ПОВЕСТЬ ПУТИ.
Глава 1.
Америка возможностей.
В один из холодных и мглистых дней, которыми так изобилует суровая погода Алеутских островов, в начале 1950 года смертельная тоска крошечного гарнизона авиабазы ВВС США на острове Шемья была прервана внезапной тревогой.
На этом маленьком островке вулканических пород, отвесно обрывавшемся со всех сторон в пенящиеся волны Берингова моря и Тихого океана, еще несколько лет назад кипела суетливая военная жизнь. Когда две великих тихоокеанских державы, Америка и Япония, яростно оспаривали друг у друга господство над регионом, на 3-километровую взлетно-посадочную полосу острова Шемья приземлялись тяжелые американские «Суперфортрессы» <1>, наводившие на Японские острова безысходный ужас. Отсюда взлетали стремительные истребители, караваны транспортных самолетов и морские суда доставляли сотни тонн боевых материалов… Теперь все это лежало мертвым хламом обломков, усеявших бесплодную поверхность острова, или бесполезно гнило в ржавеющих ангарах. Местное население из нескольких десятков человек при всем желании не могло разворовать забытые горы полезного бесполезного армейского имущества. Даже радарную станцию командование недавно вывело на Аляску. Команда «эйрменов» <2>, оставленная «для поддержания авиабазы», дичала от скуки.
Поэтому здешний начальник, майор Том Риордан по прозвищу «Текс» (которое носили в вооруженных силах США все уроженцы Техаса), волевым решением бросивший пить два дня назад, даже обрадовался дребезжащему звуку сирены.
- Наконец-то русские решили высадить десант, - пробормотал он, перетягивая утепленную куртку поясом с кобурой армейского «кольта» 45-го калибра. – Хоть развлечемся, постреляем… Напоследок!
Он вышел из штабного домика, и поземка сразу охватила ему ноги. Немногочисленный личный состав (некоторые заметно пошатывались – запасы виски на складах не контролировались) сбегался с оружием наготове и занимал позиции у взлетной полосы. Сквозь свист ветра долетал отдаленный рокот одного единственного авиационного двигателя.
- Сержант МакКластер, - огорченно гаркнул майор. – Стоило поднимать шум из-за единственного самолета?! Может, это почту с Аляски наконец привезли…
Ражий сержант отдал под козырек дрожащей рукой, на его широкой шотландской физиономии читалось выражение ужаса.
- Сэр, это не самолет, сэр! - пробормотал он. – Это чертов призрак… Когда он первый раз прошел над полосой, я запросил по радио радарщиков, они его не видят…
- Они и своей задницы не видят.
- Сэр, вы не понимаете! Я служил здесь в войну, тогда звено «Пэ-сороковых» вылетело на патрулирование и просто исчезло! Растворилось без вести… Ребята стали говорить: когда наступит конец света, они вернутся! Да смилуется над нами Господь, это они! Вернулись… Это призрак тех «Пэ-сорок»!
Майор Риордан от души залепил проклятому мистику «оплеуху имени генерала Паттона» <3>:
- Ты допился до призраков, ублюдок! Обычный «Пэ-сороковой» не может зайти на посадку в таких метеоусловиях, вот и кружит над полосой. Я когда-то летал на таких… Интересно, откуда он тут взялся? Эй, парни, живо подсветите ему фальшфейерами!
«Эйрмены» бросились выполнять приказ. Им тоже было любопытно знать, кого это занесло на их заброшенный аэродром. Двое солдат вскочили в джип и помчались обозначить огнями край взлетной полосы, остальные разбежались цепочкой, и вскоре повсюду вспыхнули химические факелы. Рокот двигателя усилился: пилот невидимого пока Р-40 заметил огни и стал заходить на посадку.
«Полоса обледенела, - подумал майор Риордан. – Не занесло бы, не разбился…»
Вскоре он различил очертания истребителя. Летчик на снижении умело выровнял самолет, и касание земли прошло идеально. Очевидно, в кабине сидел опытный пилот. Риордан мимолетом позавидовал ему – сколько у него самого было в войну таких рискованных взлетов-посадок на Р-40, на островах, в Китае… Потом стало быстро падать зрение. Теперь вчерашний воздушный боец годился только спиваться на забытой Богом скале посреди соленой воды.
По характерным особенностям конструкции в бежавшем по ВПП Р-40 угадывалась модификация «Томагавк», та самая, на которой дрались в Китае легендарные «Летающие тигры» Клэра Шенно (ныне звездного генерала). Сейчас «Томагавки» уже использовали мало. Самолет был целиком выкрашен серебристой краской, какой обычно покрывают только брюхо. Никаких знаков различия на нем не было, если не считать непонятных иероглифов и надписи «China» на плоскостях и красочной эмблемы на фюзеляже – схематическое изображение крылатого кота с дерзко торчащими в стороны усами. Что-то она напомнила…
Р-40 «Томогавк» зарулил на площадку и остановился. «Текс» Риордан, окруженный толпой подчиненных, направился к самолету. На ходу он положил ладонь на рукоятку «кольта», скорее демонстрируя американскую позу хозяина, чем потому, что ожидал от неизвестного пилота агрессии.
Фонарь кабины «пришельца» скользнул назад. Из кабины на крыло выбрался коренастый человек в меховом летном комбинезоне русского образца, из-под которого выбивались края белого шелкового шарфа – своеобразного символа летного фасона со времен первых аппаратов тяжелее воздуха. Он сдвинул на лоб летные очки; черты лица и внимательные узкие глаза выдавали в нем азиата.
- Джап? – неуверенно спросил один из «эйрменов», настороженно поднимая карабин; солдатик был слишком молод, чтобы лично участвовать в войне, но образ врага запечатлелся и у него.
- Нет, джентльмены, я китаец, - спокойно ответил летчик на хорошем английском. – Я был вашим союзником, и сейчас прошу у ВВС США помощи.
- И, будь я проклят, ты ее получишь, старый боевой дружище!! – вдруг радостно воскликнул «Текс» Риордан. – Джао Да, маленький крутой китайский дьявол! Уже не думал тебя увидеть!
Китайский летчик проворно спрыгнул на землю, и они с командиром базы принялись трясти друг другу руки, хлопать по плечам и по загривкам, как принято у американцев выражать радость при встрече.
- «Текс», тебя не узнать в этом арктическом обмундировании! – широко улыбаясь, воскликнул китаец. – Не забыл, как летали вместе в 16-м «американо-китайском», в сорок четвертом?!
- Разве такое забудешь? Последний раз встречались в госпитале, где ты лечил обожженные руки… Честно говоря, я думал: ты не полетишь снова.
- Как видишь, «Текс», я снова летаю, и не собираюсь больше прекращать это дело.
«Текс» Риордан сделал щедрый приглашающий жест, словно ковбой, распахивающий дверцы салуна.
- Прошу в мою квартиру, в тепло! - сказал он. – Расскажешь, какими ветрами тебя задуло в нашу дыру. Я тут решил завязать с выпивкой, но, если ты настаиваешь, бутылочка всегда найдется.
- Отнюдь не настаиваю, - скромно ответил китайский летчик. – Я только что от русских, они славные ребята, но напоили меня на год вперед. А вот от чашки горячего кофе я бы не отказался. И, конечно, все расскажу!
***
Переночевав на острове Шемья в жилом модуле, где было по-арктически жарко натоплено, заправив под завязку свой Кертисс Р-40 авиационным бензином и получив от боевого друга «Текса» Риордана маршрут полета до столицы Аляски Анкориджа (via аэродром Накнек), Джао Да сердечно простился с гарнизоном острова и вылетел навстречу своей американской мечте.
«Страна безграничных возможностей» в первые же часы после прилета в Анкоридж повернулась к Джао Да постной физиономией местного чиновника Службы иммиграции и натурализации. Он носил очки в толстой роговой оправе и тщательно зачесывал редкими волосенками лысину на макушке.
- Мистер Джао, вы не можете рассчитывать на статус беженца в США, - скучным голосом предупредил он.
Джао Да сразу стало тоскливо.
- Почему, сэр? Я бежал от расправы красных, прошу убежища в стране свободы и…
- …И вы не можете получить это убежище, согласно Акту Фергюссона-Стэйтона от 1948 года, потому что не предъявили поручительство американского гражданина или группы граждан США о том, что по прибытии вам будут предоставлены жилье и работа, без нанесения ущерба кому-либо из американских граждан, - доходчиво объяснил чиновник; ему часто приходилось иметь дело с бестолковыми беглецами из-за «железного занавеса».
Джао Да облегченно вздохнул:
- Всего-то? Подождите, сэр, дайте мне связаться с моими боевыми товарищами-американцами, хоть с генералом Клэром Ли Шенно, и это поручительство будет лежать перед вами, уверяю…
- Уже поздно, вы пересекли границу Соединенных Штатов, - отрезал чиновник. – Вы должны были озаботиться получением поручительства до въезда в нашу страну.
- Считаете, это было осуществимо?!
- Это ваши проблемы, мистер.
Джао Да почувствовал, что его начинает охватывать ярость. Он научился преодолевать любые расстояния, перелетать через моря и горные хребты, с легкость проходить через завесу зенитного огня и воздушны патрули противника. Заслон бюрократической тупости оставался для него единственным непроницаемым препятствием.
- Прикажете мне залезть в кабину и лететь обратно в Китай? – зло процедил он.
- Во-первых, лететь никуда вы больше не сможете, потому что, согласно Акта Магнусона от 17 декабря 1943 года, вам, как китайцу, запрещается владение собственностью и предприятиями на территории США, - с убийственной вежливостью пояснил чиновник и величественным жестом поправил очки. – Ваш самолет конфискуется федеральными властями. А во-вторых, согласно упомянутого Акта, вам предоставляется право въехать в нашу великую страну в качестве обычного иммигранта со всеми вытекающими обязательствами: регистрация по месту пребывания, запрет на владение собственностью и предприятиями (я уже говорил вам об этом, мистер), запрет на пользование гражданскими правами на федеральном уровне и на уровне штатов. Как то правом голоса, избирательным правом, правом на ношение оружия и другими, регламентируемыми Конституцией США, отдельными законами и прецедентными нормами общего права…
Джао Да с силой стиснул кулаки, чтобы не наговорить надутому законнику дерзостей и не стать субъектом применения федерального права на экстрадицию.
- Из всего сказанного вами, сэр, я понял только одно: я теперь обычный нищий китаец, который занимает самую низшую позицию в вашей американской пищевой цепочке, - сказал он с горькой иронией.
- Вы правильно поняли, мистер Джао. Вот если бы на вас распространялось действие Закона о военных женах от 1945 года или Закона о военных невестах от 1946 года <4>, вы бы могли претендовать на получение американского гражданства…
- Извините, сэр, но я не по этому делу!
***
Свои немногие доллары Джао Да потратил на поездку из Аляски в «континентальную часть» США, как говорили тут; хотя Аляска, по здравому разумению, находилась на том же континенте. В образе мысли здешней публики вообще было очень много парадоксов, летчик заметил это еще во время своей первой «военной» поездки в «величайшую демократию мира». С оговоркой – демократию для своих граждан, при чем исключительно белых. Для цветных граждан существовала демократия в варианте «light» <5>, пресная, словно «Кока-Кола» под этой маркой, а для Джао Да и ему подобных – вовсе никакой. Джао Да на собственной шкуре постигал бесспорную истину: один янки – как правило, славный малый; янки в куче – обычно невыносимы; общество, созданное янки, удобоваримо только для них самих.
«Ничего, пасынки Линкольна, сохранившие память о нем только на банкнотах, я обязательно заберу у вас обратно свой самолет! – думал Джао Да, озирая в окно дешевого вагона «для цветных» монументальные красоты Северной Америки и разномастную, словно отряд ополченцев, архитектуру городов США. – Моего «Крылатого кота» не получили красные, не получат и империалисты!»
Но с каждым днем пребывания в Америке в это все меньше верилось. Сначала Джао Да очень рассчитывал на помощь боевых товарищей. Его независимой натуре претило быть должным или обязанным кому-то, еще более – обременять других своими заботами. Однако братство авиаторов предполагало, что помочь советом, подставить плечо – священный долг каждого, Джао Да сам столько раз поступал так… Несомненно, друзья по авиагруппе «Летающие тигры», по американо-китайскому соединению Клэра Ли Шенно с радостью помогли бы ему. Но тех из них, кого пощадила война, более суровая послевоенная жизнь разбросала по всем 48 штатам <6>. Джао Да не удалось найти никого. Сам генерал Клэр Ли Шенно, которому теперь угрожали отставка и расследование Сенатского комитета по вопросу о его послевоенных авиационных и политических делах в Китае <7>, переживал не лучшие времена и отсиживался где-то в глуши – неизвестно где.
Тогда Джао Да решил искать помощи у соотечественников, но кто он был для них? Еще один бедняга, потерпевший кораблекрушение на житейском море и прибитый волнами к этим берегам, один из сотен и сотен тысяч. Представительство Гоминьдана считало его дезертиром из Национальных ВВС, поклонники коммунистов – реакционером. Единственный, кто мог помочь по старой дружбе – майор Ен из военного атташата, с которым они неплохо проводили время во время «военного» визита Джао Да в США. Но Ен женился на американке и переехал на Гавайи. Доплыть туда представлялось проблематичным.
Пару месяцев спустя, в конец отчаявшийся и без единого цента в кармане, изрядно исколесив шоссейные и железные дороги Соединенных Штатов автостопом или зайцем, Джао Да оказался в роскошном и несчастливом «Городе ангелов» Лос-Анжелесе. Этот живописный мегаполис в Калифорнии на ласковом берегу Тихого океана на удивление гармонично сочетал в себе черты вычурного богатства и беспросветной нищеты. Не напрасно он носил печальное прозвище «всеамериканской столицы бездомных»! Джао Да уже думал, что ему придется пополнить ряды здешних бродяг, но владелец автомастерской в пригороде Сан-Фернандо предложил помятому азиату в летной куртке и несвежем шелковом шарфе работу у себя за три доллара в неделю и угол для ночевки. Убедившись, что у бывшего китайского летчика действительно золотые руки, и Джао Да может с первого взгляда идентифицировать и в кратчайшие сроки устранить любую автомобильную поломку, хозяин, скуповатый, но честный латиноамериканец, вскоре накинул своему помощнику еще пару долларов <8> и стал угощать обедом – преимущественно огненной мексиканской фасолью. Жизнь в США начала подавать нашему герою первые признаки стабилизации, которые он мог считать таковыми только после всех пережитых невзгод.
И тут карма преподнесла Джао Да один из неожиданных сюрпризов, на которые всегда была к нему необычайно щедра. Однажды вечером двое громил в распахнутых гавайских рубашках и ковбойских шляпах, пригнавшие чинить свой побитый двухдверный «Форд 49» (сам по себе говоривший о дешевом апломбе его владельцев), принялись оскорбительно высмеивать летную куртку Джао Да с нашивками его прославленной 21-й истребительной эскадрильи и 16-го американо-китайского авиасоединения.
- Трусливый чинк нашел куртку на помойке, - гоготали парни, передавая друг другу бутылку дешевого бурбона. – Китаезы только и могли, что прятаться за нашими широкими спинами, пока мы проливали кровь на Тихом океане! А ну-ка снимай ее, кули, пока мы не надрали твою желтую задницу, как надрали ее джапам!
- Мистер, не мешайте мне чинить вашу тачку, - вежливо ответил Джао Да. – Вам простительно не знать об огромном вкладе моей страны в победу над японцами, и о многомиллионных жертвах Китая, потому что вы просидели всю войну в тылу, под юбкой у мамаши. Поэтому засуньте ваш язык себе в задницу.
В следующее мгновение ему пришлось увернуться от полетевшей ему в голову бутылки. Еще через миг в автомастерской началась неравная жестокая драка между одним китайцем и двумя здоровенными белыми бездельниками. Хозяин вызвал «копов» без задней мысли, он честно хотел не дать громилам искалечить своего лучшего работника. Однако местные блюстители порядка явно трактовали девиз: «служить и защищать» в модном американском расовом ключе. На запястьях Джао Да звонко щелкнули полицейские наручники, и он опомниться не успел, как, сложенный пополам и избитый, оказался на полу полицейского седана с эмблемой Департамента полиции Лос-Анжелеса. В это время «копы» обменивались дружескими рукопожатиями с громилами и угрожали хозяину «прикрыть мастерскую, где цветные не знают своего места».
Так Джао Да очутился в камере местного полицейского участка, или «полицейской станции», как здесь говорили. Она представляла собою немудрящую железную клетку с бетонным полом. Права человека в США были надежно защищены…
Его товарищами по несчастью оказались чернокожий парнишка с повадками мелкого гангстера, одетый под девку размалеванный гомосексуалист-латинос, и двое пьяных в хлам белых бродяг, в одном из которых по обрывкам заплетающихся речей, а больше по манере держаться угадывался ветеран войны (настоящий). Разделения арестантов на «белых» и «цветных» у здешних «копов» заведено не было. Вернее сказать, в клетку попадали только те «белые», которые стояли по социальному положению ниже «цветного».
Джао Да чувствовал себя крайне скверно физически и морально. «Вот и приехал в свою Америку возможностей, - мрачно думал он. – Возможностей оказалось сколько угодно: потерять самолет, жить на улице, получить по физиономии и загреметь в кутузку…»
Кулаки были разбиты. Во рту солонил вкус крови. Челюсть, заметно сместившаяся в сторону, болела и плохо слушалась, говорить получалось не совсем внятно. Ребра мучительно ныли – по ним прогулялись ботинками при задержании доблестные защитники законности штата Калифорния. Левый глаз закрывала огромная опухоль, внутри которой, казалось, сыпались искры.
- Досталось тебе, бро, - сочувственно сказал опустившийся и пьяный бывший солдат. – Подожди, кое-чем помогу.
Пошатываясь, он приблизился к Джао Да, вытащил из шва одежды обломок опасной бритвы, скрытой при обыске, и не дрожащей (к удивлению) рукой сделал два небольших надреза выше и ниже подбитого глаза. Умело нажал пальцами. По щеке тотчас заструилась кровь, но опухоль быстро спала, и глаз стал видеть.
- Знаешь, бро, сколько я раненых на Филиппинах починил? – промямлил самочинный лекарь, от которого разило виски и немытым телом. – И потом, когда МакАртур сбежал, и мы сдались<9>, в плену у джапов тоже всех лечил! А ты кто, китаец? Уважаю! Вы, в отличие от нас, не сдались…
Ответа пьянчуга явно не требовал, и Джао Да только пожал ему руку. Говорить не хотелось. Он отвернулся к решетке, обхватил прутья ладонями и стал смотреть наружу. Поза, которую непроизвольно принимают все заключенные…
Молодой полицейский с длинным лошадиным лицом больно ударил летчика по разбитым костяшкам резиновой дубинкой и заливисто заржал:
- Свобода теперь не для тебя, чинк! Животному место в клетке, ха-ха!
Джао Да заметил, что американские полицейские вообще были очень смешливыми парнями. Они хохотали, когда хватали людей, хохотали, когда били их, хохотали, когда выкручивали руки… Наверное, это представлялось «копам» чертовски смешной забавой.
