Истории, рассказанные телами

Субботний вечер звенел в ушах Дениса оглушительной тишиной. Город за окном жил своей, отдельной жизнью — доносился гул машин с проспекта, далекий смех, коротко взвыла сирена. А здесь, в четырех стенах студии, единственным настоящим звуком был щелчок мыши. Усталый, механический, почти безвольный. Единственным светом — прямоугольник монитора, выхватывающий из полумрака заваленную одеждой спинку стула и одинокую чашку на столе.

Он не смотрел порно. Он совершал ритуал.

Убивал время, пролистывая страницы с безымянными телами. Отстраненная, наигранная гимнастика чужих страстей не вызывала ничего, кроме апатии. Просто способ продержаться еще пару часов, пока мозг не согласится отключиться.

Именно в этот момент, между двумя превью с неестественно яркими картинками, появилось оно. Не кричащий GIF, не анимированная порнозвезда. Просто белый прямоугольник в углу экрана. Черные, рубленые буквы, словно из инструкции к бытовой технике.

«Устали от одиночества? Анонимные встречи. Прикосновения без слов. 100% конфиденциальность».

Слова били не в пах, а куда-то глубже, в солнечное сплетение, где у Дениса уже давно тупо и привычно ныло.

Он не искал секса. Он искал… что-то другое.

Противоядие от этой звенящей тишины. Его палец, до этого двигавшийся по столу с ленцой сонной мухи, вдруг напрягся и нажал.

Сайт выглядел как страница государственной клиники. Никаких теней, никаких намеков. Только текст на белом фоне, синие гиперссылки. Правила были изложены на главной странице — сухо, четко, без права на интерпретацию.

Не видеть. Не говорить. Не спрашивать имен.

В специальное отверстие в стене разрешалось помещать только член.

Любая попытка нарушить анонимность — и сеанс немедленно прекращается без возврата денег.

Анкета была под стать сайту. Несколько галочек: возрастная категория, предпочтения. Он был не человеком, а набором параметров, который система должна была сопоставить с другим набором.

Сложнее всего стало, когда дело дошло до оплаты. Денис достал из кошелька карту — шершавый кусок пластика, на котором были выдавлены его настоящие имя и фамилия. Стыд вспыхнул на щеках горячо и неприятно. Его реальная, документированная личность сейчас платила за билет в анонимную, безликую фантазию. Но под стыдом уже просыпалось другое — острое, болезненное, почти наркотическое предвкушение.

Он быстро ввел цифры. Нажал «Подтвердить».

В ту же секунду на телефоне, лежавшем на столе, коротко звякнуло уведомление.

Письмо. Тема: «Ваш сеанс №734 подтвержден».

Внутри — восьмизначный код доступа, время «Воскресенье, 20:00» и адрес: Промышленный проезд, 17, корпус 4.

Денис закрыл ноутбук. Комната погрузилась в темноту. Точка невозврата была пройдена. Завтра в восемь вечера у него было свидание.

Свидание? Чёрт...

Воскресенье.

Денис сидел на заднем сиденье старенького такси, вцепившись влажными пальцами в телефон. Водитель молчал и в салоне висел приторный запах дешевого ароматизатора «зеленое яблоко». За окном проплывали одинаковые коробки панелек, сменяясь унылыми заборами промзон, промзоны — пустырями, заросшими бурьяном. Город показывал свое серое, непарадное изнаночное нутро.

Сердце стучало где-то в горле, глухо и неровно. Денис то и дело сглатывал подступившую горькую тошноту. Он закрыл глаза и мысленно, уже в сотый раз за день, начал повторять правила с сайта.

Не видеть. Не говорить. Не спрашивать.

Это было похоже на мантру. Способ удержать реальность, не дать панике окончательно затопить сознание.

Только прикосновения. Только анонимность.

Он пытался представить её. Кто она? Такая же, как он? Уставшая от тишины своей квартиры? Одинокая настолько, что готова заплатить за близость с незнакомцем в картонной коробке? В его голове начал вырисовываться образ — хрупкий, печальный, почти романтический. Образ, с которым хотелось не трахаться, а говорить. Узнавать. Спасать.

«Идиот, — мысленно оборвал он себя. — Какой еще образ? Какое спасение?».

