уходящей из-под ног под натиском страха перед подобной свободой. Я ждала непредсказуемости, спонтанности, но опасалась их. Находясь в долгосрочных отношениях, твоя вторая половинка в конце концов ощущает эти метания и находит, возможно, менее притягательный, но более понятный вариант.

Есть люди для восхищения, а есть для жизни. Как небо и земля. Я всегда в это свято верила. Я хотела крепко стоять ногами на земле, не желая отказываться от её благ, но на деле была совсем иным существом. Мне ещё только предстояло в полной мере это осознать. Но бороться с собой было бесполезно, и я в этом убедилась. Ведь скоро был день рождения Вадима. Очередная проверка на прочность. Я искренне думала, что именно это хотел обсудить со мной его отец, воспользовавшись моментом. Что он решил использовать это как повод, чтобы перейти к теме, которая его на самом деле волновала, и начать меня потрошить. Но он хотел вовсе не этого.

– «Девятнадцатого января…» – произнесла я, заглядывая в его чёрные глаза.

Из-за тёмного пиджака, серых стен и освещения они казались ещё более глубокого оттенка, как угольки. Презрение читалось в этом суровом лице, обычно просто строгом и неподвижном. Но в этот миг он будто переменился и, поджав губы, стал разглядывать меня с ног до головы. Я замерла на месте и была в замешательстве. Думаю, он и не подозревал, что я была намерена ускользнуть от этого разговора, поэтому вкрадчиво произнёс несколько фраз, которые чётко не отложились в моей голове; однако смысл у них был неоднозначный. Очевидно, папочка пытался донести, что ни он, ни его благоверная супруга не намерены долго терпеть наше сожительство. Он упомянул, как бы невзначай, что не важно, насколько сильно Вадим умудрился привязаться ко мне; для них это не является аргументом. Для его отца наша связь была неприемлема. Однако никаких предпосылок для этого я наивно не замечала в те несколько встреч, которые мне довелось с ним иметь. В моей голове крутилась мысль, как бы поскорее сбежать, и тут он сам предложил оставить нас и забрать чуть позже. Ему кто-то настойчиво звонил. Сказать, что меня охватила злость, — не сказать ничего. Не успев возразить, я вылетела в дверь, быстро взобравшись по лестнице, соблазнительно стуча острыми шпильками по каждой ступеньке. Нужен был план действий способный спасти мои отношения, однако его отец уже готовил свой. Исход был неминуем. Схватив руку Евы, пока её белые локоны развивались под грохот музыки, я предложила утопить грусть в алкоголе. Она отказалась и завела меня в уборную. К нам присоединились несколько её подруг. Одна из них громко смеялась, выпив половину бутылки шампанского. Затем она достала немного порошка. В дверь вошёл парень. Ева вышла, не представив нас, и заперла за собой дверь.

Это было странно — всё то, как я себя вела. Была ли это обстановка или отчаяние способствовало тому, что мои инстинкты так воспряли под действием вещества, а мозг напрочь отключился?

С его молчаливого согласия я опустилась на колени, расстегнула ширинку и рукой забралась внутрь, дотронувшись до его плоти. Чёрное длинное пальто упало с него вниз, кожа казалась ледяной. Я уткнулась лицом в его брюки, расстегнула пояс и попросила повернуться спиной.

– «Доверься мне, тебе понравится…» – мягко сказала я. Мои руки были на его пояснице, одна опустилась на бедро. Я едва дотронулась губами до ягодицы, затем слегка лизнула, потом снова припала губами. Я медленно ласкала его сзади, а когда он развернулся, припала лицом к паху. Он затвердел, и я водила, прижавшись своим лицом, вверх и вниз, приоткрывая глаза, пристально всматриваясь в его черты.

Холодные глаза заблестели, в груди стучало, и дыхание стало тяжелым. Казалось, он пытался не показывать, насколько это ему нравилось, но его тело выдавало всё. Я чувствовала его, но в то же время будто натыкалась на стенку, которая в мужском сознании пытается провести грань между плотью и разумом, стараясь разделить их, оградить одно от другого, для самих себя и тех, в ком они не уверены. У женщин это получается хуже: такие потуги не выдерживают длительной проверки и выдают нас под натиском чувств и эмоций. Он держался долго и оказался гораздо более стойким.

Им нужно разделить, чтобы властвовать. Всем раздать роли, каждую расфасовать по ящикам. На каждый ящик навесить ярлык. Так устроены и люди в целом, но для мужчин это принципиально. Так достигают власти, пытаясь всё структурировать.

Нельзя разложить по полочкам страсть: она самое желанное, и всё же в ней есть хаос. Это тот неотъемлемый компонент, что делает её такой интересной. Разве без неожиданностей не бывает пресно?

Он приподнял меня у стенки, прижался лицом мне в грудь и опускал голову всё ниже к животу, водил по нему языком. Он опустил меня на пол, расставил мне ноги, держал бёдра и проникал в меня всё резче и глубже: сначала пальцами, затем языком. Чувствуя его лицо у себя между ног, я не могла сдерживать крик, меня накрыло.