Снова раздался раскатистый полицейский хохот. Двое рослых блюстителей порядка волокли к клетке очередного бедолагу. Тот изо всех сил упирался, а полицейский сержант с приплюснутым черепом питекантропа пинал его под зад ботиком и орал с ужасным ирландским акцентом:
- Давай, шевели задницей! Клетка заждалась… Иди, там у нас сегодня уже есть один «пилот»!
- Уберите руки, вшивые ублюдки! – кричал арестант и сопротивлялся изо всех сил. – Не знаете, с кем связались, идиоты! Я вас всех вышвырну из полиции на улицу!
От этих потешных угроз полицейские веселились еще больше.
Строптивый арестант привлек внимание Джао Да не криками, а своим необычным видом. Это был неплохо сложенный мужчина лет сорока или сорока пяти, на подвижном лице которого, несмотря на сильную небритость, выделялись элегантно подстриженные усики. Но, главное, он был одет в летный комбинезон и пилотскую куртку, при чем оба предмета одежды находились в таком плачевном состоянии, как будто их владелец неделю спал на асфальте.
«Копы», между тем, наконец втолкнули упрямца в клетку. Тот задиристо бросился обратно к двери:
- Верните мне мои деньги, вы, ворюги!
Полицейский сержант через решетку стукнул его дубинкой и заржал пуще прежнего:
- Твои деньги, оборванец? Подумай лучше, как будешь объяснять судье, откуда у никчемного сукина сына, вроде тебя, взялась такая сумма. Украл?
- Я не крал никогда. Отдайте мою шляпу, она счастливая, я в ней летал! – настаивал задира.
- Это пожалуйста! – сержант поднял с пола модную, но очень грязную шляпу-федору, смял ее сильным ударом кулака и запулил в камеру. – Носи на здоровье!
Новый арестант отряхнул ее и с достоинством водрузил к себе на голову:
- Теперь точно все будет хорошо.
Бывший солдат, которого спьяну тянуло сочувствовать всему миру, подал голос из своего угла:
- Что, летун, ты тоже оказался на мели после войны?
- Я – на мели?! – искренне удивился «летчик в шляпе». – Я могу купить и продать весь этот вонючий участок с потрохами! Моих миллионов больше, чем здесь блох, джентльмены. Позвольте представиться, - последовал кивок, исполненный самоуверенного изящества, словно на светском рауте. – Я Говард Хьюз<10>, авиатор.
Тут настала пора разразиться смехом уже всем обитателям полицейской клетки.
- Ой, сдохну от смеха, - держался за живот пьянчуга-ветеран. – Ты Говард Хьюз?! В таком случае я – Ширли Темел<11>!
Только Джао Да, внимательно посмотрел на новоприбывшего, сравнил его нервную физиономию с фотографиями в газетах и собственными воспоминаниями, и произнес не совсем внятно (мешала травма челюсти):
- Это действительно Говард Хьюз. Или его двойник.
Мистер Хьюз или его двойник ответил столь же внимательным взглядом и воскликнул, развеивая последние сомнения в своей личности:
- Я вас тоже знаю! Капитан Джао Да, китайский ас, если я не ошибаюсь? Мы с вами были представлены в сорок втором в Вашингтоне Ди-Си на приеме… Не важно у кого.
Они пожали друг другу руки на глазах у изумленных обитателей камеры. Те сразу перестали ржать. Полицейские продолжали смеяться, но до них дольше доходило.
- Мистер Хьюз, как вы оказались в столь бедственном положении? – спросил Джао Да; обстановка не располагала к пустым формулам вежливости.
- Видите ли, мистер Джао, наши газеты пишут, что я чокнутый идиот, - охотно объяснил эксцентричный миллионер-авиатор. – Это отчасти верно. Я отнюдь не идиот, но чокнутый. Изредка хочется отдохнуть от мира большого бизнеса и гламура, погрузиться, так сказать, на самое дно…
- По мне – лучше взлететь к самым звездам…
- Это тоже. Но сейчас у меня период погружения. Не беспокойтесь, мой адвокат обязательно отыщет меня и вытащит нас. В худшем случае, это дело нескольких часов… А вот, кажется, и он – я недооценил оперативность мистера Когана.
До слуха узников Департамента полиции Калифорнии донеслись раздраженные голоса. Кто-то с резким высоким тенором сердился и кричал. «Копы» сначала злобно порыкивали в ответ, но с каждой репликой их грубые голоса становились все жалобнее и, наконец, вовсе сошли на неубедительное блеяние. Затем в кутузку почти кубарем влетел давешний сержант-питекантроп, рожа которого приобрела выразительный серый оттенок. Следом, брезгливо подталкивая его тростью, вошел невысокий щегольски одетый джентльмен средних лет, брюнет с характерными семитскими чертами лица. Говард Хьюз приветливо кивнул ему и обернулся к товарищам по несчастью:
- Позвольте представить вам, друзья мои, Йосси Когана<12>, самого пройдошливого адвоката на всем юге США. Он способен навести шороху не только в полицейской станции, но и на сенатских слушаниях.
Мистер Коган между тем упер трость в круглое брюхо сержанта (у остальных «копов» хватило ума предусмотрительно разбежаться и попрятаться) и по-хозяйски распорядился:
- Живо открывай свой зоопарк, Пэдди<13>, если полицейский значок не надоел!
Сержант трясущимися руками начал возиться с замком, и мелкий лязг железа мешался со стуком зубов.
- Мис… Мистер Хьюз, сэр! – заикаясь, он пытался лопотать извинения. – Ужасная ошибка, сэр… Мы не узнали вас, сэр… Простите, сэр… Ради милосердия Божьего…
- Божье милосердие не для тупых безбожных «копов»! – адвокат Коган решительно оттолкнул бедолагу, отобрал у него ключи и, демонстрируя весьма вольную трактовку законов штата Калифорния, сам ловко отомкнул клетку.
- Выходите, ваше сиятельство, - саркастически ухмыляясь, обратился он к своему именитому клиенту, - Карета ждет у парадного подъезда!
И тотчас с чисто американской фамильярностью перешел на панибратский тон:
- Слушай, Хьюзи, когда ты прекратишь дурить? Я устал спасать твою грязную задницу из очередных историй…
- А зарплату получать не устал, Йосси? – в тон своему юристу ответил эксцентричный миллионер, после чего они обменялись приятельскими полу-объятиями.
- Выходите, друзья мои, вы тоже свободны! – Говард Хьюз широким жестом распахнул врата на волю перед остальными сидельцами. – Капитан Джао, вы первым, окажите честь.
- Благодарю, сэр, - Джао Да вежливо кивнул, и тотчас застонал от боли: разбитая челюсть превращала этот жест в подлинное страдание.
Полицейский сержант, немного собравшись с мыслями, попытался дрожащими руками загородить выход из клетки остальным арестантам:
- Эй, куда? Отпускать арестованных запрещено…
Говард Хьюз вдруг резко, без перехода, побагровел от гнева и залепил копу такую пощечину, что его черная фуражка слетела с плоского черепа и покатилась по заплеванному полу.
- Ты что-то тявкнул, ирландский терьер? – миллионер без всякого почтения к исполнительной власти сгреб сержанта за воротник и угрожающе притянул к себе. – Завтра ты со своей сукой и щенками будешь рыться в помойке! Там тебя и грохнут твои дружки, потому что никого из этого гребаного участка я на службе в полиции не оставлю. Слово Говарда Хьюза.
Сержант икнул и рыхло осыпался на пол. Перешагивая через его тушу и бормоча благодарности «доброму сэру», остальные сидельцы заторопились на свободу. Говард Хьюз, ничуть не брезгуя, удержал обоих бродяг, взял у адвоката две своих визитных карточки и вручил им:
- Как проспитесь, приходите в ближайший офис моей компании, джентльмены. Получите работу и место в хостеле для сотрудников.
Он щедро выдал обоим по мелкой купюре:
- Это на проезд, а не на выпивку, парни.
Чернокожий гангстер и накрашенный педераст тоже жадно потянули ладошки, но Говард Хьюз продемонстрировал рациональный подход к своим деньгам.
- Ничего не получите, - отрезал он. – Ты, «черный», свое украдешь, а ты, «голубой», заработаешь иным способом. Проваливайте.
- Пойду и я, - вежливо сказал Джао Да. – Был рад новой встрече с вами, мистер Хьюз. Вы выручили меня. Теперь мне пора.
- Постойте, мистер Джао, - Говард Хьюз удержал его с легкостью человека, привыкшего, что его волю всегда выполняют. – Я как раз хотел пригласить вас на завтрак. Как летчик летчика. Уверен, нам будет о чем поговорить. Заодно приведете себя в порядок. Конечно же, Йосси, ты составишь нам компанию? – обернулся он к адвокату, когда они выходили из потрясенного участка.
- Еще бы нет, - ворчливо заметил юрист. – Я тебе не шофер, Хьюзи, чтобы катать тебя домой, не получив даже чашки кофе. Вот добавишь мне горсть монет к зарплате, и я найму личного водилу. Он бы сейчас повез тебя с китайским героем в гасиенду на моем «лондо», а я б покатил на такси к девочкам. Охота мне пялиться на твою небритую рожу!
- Не обращайте внимания, мистер Джао, - засмеялся Говард Хьюз и вмиг стал из самоуверенного богача «своим парнем»; он вообще очень просто менял личины. – Йосси на самом деле редкостный добряк, но вечно всем недоволен. Работа такая.
***
Новенький «Кадиллак ДеВиль» адвоката, последний восторженный писк американского автопрома, представленный в 1949 году, подъехал к воротам резиденции эксцентричного миллионера-авиамагната. Расположенная в живописном элитном районе Хэнкок-парк, она действительно представляла собою гасиенду в испанском колониальном стиле, окруженную небольшим ухоженным садом. Сзади к ней примыкало аккуратное поле для гольфа. Сам дом был не очень большой, но нарядный и уютный. Джао Да с удивлением посмотрел на странного богача, который в это время сладко подремывал, привалившись к плечу ведшего машину адвоката. Джао Да нипочем не ушел из этого красивого домика бродяжничать, будь, разумеется, у него право жить здесь.
- Мистер китаец, - адвокат Коган, кажется, угадал мысли летчика. – Попозже сообщите мне адрес вашей нынешней конуры. Пошлю туда помощника за вашими вещами и бумагами.
- Благодарю, мистер еврей, - ответил Джао Да. - Не утруждайте себя. Я не намерен злоупотреблять гостеприимством любезного хозяина этого дома…
- Бросьте, - адвокат бесцеремонно пнул мирно посапывающего миллионера плечом. – Если Говард Хьюз обратил к вам внимание, значит - он уже имеет на вас планы. Это надолго, так что заходите на посадку, или как это у вас называется? Просыпайся, Хьюзи, приехали!
- Дом, милый дом! – Говард Хьюз с хрустом потянулся на сиденье. – Прошу пожаловать ко мне, джентльмены!
У порога хозяина и его гостей встретил вышколенный слуга-латиноамериканец.
- Педро, подберите господину капитану китайской авиации что-нибудь из моих вещей, - походя распорядился Говард Хьюз. – Его лохмотья можете выкинуть, но кожанку и шарф сохраните. И позвоните доктору Хименосу, пусть зайдет осмотреть боевые ранения нашего гостя.
- А вы, - миллионер повернулся к Джао Да. – Идите, смойте с себя запах тюрьмы.
- Только после вас, мистер Хьюз, - вежливо ответил Джао Да.
Эксцентричный авиамагнат расхохотался, как если бы его гость сказал что-то очень смешное.
- Идите, мойтесь спокойно, - сказал он. – В моем доме три ванных комнаты…
- Даже четыре, сэр, включая душевую для прислуги, - почтительно заметил слуга.
Час спустя вымывшийся начисто и переодевшийся в облегченный летный комбинезон из хлопковой ткани (камердинер предусмотрительно нашел для гостя нечто идеально соответствующее его статусу), Джао Да сидел вместе с хозяином за обильным, несмотря на ранний час, завтраком. Его ссадины и синяки были тщательно обработаны врачом, молчаливым седовласым испанцем, также составлявшим им компанию за столом. Доктор Хименос был
не из болтунов, но из неумолчной трескотни адвоката Йосси Когана, с аппетитом уплетавшего яичницу с беконом («Кошрут для босяков!») Джао Да заключил, что пожилой медик бежал в США из Мадрида от диктатуры Франко. Джао Да тоже больше помалкивал – говорить с разбитой челюстью было трудно, жевать тоже, и он размачивал кусочки тоста в сладком кофе. Американцы любили пить бодрящий напиток из высоких больших чашек, намешав туда побольше сахару. Китайский летчик находил эту привычку очень удобной.
Говард Хьюз сам разливал кофе гостям и развлекал их беседой о превосходстве его авиакомпании TWA и ее главного аргумента – четырехмоторного трансконтинентального лайнера Локхид L-649 «Констеллейшн» - над «нечисто играющими жуликами» из «Пэн Ам». Как видно, конкуренция его любимого детища с «Пэн Американ» за рейсы через Атлантику в Европу была для авиамагната весьма злободневной темой.
- В сорок четвертом году мы с Джеком Фраем<14> перегнали «Констеллейшн» из Бербенка в Вашингтона за каких-то шесть с небольшим часов<15> с крейсерской скоростью 330 миль в час, - рассказывал мистер Хьюз, эмоционально жестикулируя вилкой с наколотой маслинкой. - Мы показали, какие расстояния способен покрывать наш четырехмоторный и трехкилевой гигант! Только война помешала нам тогда слетать в Париж или в Лондон. А что смогли противопоставить нам эти выскочки из «Пэн Ам»? Только передрали у военных дальний бомбер «Супер-крепость» и переделали его в свой уродливый тупорылый пассажировоз «Стратокрузер»<16>. Наплевать, что у них там внутри двухэтажный салон, бар и винтовая лестница, как в отеле! Удивительно, что со всем этим дерьмом на борту их мастодонт вообще летает. Сравните его с нашим Локхидом «Констеллейшном» - вот где изящество, мощь, перспективы! Каждая линия конструкции идеальна, как у 50-ринговой гаванской сигары…
Джао Да ненавязчиво, но пристально следил за мимикой богатого и влиятельного собрата по пилотскому цеху. По тому, как мистер Хьюз время от времени бросал на своего китайского гостя столь же испытующие взгляды, было видно, что разговор о преимуществах авиалайнера своей компании он начал не без дальнего прицела. Джао Да боялся спугнуть удачу и ни на что заранее не рассчитывал, но надежда поднять в воздух дальне-магистральный воздушный корабль, покорить океан неба над океаном вод и доставить сотню пассажиров из Нового Света в Старый все больше овладевала его сердцем.
- Наше главное конкурентное преимущество перед унылыми воротилами из «Пэн Ам», это наши люди! – в голосе Говарда Хьюза зазвучали победные фанфары. – Весь летный состав я набираю лично, одобряю каждую кандидатуру капитана<17>, второго пилота, бортмеханика, бортпроводника. Только те, кто по-настоящему влюблен в небо, могут сидеть за штурвалами наших «Констеллейшнов»! Не говоря про то, что мы нанимаем только самых опытных пилотов, а в кабинные экипажи – девушек с ножками не короче, чем от ушей, каждого ждет индивидуальный курс переподготовки. А что у них в «Пэн Ам»? Рекрутируют разных неудачников, приземленных военными после сорок пятого. А бортпроводницы у них какие страшные – их вытаскивают с панели в Большом Яблоке<18>, не иначе!
- Рад был бы летать в ТWA вторым пилотом, – лаконично заметил Джао Да, выбитая челюсть не располагала к многословию. – Если вы китайцев принимаете.
- Приятно говорить с деловым человеком! – просиял авиамагнат. – Вы сами поняли, к чему я клоню, мистер Джао. Но такого прославленного аса с мировым именем я не могу сделать меньше, чем шеф-пилотом. Однако сначала я должен убедиться, так ли вы хороши, как о вас рассказывают. Я родня первопроходцам Дикого Запада, они никогда не покупали коня, прежде не испытав под седлом.
- Испытайте меня, мистер Хьюз, - Джао Да с уважением посмотрел на практичного миллионера.
- Поступим так, - Говард Хьюз обвел взглядом других собравшихся за столом, приглашая их в свидетели. – Я слышал, вам доводилось принимать вызов другого аса на бой, капитан Джао? Я продолжу эту рыцарскую традицию авиаторов, но в мирном небе. Вызываю вас на единоборство в пилотаже. Это искусство – не совсем то, что требуется от пилота трансатлантического лайнера, но хороший профессионал хорош во всем. К тому же мне давно хотелось попробовать сравняться с кем-то из известных военных пилотажников. Считайте это прихотью богатого человека, друг мой. Будьте уверены, если вы проиграете, ваш гонорар будет достоин нашего состязания. А если победите – вы выиграете кресло шеф-пилота TWA. Идет?
Миллионер протянул холеную крепкую руку, и Джао Да принял рукопожатие:
- Идет!
Собравшиеся, не исключая стоявшего у дверей камердинера и прислуживавшую за завтраком хорошенькую смуглую горничную, зааплодировали. Адвокат Йосси Коган даже лихо присвистнул, как настоящий янки.
- Выбор оружия за вами, мистер Джао, - входя в роль, продолжал Говард Хьюз; артистического таланта этому именитому кинопродюсеру было не занимать. – Вы вызванная на дуэль сторона.
- Мой выбор небогат, соглашусь на предложенную вами машину, - развел руками китайский летчик. – Мой самолет, на котором я прилетел в США, отобрали ваши власти на Аляске. Я китаец, и не могу иметь собственности в вашей стране.
- Я слышал о вашем небесном друге, и о занятной эмблеме, которую вы рисовали на фюзеляже, - заметил Говард Хьюз. – Считайте, что проблема с возвращением вашего верного кота с крыльями уже решена.
Джао Да, который любил помогать другим, но не любил быть обязан благодеяниям сильных мира сего, попытался возразить:
- Не стоит тратить на это ваши деньги, мистер Хьюз. Я бедный человек и не могу позволить себе ни такой долг, ни такой подарок.
- Кто сказал вам, что это будет стоить мне хотя бы пару долларов? – миллионер белозубо и самоуверенно засмеялся. – Слово Говарда Хьюза еще чего-то стоит в этой стране. Я оцениваю его примерно в миллион «баксов». Ваш истребитель стоит гораздо меньше. Вы получите его по праву… Не знаю, каких там законов напринимали эти ублюдки в Конгрессе и Сенате, но для любого честного американца частная собственность священна.
***
Цену слову Говарда Хьюза Джао Да узнал, когда через несколько дней тест-пилот компании TWA перегнал на аэродром в Бербанке из Анкориджа его старый верный Кертисс Р-40. К счастью, тамошние аэродромные службы не начали разбирать истребитель на запчасти, чего Джао Да всерьез опасался. Р-40 почти вышли в США из употребления, поэтому «Крылатый кот» преспокойно перестоял очередную разлуку в ангаре. Кто-то из аляскинских шутников-механиков даже пририсовал ему к усатой пасти толстенную сигару и добавил малиновой краской тлеющий огонек. Джао Да усмехнулся и решил оставить сигару на своей эмблеме. Он тоже любил сигары, хоть нечасто мог их себе позволить.
Впрочем, в дни, проведенные в гостях на гасиенде Говарда Хьюза, китайский летчик мог курить сигары столько душе угодно, равно как и наслаждаться всеми достоинствами комфортной жизни богатого человека. Только природная скромность удерживала его от излишеств.