Жестокая, холодная логика, та самая, что правила на том сайте, вернулась.

Это не свидание. Это услуга. Сделка.

Ты платишь деньги, получаешь разрядку. Точка. Никакой романтики, никакой магии.

Просто механика. И чем скорее он это поймет, тем меньше будет разочарование.

— Промышленный проезд, семнадцать, корпус четыре, — пробасил водитель, сворачивая на разбитую дорогу. — Приехали.

Денис открыл глаза. Перед ним стояло серое, безликое трехэтажное здание из бетона и грязного стекла. Типичный НИИ времен застоя, в котором теперь ютились десятки мелких контор. В воскресенье вечером оно выглядело абсолютно мертвым. Ни одной светящейся вывески, ни одного человека.

Он расплатился, молча кивнув водителю, и вылез из машины. Хлопнула дверца. Такси развернулось и, шурша шинами по гравию, уехало, оставив Дениса одного на пустой парковке под низким, выцветшим небом. Он посмотрел на часы. 19:55.

Время пришло.

Тяжелая металлическая дверь без ручки открылась с тихим гудением, пропустив Дениса внутрь, и так же беззвучно закрылась за ним. Холл был пуст и тих, как приемный покой больницы поздно ночью. Пахло хлоркой и чем-то еще, неуловимо-медицинским. Ни администратора, ни охранника. Только тускло светящийся терминал на стене, похожий на банкомат.

Денис подошел, поднес к сканеру экран телефона с QR-кодом из письма. Аппарат коротко пискнул. На стене напротив щелкнуло реле, и над одной из дверей в длинном, уходящем в полумрак коридоре, загорелась зеленая цифра «7».

Его шаги гулко отдавались от стен.

Двери, двери, двери. Все одинаковые, безликие, с номерами.

Он нашел свою, взялся за холодную ручку, на секунду замер, давая себе последний шанс передумать и сбежать. Но ноги уже не слушались. Он толкнул дверь и вошел.

Комнатка была крошечной, едва ли больше душевой кабины. Стены, тускло-серые, и впрямь напоминали плотный, прессованный картон. Они слегка давили, создавая ощущение ловушки. Горела одна-единственная лампочка под потолком, заливая всё ровным, безжизненным светом. Пахло нагретым пластиком и антисептиком.

И, конечно, оно. Отверстие в стене напротив. Идеально круглое, сантиметров пятнадцать в диаметре, на уровне чуть ниже пояса. Аккуратно вырезанное, с гладкими краями. Оно смотрело на Дениса, как немигающий, равнодушный глаз.

Паника, до этого дремавшая где-то в солнечном сплетении, начала просыпаться. Холодная, липкая.

«Что я здесь делаю? Господи, что я здесь делаю?».

Но вместе с паникой поднималось и другое — темное, унизительное, но всепоглощающее возбуждение. Тело реагировало раньше, чем мозг успевал придумать оправдания.

Он услышал тихий щелчок. Дверь в соседней кабинке, за стеной с отверстием, закрылась.

Она пришла.

Сердце пропустило удар. Он, сам не зная зачем, шагнул ближе и заглянул в прорезь. Угол обзора был крошечным, но этого хватило. Он не увидел лица. Не увидел даже толком фигуры. Он увидел лишь смазанный на мгновение силуэт, проходящий мимо.

И кусок платья. Простого, летнего, из тонкой ткани. Голубого. В мелкий белый цветочек.

И всё. Этот незначительный, случайный клочок реальности уничтожил весь холодный расчет, всю механику и правила. Сделка отменилась. В голове Дениса, в этой жаркой, воняющей пластиком коробке, только что родилась Фея.

Образ феи в голубом платье, такой хрупкий и нездешний, рассыпался в пыль в тот же миг, как за стеной раздался шорох. Это был не просто шорох. Денис слышал, как сухая, шуршащая ткань ситца скользнула вниз, потом едва уловимое шелестение чего-то тонкого, кружевного.

Она раздевалась. Быстро, деловито. Как врач, готовящийся к процедуре.

Его собственное дыхание застряло в горле. Он стоял в этой душной коробке, оглушенный чужой интимной рутиной. Рука, словно живущая своей жизнью, потянулась к ширинке. Замок молнии заело на секунду, и он дернул его со слишком громким, рваным звуком.

