Истории медной проволоки

Весна нагрянула неожиданно, отогнав колючие ветра подальше на север и заявив свои права на город. Уже к полудню по улицам стекали звонкие ручейки, а птицы, радуясь теплому солнцу, щебетали среди голых ветвей ясеня в городском парке. Одна за другой открывались торговые лавки на главных улицах – они, конечно, открылись бы и в самый лютый мороз, но сегодня даже ставни в магазинных окнах скрипели веселее.

Пока степенные горожане, стараясь не замочить ноги, перебирались через потоки талой воды, звонкоголосая ребятня суетилась возле сточных канав, открывая навигационный сезон. Некоторые дети запускали по воде обычные щепки и спичечные коробки, те же, чьи родители оказались побогаче, вытащили из своих сокровищниц настоящие деревянные суда – модели из лавки игрушек. Когда эти украшенные белоснежными парусами фрегаты уходили в плаванье вниз по весенней улице, лавочники поневоле провожали их угрюмым взглядом, словно сожалея о своих, давно истлевших детских мечтах.

На Речной стороне, вода подобралась совсем близко к забору старой мануфактуры, где вот уже без малого двадцать лет, Йозеф Диллеман тянул медную проволоку. Каждый раз, запуская станок и прислушиваясь к его глухому утробному гудению, он вспоминал гул машинного отделения большого парохода, на котором когда-то служил. Обрезая раскаленный металл огромными ножницами, Йозеф думал, кем же вырастет его единственный сын. Станет ли он моряком, или будет работать на мануфактуре? Быть может, будет бродить под сводами Университета? Или продолжит свое странное занятие?

Младший Диллеман сидел неподалеку прямо на земляном полу цеха, увлеченно ковыряясь в горе металлических деталей и лохматых проволочных мотков. На вид ему было лет семь-восемь, не больше, но серьезности и сосредоточенности детского лица позавидовали бы служащие Казначейства. Он ловко работал руками, скручивая из медной проволоки и нескольких ржавых болтов какую-то штуку.

Йозеф отложил в сторону ножницы и вытер пот с морщинистого лба. Дверь цеха отворилась, вслед за волной свежего весеннего воздуха, внутрь вошел управляющий Клаус - высокий и грузный человек, чей кузен и владел всем производством. Клауса многие побаивались, и он был достаточно жестким, чтобы эффективно руководить работягами на мануфактуре. Как всегда, немного склонившись, а оттого разозлившись, он звякнул тростью о дверной косяк и проворчал:

- Когда вы уже сделаете дверь побольше, Йозеф! Благородному человеку невозможно зайти!

Йозеф молча развел руками и виновато улыбнулся. Он не хотел сердить начальника, но и ответить было решительно нечего. Сам мастер не видел никакой трудности в том, чтобы лишний раз согнуться.

- Твой малец? – Клаус небрежно указал на мальчишку. – И часто он таскается с тобой на работу?

- Да бывает, – ответил Йозеф. – Виноват, каюсь. Но я решил – пусть парень привыкает к мастерской, к вот этому вот всему… Он мне тут помогает немного, подать или поднести что-то. Скромный вот только… Томаш, иди сюда, поздоровайся ты хоть!

Паренек поднял голову, встал и подошел к мужчинам, не выпуская из рук проволочную игрушку. Клаус, к немалому удивлению Диллемана наклонился к ребенку и протянул открытую ладонь.

- Что это ты смастерил? Дай посмотреть.

Мальчик нехотя отдал Клаусу скрученного из проволоки и болтов человечка. Управляющий покрутил его, поковырял блестящим лакированным ногтем и прищурился.

- Неплохая работа… Кто тебя такому научил?

- Да сам он, господин Клаус! – ответил Йозеф за напуганного сына. – Я ему всякие обрезки отдаю, что тут остаются, проволоку путаную, кусочки жести. Вот он и мастерит, все больше людишек, конечно…

Клаус рассматривал тяжелую фигурку, распростертую на его ладони. Плотные мотки медной проволоки, из которых состояли все конечности человечка, крепились к большому стальному болту – его телу. Голова - железная гайка, на которой из той же проволоки прикручены нос, рот, глаза и какое-то подобие волос, зачесанных назад.

- У него таких игрушек – уйма! – продолжал Йозеф нахваливать сына. – И все разные, и мужчины и женщины – такие им платья делает из вощеной бумаги! Даже камзолы красивые, парадные! Все соседские ребята собираются у нас на дворе, а Томаш разыгрывает с этими куклами всякие представления. У него там и солдаты и полицейские, и графы с герцогами, и бродяги, и господа, кого только нет. То они у него женятся, то воюют, то попадают во всякие истории… Даже не знаю, в кого Томаш такой фантазер. Вы не смотрите, это он только взрослых стесняется, а вообще-то он бойкий!

Йозеф, который лишь несколько минут назад сомневался в психическом здоровье сына, теперь осознал, что хвалит его и гордится им.

- Хм… Ты, наверно, хочешь стать кукольником, Томаш? – спросил управляющий, возвращая фигурку мальчику.

Тот отрицательно покачал головой и убежал вглубь цеха, прижав медного человечка к груди. Клаус отряхнул руки и достал из внутреннего кармана трубку. Йозеф услужливо протянул начальнику механическое огниво и высек пару искр. Дымок потянулся из жерла трубки, седым призраком растворяясь в полумраке цеха.

- Да… -протянул Клаус. – Графы с герцогами, и бродяги, и господа…. И все сделаны из одной и той же медяшки, обрезков, которые кто-то просто выбросил. Из одного материала, но в таких разных одеждах, не правда ли?

Йозеф кивнул, хотя не в полной мере понял, о чем говорил управляющий. А Клаус покурил еще пару минут, молча наблюдая за рабочими, и пошел в соседний трактир, где подавали прекрасные пироги с жареными грибами.

Позже, когда служащий канцелярии принес в его просторный кабинет конторские книги, Клаус, остановил того жестом и, вонзив палец в стройные ряды цифр, спросил стальным голосом:

- Сколько проволоки мы не досчитались в прошлом месяце? Сто четыре метра?

Служащий покраснел и промямлил что-то похожее на согласие.

Клаус постучал пальцами по столу.

- Впрочем… - сказал он, наконец. – Запиши всю недостачу на Йозефа из третьего цеха. Пускай пару месяцев поработает бесплатно.

Служащий ушел, а Клаус посмотрел на свои руки, обрамленные белыми кружевными рукавами рубашки. Танцующее пламя свечи на столе окрашивало его ладони в медный цвет.