Сам эксцентричный авиамагнат активно занялся подготовкой к предстоящему воздушному соревнованию. Он вообще был крайне увлекающейся натурой, но, как делового и успешного человека, его отличало умение подходить к каждому увлечению основательно и успешно доводить его до конца.
- Мистер Джао, я перебрал несколько вариантов «оружия» для нашего с вами мирного поединка в небе, - сказал мистер Хьюз. – Меня интересует только равное состязание с вашим «Томагавком». Поэтому я сразу отклонил варианты и нового двухмоторного прототипа разведчика XF-11, заведомо более мощного (к тому же я здорово разбился и обгорел на одном таком в сорок шестом году!), и устаревшего биплана Боинг-100, на котором я сразу уступлю вам. По здравому размышлению, я нашел наиболее соответствующим по классу и характеристикам вашему истребителю еще один из моих самолетов, хорошо забытый, но отнюдь не худший. Сейчас авиатехники TWA готовят к полету мой гоночный Хьюз Н-1, на котором я славно оспаривал первенство в небе в тридцатых годах<19>…
- Это тот красавец, которого прозвали «Летящей пулей», мистер Хьюз? – поинтересовался Джао Да.
- Именно тот, мистер Джао. «Летящая пуля» против «Летающего кота».
Несмотря на то, что Говард Хьюз легко сходился с людьми и нередко держался запанибрата и с равными, и с низшими по положению, с Джао Да они продолжали общаться с подчеркнутой и даже вычурной корректностью. Миллионеру импонировала игра в воздушных рыцарей, таковы были ее правила.
- Я оцениваю возможности «Пули» как примерно равные вашему «Тамогавку», - продолжал богатейший пилот или летающий богач. – Ваш истребитель тяжелее, 6 тысяч фунтов<20> против трех с половиной у меня, но это дает вам преимущество на пикировании. Кроме того, русский движок, который установлен у вас вместо слабосильного «Эллисона», в комплекте с русским же винтом дают вам заведомое преимущество над «Праттом-Уитни», поставленном на моей «Пуле». Однажды, благодаря высокооктановому бензину и тюнингу, сделанному одним авантюристом, я разогнал свой движок с 750 «лошадок» до тысячи, но тогда он заглох, и, не попадись мне свекольное поле, я разбился бы к чертям! Больше я так экспериментировать не буду, и ваше «сердце» в нашем поединке намного сильнее. Также вы будете быстрее меня на крейсерской скорости, а я немного обойду вас на максимальной, имея 306 узлов против ваших 290. Зато ваш «Томогавк» маневреннее на виражах благодаря большей мощности, а моя «Пуля» обгонит вас в скороподъемности из-за меньшей нагрузки на крыло… Условия в целом равные, не находите, мистер Джао?
- Более чем, мистер Хьюз, - Джао Да ответил джентльменским полупоклоном. А про себя подумал: как не так, для пилотажного состязания целевой гоночный спортивный самолет Говарда Хьюза подходит лучше, чем серийный строевой истребитель Джао Да. Как принято в большом бизнесе, мистер Хьюз, сохраняя видимость честной игры, жульничает в важных мелочах. Джао Да был отнюдь не уверен в исходе поединка, тем более знал своего оппонента как одного из самых искусных и отчаянных летунов Нового Света. Однако проиграть американцу, возможно, будет даже выгоднее. Должности шеф-пилота TWA Джао Да тогда не видать, зато не станут завидовать другие летчики авиакомпании, а уж на кресло второго пилота Джао Да вполне может рассчитывать.
Но не таков был китайский летчик Джао Да, чтобы вступить в воздушный поединок, не надеясь найти свой особенный путь к победе.
- За честный воздушный матч! – предложил тост мистер Хьюз и поднял бокал с лимонадом; он вообще не пил ничего крепче молока, по крайней мере, в своей резиденции.
- За победу! – ответил Джао Да и хитровато улыбнулся. Он уже видел свой путь.
***
- Леди и джентльмены, добрые граждане Калифорнии! – ловко изображая возбуждение и заражая ажиотажем аудиторию, вел репортаж с аэродрома в Бербанке журналист местной радиостанции. – Только сегодня, только у нас в Калифорнии! Состязание двух непревзойденных асов неба! Американский орел против китайского дракона! Блистательный, звездный Говард Хьюз, который известен вам не меньше, чем того заслуживает, против героя воздушной войны в Китае Джао Да, известного меньше, чем заслуживает он. Прямо сейчас, дамы и господа, я вижу их обоих! Они идут к своим самолетам и по-дружески беседуют. На мистере Хьюзе его знаменитая счастливая шляпа, которая приносила ему воздушные рекорды. На мистере Джао кожанка с эмблемой легендарных «Воздушных тигров», в рядах которых он воевал… Они плотно окружены репортерами. Эй, ублюдки, подвиньте ваши задницы, пропустите меня, чертовы идиоты!!! Мистер Хьюз, мистер Джао, скажите несколько слов нашим слушателям, гражданам Калифорнии. Что вы думаете о предстоящем состязании?
- Это будет настоящее воздушное шоу, круче, чем в моем фильме «Ангелы ада»! – ослепительно улыбнулся Говард Хьюз. – Мой соперник - настоящий рыцарь неба, но сегодня я уверен в победе. За меня небо Америки!
- Главное не побеждать, а участвовать, - скромно заметил Джао Да.
- Леди и джентльмены, вы можете слышать рев заведенных авиационных моторов! – репортер тоже заводил свою аудиторию, - Пилоты уже в кабинах. Я вижу, как они застегивают шлемы. Говард Хьюз будет защищать честь Америки и ее лучшего штата Калифорния на знаменитом самолете-рекордсмене «Летящая пуля», который мы не видели в небе уже много лет… Он сверкает, как молния, весь окрашенный в серебро! Самолет мистера Хьюза прекрасен, как сеньорита, танцующая фламенко, и стремителен, как гремучая змея. Мистер Джао выступает на старом фронтовом истребителе Кертисс Р-40, на таких сражались «Летающие тигры», сейчас нормальные люди на них уже не летают… Но в руках прославленного аса эта машина еще себя покажет! Самолеты наших воздушных ковбоев, рыцарей в доспехах из дюралюминия, идут на разбег… Набирают скорость… Отрываются от полосы… Они взмывают в синее небо Калифорнии парой, принятым у военных пилотов построением. Говард Хьюз, организатор и хозяин состязания, идет ведущим, наш китайский гость – ведомым. Они разлетаются в стороны, леди и джентльмены, они выполняют боевой разворот и мчатся друг на друга в опасную лобовую атаку! На земле у всех захватило дух… Черт побери, обосраться можно!!! Это было быстрее, чем я мог рассказать вам. Оба прославленных летчика избежали столкновения с изяществом, с которым Ава Гарднер<21> уклоняется от свидания! Говард Хьюз поднырнул под самолет противника с ловкостью боевого пилота, а мистер Джао выполнил элегантную полубочку, уйдя с курса соперника.
Самолеты наших героев снова расходятся, леди и джентльмены, они повторят атаку? Нет, кажется, пришло время индивидуальной программы. Говард Хьюз прямо сейчас на моих глазах выполняет каскад головокружительных фигур высшего пилотажа. Из мертвой петли он уходит в штопор, выправляет полет у самой земли и, словно повторяя очертания холмов нашей прекрасной Калифорнии, делает рискованную змейку на предельно низкой высоте. Вы слышите восторженные голоса зрителей, они приветствуют мистера Хьюза, нашу знаменитость. Они аплодируют, свистят и топают от восторга. Мистер Джао летает кругами и наблюдает за маневрами своего американского соперника. Интересно, что сможет изобразить он после этого? Бьюсь об заклад ста долларов, парни, он уже проиграл!
Но что задумал наш китайский гость? Он не считает свое дело потерянным. Его «Пэ-сороковой» перешел в резкий набор высоты. Он забирается все выше и выше… Визуально определить сложно, но, сейчас, наверное, достиг тысяч 15 футов. Это не предел, Кертисс «Томогавк» может сделать и вдвое больше… Если только в наборе высоты не «оборвется» движок… А у мистера Джао он не оборвется – у него стоит мотор русского производства, он гарантирует качество работы надежно, как русская водка - похмелье! Самолет нашего китайского гостя уже скрылся из вида, зрители напрасно задирают головы. Что он задумал? Пока китайскому асу требуется еще несколько минут, чтобы достичь предельного потолка, мы прервемся на рекламу…
Мы снова здесь, леди и джентльмены, с аэродрома Бербанк, Калифорния, где соревнуются в пилотаже два непревзойденных мастера, Говард Хьюз и Джао Да. Черт побери рекламу, друзья, она мешает не вам одним!!! Пока вы слушали нудятину про ореховую пасту и детскую присыпку, в небе над нами разворачивалась сенсация! Мистер Джао Да прошел над нами на предельной высоте, на которую Пэ-сороковые обычно не забирались… По большому счету, его даже не было видно, только чертовски красивый конденсационный след за его самолетом, белый, как хлопок, будь он проклят! Для двоечников объясню доходчиво: конденсационный след - это частички сконденсированной влаги, которые возникают за движущимся самолетом на большой высоте, где холоднее, чем в холодильнике у вашей мамаши. Самолет мистера Джао Да проделал на высоте ряд маневров и этим самым конденсационным следом начертил в небе двойное сердце, весьма похоже. Это изображение на небе не рассеялось и сейчас, фотокорреспонденты снимают его. Сегодня редкий случай, когда я говорю вам – покупайте завтра утренние газеты, вы впервые увидите в них что-то интересное. Теперь победа Говарда Хьюза в состязании не выглядит столь уж очевидной…
Но вот, леди и джентльмены, самолеты наших героев заходят на посадку… Говард Хьюз и Джао Да снова идут в построении пары, как бы говоря нам, что они теперь в одной команде. Мы прервемся на очередную дурацкую рекламу, а я в это время попытаюсь раскидать коллег и пробиться к рыцарям неба на интервью…
Джао Да корректно держался в стороне, предоставив Говарду Хьюзу явиться перед возбужденной толпой репортеров первым. Служба безопасности аэродрома едва сдерживала визжащих от усердия журналистов. Борзописцы щелками фотоаппаратами, лезли друг другу на головы, ругались и дрались, чтобы первым задать вопрос героям дня. Вот же беспокойное ремесло, думал Джао Да. Будь он репортером – спокойно стоял бы в сторонке и слушал, что спросят другие, и что ответит знаменитость. Все важные вопросы будут заданы и без него, зато потом он первым успевал бы передать материал в редакцию.
- Мистер Хьюз… - орал краснорожий малый в растерзанном галстуке, пролезая у конкурента под мышкой. – Проклятый осел, иди к черту!.. Это я не вам. Кто победил сегодня, мистер Хьюз?
- В равной игре мы разошлись с равным счетом, - великодушно ответил эксцентричный авиамагнат. – Однако я предоставлю оценку поединка моему гостю, отличному пилоту из отличной страны!
Внимание корреспондентов обратилось к Джао Да. Остроносая мисс в сбитой шляпке отчаянно процарапывалась к нему длинными наманикюренными ногтями, истошно вереща:
- Ты, педик, а ну пусти меня!
- Вообще-то я люблю женщин, мадам, но вас вовсе не держу, - с достоинством ответил Джао Да, вызвав истерический взрыв хохота журналистской братии.
- Ах, это я не вам… Не лезь, мать твою!! Мистер Джао, эти романтические сердечки, вы адресовали их какой-то счастливой девушке в Калифорнии, не так ли? Уйди, убью, долбаный сукин сын!!!
Джао Да выдержал театральную паузу, в течение которой горластая журналистка все-таки сдала передовые позиции нескольким коллегам-мужчинам.
- Мы, китайцы, порой вкладываем в узнаваемые символы несколько иной смысл, нежели принято у вас, - ответил он, принимая вид философа. – Эти знаки означали: мое сердце навсегда благодарно сердцам всех достойных людей в вашей стране, у которых я нашел помощь, когда в ней нуждался, или дружбу в годы войны. Недаром самая уважаемая мною награда США – «Пурпурное сердце», я имел честь носить ее.
Затем Джао Да широко шагнул к Говарду Хьюзу и они, крепко пожали друг другу руки и некоторое время стояли, не размыкая рукопожатия, позволяя репортерам наснимать достаточно кадров.
- Мистер Джао, добро пожаловать в клуб, - негромко заметил летчик-миллионер просто летчику. – Вы впечатлили меня не только мастерством пилота, но и вашими словами. Вы приняты в воздушную семью TWA. Формальности пусть вас не беспокоят.
***
1950 год, начинавшийся для Джао Да как год полной неопределенности и невзгод, завершился для него сказочным открытием Америки возможностей. Преображение из отверженного полубродяги-беженца, перебивающегося случайными заработками, в пилота трансатлантических лайнеров процветающей авиакомпании казалось сошедшим в его жизнь с лучащихся в ночи огромных экранов автокинотеатров… Между прочим, еще одного фантастического изобретения здешней индустрии развлечений. Но это было реальностью! Подобно билетам в первый ряд на красочный мюзикл о торжестве американской мечты, в кармане пилота TWA Джао Да появились синяя книжечка с разлапистым гербовым орлом – паспорт гражданина США, даже с отметкой «no fee» <22>, упрощавший многократное пересечение границы, а также федеральная лицензия коммерческого пилота. Американское гражданство было оформлено стараниями хитроумного юриста Йосси Когана – на удивление быстро и легко. Джао Да втайне надеялся, что адвокат не провел его под действие пресловутых законов «о военных женах» или «военных невестах». Пилотская сертификация в США по сути была синекурой – по распоряжению Совета по гражданской авиации, главного органа здешних воздушных отцов-мудрецов, ее мог осуществить любой гражданский пилот-инструктор. Однако в авиакомпании Trans World Airlines, или ТWA, или «авиакомпании Говарда Хьюза», как ее часто здесь называли (хотя формально миллионеру принадлежало только 25% акций), к квалификации пилотов относились серьезно. Желанную карточку лицензии Джао Да получил только пройдя подготовку для полетов на легендарном Локхиде «Констеллейшн» у самых опытных инструкторов. Подготовка заняла четыре месяца и была весьма основательной. Сначала следовал фундаментальный теоретический курс, затем – обучение на тренажерах, после этого – практические занятия на земле и в небе на свободных от рейсов легендарных Локхидах «Констеллейшн» модификации L-649. Эти огромные авиалайнеры пилоты TWA называли нежно: «Кони». Джао Да, словно курсант, прилежно исполнял все задания небесных педагогов, зная, насколько пилотирование четырехмоторной пассажирской машины отличается от привычного ему истребителя. Более того, он переживал один из столь редких в его жизни периодов гармонии между небом и душой, проще говоря – счастья. Джао Да казалось, что с плеч сброшены полтора десятка лет войны и скитаний, и он вновь вернулся в свою юность, когда он только постигал летную науку в авиашколе Урумчи. Жаль, что его не видит сейчас дорогой русский друг Коля Ли Си-Цин, он бы порадовался за своего выученника. И позавидовал бы прекрасному и совершенному воздушному кораблю, на котором Джао Да предстояло летать через океан.
А «Констеллейшн»-«Кони» действительно была женственно прекрасна, по-королевски величественна, и представляла собою подлинное чудо передовой американской технической мысли. Неудивительно, что Говард Хьюз говорил о своем детище почти стихами. Уникальный круглый профиль фюзеляжа, действительно напоминавшего самую изысканную гаванскую сигару, был выбран проектировщиками из 12 возможных вариантов, которые были разработаны и проверены. Он обеспечивал отличные аэродинамические характеристики и позволил сделать кабину полностью герметичной. Кабина надежно обеспечивала комфортные условия для 80 пассажиров и 5 членов экипажа при полете на высоте 20 000 футов в 90% возможных погодных условий. Комбинация насосов, линий подачи, уплотнений, устройств нагрева и охлаждения воздуха обеспечивали наддув кабины и поддержание в ней нормальных условий. Рассказывали: чтобы убедиться в правильности сборки первого фюзеляжа, его испытали в специальной барокамере, сделанной из большой масляной цистерны. При этом были достигнуты давление и температура, соответствующие условиям полета на высоте 55 000 футов.
Боевой друг Джао Да, «Крылатый кот» Кертисс Р-40 «Томагавк», мог развивать скорость 357 миль в час (в Америке совершенно не использовали метрическую систему, приходилось на лету переучиваться на мили, узлы и футы) на высоте 15 000 футов. «Кони» была рассчитана на полет с крейсерской скоростью 360 миль в час на высоте 20 000 футов, а рабочий потолок составлял 35 000 футов! И это при том, что гигантские размеры этой королевы небес впечатляли: размах ее серебристых крыльев составлял 123 фута, длина фюзеляжа - 95 футов 1 дюйм. Верхушка «фирменного» цельнометаллического тройного киля возвышалась над землей на 23 фута 8 дюймов, общая площадь крыльев составляла 1 650 квадратных футов, а максимальный взлетный вес – 68 000 фунтов.
Тройное вертикальное хвостовое оперение способствовало повышению устойчивости «Кони» даже при отказе одного или двух двигателей. Но пилоты-инструкторы уверяли, что с отличным техобслуживанием и превосходным персоналом TWA такое не случалось никогда. Четыре двигателя «Райт» R-3350 вращали трехлопастные винты «Хамильтон-Стандарт Гидроматик» 33E60. Для полетов на большой высоте эти винты были оснащены спиртовой противообледенительной системой, а обтекаемые капоты «движков» были настоящим образцом аэродинамического искусства. При этом на замену двигателя при необходимости у бригады опытных механиков уходило не более 45 минут.
«Кони» была удивительно покладиста и легка в управлении; «послушная девочка» - говорили пилоты TWA. Гидравлические усилители обеспечили небольшие усилия на всех органах управления самолетом. На самолете было две гидросистемы: первая управляла поверхностями управления – закрылками Фаулера, рулями высоты и направления и так далее; вторая - тормозами основных колес шасси, поворотом колес передней опоры, выпуском-уборкой основных опор шасси и закрылков. Управление каждым двигателем осуществлялось с помощью трех рычагов - нормального газа, смешанной тяги и главного управления. При этом управлять рычагами мог как любой из пилотов, так и бортмеханик. А когда экипаж считал обстановку подходящей для краткого отдыха, необходимого на длительных дальнемагистральных рейсах, автопилот Сперри-3 мог поддерживать заданные направление и высоту полета. Кроме того, имелись все приборы, необходимые для полетов вслепую.
Кабина, в которой помещался экипаж, была на «Кони» очень просторной, особенно для человека, привыкшего к спартанским условиям истребителя. Пилоты ТWA шутили: «Если другие компании строят самолет, а затем запихивают в него экипаж, то у нас сначала берут экипаж, а потом обстраивают вокруг него самолет». Остекление из 7 обширных панелей делало воздушный обзор превосходным. Хотя имелись и свои сложности. Расположение командира корабля слева, а второго пилота справа было причиной того, что большая часть приборов была не видна для обоих пилотов сразу. Это делало совершенно необходимым отличное взаимопонимание и командную работу между ними. Бортинженер имел свою собственную приборную доску, расположенную позади пилотов, и был неотъемлемой частью экипажа, часто управляя тягой двигателей и контролируя различные системы самолета. Позади пилотов в кабине располагался вспомогательный отсек, часть которого занимали стеллажи с радиооборудованием, а остальная часть могла использоваться под служебный багаж, либо для резервного экипажа.