В ответ — тишина. А потом — её дыхание. Оно изменилось. Стало глубже, ровнее.

Она его слышала. И она ждала.

Эта мысль, разрядом электричества, прошла по всему телу. Паника отступила, уступая место темному, первобытному азарту.

Он больше не был жертвой обстоятельств. Он был участником диалога, где вместо слов были звуки. Он медленно провел рукой по своему члену. Кожа натянулась до предела, стала горячей и болезненно-чувствительной. В ответ он услышал, как за стеной что-то едва слышно скрипнуло. Она сменила позу.

Хватит.

Он сделал шаг к стене.

Прохладный, гладкий пластик края отверстия коснулся кожи. Он толкнул свой возбужденный орган в эту темноту.

Секунда пустоты, а затем — тепло. Его член обхватила рука. Крепко, почти по-мужски, без малейшей нежности. Пальцы сомкнулись у основания так властно, что он невольно подался вперед. Это было не прикосновение любовницы.

Это был захват.

А затем рука исчезла, и её сменили горячие, влажные губы.

Мир Дениса схлопнулся до этого ощущения. До ритмичного, умелого движения её рта.

До мокрого, хлюпающего звука, который отдавался прямо в паху. Воздуха не хватало. В нос ударил густой, животный запах пота и женского возбуждения, смешанный с ароматом проклятого пластика. Он упёрся свободной рукой в стену, и картон под пальцами неприятно скрипнул. Он отчаянно цеплялся за образ голубого платья, но тот распадался, вытесняемый этой безымянной, почти звериной близостью.

Он больше не был Денисом. Он был просто членом, который обслуживали.

Она на мгновение остановилась, и он услышал её сбившееся дыхание. Она оторвалась от него, и он почти застонал от разочарования, но тут же почувствовал другое. Её тело. Она прижалась к стене с той стороны. Он ощутил жар её кожи через тонкую преграду и влажное, податливое тепло, которое коснулось его натертой до боли головки. Она была готова.

Она насадилась на него сама — медленно, глубоко, с тихим, почти болезненным стоном, который он скорее почувствовал вибрацией стены, чем услышал. А потом начались толчки.

Она задавала ритм. Он был лишь инструментом. Его мир превратился в набор ощущений: скрип дешёвой стены, в которую он вжимался всем телом; тщетные попытки его рук найти опору, скребущих по гладкой поверхности; её учащенное, срывающееся дыхание по ту сторону; и разряды удовольствия, прошивающие его от паха до самого затылка.

Он больше не сдерживался.

Стонал — сначала тихо, потом громче, почти рыча, вжимаясь в картон, пытаясь пробиться сквозь эту нелепую преграду, добраться до неё. Удовольствие нарастало, становясь невыносимым, проникающим в оголённую плоть оголенным лезвием. Он почувствовал, как тело сводит судорогой, как напряглись мышцы спины.

И мир взорвался белой, слепящей вспышкой.

Он кончил, издав звук, похожий на крик боли.

Мир возвращался медленно, неохотно, кусками.

Сначала — ощущение липкого пота, стекающего по спине. Потом — шершавая, холодная поверхность стены, в которую он всё ещё упирался лбом, словно пытаясь пробить её. И, наконец, — оглушительная тишина. Исчезли стоны, сбитое дыхание, скрип картона.

Всё стихло. Так, будто ничего и не было.

Он не двигался, всё ещё находясь в прорези, и прислушивался.

А она?

Вопрос повис в душном, спертом воздухе. Он ждал. Ждал вздоха, тихого стона, любого звука, который бы сказал ему, что она всё ещё там, что она пережила то же, что и он. Что это было для них обоих.

Ничего.

В этом молчании не было общей неги после близости. В нем была точка. Конец предложения. Конец сеанса.

И тут он почувствовал прикосновение. Не кожи. Не теплого, живого тела. Что-то сухое, шершавое и безразличное коснулось его члена. Дешевая бумажная салфетка, почти как наждачка. Два быстрых, важных, почти брезгливых движения.

Его вытирали. Как стол, на который что-то пролили. Как игрушку, которую приводят в порядок после использования.

Он отпрянул от стены, как от удара, выдернув себя из отверстия.

