Исповедь старого йорка

Что-то изменилось. Чувствую, как в квартире витает тревога, с каждым днем все больше нарастает напряжение. Хозяйка стала злой и раздражительной. С самого утра я уже улавливал ее настроение. Когда она, отходя от плиты, ставила чашку своего любимого кофе, блюдце, почти выброшенное из ее рук на стол, громко стучало и сигнализировало мне: Ярик, прячься! Тогда я тихо-тихо, слегка подрагивая от испуга, выходил в коридор и прятался в углу за пуфиком. Когда всё затихало, я выбирался из своего укрытия и возвращался на кухню. Там, справа от холодильника, две керамических мисочки стояли на одном и том же месте: в одной была чистая водичка, в другой — вкусная и полезная еда. Хозяйка часто с Хозяином обсуждала, что мне полезно, а чего нельзя класть в мою мисочку. Но вот почему-то в последнее время они забывали о моей еде. Одна миска была пустая и только несвежая водичка поблескивала в другой. Вспоминали обо мне поздним вечером, когда после ужина засиживались на кухне и долго разговаривали или, как они говорили, обсуждали важное. Тогда Хозяин брал с тарелки кусочек сыра или твердой колбасы и кидал на пол, не попадая в тарелку. Я никогда не ел подобной еды, Хозяйка говорила, что она вредная. Понюхав брошенные Хозяином куски, я посмотрел на Хозяйку: может она скажет: "Ярик, нельзя!" и даст мне каши (а я не привередливый, ем любую). Но она даже не посмотрела в мою сторону.

Хозяева все громче и громче разговаривали друг с другом, и чувство тревоги и страха охватило меня. Вспоминая, как раньше они, даже ругаясь, брали меня на руки, гладили и успокаивались, я подошел к Хозяину и стал лизать его ногу. Но на этот раз он не взял меня, не погладил, а небрежно откинул. Резкая боль пронзила мой правый бок. И опять Хозяйка не вступилась за меня. Поскуливая, я пытался пройти в свое укрытие, но был так слаб, что смог доползти к батарее и затаиться. Они продолжали разговаривать.

— Ему девятый год. Зубы выпадают, скоро начнутся старческие болячки. Ты хочешь ими заниматься? — говорил Хозяин.

— Нет, конечно. Лечить его — дорогое удовольствие. Да и времени не будет, — отвечала Хозяйка, поглаживая свой большой живот.

— Вот-вот, — все больше оживлялся Хозяин. — А когда малыш появится, кто будет возиться со старым псом?

— Слушай, Игнат, но ведь не можем же мы вот так взять и выбросить его на улицу. Он не выживет.

— Зачем на улицу? Давай отвезем в ветлечебницу и попросим усыпить.

Я слушал их разговор и понимал одно: от меня хотят избавиться. Меня здесь больше не любят. Я никому не нужен. Не знаю, что сейчас было больнее: осознание своей ненужности или физическая боль от удара хозяина? Вот бы заснуть сейчас и не проснуться. С этой мыслью я направился в свой угол и вдруг услышал:

— А давай напишем в группу, что отдадим старого йорка в хорошие руки.

Они выключили свет и, весело переговариваясь, вышли из кухни. Я еще долго не мог уснуть, болел бок, голод сводил желудок, а в голове крутились слова про чьи-то хорошие руки.

Следующих два дня ничем не отличались от предыдущих. Разве что Хозяин меня больше не пинал, правда, и я старался не попадаться ему на глаза. Хозяйка вновь давала еду, но была она невкусная, не такая, как раньше. Холодная постная каша покрывалась неприятной коркой, из-за чего Хозяйка ворчала, что избаловали меня, мол, эта тварь и уже и жрать не хочет.

Сегодня после работы Хозяин, не снимая тяжелых кроссовок, зашёл в комнату и в чем-то долго убеждал Хозяйку. Чую, обо мне говорят. Действительно, Хозяйка позвала меня, нацепила поводок и даже погладила. Я благодарно лизнул руку, но она тотчас её убрала, отвела взгляд, словно застеснялась своей ласки.

Мы вышли на улицу и направились к большой черной машине. Сердце мое испуганно застучало.

Когда мы подошли поближе, дверь открылась, и из машины вышла молодая пара. Рядом с ними наматывал небольшие круги молодой, непоседливый йорк.

— Микки,— услышал я, — ко мне.

Тот подскочил к девушке и тут же оказался у неё на руках. Поскуливая от удовольствия, он несколько раз лизнул свою хозяйку по лицу. Я засмотрелся на них, но всё же услышал, о чем говорит Хозяйка с молодым человеком.

— У нас нет денег на его содержание и лечение. Так что или усыпляем, или забирайте его прямо сейчас.

Молодой что-то сердито сказал Хозяину, тот нервно отвернулся, делая вид, что рассматривает машину.