Однако, если экипаж - это мозг и руки трансатлантического авиалайнера, то его желанными, но взыскательными гостями были от 60 до 80 пассажиров каждого рейса, наслаждавшиеся комфортом и отдыхом в салоне. К их услугам были просторные кресла, расположенные так, чтобы в полете можно было удобно вытянуть затекшие ноги, откинуть спинку и отдохнуть лежа. Всегда под рукой у каждого находились индивидуальная лампочка, вентилятор и кнопка вызова борт-проводника, готового исполнить любой каприз, включенный в стоимость недешевого билета. Между пассажирскими салонами располагался шикарный лаунж-бар с обитыми золотистой кожей диванами, созданный по проекту известного итальянского дизайнера Марио Замперелли. В интерьере пассажирской кабины использовались перфорированные магниевые листы для отделки потолка, служившие так же в роли вентиляционных решеток. Боковые панели отделывались пропитанной ацетатом тканью, в качестве пола использовались фанерные листы, покрытые фибертечем. Многие панели в салоне были легкосъемными для обеспечения доступа к оборудованию при техническом обслуживании. Кроме салона с пассажирскими креслами, «коктейльной точки» и обширного багажного отсека, к услугам гостей воздушной волшебницы «Кони» также были кухня, на которой распоряжались двое обворожительных бортпроводниц, и два туалета, сияющие чистотой и благоухающие ароматизаторами. В полете пассажирам регулярно подавались изысканные горячие блюда, разнообразные закуски, до которых американская публика была особенна охоча, а также прохладительные, горячие и горячительные напитки на любой вкус.
Словом, «Кони» была потрясающим воображение самолетом, и Джао Да испытывал к ней нечто вроде романтической, но серьезной влюбленности. Порой ему даже казалось, что его старый боевой друг Кертисс Р-40 «Томагавк», дремавший под надежным присмотром механиков мистера Хьюза в ангаре на аэродроме Бербанка, будет ревновать его к грандиозной небесной красавице. Чтобы порадовать крылатого товарища чувством полета, а заодно и себя исполнением фигур высшего пилотажа (которые на пассажирском авиалайнере невозможны по известным причинам), Джао Да в свои редкие выходные пару раз добирался туда из Нью-Йорка, где проходила его подготовка. Между Большим Яблоком и Городом Ангелов лежала вся континентальная часть США. Но на помощь приходила родная авиакомпания, выписывавшая своему будущему пилоту корпоративный билет «туда и обратно» на транс-американский рейс на борту вечного небесного труженика Дугласа DC-3. Предупрежденные телеграммой, авиатехники к приезду «гостя, пользующегося расположением самого мистера Хьюза», выводили подготовленный к полету Кертисс Р-40 «Томагавк» с эмблемой «Крылатого кота» к взлетной полосе. Джао Да оставалось только надеть парашют, шлемофон, залезть в кабину и окунуться в родную небесную стихию…
***
Во время одного из таких полетов Джао Да довелось убедиться, что, несмотря на высокий профессионализм местных механиков, с советской авиатехникой у них не всегда складывались отношения, и даже она могла дать сбой. Впрочем, не «оборвись» внезапно при выходе из петли Нестерова советский двигатель, установленный на истребителе Джао Да, где-то над лазурным побережьем Санта-Моника Города Ангелов, одна восходящая звездочка Голливуда спокойно продолжила бы позировать для фотосессии на фоне океана. А так…
- Смотрите, смотрите, самолет будет садиться прямо на шоссе! – в изумлении воскликнула молоденькая кудрявая блондинка (крашеная) с приметной родинкой на левой щечке и всплеснула округлыми ручками в роковом красном маникюре. – Кажется, у него отказал мотор, я не слышу шума…
- Мэрилин, детка, не крутись, прокляни тебя Бог <23>! – заругался модный фотограф в гавайской рубахе. – Опять испортила мне кадр! Пленка стоит кучу монет…
Однако профессиональная привычка фиксировать на камеру все, что могло представлять «сенсацию», пересилила. Фотограф обратил объектив своего мощного Kodak 35 RF с встроенным дальномером в сторону терпящего бедствие воздушного судна.
- Расшибется к черту, сукин сын, или хотя бы раздавит пару машин на шоссе, - пробормотал ловец фотографической удачи, азартно перегоняя жвачку за щекой. – А мне повезет заснять этот момент для местной прессы.
- Нет, не надо! – подпрыгивая на каблучках, закричала блондиночка, у которой было чувствительное сердце, и перспектива авиакатастрофы заставляла его трепетать. - Садитесь осторожнее, мистер пилот!
- Заткнись, Норма Джин <24>, мешаешь! – огрызнулся фотограф, не отрываясь от объектива.
- Может сесть удачно, если автомобилисты разъедутся, а пилот справится на пробеге с изгибом Пасифик Коуста <25>, - заметил, наблюдая за уверенной глиссадой самолета, помощник фотографа; в войну он служил в авиации. – Но кто здесь летает на таком хламе? Это старина «Томагавк», как у того чудака из Китая, что соревновался с мистером Хьюзом…
- Ах, я знаю, я знаю, это тот самый китайский летчик! – возбужденно захлопала в ладоши молодая актриска.
Серебристый Кертисс Р-40 «Томагавк» с яркой эмблемой на фюзеляже плавно коснулся своими шасси покрытия автобана. К счастью, гидравлическую систему выпуска шасси на истребителе этой модели при отказе двигателя можно было привести в действие с помощью ручного насоса, и пилот предусмотрительно сделал это. Водители автомобилей, а их на Тихоокеанском шоссе было всегда полно, отчаянно засигналили, как будто воздушный участник дорожного движения мог так же маневрировать на дороге. Истошно завизжали тормоза, раздался звук столкновения, скрежет металла и звон бьющегося стекла – несколько засмотревшихся на посадку шоферов въехали друг в друга. А самолет просто катился вперед, пока его двигала инерция. Летчик предусмотрительно выбрал для вынужденной посадки самый прямой участок шоссе, и теперь всеми силами старался остановить бег своей машины, выпустив закрылки и отклонив до предела рули высоты, чтобы увеличить лобовое сопротивление.
- Тормозите же, сэр, скорее тормозите! – кричала молодая актриса, как будто пилот мог услышать ее призыв.
- Вот дерьмо, не разбился, - фотограф разочарованно выплюнул жвачку. – Ладно, я хоть посадку заснял, и как столкнулись эти идиоты… Билли, заводи машину! Поехали пилота поснимаем.
- И я, и я с вами, мальчики! – вскричала актриска и легко запрыгнула на заднее сиденье фотографского «Такера Торпедо». – Я хочу фотографию на крыле у этого храбреца!
Выкатившись на обочину Тихоокеанского шоссе, «Крылатый кот» несколько секунд балансировал на стойках основных шасси, то отрывая хвостовое колесо от земли, то снова плюхаясь на него, как будто раздумывал – позорно клюнуть носом или гордо устоять. Врожденный гонор истребителя взял верх, и Кертисс Р-40 остановился, величаво подняв к небу свой недвижимый винт. Джао Да расстегнул ремни безопасности, отстегнул парашют, уныло выбрался из кабины и начал разбираться с пострадавшими от его посадки водителями.
- Кто оплатит мне мятый бампер, мистер? – орал раскрасневшийся от злости парень в галстуке.
- Я полагаю, страховая компания, - спокойно отвечал Джао Да.
- Сладчайший Иисус, мне придется делать ринопластику! – рыдала дама средних лет, прижимая к ушибленному лицу окровавленный кружевной платочек. – Из-за вашего дурацкого самолета я, кажется, сломала нос о руль... Вы должны мне заплатить, сэр!
Здесь Джао Да без споров извлек из портмоне несколько крупных купюр и с извинениями отдал пострадавшей. Своей вины в происшествии он не видел, но женская красота – это абсолютная величина, ее необходимо восстановить.
- А вы, сэр, - обратился он к «галстуку», - лучше отвезли бы леди в больницу, как настоящий джентльмен. Пусть там займутся ее очаровательным носиком.
Когда на обочине лихо затормозил серебристо-голубой «Такер Торпедо», летчик угрюмо окинул его взглядом, ища видимые повреждения. «Очередные янки хотят пару долларов за ущерб», - мрачно подумал он.
Внезапное появление молоденькой светловолосой красотки, которая порывисто выскочила из автомобиля и, стуча каблучками, устремилась к Джао Да с восторженной улыбкой, оказалось приятной неожиданностью.
- О, сэр, я видела вашу блестящую посадку, это было так смело, - певуче воскликнула девушка. – Примите мое восхищение!
Джао Да галантно поклонился – в Америке он быстро восстановил навыки хорошего тона.
- Ты тот китаец, который сделал в небе Говарда Хьюза! – разбитной малый с дорогим фотоаппаратом, который вылез из машины следом, сразу узнал Джао Да. – А ну-ка фото для завтрашних газет, улыбочку! Предупреждаю, авторские права мои, гонораром не поделюсь, но могу угостить виски в баре.
Он защелкал фотоаппаратом. Джао Да картинно облокотился на плоскость самолета – ему было не привыкать фотографироваться для прессы. Между тем блондинка обежала самолет кругом и обратилась к летчику с обворожительной улыбкой:
- Сэр, позвольте и мне сфотографироваться на крыле вашего истребителя!
- Да, конечно, - ответил Джао Да, подал девушке руку и подсадил ее на плоскость.
Она ловко удержалась там на своих точеных каблуках и быстро приняла несколько модельных поз, одну грациознее другой. Фотограф опять сноровисто защелкал своим аппаратом.
- Сэр, вы бы не могли запустить пропеллер? – с милой наивностью попросила летчика красавица. – Воздухом так элегантно надует подол моего платья!
- Увы, мисс, сейчас это невозможно, - развел руками Джао Да. – Я был вынужден превратиться из летчика в вашего реквизитора именно потому, что у меня отказал мотор.
Девушка обиженно надула пухлые губки:
- Какая жалость! А вы знаете, меня зовут почти так же, как авиационный мотор – я Мэрилин <26>! Мэрилин Монро. Вообще-то это сценический псевдоним.
- Я рад встрече с вами, мисс, и поражен вашими знаниями в авиации, - галантно ответил Джао Да. – Вообще-то на моем «Пэ-сороковом» должен стоять мотор, название которого больше напоминает другое женское имя – «Эллисон», но его заменили на более надежный русский двигатель. Который тоже оказался не безупречен. В отличие от вас, мисс Мэрилин Монро!
Годы спустя, встречая постеры знаменитых голливудских кинокартин, с которых смотрела манерная красавица с платиновыми локонами и неотразимой родинкой на щеке, Джао Да вспоминал задорный стук ее туфелек по плоскости своего истребителя и их мимолетное, но приятное знакомство.
***
Успешно сдав экзамен строгим инструкторам TWA («Мы проверяем в два раза въедливей, чем федералы!» - честно предупредили они), Джао Да с началом 1951 года получил кресло капитана «Констеллейшна», совершавшего трансатлантические перелеты между Нью-Йорком и Парижем. Его небесный корабль, как и подобает настоящей красавице, носил имя собственное: «Звезда Франции», написанное по-английски и по-французски под кабиной пилота. Серебристо-белая окраска с узнаваемой двойной красной полосой TWA, протянувшейся от носа до киля, которую в гражданской авиации почему-то принято было называть «ливреей», делала его особенно красивым. В принципе, все «Кони» были похожи, как сестры-близнецы, но Джао Да казалось: его – особенная!
Красив особенной строгой и мужественной джентльменской красотой был и сам Джао Да в своей новенькой, сшитой по индивидуальной мерке форме авиакомпании. Двубортный китель цвета маренго с блестящими пуговицами и пилотскими «крылышками» на груди, модная мягкая фуражка того же цвета с золотистой эмблемой TWA – стилизованный самолетик, облетающий земной шар. Как капитану, Джао Да полагались золотистые веточки на козырьке и четыре ряда галуна на обшлагах. Чтобы не шокировать расовую, чопорную и агрессивную Америку видом своих азиатских раскосых глаз, он полюбил носить темные очки с зеркальным блеском.
Квартировал Джао Да теперь в удобном двухкомнатном номере отеля недалеко от международного аэропорта Нью-Йорка, который снимала ему авиакомпания. Жалованье в TWA было отличное, такое, что китайский летчик впервые в жизни стал считать себя состоятельным человем. В принципе, можно было обзавестись собственным жильем, автомобилем, прочими фетишами американского благополучия… Но полеты над Атлантикой, самолет, работа, экипаж, авиакомпания занимали практически все мысли и время, не оставляя места для обывательских мелочей. Даже по Нью-Йорку с его монументальными небоскребами и бандитскими трущобами, праздно шатающейся блестящей публикой и бешеным автомобильным траффиком, негритянскими джазами и ночными клубами, Джао Да в свои выходные бродил с отстраненным интересом, то и дело мысленно возвращаясь в небо.
Каждый полет до Парижа и обратно занимал около 17 часов. Если над Атлантикой приходилось облетать зоны неблагоприятной воздушной обстановки, он мог затянуться и до 19, и до 20 часов. После такого перелета экипажу полагалось несколько дней отдыха, которые у летчиков и бортпроводников TWA было принято проводить вместе, в веселых, но не очень бурных развлечениях. Все понимали, скоро снова в небо, и надо быть в форме! Ребята в экипаже подобрались хорошие, а для янки и вовсе – отличные. Второй пилот и бортинженер оба летали в войну в ВВС США, один – транспортником, другой – бомбардировщиком. Они счастливо не отличались расовыми и социальными фанабериями, столь свойственными американцам, и быстро подружились с Джао Да. В экипаже китайского летчика называли на свой манер: «Джи». Бортпроводницы были настоящими красавицами, даже – чересчур красавицами, если женская красота вообще бывает избыточной. Но в общении они оказались милыми и приятными девчонками. Что еще надо для дружбы? А романы между сотрудниками в TWA категорически не приветствовались.
Однако, как только Джао Да несколько «влетался» в рутину авиарейсов, о любви стало настоятельно напоминать самая обстановка Парижа, прелестного и легкомысленного, вечно молодого и древнего, очень мало пострадавшего и еще меньше изменившегося за пережитые годы недавней войны и германской оккупации. Маленькая француженка Софи, с которой они провели несколько дней счастливой страсти во время командировки в Вашингтон в 1942 году, принялась настойчиво навещать душу китайского летчика. Как живая, она приходила в его номер в парижском отеле, когда он возвращался с прогулки по бульварам или с посиделок в ресторане с экипажем. Казалось, откроешь дверь – и вот она, устроилась перед туалетным зеркалом, расчесывает свои пышные каштановые локоны, улыбается так нежно и немного игриво… На душе становилось тепло и грустно от сладостного предчувствия. Но стоило щелкнуть выключателем, вспыхивал электрический свет, и милый призрак исчезал.
Джао Да ничего не слышал о Софи со дня их расставания. Он даже не знал, жива ли юная резистантка, или давно шагнула в ряды тех французов, которые, не сумев спасти честь своей опозоренной страны, безупречно спасли собственную честь, погибнув за прекрасную Францию. Он даже не знал ее фамилии. Просто – Софи из городка Тюль. Маловато, чтобы найти одну маленькую девушку в многомиллионной стране…
Однажды, размягченный чудесной музыкой и терпким красным вином в вечернем ресторанчике на бульваре Распай, Джао Да решился рассказать о своей Софи ребятам из экипажа. Парни заржали, и, как положено настоящим янки, принялись хлопать его по спине и отпускать сальные шуточки. Бортпроводницы, наоборот, смотрели сочувственно, оперев кукольные головки на точеные ручки, и в их огромных голливудских глазах появился так хорошо знакомый Джао Да женственный туман. Отсмеявшись, бортмеханик с американо-библейски именем Джесайя, который был рационально мыслящим малым (профессия обязывала), дал ценный совет:
- Послушай, Джи, обратись к лягушатникам в их министерство обороны. Если она воевала, и даже представляла их Резстанс у нас в Вашингтоне Ди-Си, там о ней помогут навести справки.
***
На следующее утро, облачившись в полную форму пилота TWA и приняв солидный вид, Джао Да явился к двухэтажному желтостенному особняку на улице Сен-Доминик в VII округе Парижа, где размещалось оборонное ведомство Франции. Военных каждой страны отличает какая-то особая, с первого взгляда заметная характерная черта. Джао Да, проведший в двух армиях Китая больше полутора десятков лет, отлично знал это. У французов это была элегантная вальяжность. Война может подождать, пока министерство обороны смакует кофе с круассанами, что-то вроде этого. Потратив кучу времени на обивание служебных порогов, за каждым из которых ничего не знали, ни за что не отвечали и явно не желали работать, китайский летчик наконец оказался в помещении генерального секретариата по административным вопросам, ведавшего в том числе кадрами.
Импозантный майор с идеальным пробором лениво выслушал Джао Да и покосился в сторону. За соседним столом сидела хорошенькая девушка-секретарь, которая как раз изящно потянулась и закинула ножку на ножку.
- Как я могу принять ваш запрос, когда вы даже не знаете фамилии вашей подруги? – майор развел руками в белоснежных манжетах. – Обратитесь… куда-нибудь еще, месье. Нас не утруждайте. Мы не можем ничего сделать.
- Послушайте, господин майор, - Джао Да начал сердиться. – Я уже битый час слушаю ваше французское «не можем ничего сделать»! Неужели так много девушек по имени Софи были направлены в США как представительницы Сопротивления в 1942 году и приняты в Белом доме?
- Это уже по линии министерства иностранных дел, месье, обратитесь туда! – француз обрадовался возможности отделаться от посетителя.
Но рассеянно прислушивавшаяся к их разговору девушка за соседним столом посмотрела на интересного азиата в летной форме с искренним участием и сказала майору:
- Филип, не будь же таким сухарем! Это так романтично – помочь соединиться двум любящим сердцам! И к тому же несложно устроить… Пожалуйста, Филип, ради меня!
- Хорошо, - смягчился майор и бросил на точные ножки девушки плотоядный взгляд. – Садитесь, пишите, месье. Все, что знаете о своей Софи. Мадемуазель Эньян поможет вам составить заявление по форме.
- Прошу вас за мой столик, месье летчик! – кокетливо пропела француженка, словно приглашала Джао Да подсесть к ней в парижском кафе…
…Потом действительно было кафе, а после кафе – крошечный номер в отеле у Северного вокзала. Эту ночь Джао Да провел с прелестной секретаршей из французского минобороны. Она была такой же нежной, страстной и бесстыдной в любви, как Софи. Только она была не Софи.
Прежде чем поспешить на работу, в ранний час они пили утренний кофе в ресторанчике отеля. Джао Да поцеловал ее мягкую ручку и спросил:
- Как тебя все-таки зовут, мадмуазель Эньян из секретариата?
- Это не важно, - ответила она, глаза у нее были задумчивые и немного грустные. – Называй меня Надин… Говорят, это имя по-русски звучит: «Надежда». В войну мне сказал об этом один паренек, красноармеец, бежавший из немецкого лагеря. Я твоя надежда на встречу с Софи. На большее, увы, я не вправе претендовать.
