Недалеко от медицинского центра для смертельно больных, облокотившись на сетчатый забор, в чёрной майке стоял мужчина лет тридцати. Он закрыл глаза и подставил лицо закатным лучам солнца. Почувствовав чей-то взгляд, и не открывая глаз, повернул голову, произнёс:
— Чего стоишь, смотришь? Дырку прожжёшь.
— Солнце и без моей помощи справится, — послышался в ответ девичий голос.
Мужчина открыл глаза. Перед ним стояла Рона — четырнадцатилетняя девочка, очень худая, бледная, с тёмными кругами под глазами, в парике из чёрных волос с фиолетовыми прядями. Еле передвигая ноги и прихрамывая, она приблизилась.
— Чего ты здесь делаешь? Сегодня посетителей не пускают, а твой рабочий день завершился час назад.
— Всё-то ты знаешь, — улыбнулся мужчина. Его улыбка была доброй, но измученной.
Девушка вопросительно подняла бровь, требуя ответа.
— Я к Рози. Обещал ей конфеты привезти, — и в подтверждение потряс перед лицом пакетом.
— А ты чего вышла? У тебя же капельница через полчаса.
— Всё-то ты знаешь, дядя Оскар, — подразнила она его, сморщив проколотый нос.
Мужчина усмехнулся и снова закрыл глаза, продолжая наслаждаться солнцем.
— Дядя Оскар, я давно хотела спросить... — Рона облокотилась спиной к забору рядом с собеседником.
Мужчина хмыкнул, дав понять, что слушает.
— Почему у тебя так много татуировок? Ты вроде не сидел, и на бунтаря не похож. Да и татуировки слишком разные, не в твоём стиле.
— Не в моём? — он усмехнулся. — А что тогда в моём? — поймав серьёзный взгляд девушки, спокойно сказал: — Они от дорогих мне людей. Когда человек становится мне близок, я прошу его сделать эскиз. Это может быть всё что угодно: забавный рисунок, — он указал на тату милого серого кота с крыльями, — это от Кэти, или добрые слова, — и показал на цитату на правой голени: «Пусть солнце светит сзади», — это от Криса, да хоть замечание, — и указал на правое предплечье, где красовалась фраза: «Забей уже и начни жить». — Это от Марго. Всё, что ты видишь на моём теле, — это люди, которых я любил и которые любили меня.
Рона уже знала ответ, но всё-таки решила спросить:
— И где они все?
Мужчина грустно улыбнулся, посмотрев на неё тёмными глазами, в которых, кажется, скопилась вся скорбь мира.
— Ясно, — тихо произнесла девушка. С его работой нетрудно догадаться.
Оскар уже много лет работает волонтёром в больнице для неизлечимо больных. Общается с теми, у кого уже мало времени, и о ком некому позаботиться. Он становится для них «крёстной феей», которая всегда рядом и готова исполнить все их желания. Привозит подарки, возит на мероприятия, поддерживает перед серьёзными операциями и держит за руку до последнего вздоха, до последнего проблеска в глазах и не отпускает, пока не исчезнет последняя волна на пульсоксиметре.
Роне не хотелось вспоминать маленького Сэми, умершего от эпилептического приступа, и его маленькую ручку, зажатую в руке Оскара. И только сейчас она поняла, что кривая обезьянка на ноге мужчины была последним подарком от маленького мальчика.
Рона вздрогнула и задала волнующий вопрос:
— Какая была первой?
Оскар опустил глаза и, поковыряв носком ботинка по асфальту, произнёс, указав рукой на левую сторону предплечья, где, паря над цветком мака, пархала блеклая фея. В правом углу было подписано: «Люби».
— Эта была от Джоли. Нам тогда было около шестнадцати лет. Она занималась спортом, мечтала стать путешественницей и найти лекарство от всех болезней, — его голос был грустным, но вся скорбь по стечению лет выветрилась. — Была сиротой, но хотела дарить свет другим. Работала волонтёром в детской больнице, дети её обожали. Когда она входила в палату, они тут же вставали с кровати и бежали к ней рассказать о произошедшем за день. Она была рядом с теми, кому оставалось недолго, и улыбалась им напоследок, держа за руку.
Дети называли её феей, приносящей радость. Казалось, её жизнь предвещала быть такой же сладкой, как конфеты, которые она всегда носила с собой и раздавала всем, кого встречала. Только вот судьба — особа своенравная. Через две недели после дня рождения ей стало плохо. В больнице диагностировали глиобластому — рак головного мозга. Она будто выиграла обратную лотерею.
Будучи одной из самых неунывающих людей, даже болея, она продолжала ходить к детям. Мы надеялись, что благодаря характеру и лекарствам она проживёт долго. И для больных этим типом она действительно прожила неплохо. Через полтора года Джоли умерла, смотря из окна, как дети играют на площадке.
Эскиз я нашёл уже после её смерти, в письме с пятнами от слёз. Она уже знала, что умрёт, но была спокойнее нас всех... или хотела казаться такой. Ей было тяжело, а меня не было рядом. Но она не обиделась и просила долго не грустить и смотреть по сторонам — вдруг где-то над ухом пролетит фея.
— Я любил её. И не хотел, чтобы кто-то ещё умер в одиночестве. Я решил, что продолжу её дело — поддерживать других.
Он провёл рукой от головы до ног.
— Вон какой список солнышек набрал. А с тобой я бы хотел ещё пообщаться, так что иди на капельницу.
Рона больше не задавала вопросов и побрела к больнице, на секунду обернувшись на мужчину, который стоял, прикрыв глаза, будто и не было этого разговора. Девушка грустно улыбнулась.
Спустя неделю Рона подошла к нему и, ничего не сказав, крепко обняла, аккуратно подложив что-то в карман джинсовки. Оскар был растроган таким порывом от «колючки больницы» и, вздохнув, осмотрел тело на наличие свободного места.
Он знал, что означали эти объятия. Они были не первыми и, увы, не последними. Спустя месяц Оскар стоял на том же самом месте и разглядывал свежую татуировку — фиолетовые шипастые розы на предплечье. И снова повторял их имена.