В это время девушка подошла ко мне и погладила по отросшей шёрстке. Я зажмурил глаза, ноги мои от волнения задрожали. Давно меня не гладили.

Хозяйка, нервно переминаясь с ноги на ногу, спросила:

— Ну так что вы решили? В группе вы написали, что хотите посмотреть на собаку. Посмотрели?

— Он такой милый, — рассматривая меня, говорила девушка. — И столько лет жил у вас. Неужели не жалко?

— Я не собираюсь с вами это обсуждать.

— Хорошо, мы заберём вашего Ярика.

Хозяйка отдала девушке поводок и, не поворачиваясь, пошла с Хозяином. Я стоял и смотрел им вслед. Хотелось вырваться и побежать за ними: Куда же вы? А я? Вы меня бросаете? Может, это игра такая? Но вот они скрылись за домом, а я остался с незнакомыми людьми.

Девушка свободной рукой подхватила меня и села в машину. Я оказался на её руках вместе с молодым йорком. Зачем я им, если у них уже есть такой шустрый пёс?

Машина остановилась возле нового многоэтажного дома. Мы зашли в квартиру. Девушка выпустила меня и молодого йорка. Тот шустро побежал в комнату, а я, боязливо прижавшись к двери, осматривался вокруг. Да, эта квартира гораздо меньше той, где живут мои Хозяева. У моих — три больших, светлых комнаты, обставленных красивой мебелью. Здесь же одна небольшая комната, просторный коридор и уютная кухня. Сразу бросился в глаза уголок, в котором удобно расположился Микки. В нем было все для спокойной собачьей жизни: лежак, подстилка, даже собачья комфортная кровать, много игрушек. Неужели это все для одного Микки?

— Ярик, подойди, не бойся. Вот твое место, — сказала девушка, указывая на новый мягкий лежак.

Я подошел к отведенному мне месту и устало прилег. Микки весело переминался с ноги на ногу, приглашая меня поиграть. Молодой, здоровый, он был резв и нахален. Невольно засмотревшись на него, я постепенно вовлекался в предложенную мне игру, и вскоре мы вдвоем носились по квартире. Из разговора Молодых, я понял, что нового хозяина зовут Дима, а девушку Оля. Вскоре она нас покормила. После сытого обеда я задремал, а Микки, лениво похаживая рядом, наконец тоже успокоился и прилег рядом.

Так началась моя новая жизнь. Я окреп, перестал бояться новых хозяев, подружился с резвым Микки. Нас одинаково кормили, покупали одежду для прогулок, давали витамины и отвозили на стрижку. Нас просто любили, ничего не требуя взамен. Когда Дима и Оля приходили с работы, я с Микки нетерпеливо дожидался их у двери, радостно поскуливая в предвкушении встречи. И тут мы забывали о правилах нашей крепкой собачьей дружбы и нагло отвоевывали друг у друга право попасть на руки нашим хозяевам и лизнуть их. Какая же это радость! Мне так зателось им показать свою любовь и преданность!

Так прошло три года. Однажды я услышал, как Оля, готовя завтрак, рассказывала Диме, что Ярик (ого, обо мне говорят!) все чаще натыкается на мебель, ведет себя беспокойно. Действительно, я стал хуже видеть. Иногда, бегая с Микки, я упирался в стены, дверь. Дима взял меня на руки и стал внимательно рассматривать.

— Оля, у него глаз мутный. Поехали в ветлечебницу.

Вот так... У меня какая-то катаракта. Дима о чем-то долго говорил с приветливым человеком в белом халате.

Через некоторое время мне сделали операцию. Наверное, она дорогая, потому что ребята отложили поездку к друзьям в Петербург.

Я поправился, стал чувствовать себя гораздо лучше. Микки по-прежнему вовлекает меня в свои резвые, шаловливые игры. Иногда я от них устаю. Тогда иду в свой уютный домик и, удобно устроившись, засыпаю. А вечером, после ужина, мы отправляемся в комнату, запрыгиваем на диван (у меня не всегда получается, поэтому Оля помогает мне) и даем волю своим чувствам. Я растворяюсь в своей любви к этим людям. Мне кажется, они чувствуют мою собачью преданность и признательность.

Давно забыты слова "усыпить", "отдать". Я ухожен и сыт, обо мне заботятся, как и о Микки. Меня просто любят. Но я чувствую, как слабеет мое тело, как мучит во время бега одышка, как часто подводит слух. Я старею, слабею. Наверное, в нашей собачьей жизни это неизбежно. Но старость моя проходит тихо и безмятежно в кругу любящих людей. Знаю, что я уйду мирно, без тревоги на свой Мост Радуги. Оттуда, со своей Радуги, я буду оберегать мой Дом и тех, кто подарил мне столько добра и любви, столько лет счастливой жизни...