Когда в тот день Джао Да поднял в небо свой Локхид «Констеллейшн» и сделал прощальный разворот над Парижем, он почувствовал, что мечтательно улыбается. Этот город приобрел для него особый смысл. Здесь, где в предвоенные годы бродил по бульварам его ушедший друг Антуан де Сент-Экзюпери, теперь жила надежда на встречу с маленькой девушкой с каштановыми локонами, которую звали просто Софи из города Тюль. Джао Да не загадывал на будущее. Если она жива. Если не отдала свое сердце другому. Нужно ждать и надеяться, в этих простых словах заключается вся мудрость мира. Так, кажется, писал другой французский литератор, Александр Дюма-старший.
***
После прилета в Нью-Йорк Джао Да выполнил все формальности, передал свою четырехмоторную небесную красавицу «Кони» в заботливые руки наземных служб и отправился в отель – отсыпаться после 17 часов в небе.
Он даже не особенно удивился, когда возле парадного подъезда к нему подошли трое крепких мужчин в костюмах и надвинутых на глаза шляпах. Так в Америке традиционно выглядели «служители закона», когда хотели сойти за гражданских. Наверное, какие-нибудь формальности с пересечением границы, или проблемы с кем-то из именитых пассажиров. Трансатлантическими рейсами постоянно летали знаменитости, или «публичные фигуры», как называли их здесь – звезды Голливуда, воротилы большого бизнеса, политики…
Трое в шляпах вежливо представились, продемонстрировали значки агентов ФБР и пригласили Джао Да пройти с ними в машину. Он подчинился без возражений. В Америке постоянно приходилось улаживать какие-то формальности с множеством запутанных и взаимоисключающих законодательных актов, это были своего рода местные «любовные игры».
Автомобиль федеральных агентов долго петлял на улицам Большого Яблока, и, наконец, остановился перед безликим кирпичным зданием. Здесь агенты бесцеремонно защелкнули на запястьях Джао Да наручники. Кажется, дело принимало серьезный оборот, на это у Джао Да было особенное чутье.
- Снимите с меня фуражку, джентльмены, - попросил он ФБРовцев. – Не хочу позорить свою авиакомпанию в глазах людей.
Джао Да вытащили из автомобиля и повели вверх через несколько пролетов лестницы. Наконец он оказался в таком же сером и обыденном кабинете, как все в этом здании. Его усадили на табурет посреди помещения. Напротив за массивным бюро восседал коротко стриженый человек неопределенного возраста с квадратной челюстью и ледяными глазами.
- Прежде всего я требую адвоката, я гражданин США и знаю свои права, - упредил Джао Да первый вопрос.
- Уже нет, - холодно усмехнулся человек за столом. – Ваше гражданство более не действительно, оно было оформлено этим еврейско-коммунистическим проходимцем Коганом по коррупционной схеме. Кстати, он сам тоже под арестом, в том числе за махинации с паспортами для иммигрантов. Так что лучше отвечайте на мои вопросы честно, мистер Джао, и ничего не требуйте.
- Так я и знал, что все ваши хваленые права и свобода – сказка…
- Сказка, и только для добрых американцев, - согласился дознаватель. – Вы не относитесь к таковым, иначе не попали бы под внимание Комиссии конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности.
- Любопытно узнать, в чем же вы увидели мою «антиамериканскую деятельность»? – мрачно усмехнулся Джао Да. – В том, что я воевал плечом к плечу с американскими пилотами, или в том, что я вожу самолет одной из ваших лучших авиакомпаний?
- Шпионажа в пользу коммунистов вам будет достаточно? – прищурившись, спросил допрашивающий. – Нам все известно. От агентуры во Франции поступил сигнал о вербовке вами сотрудницы министерства обороны…
- Идиоты!!! – искренне изумился Джао Да. – Я же просто пытался узнать судьбу своей подруги, французской резистантки! Мадмуазель Эньян помогала мне составить заявление, мы познакомились… Как мужчина с женщиной, вы понимаете? Она ни в чем не виновна!!!
- Она сейчас твердит то же самое, - заметил дознаватель. – Но, уверяю вас, во французской контрразведке знают свое дело. Они выколотят из нее признание вместе с потрохами. Не сомневайтесь, мистер Джао, вы тоже обязательно дадите признательные показания в вашей работе на коммунистов и подрывной деятельности на территории США. Мы все знаем, как вы дезертировали из Национальной армии Китая и перешли на сторону красных, как приезжали в Советскую Россию, где получили задание от их безбожного «о-гэ-пэ-у»<27> и с ним незаконно пробрались в нашу великую страну… Вы можете дать признание по-хорошему, или мы возьмем его по-плохому.
- Ничего вы от меня не получите, - Джао Да попытался встать, но дюжие лапы федеральных агентов тотчас усадили его обратно. – Я никогда не занимался шпионажем, это такое же грязное дело, как ваше ремесло. Я дам только одно признание: всегда знал, что Америка меня разочарует. И она разочаровала.
- Зато вас приятно удивят наши методы, - бесстрастно сказал человек за столом. – Приступайте, парни. Пиджаки только снимите, Бюро не настолько богато, чтобы постоянно выдавать вам новые вместо заляпанных кровью и прочим дерьмом.
***
Сначала Джао Да обрабатывали со всех сторон резиновыми дубинками. Били по животу, по почкам, по ребрам, по ногам. Только лицо не трогали, видимо имели на этот счет особое предписание. На случай, если «клиент разговориться на родном языке», был приглашен переводчик, по виду – китаец-полукровка, владевший хорошим, но слишком правильным путунхуа. Джао Да отвечал на каждый удар отборной бранью на ужасном синьцзянском диалекте, которым овладел в Урумчи. Так было проще терпеть боль и, главное, так он чувствовал, что сопротивляется.
- Что лает этот чинк?- спрашивали агенты, отложив дубинки, чтобы перекурить.
- Не совсем понимаю его жаргон, - честно отвечал переводчик. – Поносит Америку и все наши краеугольные ценности. Проклинает наше Бюро и каждого из нас. Желает нам сдохнуть. Одним словом, ругается...
- Ругается? – загоготал здоровенный ФБРовец, у которого закатанные рукава открывали толстые волосатые ручищи. – Молодец парень! Я бы на его месте тоже ругался.
Он подошел к Джао Да и с такой силой воткнул ему в солнечное сплетение рукоятку дубинки, что воздуха сразу не стало.
После «резиновой экзекуции» Джао Да месяц мочился кровью, и до конца жизни его периодически беспокоили боли в брюшной полости, природу которых он хорошо понимал.
- Даете признательные показания? - спросил его дознаватель. – Переведите ему…
- Черта с два, - ответил Джао Да на английском и плюнул кровью на ботинок американца.
- Тогда попробуем с электрическим током.
Пока двое агентов возились с генератором и проверяли напряжение на оголенном проводе, третий, казавшийся подобрее (он бил в четверть силы, можно сказать – делал вид, что бьет), зашептал на ухо Джао Да:
- Лучше признайся, друг! Пытка током чертовски мучительна…
- Вот и попробую, - ответил Джао Да.
- Добро пожаловать к нам в трамвай! – оскалился тот самый смешливый агент и выбил между оголенными проводами искру. Затем разом ткнул ими Джао Да, предусмотрительно пристегнутого к креслу, пропуская через его тело электрический ток.
Когда летчика вдоволь поколотило, словно в припадке эпилепсии, агент убрал провода и вежливо полюбопытствовал:
- Вам повторить, мистер?
Джао Да с трудом прочистил сведенное спазмом горло.
- Хватит, - хрипло сказал он. – Я хочу признаться.
- Сразу бы так, - дознаватель уселся за стол и приготовился писать. – Говорите.
- Ваши олухи-агенты все напутали. Я шпион эскимосской, папуасской и алеутской разведки, а еще агент племени каннибалов с острова Тумба-Юмба… Я прибыл в США с секретным заданием сожрать президента Гарри Трумэна…
- Пускайте ток!!!
***
Когда агенты утомились и отправились пить кофе с пончиками, Джао Да бросили в крошечный цементный пенал с железной дверью. Места там хватало только чтобы сидеть, поджав колени к подбородку. Самые мрачные тюрьмы эпохи династии Цин показались бы по сравнению с этой камерой номерами класса люкс. Но хуже всего было, что про китайского летчика просто забыли. Два дня ему не приносили ни воды, ни пищи, и только под потолком тускло горела лампочка в небьющемся плафоне, стирая грань между днем и ночью. Джао Да пытался колотить в дверь и звать своих тюремщиков. Ответа не было. На третий день, когда летчик узнал, что такое настоящий страх и уже сходил с ума от жажды, дверь наконец открылась, его потащили по коридору и втолкнули в знакомый кабинет.
«Добрый» ФБРовец протянул ему кружку с водой:
- Пей осторожно, друг. Не торопись, теперь можешь пить сколько угодно.
Дознаватель за столом был мрачнее тучи при самой скверной облачной обстановке.
- Вы упрямы, мистер Джао, - сказал он. – Можете подписать эти бумаги, можете не подписывать. Это никак не повлияет на вашу судьбу. Америка имеет право на самозащиту. Для безопасности нашей великой демократии таких людей, как вы, нужно изолировать от общества. Для вас нашли надежное место. Эй, парни, отведите его под душ, потом к доктору, приведите в порядок. На ночь посадите в нормальную камеру. «Школьный автобус» придет за нашим красным гостем завтра в шесть утра.
- А как же суд, эта цветущая ветвь власти в США? – нашел силы едко спросить Джао Да.
- Суд не для таких красных ублюдков, как вы. Для вас достаточно обвинения.
***
Жизнь порой представлялась Джао Да комедией переодеваний. Новым «карнавальным костюмом» для него стала роба американского заключенного – унылое серое облачение, состоявшее из полотняных брюк наподобие джинсов и шерстяной рубашки с карманами. Выдали также грубый черный бушлат и шерстяную шапочку наподобие тех, что носят в море матросы Флота США. В эту одежду его переодели после душа и беглого осмотра медиком, буркнувшим только:
- Годится к транспортировке.
Автобус, который действительно напоминал веселый «school-bus», но только с закрашенными и забранными изнутри решетками окнами, пришел за свежим узником американской демократии утром. Для перевозки на летчика надели сложную систему кандалов – специальный пояс, к которому были прикреплены цепи на руках и на ногах. В таком приспособлении можно было только семенить жалкими мелкими шажками, глядя под ноги, чтобы не споткнуться. Агенты ФБР вывели Джао Да из здания и передали вместе с подозрительно тонкой папкой бумаг конвойным «маршалам» в широкополых ковбойских шляпах.
«Маршалы» почти добродушно подсадили его в автобус.
- Твой персональный выезд, парень! – ухмыльнулись они. – Ты, наверное, большой босс у проклятых красных, раз ради тебя одного гоняют автобус.
- Куда меня повезут? – спросил Джао Да.
- Увидишь, - ответил старший конвоя, немолодой дядька с лицом честного работяги. – Нам не положено говорить. Тебе там должно понравится, ха-ха. Ты останешься там надолго.
Законник щедро передал Джао Да термос с кофе и пакет сэндвичей:
- На вот, подкрепись. Дорога нас ждет долгая. Будем гнать через всю страну, останавливаясь только чтобы заправиться, без ночевок, меняться за баранкой… А ты дрыхни сколько влезет, чего еще тебе делать.
Глава 2.
Узник Алькатраса.
Дорога заняла почти трое суток. Насколько мог судить Джао Да по скудным сведениям, которые были доступны заключенному в тюремном автобусе, его везли с Атлантического побережья страны, где осталось Большое Яблоко, на Тихоокеанское. Маршалы были вполне дружелюбными ребятами, обращались с Джао Да хорошо, по первому требованию давали есть и пить, а также водили в сортир, смонтированный в конце салона. Они даже позволяли подышать воздухом через открытую дверь, когда останавливались на автозаправках. Однако при этом палец у законников всегда лежал на курке, они никогда не выпускали Джоа Да из поля зрения и не снимали с него кандалов. На остановках маршалы сразу же «обеспечивали периметр» с дробовиками наизготовку. Изредка автобус сопровождали на трассе полицейские машины, о чем летчик мог догадываться по истошному вою сирены. Похоже, его действительно принимали за страшного коммунистического агента и всерьез опасались, как бы «товарищи» не попытались отбить его. Хорошо, если бы так! Сам Джао Да после экзекуции, произведенной над ним федеральными агентами, чувствовал себя отвратительно. Он почти всю дорогу пользовался мудрым предложением старшего маршала – валялся на жесткой шконке в зарешеченном отсеке и спал, или подремывал, концентрируя энергию тела на заживлении увечий. Летчику доводилось слышать, как обладающие знанием люди, например, тибетские монахи или индийские йогины, умеют внутренней силой исцеляться от самых тяжелых ран. Кажется, у Джао Да тоже немного получалось; ведь он был буддистом, хоть и очень скверным. О будущем он сейчас приказал себе не думать вообще. Черная карма опять сыграла с ним злую шутку. Оставалось надеяться, что и светлая карма вспомнит когда-нибудь о блудном сыне Поднебесной.
В Сан-Франциско они приехали поздно вечером. Собственно, города Джао Да не увидел. О том, что это «Блистающий Фриско», летчик узнал из фразы одного из конвойных, отомкнувшего решетку и распахнувшего перед ним дверцу автобуса:
- Слезай, лежебока, добро пожаловать во Фриско!
Джао Да оказался на довольно просторной промышленной пристани, которая, как он узнал впоследствии, называлась Рыбацкой. Здесь в ответственность за его скованную по рукам и ногам персону вступили полицейские морского патруля в фуражках с белым верхом, делавших их похожими на приличных моряков. Они посадили арестанта на готовившийся к отплытию небольшой пароходик, по виду напоминавший прогулочный. Впрочем, в тесной клетке, куда летчика посадили на борту, не было иллюминатора, чтобы любоваться ночными огнями набережной Фриско и знаменитым фосфорным свечением планктона в холодных водах залива Сан-Франциско.
- Меня что, решили закатать в самый Алькатрас? – спросил Джао Да. По сопоставлению географических данных и обстоятельств, он уже определил свою близость к старой тюрьме на скалистом острове, о которой слышал немало зловещих историй.
Морские полицейские ничего не ответили. То ли им воспрещалось разговаривать с заключенными, то ли просто поленились.
Насладиться видом мрачных очертаний самой известной федеральной тюрьмы, угнездившейся, словно замок судьбы, на одиноком отложении скальных пород площадью 22 акра<28> примерно в двух с четвертью километрах от берега, китайскому летчику тоже не довелось. Когда его вывели наверх, пароходик уже причалил к тюремной пристани. Там Джао Да ожидали очередные представители многочисленных и разнообразных служб охраны закона США – надзиратели, одетые в черные пальто и фуражки с тюремными бляхами. Последовала короткая процедура передачи документов и росписи в сопроводительных бумагах, в ходе которой за новым узником бдительно присматривали двое «черных людей». Оружия у них не было видно, только на груди мутно посверкивали в электрическом свете металлические цепочки от свистков. Зато на возвышавшейся поблизости тюремной вышке виднелись очертания глазевшего на них часового в дождевике с самозарядным карабином «Гаранд» наперевес. Стерегли сидельцев здесь грамотно. Если отчаявшийся человек бросится на конвой, он не сможет завладеть оружием, зато охранник с вышки уложит бунтаря метким выстрелом. Джао Да слышал: несколько лет назад на «Скале», как называли тюрьму Алькатрас американцы, узники уже пытались бунтовать. Тогда безжалостный огонь на поражение отправил в могилу нескольких человек, другие были казнены по приговору <29>.
Джао Да сначала посадили в местный тюремный фургончик (любят американцы автомобили даже на самых кратчайших дистанциях!) и везли буквально минуту. Потом его отвели по бетонной лестнице в огромное и громоздкое трехэтажное здание на вершине скалы, которое своей тяжестью и бесконечной длиной продавливало каменный горб острова. Алькатрас встретил нового постояльца бесконечным чередованием толстых решеток, открытие которых сопровождалось хриплыми звонками. Люди в одинаковых черных костюмах с бордовыми галстуками, напоминавшие служащих похоронного бюро, сидели у каждой решетки за служебными столами. В свете ламп их бесстрастные лица под фуражками казались одинаковыми, как у манекенов. Другие надзиратели, с карабинами за плечами, похаживали сверху по закрытым сеткой железным мосткам и поглядывали вниз с более живым интересом.
В здешнем «приемном покое» Джао Да заставили раздеться, одежду тщательно обыскали. Вновь прибывшего «клиента» осмотрел пожилой медик с лицом, выражавшим крайнюю степень скуки – перебрал волосы, заглянул в рот, даже в уши. На этом здешний медосмотр закончился. На страшные синяки от побоев тюремный служитель Гиппократа даже не посмотрел. Главное, чтобы новичок не пронес запрещенных предметов – а там пусть хоть подыхает. Унизительной процедуры конвоирования новоприбывшего в камеру в чем мать родила, о которой китайский летчик был наслышан, он, тем не менее, избежал. Вероятно, здешние хозяйственники обрадовались возможности не выдавать еще одну робу и позволили Джао Да остаться в прежней одежде.
То ли потому, что Джао Да оказался не рядовым сидельцем, то ли потому, что такова была общая процедура, посмотреть на него зашел невзрачный человек средних лет в безликом, но не форменном костюме. Именно по его обыденному виду летчик сразу понял – здешнее начальство! Чиновники в Америке обычно невероятно скучны с виду, и еще более – когда раскроют рот.
Человек представился заместителем начальника тюрьмы и бесцветным голосом выдал много раз читанную им тираду:
- Вы прибыли на Алькатрас. Нас не волнует, какие преступления вы совершили на материке, и считаете ли себя виновным. Мы здесь, чтобы исполнять назначенное вам наказание.
- Кстати, я не против узнать, какое именно наказание и кто мне назначил! – вклинился Джао Да. Он знал, что при неудачном раскладе за дерзость последует немедленная кара, но узнать, сколько и по чьей милости ему сидеть, было важнее.
Вопреки ожиданиям, на него не обрушились ни резиновые дубинки, ни пинки надзирателей. Произошла некоторая заминка, скучный чиновник пошуршал бумажками и сказал:
- Вы останетесь здесь вплоть до особого распоряжения. Название органа, назначившего наказание, раскрывать я не имею права.
- Дайте угадаю: Комитет Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности? – Джао Да второй раз продемонстрировал дерзость и, кроме того, хорошую память.
Тюремный чиновник впервые посмотрел на Джао Да по-человечески, глаза у него оказались умные. Он слегка усмехнулся бледными губами, этот намек на ответ можно было расценивать двояко.
- Правила у нас просты, мистер Джао, - заместитель начальника обратился к китайскому летчику по имени, что могло говорить о начале некоторых человеческих отношений. – Следуйте внутреннему распорядку, подчиняйтесь приказам надзирателей, избегайте нарушений, и вы скоро привыкните к жизни на «Скале». Бриться можно через день, душ – дважды в неделю, стрижка – раз в месяц. Вам разрешено два свидания в месяц без физического контакта в зале для посещений. Внесите в список тех, кото вы хотели бы видеть, и после соответствующей проверки Бюро…
- Запишите специально для моих друзей из ФБР, - усмехнулся Джао Да. – Мистер Говард Хьюз, мой коллега в авиакомпании TWA, и генерал Клэр Ли Шенно, мой боевой товарищ со времен войны…
- Публичных фигур мы не записываем, - терпеливо пояснил чиновник. – Больше никого не хотите видеть? Это относится и к получению корреспонденции.