В наступившей пустоте он услышал тихий шелест бумаги, брошенной в урну с той стороны.

А потом — шаги.

Быстрые, четкие, отбивающие дробь по кафельному полу.

Цок-цок-цок. Каблуки.

Звук стремительно удалялся по коридору и оборвался так же внезапно, как и начался.

Всё.

Несколько минут он просто стоял в этой коробке, пытаясь отдышаться. Адреналин уходил, и на его место накатывало огромное, ледяное опустошение. Он медленно, почти нехотя, застегнул джинсы. Потянул белье и брюки вверх, и ноздрей коснулся чужой, терпкий, кисловатый запах. Её запах. Единственное, что от неё осталось. Единственное доказательство, что всё это не приснилось ему.

Он дотронулся до отверстия в стене. Края были еще чуть теплыми. Он смотрел в эту идеальную, пустую дыру и ничего не чувствовал. Абсолютно.

Ни удовлетворения, ни стыда, ни радости. Только пустоту. Огромную, звенящую пустоту внутри.

Фея в голубом ситцевом платье ушла.

Он вышел следом в гулкий коридор. Дверь за ним тихо щелкнула.

И только теперь он понял, что коридор был не таким уж и тихим, как ему показалось в самом начале. Из-за одной из дальних дверей донесся сдавленный, короткий женский стон. Из-за другой, что была ближе, — монотонный, ритмичный скрип, от которого по спине побежали мурашки. Воздух был тяжелым. Запах хлорки смешивался с чем-то еще. Сладковатым, телесным. Запахом пота и семени. Это место было живым. Это был конвейер.

Он пошел к выходу, глядя в пол, не желая ничего видеть. Мимо него, так же не поднимая глаз, прошел другой мужчина — обычный, чуть полноватый, в офисной рубашке. Точно такой же, как он сам.

Мужчина остановился у двери номер 9, достал телефон, сверился с кодом и открыл.

Дверь распахнулась, и на одну секунду свет из коридора выхватил сцену внутри. И в этом коротком свете прямоугольника Денис увидел её.

Она стояла к нему спиной, поправляя на плече лямку… того самого голубого ситцевого платья в мелкий цветочек. Она готовилась к следующему.

Дверь закрылась, отрезав картинку.

Денис замер посреди коридора. Он ждал. Ждал отвращения, злости, боли, унижения. Ждал, что его стошнит прямо здесь, на холодный кафельный пол.

Но ничего этого не было.

Вместо этого по его телу, начиная от паха, начала медленно разливаться странная, горячая волна. Он слышал скрип из-за двери номер 9. Слышал стон из-за двери номер 5. Он чувствовал её запах на своей одежде. Он понял, что был лишь частью этого анонимного, грязного ритуала. И эта мысль, на удивление, не ранила.

Она возбуждала.

Он сжал кулаки, чувствуя, как его снова начинает вести. Провел рукой по джинсам, грубо сжав себя.

Дыхание сбилось.

Он отвернулся и пошел к выходу, в ночную прохладу. Но теперь он знал, что вернется.

Дверь за ним захлопнулась, и он оказался на пустой парковке. Ночной воздух был прохладным и тянул сыростью. Он глубоко вдохнул, и эта реальная, грязная вонь города показалась ему удивительно пресной после того животного, густого запаха в коридоре.

Он постоял с минуту, глядя на темные окна безликого здания. Там, внутри, сейчас скрипела картонная стена. Там кто-то еще входил в дверь номер 11 или 12. Там продолжался конвейер. А здесь, снаружи, была просто тихая, унылая промзона.

Он достал из кармана телефон. Разблокировал экран. Ни одного сообщения. Ни одного пропущенного звонка. Пустота. Та самая пустота, от которой он сегодня пытался сбежать.

И он понял. То, что было внутри этого здания, — это не побег. Это было лекарство. Оно заставляло его чувствовать. Не тепло, не нежность, не любовь.

А стыд, возбуждение, животный страх, унижение — но это было в тысячу раз лучше, чем ничего.

Он сунул телефон обратно в карман. Поднял воротник куртки и пошел прочь от здания, в сторону далеких огней спальных районов. Обратно в свою пустую квартиру. Но теперь он нес с собой страшный, маленький секрет.