Источник жизни

Патрик сидел уставившись в экран компьютера. Он смотрел на него, не мигая, уже добрых десять минут. «Зато не придется объяснять, отчего я плачу». Его социальная работница должна придти с минуты на минуту. Она закажет такси, и вместе они поедут в аэропорт. Там он наконец узнает, кто же такой Патрик Дюбуа. Дорога от Ламорле до Орли не такая долгая. Только бы выдержать. В углу глаза предательски закипала новая слезинка. Да, он смог это сделать. Белая крыса, тупой нацистский ублюдок, он на склоне лет освоил интернет, социальные сети, основываясь на справках из архива Арлозена, смог найти её. Он долго не решался написать, а написав, маялся сутки, думая, как ему придется рассказывать и доказывать, кто он есть. Но, к его удивлению, доказывать ничего не пришлось. Ответное письмо было коротким и содержало лишь одно слово «Вылетаю», остальное было номером рейса и временем прибытия. Оказалось, что это через сутки. Он не был готов к такой скорости. Хотя разве недостаточно ждать семьдесят лет, мучительных и одиноких семьдесят лет, чтобы к закату жизни выйти на финишную прямую и понять, за что твоя жизнь была такой, как была?

Скрип ключа — Анель. Милая, добрая расторопная фея Анель. Единственный человек, допущенный и в дом, и в душу. Как говорится, не было бы несчастья. Три года назад, зимой, он неудачно упал. Его нашли слишком поздно да и то случайно. С тех пор он передвигается в инвалидном кресле, а Анель приходит к нему три раза в неделю. Приносит покупки и убирает дом. Вообще-то по правилам это должен был быть мужчина, чтобы помогать принимать душ. Но Патрик до сих пор не переносил прикосновений к собственному телу. Ведь оно никогда не знало ласки, и каждый коснувшийся его делал это с единственной целью — причинить боль. Поэтому научился справляться с креслом в душевой кабине сам.

Анель накапала ему успокоительных капель. Но руки все равно ходили ходуном. Прицепив кресло к карабину, девушка дождалась, пока специальный механизм втащит его в салон, и только потом села за руль.

Занималось утро, дороги были свободны, и до аэропорта Орли езды было меньше часа.

— Отвези меня прежде к монастырю.

— Патрик, вы хотите выйти? — участливо спросила девушка.

— Нет, просто постоим тут минут десять и поедем дальше.

— Смотри-ка, последний немецкий ублюдок остался. Остальных разобрали их мамочки-шлюхи, а этот настолько плох, что и ей нет до него дела. Ну, опять ревешь, хлюпик, будь пацаном, давай, ударь меня, а то мы тебя снова вздуем.

В свои восемь лет он был постоянным мальчиком для битья в приюте. Доставалось ото всех. Для детей он был чем-то вроде боксерской груши, на нем можно было сорвать дурное настроение или испытать новый приемчик. Для сестер он был воплощением мерзости и греха, эсэсовким отродьем, которого следовало нещадно наказывать за оторванную в драке пуговицу, порванную одежду и за посаженную в тетрадь кляксу. Питался он тоже хуже всех. Считалось, что такие, как он, жировали, пока настоящие французы голодали. И хотя он очень силился вспомнить, чем же таким вкусным и особенным кормили в первые два года, но так и не смог. И самым вкусным для него оставался маленький кусочек белого хлеба с маргарином, который изредка давали в приюте по воскресеньям и который лишь считанные разы не был отобран у «белой крысы» старшими ребятами. Таких, как он, было четверо. Дети Лебенсборна. Но в отличие от него, те не были заморышами и могли за себя постоять, тем самым заслужив хоть крохи уважения у сверстников. Даже тогда, когда их стали забирать матери, а за ним так никто и не пришел, он не обозлился. Он считал, что никакой матери не нужен слабый и некрасивый сын. А он без сомнения был некрасивым. Разве могут быть красивыми эти рыжие волосы, блеклые голубые глаза и конопушки, щедро осыпающие лицо?

В монастыре он получил профессию счетовода и после устроился работать на конезавод. Постоянно сидел взаперти в своем маленьком кабинете, больше напоминающем кладовку. По молодости его ещё задирали, могли кинуть обидное слово в спину. Но потом, сверстники обзавелись женами и обросли детьми. И уже все забыли о Патрике Дюбуа, ублюдке и бухгалтере конезавода. Сам он семью не завел, не считал себя достойным продолжения рода. По ночам приходил в конюшни и долго-долго сидел, зарывшись в гриву какой-нибудь лошади.

Так пришла старость. А потом, то злосчастное падение. Именно тогда, на закате жизни, Патрик решил узнать, кем же в действительности были его родители. Написал в архив. Дождался ответа. К его удивлению, отцом оказался некий Петер Хиршбигель, не больше не меньше как… рядовой штурмовой пехоты Вермахта. Правда с идеальным арийским происхождением. Но то, что он не был эсэсовцем, уже извинило его в глазах Патрика. Мать, уроженка Парижа Люсиль Дюбуа, вероятно тоже доказала арийское происхождение, а может, была достаточно идейно подкованной. Но, так или иначе, в сорок третьем году ее приняли в родильный дом проекта Лебенсборн в Ламорле. Следующая справка, уже из префектуры Парижа, извещала его о том, что Люсиль Дюбуа покончила с собой 26 августа 1944. В тот день он окончательно простил мать.

Официальный запрос по поводу Петера Хиршбигеля ничего не дал. Но, освоив Facebook, он неожиданно нашёл в нем Петера Хиршбигеля. Полному тезке отца было всего лишь тридцать три. И на фото он был таким же рыжим, как Патрик. Именно поэтому он решился написать, думая через него найти сводного брата. В ту пору ему казалось, что отец выжил в войне и у него должна быть семья. Но сводный брат в итоге оказался сестрой, Ритой Хиршбигель. И именно за ней он сейчас поехал в аэропорт.

Патрик сидел в коляске в зале прилета. Он не согласился, чтобы Анель сопровождала его здесь. К ручке кресла был привязан гелевый шарик в виде букета цветов, а в руках табличка с именем сестры. Судя по табло, все пассажиры рейса из Берлина давно уже покинули здание аэропорта. Внезапно он сам себе показался смешным и убогим. Глупый рыжий старик в инвалидном кресле с дурацким гелевым шариком. Идиот. Положив табличку на колени он взялся за колеса кресла.

— Прости, что не вышла к тебе сразу. Я просто наблюдала из-за угла. Если бы ты знал, как ты на него похож, я не смогла вот так сразу, — голос женщины дрожал от волнения, и она с трудом подыскивала слова на французском.

Одной рукой она держала ручку чемодана, а в другой… На минуту Патрик решил, что его подводит зрение. Но нет, в другой руке она держала красивую фарфоровую куклу. Огромные голубые глаза, коралловые губки-бантиком, золотистые волосы, пышное платье из тафты. Эта кукла была потрясающей красоты. Рита проследила за его взглядом. Оставив чемодан она вдруг передала куклу ему.

— Мне кажется, вы должны познакомиться. Это папин подарок на мое пятилетие. Он сказал, что эту красавицу зовут Люсиль.