- Никого, сэр, - Джао Да умышленно употребил уважительную форму, чтобы не злить человека, от которого так или иначе завесила теперь его жизнь. – Не хочу дискредитировать никого из американских друзей общением с узником Алькатраса.
- Это ваш выбор, сэр, - заместитель начальника ответил в том же корректном стиле. – Примите личный совет, мистер Джао. Здесь, на «Скале», нужно научиться просто жить. Еда трижды в день, многие находят ее неплохой. Три пачки сигарет в неделю, если нет нарушений. Пользуйтесь библиотекой, занимайтесь спортом во время прогулок, работайте. Вам я приготовил место в нашей прачечной, считается, что китайцы хороши на этой работе. Приступайте завтра. Это пятьдесят центов заработка в час, что позволит вам покупать кое-что в тюремной лавке. Главное, всегда держите глаза и уши открытыми, а рот на замке. Кое-каких мелких нарушений режима мы можем не замечать, но за реальные проступки на «Скале» полагаются реальные наказания. Запомните ваш номер, мистер Джао, надзиратели не сразу выучивают имена: 19-33 <30>.
- C легкостью. Это год, когда я поднялся в небо впервые…
Трое надзирателей провели Джао Да еще через несколько решеток с часовыми (всего он насчитал их семь со входа в здание), и он оказался в широком длинном тюремном проходе, покрытом асфальтом, поблескивавшим в ночном освещении. С обеих сторон в проход выходили решетки одиночных камер, а сверху нависали еще два яруса балконов, за которыми тоже были сплошь решетки, камеры. В воздухе стоял тяжелый и безнадежный дух тюрьмы. Со всех сторон доносились храп или сонное бормотание сидельцев – в Алькатрасе объявили отбой, и узники вкушали зыбкий тюремный покой. Наверное, им снилась свобода…
- Мы называем этот коридор «Бродвеем», - негромко пояснил один из конвоиров.
Джао Да отвели к камере, надзиратель в начале коридора с металлическим стуком повернул массивный рычаг – решетка нехотя съехала в сторону.
- Заходи, можешь спать до 6-30.
Снова загрохотал рычаг, и решетка захлопнулась, отмерив Джао Да жизненное пространство. На первый взгляд – полтора метра в ширину, меньше 3 метров в длину. Жесткая металлическая кровать, застеленная серым солдатским одеялом и – надо отдать должное – идеально чистыми простынями. Маленький откидной столик, две узких полки в дальнем углу. Под ними – раковина с двумя медными кранами и унитаз. Вся камера постоянно на виду у надзирателей и у соседа напротив. Впрочем, охранникам лень шататься по коридору, они болтают о чем-то вполголоса у стола дежурного. А соседу нет до Джао Да ни малейшего дела, он дрыхнет, уперев в решетку большие грязные ступни…
В этом индивидуальном пенале для человека проклятые янки намерены продержать Джао Да «до особого распоряжения» - месяцы, годы, или десятилетия? Опять никакого неба. В Алькатрасе заключенных лишили даже его света, заменив электричеством круглые сутки. Почему люди, особенно те из них, кто обличен земной властью, так любят оставлять летчиков без неба?
«И все-таки я отсюда обязательно уйду! – подумал Джао Да, дернул шнур выключателя и улегся на койку. – Пока не знаю, как, но уйду обязательно. Вы уж поверьте мне на слово, неуважаемые хозяева величайшей недемократии…»
***
Все важные оповещения в Федерально пенитенциарном заведении Алькатрас дублировались: настырным дребезжанием звонка (или сирены? – заключенные спорили об источнике этого ненавистного звука до хрипоты) и воплями шагавших вдоль прохода надзирателей.
- Подъем! Поднимайте ваши ленивые задницы! 25 минут на уборку в камерах.
Затем надлежало встать у решетки лицом к проходу и ждать, пока «босс» в черном костюме похоронного агента подсчитает твою голову, сверит со списком и удостоверится, что за ночь никто не улетел через вентиляцию. Вообще, подсчеты заключенных следовали через каждые полчаса во всех четырех блоках Алькатраса, в столовой, на работах, в госпитале и на прогулке. Это больше всего напоминало то, как нерадивый пастух пересчитывает свое стадо. Надзиратели постоянно сбивались, ругались, начинали с начала, по невниманию недосчитывались кого-то и поднимали тревогу. Многолетних сидельцев это приводило в тихую ярость, но новичку Джао Да поначалу казалось даже забавным.
На этот раз кого-то из заключенных по ошибке посчитали дважды. Начались крики и беготня: персонал выяснял, откуда мог взяться лишний человек. Затем явился уже знакомый помощник начальника и спокойно приказал пересчитать всех снова. Когда счет сошелся, он тем же спокойным голосом обругал надзирателей «тупыми задницами» и велел «выводить людей на завтрак». Похоже, этот невзрачный чинуша был самым рациональным и, более того, самым человечным служащим Алькатраса.
Понурые фигуры в одинаковых серо-голубых рубашках и желтовато-серых брюках вразнобой вышли из камер, выстроились неровной шеренгой, по команде повернулись и поплелись мимо надзирателей по мрачному «Бродвею». Руки за спиной, голова опущена. Джао Да по полузабытой солдатской привычке ходить в строю принял общую позицию. Теперь он видел только отполированный швабрами асфальт под ногами да стоптанные задники ботинок идущего впереди соседа.
- Привет, свежак, я Сэм , - негромко проговорил тот, не поворачивая головы. – Тебя как звать?
- Зови меня Джи, - прошептал Джао Да. – Можешь: Китайцем, но без ваших американских шуточек.
- На сколько лет тебя, Китаец? – поинтересовался впереди идущий.
- Бессрочно. А тебя?
- Тридцать, досрочное после пятнадцати. Три я отсидел, осталось двенадцать.
Договорить им удалось в столовой, торопливо поглощая безвкусную овсянку и запивая ее жидким кофе. Заместитель начальника слукавил, похваливая местную еду, но Джао Да видал и худшую кормежку. На завтрак отводилось 20 минут, однако в очереди на раздаче постоянно возникали заминки, кто-то возмущался маленькой порцией, надзиратели вступали в пререкания, чтобы намеренно потянуть время. На проглатывание пищи оставалось несколько минут, не более.
Джао Да с интересом рассматривал свободно рассаживавшихся за длинным столами товарищей по несчастью. Здесь были люди всех возрастов и всех представленных в США рас и этнических групп, но в основном – белые, черные и латиносы. Все три группы держались монолитно, слабо смешиваясь с другими. Из характерно выраженных азиатов китайский летчик был один. Среди узников попадались громилы с отталкивающими дегенеративными рожами, однако лица у большинства были обычные, у многих - вполне приятные. Джао Да достаточно хорошо знал людей, чтобы не судить о них по внешности. Сосед Сэм оказался сутулым человеком лет 35 с большими грубыми руками рабочего.
- За что в Америке дают 30 лет? – поинтересовался Джао Да с набитым ртом.
- Не думай, что я какой-нибудь проклятый уголовник! – ответил Сэм. – Я работал у папаши «Форда», черт побери, тачки собирал, пока не вылетел за забастовку… И понеслось! Моя мисси бросила меня и выскочила за парня побогаче, я все чаще стал заглядывать в бутылку. Однажды напился и грабанул магазинчик на перекрестке. Там продавались марки, потому приравняли к ограблению почты, а это федеральное преступление. Сидеть в кутузке не хотелось. Я придумал, как открыть камеры – я в механике шарю! – и мы с ребятами сорвались из-за решетки. Нас взяли через сто ярдов. За побег я попал на «Скалу». Здесь почти у каждого история побегов. Из Алькатраса не бегут…
Джао Да с сочувствием посмотрел на невезучего работягу.
- Не повезло тебе, друг. Правосудие у вас в Америке просто зашкаливает! А я – красный шпион, потому что дома, в Китае, случайно попал на пару лет в армию коммунистов…
К удивлению, Сэм посмотрел на Джао Да с уважением:
- Если выберешься отсюда, Китаец, обязательно передай своим красным, чтобы скорее делали у нас революцию! Человеку труда здесь жизни не дают…
- Буду в следующий раз пить чай с Председателем Мао или водку с товарищем Сталиным – так им и скажу…
***
После скудного завтрака заключенный 19-33, которого раньше звали летчиком Джао Да, был отконвоирован на работу в прачечную Алькатраса, окутанную паром и пропитанную запахами стиральных средств и мокрого белья. Здесь всем распоряжался человек с энергичными манерами бизнесмена, знающего цену работе и времени, которого все называли: мистер Селкирк. Говорили, что раньше он был большим человеком в теневом бизнесе и попался на крупных махинациях с налогами. Старший по прачечной носил ту же обезличивающую робу, что и другие заключенные, но надзиратели обращались к нему с уважением и даже с подобострастием – Джао Да скоро понял почему.
- Работал раньше в прачечной, чинк? – спросил он Джао Да вместо приветствия.
- Нет, моя последняя работа – капитан трансатлантического авиалайнера, - ответил Джао Да.
- Тогда, мистер, мы найдем знакомое вам дело, - Селкирк, надо отдать ему должное, сразу перешел на «джентльменский» язык. – Становитесь крутить ручку пресса на отжиме. Это не сложнее, чем пропеллер самолета.
Так Джао Да стал винтиком огромного самодвижущегося механизма под названием: Алькатрас. В паре с ним трудился маленький потный итальянец, который болтал без умолку. Если верить его трескотне, вне этих стен он был правой рукой самого «великого» Аль Капоне («который, к несчастью, растерял здесь все яйца»<31>) и «щелкал банки в Нью-Йорке, как орешки». Навряд ли хотя бы десятая часть рассказов итальянца соответствовала действительности, но они развлекали, и Джао Да слушал внезапного товарища с интересом. В конце концов, байки рассказывают не ради правды, а ради того, чтобы было интересно слушать.
Вместе они прокручивали тяжелый вал в форме цилиндра, под который пропускалось свежевыстиранное белье. Потоки мыльной воды убегали в сток. К своему удивлению, помимо арестантского платья и постельного белья, Джао Да заметил немало гражданской одежды, в том числе женской и детской. На его немой вопрос итальянец с видимым удовольствием дал исчерпывающий ответ:
- Эти ублюдки в ребристых фуражках, которые сторожат нас, такие же заключенные на «Скале», как мы! Они живут здесь в казарменном корпусе с женами и детьми… Еще бы им не жить – платят бездельникам по три с лишним тысячи баксов в год, за жилье вычитают только десятку. Малышам тут даже нравится, в школу на пароходе возят, это круче, чем на автобусе! Только ни собаки, ни кошки начальство держать не дает. Но я сам, когда стриг там газоны, ловил для детишек мышат и птенцов. Дети есть дети, они и доброе слово скажут, и конфеткой втихаря угостят. А вот жены у охранников – сплошь зажравшиеся стервы, сами не стираются, спихивают грязное белье на нас.
С этими словами итальянец смачно плюнул на нарядное женское платье.
Грязное белье, действительно, в прачечную «спихивали» через огромные, квадратные в сечении желоба под потолком. Чистое и отглаженное выдавалось через аккуратное окошечко в решетке. Джао Да быстро заметил, что складки и швы выстиранных рубашек и простыней служат тайниками для пачек сигарет, каких-то небольших пакетиков и коробочек, свернутых в трубочку записок. Все это туда подкладывали помощники мистера Селкирка. В ответ заключенные, получавшие белье, тайком совали им смятые долларовые купюры или просили «записать в долг». Во втором случае следовал ответ, что сумма удвоится или утроится. В чанах мистера Селкирка, похоже, водился и иной порошок, кроме стирального, и отмывались не только подштанники.
Джао Да заметил это… и сделал вид, что ничего не замечает. Позднее он перехватил одобрительный взгляд прачечного босса – оказывается, Селкирк незаметно следил за новичком. Правило «держать глаза и уши открытыми, а рот – на замке», кажется, работало.
- Эй ты, желтый! – вдруг окликнул китайского летчика резкий неприятный голос; и тотчас поправился: - Эй, красный!
Джао Да обернулся. К нему быстрыми шагами направлялись двое заключенных – долговязый субъект с злым острым лицом и бритоголовый крепыш. Судя по тому, как моментально испарился итальяшка, Джао Да понял: Алькатрас повернулся к нему новой, отнюдь не дружественной стороной.
- Что вам надо от меня, джентльмены? – спросил он внешне спокойно, но внутренне готовясь к бою.
- Твоя кровь, чинк! – выкрикнул долговязый. – Это за войну в Корее, где гибнут наши парни…
В кулаке у долговязого блеснуло отточенное короткое лезвие. Джао Да первым движением резко отклонился назад, уходя от удара, вторым выхватил из пазов тяжелый деревянный брус, который использовал как рычаг при вращении пресса. Тело само вспомнило опыт рукопашного боя, как тогда, в далеком 1937, когда они с ополченцами дрались против японцев в разрушенном Шанхае…
Получив увесистый удар ребром бруса по локтю, долговязый охнул и выронил заточку; рука у него повисла, как ослиный хвост. Бритоголовый совершил ошибку, попытавшись подхватить оружие с пола. Джао Да сверху стукнул его брусом по лысому черепу. Вышло более звонко, чем сильно, но этого хватило, чтобы нападавший отскочил назад.
Джао Да для убедительности выполнил брусом пару скорее декоративных, чем эффективных разворотов в воздухе перед носом у своих противников; спасибо учителю физкультуры в гимназии Урумчи, показавшему несколько упражнений кунг-фу. Остальные заключенные, с болезненным интересом следившие за дракой от своих рабочих мест, разразились одобрительными возгласами.
- Я что-то слышал о войне в Корее, - едва сдерживая ярость, процедил китайский летчик. – Я привык к географическому кретинизму американцев, что вы путаете Австрию с Австралией… Но вам мало досталось за то, что спутали мою великую страну с маленькой Кореей! Которая, кстати, вам тоже не по зубам!
- Погоди, красный, получишь свое! – злобно бросил долговязый и вместе со своим подельником ретировался в клубы пара.
Вместо них возник костюмный охранник – в Алькатрасе они всегда аккуратно появлялись, как только заключенные выяснили отношения – и строго приказал Джао Да:
- За мной, 19-33. За драку получаешь пять дней в «уединении». Для начала…
- Мистер, я защищался, - попытался возразить Джао Да.
- Еще пять дней за возражения сотруднику федерального пенитенциарного учреждения, итого десять. Отдохнешь от света и звуков, станешь паинькой.
***
«Уединением» в терминологии Алькатраса именовалась камера, решетчатая дверь которой снаружи закрывалась еще одной – глухой железной, не пропускавшей ни света, ни звука. Внутри был только голый пол с дырой вместо унитаза, справлять нужду в которую узнику предлагалось наощупь. Дважды в день выдавали паек, состоявший из пары квадратных ломтиков хлеба и кружки какой-то теплой бурды (кофе, какао, чай? – еще один предмет азартных споров парней, прошедших через «уединение»). Вечером молчаливый надзиратель промывал из шланга дыру-туалет и бросал прямо в лужу воды матрас для ночевки, который утром забирал. Так можно было отсчитывать время суток. Все остальное время внутри господствовала абсолютная темнота, которую Джао Да прозвал «бархатной». Чтобы после этого редкие периоды света не резали глаза, приходилось защищать их ладонью. Американская тюрьма полностью соответствовала репутации высокоразвитой цивилизованной страны: для уничтожения человека было продумано все до мелочей.
Чтобы душой не овладевало отчаяние, а телом – болезнь, Джао Да часами занимался в своей темноте гимнастикой, учился интуитивно не задевать стены руками. Затем садился на корточки у стены и начинал петь – сначала бравые китайские военные песни, которые помнил с войны, затем модные американские шлягеры. Заканчивал он нежными детскими песенками, которые слышал от матери и от младшей сестренки Хун.
Теперь у китайского летчика было время подумать о гремевшей где-то в Корее войне, из-за которой он оказался здесь. Разумеется, он слышал из отрывков радиопередач, из случайных разговоров, что американские войска сражаются где-то на Корейском полуострове вместе с частями еще полутора десятка стран под мандатом ООН, этого неудачного нового мирового арбитра, заменившего не менее бессильную Лигу Наций, чтобы защитить тамошнюю «демократию» от нападения тамошних «коммунистов». Впрочем, был ли в новейшей истории США период, чтобы их войска не воевали «за морями» <32>, где лежала очередная «сфера национальных интересов»? И всякий раз янки делали вид, что кого-то там от кого-то защищают.
В его недавней новой американской жизни Джао Да был настолько занят интересной работой, поиском собственного места в блистающем мире и своей давней мимолетной любви, чтобы обращать внимание на далекую «региональную» войну. Конечно, это было верхом эгоизма с его стороны. Джао Да хорошо знал мудрое выражение: «Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе», в первую очередь благодаря модному роману американского писателя-фронтовика Эрнста Хемингуэя. Но летчик слишком устал от войны и слишком сильно хотел вычеркнуть из жизни все, что связано с этим отвратительным понятием…
Как видно, чужой войны не бывает. Корейская война догнала Джао Да в прачечной американской тюрьмы. Но при чем здесь, будь прокляты все демоны, Китай? Или его красные соотечественники уже влезли в Корею?
На пятый день железная дверь широко распахнулась. Щурясь от показавшегося ослепительным света, Джао Да увидел за решеткой знакомого заместителя начальника тюрьмы.
- Здравствуйте, мистер Джао, - поприветствовал китайского летчика американский тюремщик. – Нашим парням понравились ваши песни. Своей властью я решил сократить ваше наказание до пяти дней. Вы приобрели определенную популярность на «Скале». Попасть в «уединение» в первый же день здесь считается своеобразным проявлением доблести. Открыть!
Где-то лязгнул рычаг, решетка уехала, и Джао Да понял, насколько относительно ощущение свободы. Теперь он чувствовал себя почти свободным.
- Пройдемся по «Бродвею», я провожу вас до камеры сам, - предложил заместитель начальника тюрьмы.
- За что я удостоился подобной чести, сэр? – поинтересовался Джао Да.
- Профессиональная солидарность, - пояснил американец. – В этом году я тоже получил пилотскую лицензию. Увлечение, в свободное время летаю на маленьком, на Пайпере «Кэб», не то, что вы, на гигантских. Сейчас намерен освоить мертвую петлю… Что-нибудь посоветуете?
Это многое объясняло. Джао Да искренне полагал: между летчиками всего мира изначально существовала некая незримая связь, что-то вроде братства посвященных. Со временем она начала распадаться, ее рушили войны, вражда между странами. Но нет-нет, она пробивалась сквозь эту завесу зла… Как лучик света сквозь глухую дверь «уединения».
- Во-первых, всегда чувствуйте полетный вес и габариты машины, учитывайте мощность движка, площадь крыла, - начал объяснять он. – Пайпер «Кэб» легкий и маневренный… Ручку управления держите легко, как писатель перо. Заранее отработайте очередность всех действий при исполнении петли… Но главное – поверьте в себя и в машину, тогда все удастся.
