Искушение в тени небоскребов

Дождь хлестал по стеклянному фасаду небоскрёба, как будто пытался смыть с него всё — включая спешку, тревогу и этот проклятый день, который начался с того, что будильник не сработал, а закончился тем, что София опаздывала на самую важную презентацию в своей карьере.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — пробормотала она, нажимая кнопку лифта в девятнадцатый раз, будто это могло ускорить его приход.

В руках — ноутбук, сумка, папка с макетами, стаканчик кофе, который уже начал протекать сквозь бумажную обёртку. Волосы, собранные в небрежный пучок, начали разваливаться, а макияж, тщательно нанесённый с утра, теперь напоминал скорее авангардный арт-объект, чем «естественную красоту».

Лифт наконец приехал. Двери открылись с тихим шипением.

Она влетела внутрь, не глядя — и врезалась во что-то твёрдое.
Не в стену.
В человека.

Кофе полетел вверх, как фонтан, и, словно в замедленной съёмке, обрушился обратно — прямо на белую рубашку мужчины, стоявшего в центре кабины.

— О боже! — выдохнула София, отшатнувшись. — Простите, я…

Она подняла глаза.

И замерла.

Он был высоким — почти на голову выше её. Широкоплечий, с коротко стриженными тёмными волосами, чуть с проседью у висков. Лицо — резкое, с чёткой линией скул и холодным, оценивающим взглядом. Он смотрел на неё так, будто она была не просто помехой в его утреннем графике — а нарушением закона физики.

— Это что, испытание на выносливость? — спросил он, глядя на пятно кофе, расползающееся по его рубашке. — Или вы всегда начинаете день с акта вандализма?

Голос — низкий, с лёгкой хрипотцой. Без тени улыбки.

— Я… искренне извиняюсь, — сказала София, чувствуя, как щёки пылают. — Я опаздываю на встречу, лифт не приезжал, и…

— Это лифт, а не личный курьер, — перебил он. — Он работает по расписанию, а не по вашему распоряжению.

Она резко вдохнула.

— Вы могли бы просто сказать, что всё в порядке, или хотя бы не быть настолько…

— Циничным? — закончил он за неё, наконец-то отрывая взгляд от рубашки. — Это мой бренд. Максим Ковалёв. Владелец половины этого здания. И, видимо, жертва вашего утреннего хаоса.

София замерла.

Ковалёв.

Она слышала это имя.
Макс Ковалёв.
Основатель «КовСтрой Групп» — одного из крупнейших девелоперов в стране. Холодный, расчётливый, без компромиссов. Говорили, он заключает сделки за пять минут и увольняет людей, не отрываясь от кофе.
И вот он стоит перед ней, весь в её кофе, с выражением лица, будто только что выиграл в лотерею — но призом была головная боль.

— София Ланге, — сказала она, выпрямляясь. — Арт-директор агентства «Стиль и Контекст». Мы делаем редизайн для «Аркана», — добавила она, имея в виду бизнес-центр, где они сейчас находились.

Его бровь чуть приподнялась.

— Значит, вы та, кто будет превращать мой офис в галерею модерна? — спросил он. — Надеюсь, ваши идеи аккуратнее вашего кофе.

Она хотела ответить резко, но в этот момент лифт остановился на 12-м этаже — его остановке.

Он вышел, бросив на неё последний взгляд.
Не враждебный.
Нет.
Что-то иное.
Что-то, что заставило её сердце на мгновение пропустить удар.

Потому что в этом взгляде было… узнавание.

Не просто «я вас видел».
А «я вас помню».

И тут, как вспышка, в её памяти встало:
Год назад. Благотворительный аукцион в отеле «Ренессанс». Она в длинном бархатном платье цвета тёмной вишни. Танцует одна у колонны, пытаясь скрыться от толпы. И вдруг — он. С бокалом виски в руке. Стоит у входа. Смотрит на неё. Не подходит. Не улыбается. Просто смотрит. Долго. Как будто знает что-то, что она не знает сама.

Она тогда спросила у подруги:
— Кто этот мужчина с серыми глазами?

Подруга пожала плечами:
— Ковалёв. Строитель. Холост. Богат. И, говорят, неприступен.

А потом он исчез.
Как будто растворился в толпе.
Но она помнила этот взгляд.
Тот, что касался не тела — а души.

И теперь поняла: он тоже помнил.

Двери лифта закрылись, оставив её одну.
Она прижала ладонь к груди, чувствуя, как пульс всё ещё не в порядке.

— Ну и начало, — прошептала она.

А где-то на 12-м этаже Макс Ковалёв, стягивая испачканную рубашку в кабинете, смотрел на своё отражение в зеркале и говорил себе то, что не говорил уже год:

«Она вернулась.»