Это были общие слова, но Джао Да было приятно вернуться в небо хотя бы в мыслях. Заместитель начальника выслушал с вниманием. Как видно, авторитет летчика Джао Да шел впереди него!
- Благодарю, - сдержанно поблагодарил американец. – В свою очередь, могу ли я сделать что-нибудь для вас в рамках, установленных внутренних распорядком?
Ответ Джао Да показался тюремщику совершенно неожиданным:
- Расскажите о войне в Корее… При чем там моя страна, Китай?
Однако тюремная служба научила его ничему не удивляться, по крайней мере – не показывать вида.
- Заключенным у нас положено знать о внешнем мире лишь то, что мы сочтем нужным, - сухо сказал заместитель начальника. – Не очень-то я верю в обвинения вас в красном шпионаже, у нас это называется: «охота на ведьм»<33>. Но разглашать внешнеполитическую информацию я не компетентен… Впрочем, вам будет довольно знать, что на стороне северокорейских коммунистов участвуют многочисленные части так называемых «китайских добровольцев». В том числе авиационные. Говорят, под видом китайцев сражаются и русские летчики.
Джао Да, в свою очередь, подтвердил старинное умение сынов Поднебесной владеть мимикой и прочими внешними выражениями своих чувств.
- Не удивительно, - произнес он только. – В давнюю пору, когда я учился в авиашколе, я был знаком с русскими пилотами, которые летали у нас под китайским псевдонимами.
«Мой друг Коля Ли Си-Цин, - беззвучно сказала в то же время его душа. – Мой дорогой друг! Почему я точно знаю, что ты сейчас там? И многие мои ученики из красной летной школы… Летают и дерутся. А я здесь. Бесполезный узник, напрасно погнавшийся за американской мечтой».
- Мы дошли, - сказал американский тюремщик. – Заходите в вашу камеру. Сегодня вы успеете на прогулку. Будьте осторожны, с эпизодом в прачечной вы нажили здесь врага. Не очень влиятельного, но очень злопамятного. Наши надзиратели не успевают уследить за всем.
- Благодарю, сэр, я способен позаботиться о себе сам, - коротко кивнул Джао Да.
***
Прогулки сидельцев Алькатраса проходили на пристроенном к тюремному корпусу дворе, где когда-то, еще в бытность «Скалы» военной тюрьмой, располагался построенный руками проштрафившихся «джи ай»<34> бейсбольный стадион. В бейсбол нынешним постояльцам «федеральной гостиницы для плохих парней №1» надзиратели играть не позволяли – боялись давать в руки биты. Однако поиграть в регби, волейбол, или покачать железо на спортплощадке во время ежедневной прогулки заключенные могли. Как и просто послоняться по двору, покурить, пообщаться друг с другом. Многоярусные цементные ступени, примыкавшие к зданию тюрьмы и служившие когда-то зрительской трибуной, теперь были местом общих посиделок чернокожих узников, державшихся очень обособленно. На самом верху важно восседал неимоверно толстый негр с могучими плечами. У своих «черных братьев» он носил титул «царя горы». Про него рассказывали разное: он был то ли главарем банды чернокожих гангстеров, то ли лидером независимого профсоюза, но при аресте покалечил четверых «копов», а потом пытался бежать из двух тюрем.
Джао Да как раз выслушивал от знакомого маленького итальянца из прачечной романизированную историю «черного царя», когда к нему вразвалочку подошли двое белых парней в бушлатах нараспашку.
- Идем с нами, Китаец, - сказал один из них. – Тебя зовет «Пулемет» Келли.
- Иди, «Пулемету» не отказывают! – шепнул итальяшка.
Джао Да знать не знал ни о каком «Пулемете». Но не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: это здешний авторитетный человек, и вызов к нему связан с дракой в прачечной. Независимо заложив руки в карманы и демонстративно не торопясь, чтобы подчеркнуть свою правоту, китайский летчик направился за провожатыми.
Среди группы заключенных среднего и старшего возраста и серьезного вида выделялся внушительный седовласый мужчина лет за 50 с лицом, сразу говорившем о «командной привычке» - такие лица Джао Да не раз видел у старших офицеров, привыкших приказывать и побеждать. На типичного главаря бандитов подтянутый и исполненный спокойной самоуверенности «Пулемет» был не похож, это несколько успокаивало. А вот тот факт, что возле него терлись и что-то бормотали противники Джао Да по стычке в прачечной – длинный с рукой на перевязи и бритоголовый с синяком на черепе – явно не наполнял уверенностью.
«Авторитетный человек» остановил жалобщиков властным движением руки и смерил Джао Да испытующим взглядом. Летчик не отвел глаз – после всего, пройденного в жизни, объяснение с тюремным вожаком не казалось серьезным. Хотя и могло привести к серьезным последствиям, Джао Да хорошо отдавал себе в этом отчет.
- Меня зовут Джордж Келли Барнс, - сказал «Пулемет», как оказалось, предпочитавший пользоваться собственным именем. – На «Скале» я обладаю законодательной, исполнительной и судебной властью.
- Мистер Джордж Келли Барнс, а как же начальник тюрьмы? – Джао Да изобразил наивность.
- Начальник Эдвин Своп<35> – четвертая ветвь власти, - ответил «Пулемет» Келли спокойно, что характеризовало его с лучшей стороны. – Нечто вроде прессы, которая ничего не меняет, только портит всем жизнь.
Джао Да кивнул. «Пулемет» Келли продолжал ровным, но безапелляционным тоном:
- Я знаю, кто вы, мистер Джао, и знаю о ваших разногласиях с мистером Пристелсом и мистером Ласовски. За обиду вы должны им ваш недельный заработок в прачечной. Завтра вы вернетесь к работе там. Мистер Селкирк, босс над прачками, положительно вас рекомендует.
- Они напали на меня первыми, - упрямо ответил Джао Да; он уже понимал, что придется заплатить, но хотел «выдержать марку».
- Ударили первым вы, - невозмутимо ответил «Пулемет» Келли. – Здесь это значит больше.
- Мистер Келли, вы позволите, чтоб красный так дешево отделался?! – возмутился долговязый с подбитой рукой. – Китайский шпион оскорбил честь ветерана Армии США…
«Пулемет» Келли окатил спорщика с ног до головы холодным взглядом, и долговязый подавился словами.
- Ветерана чего, Пристелс? – со вкусом проговорил «обладатель трех ветвей власти». – Всю дорогу ты муштровал кадетов в Вест-Пойнте, там и пристрастился мучить молодых мальчиков. А когда армия вышибла тебя с позором, не бросил своих грязных привычек, за это ты здесь! Сделай себя невидимым.
Долговязый испарился. Остальные заключенные негромко, но искренне хохотнули.
- А вы, - обратился «Пулемет» Келли к Джао Да, - Зайдите после прогулки на Совет<36>, вас проводят. Зная ваше военное прошлое, я хотел бы услышать свежее суждение по вопросу тактики. Здесь не занимаются политикой. Мне нет дела до обвинений вас в шпионаже. Если вы действительно стали помогать разведке вашей страны в состоянии войны, я считаю это нормальным.
Война в Корее снова настойчиво напоминала о себе…
***
Помещение, которое использовалось в самом строгом узилище Северной Америки для хранения моющих средств, швабр, ведер и прочего инвентаря, на деле представляло собою нечто вроде зала совета. Тут собирались здешние «лица, обличенные общим доверием». Джао Да быстро заметил: на «Скале» очень многое – не то, чем кажется, и не так, как кажется. Во всяком случае полдюжины «серьезных людей», среди которых китайский летчик сразу узнал самого «Пулемета» Келли, черного «царя горы» и «прачечного» мистера Селкирка, с уверенным видом восседали за столом и пили кофе в то время, когда всем заключенным надлежало быть на работах или уныло сидеть с своих камерах. Толстощекий надзиратель, приведший Джао Да, даже подкозырнул собравшимся, на первый взгляд небрежно, но с заметным внимательному наблюдателю подобострастием:
- Китаец доставлен, джентльмены! – и встал на страже у железных перил тюремной балюстрады, охраняя якобы Джао Да, а на самом деле – сходку тюремных вожаков.
- Мистер Джао, Совет удостоил вас чести присутствовать благодаря вашей репутации, - несколько возвышенным слогом обратился к Джао Да «Пулемет» Келли, - Вы опытный обученный военный. Многие на «Скале» раньше служили в армии, но редко кто поднялся выше капрала. Если сюда попадают бывшие офицеры, типа мистера Пристелса, которому вы сломали руку, то они люди порочные, и веры им нет. В вашем случае мы полагаем, что имеем дело с честным человеком. Мы – такие же, и потому предупреждаем: если мы разочаруемся в вашей чести, вы ответите, как принято в наших кругах. «Скала» - сродни маленькому городку на Диком Западе. Здесь обо всех все известно, и ничто не скроется от наших глаз. Ясно ли это вам?
- Яснее некуда, - ответил Джао Да; он был наслышан об «ответе чести» преступного мира.
«Пулемет» Келли удовлетворенно кивнул, а черный «царь горы» заметил с присущим американским неграм пафосом:
- Честь – это не просто слово, бро!
- Джентльмены, можно ли считать приведение к присяге завершенным и перейти к делу, - почтительно, но твердо предложил Джао Да. – Не думаю, что в ваш клуб приглашают каждого нового заключенного, следовательно… Чем я могу быть вам полезен?
- Сразу видно делового человека, - усмехнулся одним ртом «Пулемет». – Извольте. Вы – офицер, более того, летчик, мистер Джао. Следовательно можете оценить ситуацию in cоmpleto<37>… Не удивляйтесь, я знаю латынь. Прежде чем одна роковая женщина заставила меня взять в руки пистолет-пулемет Томпсона<38>, я изучал естественные науки в университете штата Миссисипи…
- Довольно лирики, мистер Келли, - оборвал признания красноречивого гангстера желчный субъект с очками на носу, в котором тоже угадывался образованный человек. – У нас есть более насущные вопросы.
«Пулемет» водрузил на стол макет Алькатраса, мастерски сработанный из папье-маше, спичек и раскрашенных коробочек – узники во все времена были мастерами таких поделок. Джао Да впервые увидел «Скалу» целиком и поразился, насколько густо и плотно лепились на этом крошечном каменном островке громоздкие постройки.
- Представляю вам наш милый дом, мистер Джао, - невесело произнес «Пулемет». – Вот это тюремный корпус, в котором мы с вами находимся, блок А. Есть еще блоки В и С, в последнем содержатся «цветные»…
- Которых бросили за решетку только за цвет кожи! – вклинился «царь горы» таким громовым голосом, будто выступал на собрании самообороны негритянского «гетто». Остальные не обратили на выходку главного негра ни малейшего внимания, они давно привыкли.
- Есть еще блок D, здесь, в восточном крыле, - продолжал «Пулемет», используя в качестве указки обгрызенную зубочистку. – Это штрафной блок, вы сами побывали там в «уединении», мистер Джао. Здесь – казарменный корпус, вот квартира коменданта, офис, водонапорная башня, маяк… Это развалины со времен, когда здесь был форт, ничего интересного. О «Скале» за ее пределами знают в основном по слухам, и все они не соответствуют действительности, в основном тот, что здесь сносно кормят. На деле единственным специалитетом в здешней столовке являются резервуары со слезоточивым газом, подвешенные под потолком, чтобы перетравить нас в случае беспорядков. Это связано с другой ложью, о том, что мы здесь только и делаем, что ненавидим и убиваем друг друга. Большинство из нас понимают, что товарищей по несчастью не выбирают, нас выбрал закон США…
- Беззаконный закон Америки белых! – рявкнул «царь горы».
- Помолчи, жертва беззакония, – раздраженно заметил «Пулемет» и продолжал:- Чтобы наша жизнь на «Скале» была сносной, мы создали Совет. Он решает споры, следит за возвратом долгов и… еще кое-чем занимается. Мы можем многое, но главная проблема остается нерешенной.
- Можете не произносить слова «побег», мистер Келли, - предупредительно поднял ладонь Джао Да. – Я понял. Поговорку «из Алькатраса не бегут» вы намерены превратить в очередной слух, не соответствующий действительности?
«Пулемет» понимающе развел руками:
- Не будет преувеличением, если скажу: каждый из нас видит побег во сне. Но, к сожалению, из Алькатраса действительно не бегут. Нас охраняют не только надзиратели, которых здесь больше в соотношении к заключенным, чем в любой из тюрем США... Среди них есть понимающие люди, типа мистера Хамстора, который сейчас подпирает перила снаружи. Они предпочитают не обострять отношения с нами, а выгодно их использовать. Выбраться из корпуса при наличии технического воображения возможно. Если надо, найдутся и охранники, которые отвернутся. После проклятой резни сорок шестого года (тогда погибли и наши, и законники), мы дали слово, что силовых выступлений больше не допустим, а законники – что не будут стрелять на поражение, если на них не нападут. Но лучше всех нас стережет сама чертова «Скала»!
- Отчего же? – поинтересовался Джао Да. – Расстояние до берега не кажется таким большим. Когда меня водили по здешним коридорам, пару раз я видел через решетку, как сбегают к морю улицы Фриско на той стороне пролива, мог даже различить движущиеся автомобили. Шум города долетает сюда во время прогулок! Кажется, так близко…
- От этой недосягаемой близости хочется выть!! – впервые за все время «Пулемет» Келли позволил себе не сдерживать эмоций, и то были отчаяние и тоска. – Чуть больше мили до берега! Но вода в заливе и летом холодная, как лед, а течение такое подлое, что относит пловца обратно на «Скалу»! Законникам и не надо стрелять, залив делает все за них. Те, кто пробовал спастись вплавь, возвращались полумертвые от холода – прямо в «дыру»… Это штрафное местечко похуже «уединения»! Один парень, спортсмен, силач, отличный пловец, пробовал бороться до конца… Он утонул на середине пролива!
- Но утонул свободным! – бросил угрюмый тип с перебитым носом. – Я был моряком, смерть в соленой воде по мне. Я бы попробовал следующим. Каждый бы попробовал, если Совет одобрит.
- Не одобрит! – отрезал «Пулемет», - Здесь триста с лишним живых душ, отрезанных от мира. У каждого остались за проливом родные и близкие, которым он не может послать известие о себе, чтобы тюремный цензор не замазал два слова из трех… У многих осталось дело, которому необходимы их решение или информация. Мне не нужны плавающие в заливе трупы. Нужен тот, кто сумеет как-то перепрыгнуть проклятую воду и доставить письма!!
- Дадим мзду Хамстору или другому из законников, - предложил кто-то. – Когда поедет на берег…
- Законники трусливы! Это не контрабанда сигарет и бурбона, законник обосрется. Мзду возьмет, скажет: сделал, а бумагу сожжет или выкинет в залив. Мы не сможем проверить.
- Или донесет начальнику.
- Такое можно доверить только человеку чести.
- Проклятые белые задницы, найдите хоть одного из вас, у кого была бы честь!
Джао Да понял, что Совет занялся бесконечным и безрезультатным обсуждением болезненной для него темы, и далеко не в первый раз. О летчике-Китайце вожаки узников Алькатраса, удрученные своим бессилием, попросту забыли. Это и отличало их от воинского начальства – частности заслоняли им общее.
- Джентльмены, если мне будет позволено вставить слово, - негромко произнес Джао Да. – Ведь для этого вы и вызвали меня.
«Пулемет» Келли поцокал языком, призывая собрание к молчанию. Все выжидающе уставились на Джао Да.
- Если сила морского течения препятствует преодолеть пролив, я предлагаю использовать для этого силу воздушного течения! – сказал Джао Да.
- То есть как? – недоверчиво переспросил субъект в очках. – Перелететь на аппарате тяжелее воздуха?
- На аппарате легче воздуха, - пояснил летчик. – Типа аэростата или балансирного планера. У меня в юности был подобный опыт.
Некоторое время царило сосредоточенное молчание. «Сенаторы Алькатраса» внимательно изучали Джао Да глазами, соображая, заслуживает ли доверия этот невысокий китаец средних лет, о котором было известно, что он летчик-ас и красный шпион. Прежний жизненный опыт, в основном основанный на суровых законах преступного мира, учил их, что слово – совершенно особая материя. Его нельзя «основывать на воде», дав его – нужно держать и уметь отвечать за него.
- То есть, Китаец, ты предлагаешь улететь со «Скалы» на чем-то вроде бумажного самолетика, типа тех, что делают мальчишки? – недоверчиво спросил кривоносый угрюмец.
- Ты ведь был моряком, насколько я понял? – Джао Да парировал встречным вопросом. – Тогда сам понимаешь разницу между игрушечным корабликом из газетки и парусным судном. Планеры способны преодолеть расстояние в несколько километров и более, используя движение воздушных потоков. Признаюсь честно, первый планер, построенный мною еще в гимназии, пролетел несколько меньшее расстояние. Но с тех пор я многое узнал и обдумал. Если нет мотора, а нужен летательный аппарат, то планер – идеальная конструкция для старта с возвышенного места при благоприятном ветре. Он легок, прост в изготовлении, устойчив и управляем. Об этом писал еще Леонардо да Винчи…
- Никуда без итальяшек, - проворчал моряк. - Почему только этот Леонардо сам не построил планер и не увез отсюда своего Аль Капоне?
- Он жил несколько в другое время. В средневековой Флоренции…
Очкастый умник бесцеремонно оборвал Джао Да:
- Не трудитесь читать им лекции, это малообразованная криминальная публика, за исключением «Пулемета» и меня. Для них все итальянцы всегда будут жить в Чикаго и заниматься рэкетом. А мне объясните одну краеугольную деталь в гипотетической конструкции вашего планера, мистер китайский персонаж Жюля Верна…
- Я бы скорее сравнил себя с персонажем Александра Дюма, - скромно заметил Джао Да. – С Эдмоном Дантесом<39>, потому что я так же беззаконно брошен в казематы вашего американского Замка Иф, и так же полон решимости устроить побег!
- Вернемся к делу, - не скрывая недовольства, заявил главный «ученый» Алькатраса. – Допустим, мы сможем построить раму по частям в слесарных мастерских, сохранив это в секрете. Какие-то парни из Копенгагена во время немецкой оккупации склепали в подполье целый броневик<40>, а у нас здесь конспирация пожестче. Допустим, сумеем доставить аппарат на самую высокую площадку – крышу тюремного корпуса, и собрать воедино. Но чем, черт возьми, вы собираетесь обтягивать несущие поверхности, мистер красный шпион? Страницами сочинений Энгельса и Бакунина из моей библиотеки? Маркса и Ленина, в чудодейственную силу которых вы, красные, верите, начальство знает, и поэтому их писаний здесь нет.
Джао Да выдержал театральную паузу, обвел присутствующих глазами и, хитро прищурившись, остановил взгляд на «прачечном боссе» Селкирке:
- Простыни из прачечной в качестве материала вас устроят, джентльмены?
- Таких прочных простыней, как здесь, я нигде не видел, - подтвердил мистер Селкирк. – Наверное, это специально, чтобы мы не порвали их на полосы и не наплели канатов.
- С простынями ловко придумано, мистер Джао, - вставил, наконец, свое веское слово «Пулемет» Келли. – На них мы увидели столько снов о свободе, что только поэтому они должны понести планер до самой мексиканской границы. Свобода и крылья – слова из одного словаря, братья.
Все-таки он был странным человеком, этот стареющий гангстер из Оклахома-сити, которого вся Америка называла в свое время «врагом государства номер один». В нем было больше от джентльмена, чем от бандита; больше от генерала, чем от главаря. А где-то в глубине еще сидела чисто американская провинциальная романтическая закваска, с которой впору исполнять на банджо ковбойские баллады в стиле кантри, а не грабить банки с пистолет-пулеметом Томпсона. Еще больше Джао Да уверился в справедливости своей характеристики «Пулеметного мастера Келли» позднее, когда узнал, что за всю свою преступную карьеру он не допустил подельников к совершению ни одного убийства.
- Даем ли ход проекту Китайца, господа Совет? – деловым тоном спросил «Пулемет». Вид у него был как у исполнительного директора на совете директоров средней американской компании. Поднятием рук здесь не голосовали. Все просто кивнули с подчеркнуто важны видом. Один черный «царь горы» воздел обе толстых лапищи с розовыми ладонями к потолку и возгласил:
- О Господь, будь благословен, что наделил «цветных» людей разумом! Без нас белые давно передохли бы от своей тупости.
В дверь осторожно поскреблись, а затем вставилась озабоченная щекастая физиономия надзирателя Хамстора, увенчанная черной ребристой фуражкой с форменной бляхой.
- Живо по камерам, - буркнул он; затем опомнился и добавил заискивающе, - Джентльмены! Самого «Ковбоя» принесло, тащится по «Бродвею»…
Это был первый и последний случай за все почти годовое пребывание Джао Да в Алькатрасе, когда он увидел начальника тюрьмы Эдвина Бернама Свопа. И удивился, как этот тщедушный пожилой человек с болезненной походкой, в нелепой ковбойской шляпе и сапогах для верховой езды, явно мучивших его подагрические ноги, может держать в руках судьбы трех сотен самых отъявленных преступников Америки. Хотя, если судить по самому Джао Да и многим другим, с кем злая судьба свела его на «Скале», немало бедолаг здесь вовсе не были теми закоренелыми злодеями, которыми представляло их «благочестивое» американское общество. Скорее – фатальными неудачниками, они оказались здесь по несчастному стечению обстоятельств… Как, наверное, многие в тюрьмах всего мира и во все времена!
***
Дни в тюрьме тянутся бесконечно. Джао Да прекрасно усвоил этот парадокс времени еще в юности, испробовав на себе все прелести грязных гарнизонных гауптвахт на родине. Теперь, в Алькатрасе, он постигал новую гримасу тюремного быта: все тайные работы в тюрьме грозят растянуться на годы. Аббат Фариа, заключенный в замок Иф вместе с моряком из романа Александря Дюма-отца Эдмоном Дантесом (в судьбе которого Джао Да находил немало схожего со своей), четыре года делал инструменты и еще два – рыл подкоп, только чтобы по ошибке прокопаться в такую же камеру… Страх, что в одночасье вся тщательно засекреченная работа может быть обнаружена надзирателями или выдана предателем, отравлял бесконечные дни тягостным ощущением отчаяния. Однако надо было держаться, работать, не терять надежды, не ослаблять бдительности, да еще и поддерживать дух в своих помощниках. Только в этом случае, как бы долог не был тюремный коридор, в его конце забрезжит свет! Надо сказать, соблюдать конспирацию, производить под видом обыденных тюремных работ самые сложные запретные вещи и не терять надежды в Алькатрасе умели.
Чертеж и расчеты летательного аппарата, которые Джао Да создавал ночами при тусклом электрическом свете, долетавшем в его камеру с «Бродвея», во время многочисленных обысков приходилось прятать известным заключенным физиологическим путем, который не может быть описан на литературных страницах. Когда проект был готов, чертежи со смятых листков были в точности перенесены тюремными художниками (в Алькатрасе существовала собственная изостудия!) на вощеную бумагу и известным одному «Пулемету» Келли путями размножены на ротаторе в канцелярии начальника. Затем настала пора механиков. Авторитетные заключенные ради этого обеспечили перевод Джао Да из прачечной в мастерские.
В качестве материала для производства рамы летательного аппарата Джао Да, с учетом своего авиационного опыта, избрал алюминий. Прочность пришлось принести в жертву легкости. Но основным летным фактором должна была стать именно легкость – планеру предстояло, полагаясь только на силу ветра и восходящих воздушных потоков, перемахнуть двухкилометровый пролив. К тому же алюминия в мастерских было предостаточно. Из трубок этого светлого податливого металла изготавливали тележки, на которых по камерам развозили книги из библиотеки, паек лишенным столовой (местного клуба!) штрафникам или, наоборот, возили пациентов в госпиталь, а злостных нарушителей режима, отказывавшихся идти самостоятельно - в «дыру» (надзиратели на «Скале» славились ленью – не на руках же тащить упрямца в карцер!). Толковый помощник начальника тюрьмы, которому Джао Да изредка продолжал давать советы по технике пилотирования, не мог не догадываться, что в мастерских и в прачечной, где регулярно «списывались за износом» простыни, происходит какая-то необычная активность. Но тюремщик более всего ценил стабильность в своем королевстве решеток и запоров, и не хотел злить опасную братию «Скалы» внеочередными перетрясками тюрьмы. Он был слишком уверен в невозможности побега по морю. Представить, что заключенные планируют улететь по воздуху, даже у этого неглупого человека не хватало воображения.
Джао Да осуществлял общее руководство работами, насколько это было возможно при том, что их процесс был разбит на десятки отдельных и, казалось, не связанных между собою операций. Самые ответственные узлы летчик делал своими руками. Тешила мысль, что, если Джао Да и не первый китаец после славного пионера неба Фэн Жу, который создает в Америке летательный аппарат собственной конструкции, то по крайней мере - в первой десятке. Главным мастером проекта Джао Да выбрал Сэма, бывшего рабочего всемирно известного производства «машин американской мечты от папаши Форда» из соседний камеры. Несмотря на простоватый нрав, руки у Сэма были золотые, а ум – неутомим на различные технические хитрости. В роли полезного скептика, который указывал на слабые места и подсказывал интересные решения, выступал желчный очкарик, тюремный библиотекарь, которого на «Скале» называли: «Профессор». Джао Да знал американскую привычку титуловать «профессорами» всех педагогов, начиная с учительницы младшей школы. Но вечный критик действительно в свое время носил ученое звание профессора математики Северо-Восточного университета в Бостоне. Пока однажды, как рассказал знавший все про всех приятель-итальяшка, Профессор не застал молодую красавицу-жену в постели сразу с двумя жеребцами-студентами и не взял ружье…
- У каждого здесь есть свои скелеты в шкафу, - усмехался «Пулемет» Келли. – У Профессора их целых три, один из них - с размолоченным в труху черепом. Ружье у него было двуствольное, последнего оскорбителя он забил прикладом… А так как папашей этого последнего был судья, бедняге очкарику пролегла прямая дорога в Алькатрас. Обычная американская история!
За месяцы в Алькатрасе Джао Да близко сошелся с этим вчерашним гангстером с замашками военачальника и почти литературной речью. Как видно, мистер Джордж Келли Барнс видел в китайском летчике человека того мира, к которому сам стремился принадлежать, пока жестокая красотка с личиком с постера голливудской мелодрамы и умом разбойничьей атаманши не сделал из него того, кого узнала вся Америка.
- Ты офицер и джентльмен, Китаец, герой войны и летный ас, - сказал как-то «Пулемет» Келли; они уже были настолько дружны, что называли друг друга по прозвищам. – Ты привык считать: честь - это у вас, в строю, на войне. Но есть разные виды чести, особенно в Америке. Здесь можно преступать закон и быть честным человеком. В этом, наверное, уникальность нашей страны. Мы в наших отчаянных приключениях в Оклахоме называли себя «стрелками чести». Мы считали правилом вежливый тон со всеми, когда брали банки: «Леди и джентльмены, это ограбление, сохраняйте спокойствие…», никогда не применяли насилие. Только если кто-то из охраны схватится за пушку, и придется его успокоить. Мы не забирали даже цента у тех, кто живет своим трудом. Нашими «клиентами» были исключительно денежные мешки, типа того нефтяного спрута Уршеля, на похищении которого мы с моей Кэтти и сгорели… Я никогда не лез в Робин Гуды или в добрые самаритяне, как некоторые из нашего круга. Никогда не давал денег на благотворительность или беднякам просто за голубые глаза… Дармовые деньги создают бездельников. Но во всем, что мы делали, была честь, не хуже чем у вас на войне. И на пулю налететь было не меньше шансов!
Пока шла работа, Джао Да старался гнать от себя мысль, кому выпадет удача улететь со скалы на его крыльях. По логике вещей, единственным кандидатом был он, как профессиональный летчик. Но брать на себя единственный шанс спастись, когда эта возможность может быть стократ важнее какому-то другому бедняге, казалось бесчестным. «Пулемет» Келли все-таки заразил его своими беседами об уголовной чести!
- Письма, которые хотите отправить с планером, пишите чернилами, ни в коем случае не карандашом! – говорил Джао Да. – Если аппарат не долетит и рухнет в воду, не хочу, чтобы законники их прочли из-за моей ошибки в расчетах…
***
Этот день ничем не отличался от череды других, как роба одного из узников не отличается от робы другого, форма одного надзирателя от формы остальных. Потому Джао Да был немало удивлен, когда увидел за решетчатой дверью своей камеры плечистого человека, одетого необычно для «Скалы» - в черное облачение методистского священника, с шарфом со священной символикой на плечах.
- Я пришел принести тебе благую весть, сын мой! – прогнусавил приторным голоском служитель культа.
- Вы что-то путаете, я буддист, - начал было Джао Да, но «святой отец» сделал властный жест рукой. Повинуясь, охранник в конце коридора повернул нужную комбинацию рычагов и открыл дверь камеры Джао Да.
- Заткнись, Китаец! - скомандовал служитель культа голосом «Пулемета» Келли. – Переодевайся!
Гангстер бросил Джао Да коричневый шерстяной костюм, который явно был подшит по его мерке, и дешевую рубашку. Джао Да поспешил натянуть гражданскую одежду, от волнения не сразу попадая в рукава и брюки. Что-то подсказывало ему – сейчас свершится! Или не свершится, но все равно – предстоит долгожданный рывок к свободе. Его самого или чей-то еще.
Они зашагали по «Бродвею» спокойным шагом людей, которые имели право свободно ходить по главному «проспекту» Алькатраса. Джао Да это давалось сложнее, а Джордж Келли Барнс вел себя непринужденно, как опытный актер на сцене. Боковым зрением Джао Да видел товарищей по несчастью в их зарешеченных клетушках, похожих на могилы. Они усердно делали вид, что заняты своими делами. Но изредка китайский летчик встречал мимолетные взгляды, исполненные жгучей зависти и безнадежной тоски.
Черноволосый молодой охранник возле решетки выхода вдруг гальванически дернулся, как от удара током – то ли тоже нервничал, то ли в последнюю минуту решил заступить им дорогу.
- Дай огоньку, сын мой! – с невозмутимым видом приказал ему «Пулемет» и вытащил из кармана сутаны сигару.
Надзиратель дрожащими руками чиркнул спичкой. Гангстер, не торопясь, со вкусом прикурил, поблагодарил кивком:
- Ну вот, Виндичелли, теперь наконец купишь себе нормальную зажигалку.
Когда они оказались на черной лестнице, ведшей на крышу тюремного корпуса, «Пулемет» Келли на ходу кое-что объяснил Джао Да, не выпуская сигары изо рта:
- Мы решили: сегодня! Сегодня двойная удача. Во-первых «Ковбой» принимает кучу добросердечных христиан из Фриско, они приехали позаботиться о наших заблудших душах. Сейчас показывает им часовню, в которой я последний раз был, когда там крутили фильм с танцующими девчонками… А во-вторых, парни с маяка поделились метеосводкой. Сегодня такая скорость ветра, о которой ты говорил.
- Направление? – поинтересовался Джао Да, прыгая за длинноногим гангстером через две ступеньки.
- Тут есть проблема, - «Пулемет» Келли заметно помрачнел. – Дует прямо в море, будь он проклят… Но ты же говорил: управляя рулями, можно изменять курс. И про эти, как их? Встречные воздушные потоки!
- Опытный пилот может справиться…
Летчик и гангстер поднялись на крышу корпуса и протиснулись в маленькую служебную дверцу. Для этого пришлось согнуться в три погибели не только рослому Джорджу Келли Барнсу, но и невысокому Джао Да. Летательный аппарат, полностью собранный, стоял на рельсах из строительных балок. Белые крылья из тюремных простыней едва заметно трепетали на ветру. Кажется, он уже рвался в полет. У канатов, удерживавших планер, стояли в комбинезонах персонала тюрьмы рабочий Сэм и библиотекарь Профессор.
На ближайшей вышке торчал знакомый надзиратель Хамстор, его толстые щеки было видно со спины. Он старательно делал вид, что его больше всего интересует пыль на затворе карабина – до бесконечности тер оружие розовым носовым платком.
- Садись и отчаливай, Китаец, пока ветер не угомонился, или не застукали, - «Пулемет» Келли сунул в руки Джао Да туго набитый канцелярский портфель. – Здесь собраны слова всей «Скалы», и по серьезному делу, и тем, кого мы любим. Писано чернилами, как ты и предупреждал. Или доставь их по адресам, или тони в проливе в обнимку с ними!
- Так полечу я? – спросил Джао Да. Его вдруг охватило чувство огромного стыда перед этими отверженными, но великодушными людьми, которые так по-царски и по-рыцарски предоставили именно ему один шанс на триста душ.
- А кто еще, черт побери?!
- Может лететь Сэм, его руками собран каждый узел в планере, он отлично знает конструкцию и систему управления… Он простой работяга, оказался здесь случайно!
Сэм отрицательно замотал головой:
- Нет, я никогда и пассажиром-то не летал! И потом, если улетишь ты, Китаец, у меня останется шанс на мировую революцию!
Оказывается, он умел шутить, сосед Сэм.
- А вы, Прфессор? У вас достаточно теоретических знаний…
- Я не полечу. После того, что я сделал, я могу сохранить самоуважение только в этих стенах. Для интеллигентного человека очень важно – уважать себя. Вы не поймете, мистер Джао, вы военный. Зато отлично справитесь с управлением, вы достаточно безумны для этого!
- А ты, «Пулемет»?
- Шутишь, Китаец? Под моей тушей твоя этажерка рухнет, не долетев до Восточной дороги<41>! Залезай на шею своей птичке, или ты просто струсил?!
Джао Да вместо ответа занял место на пилотском сиденье планера и тщательно пристегнул портфель с письмами узников ремнем.
- Если… нет - когда долетишь до Фриско, сразу бери такси до Чайна-тауна, там ты потеряешься среди своих, - наставлял его напоследок «Пулемет» Келли; четкие инструкции были важнее слов прощания. – Держи немного денег, пригодятся… Там найдешь отель «Сяо», предъявишь на рецепции вот этот окурок с моим фирменным прикусом (вот для чего, оказывается, старый гангстер закурил сигару, понял Джао Да) и скажешь эти условные слова…
Последовала непереводимая тирада на языке<42>, отдаленно напоминавшем латынь, которую «Пулемет» заставил китайского летчика трижды повторить наизусть.
- Если все удастся, наши парни на воле помогут тебе выбраться из страны. Профессор, отпускай свою катапульту!
Джао Да почувствовал сильный удар сзади, подбросивший его летательный аппарат в воздух, томительную пустоту первых секунд после отрыва от твердой основы… А потом ветер наполнил крылья планера, и он начал свой бег по небесному полю.
«Я лечу, я снова лечу! – подумал Джао Да, отклоняя рули в положение набора высоты; в качестве тяг выступали железные струны от сушки из прачечной Алькатраса. – Надолго ли? Будь что будет! Благодарение Будде Амида за этот полет, за каждый свободный вздох… И вам, праведные предки семьи Джао!»
Глава 3
Пилот или ковбой?
Одним жарким летним вечером 1952 года жители Сан-Франциско, отдыхавшие на городском пляже недалеко от Яхт-бухты, заметили в небе странный летательный аппарат. Он быстро приближался со стороны залива в абсолютной тишине – звука работающего мотора не было. Вскоре глаз мог отчетливо различить необычную машину с двумя широкими белыми крыльями с полукруглыми расширенными законцовками. Ее хрупкий на вид фюзеляж был собран из каких-то блестящих трубок, а белое хвостовое оперение напоминало самолетные киль и рули высоты.
Общительные обитатели Фриско<43> оживленно делились предположениями – что бы это могло быть? Одному водителю автобуса, бывшему солдату, высаживавшемуся в Нормандии с дивизией «Кричащие орлы»<44>, аппарат напоминал десантный планер; пожилой учительнице, знакомой с историей человеческой мысли – проект самолета Леонардо да Винчи.
Приближаясь к кромке берега, летающая машина пошла на снижение. Было видно, как ее пилот, сидевший в открытой люльке между крыльями, отчаянно машет рукой, призывая пляжную публику освободить место для посадки. Отдыхающие опрометью бросились в разные стороны. Аппарат с треском врезался в песок, по инерции проехал несколько метров и уткнулся в пляжные топчаны. Пилот вылетел со своего кресла, перекувыркнулся через голову, тотчас пружинисто вскочил на ноги и принялся отряхивать свой дешевый коричневый костюм. Кроме больших стеклянных очков, ничего в его наряде не указывало на летную профессию.
Нежданного небесного гостя окружила шумная толпа. Кто-то осыпал его ругательствами, за то, что «проклятый аэроплан» раздавил им сэндвичи и опрокинул пиво. Но большинство шумно выражали восхищение смелым планеристом и участливо интересовались, не пострадал ли он.
- Благодарю, леди и джентльмены, пара ушибов, не стоит вашего беспокойства, - вежливо ответил пилот. Он снял очки, и стало очевидно его азиатское происхождение. Но английский у воздушного авантюриста был первоклассный, с узнаваемым американским произношением.
Не укрылось от внимания очевидцев и то, что прилетел он со стороны зловещего тюремного острова.
- Сэр, а вы бежали на этой штуковине из самого Алькатраса? – спросил мальчишка лет десяти, прижимавший к груди футбольный<45> мяч.
- Да, приятель, - с улыбкой ответил Джао Да (а это был именно наш герой). – «Пулемет» Келли велел передавать тебе личный привет.
Взрослые весело захохотали, оценив шутку, но детвора подняла восторженный крик.
- Вы настоящий гангстер, сэр? – воскликнула щуплая девчонка с огромными восхищенными глазами.
- Нет, мисс, я настоящий летчик, - Джао Да отвесил юной почитательнице чеканный полупоклон. – Этот аппарат я дарю юному поколению Сан-Франциско, пусть он станет первым шагом в интересе к авиации! Где бы я мог поймать такси?
- Здесь, на улице Мейсон, или на бульваре Марина, мистер! – с готовностью принялись объяснять сразу несколько человек. Все-таки простые янки были славными людьми!
- Давайте, я провожу вас, отважный пилот, - предложила одна дородная леди томным голосом, - Только надену платье, чтобы не очень привлекать внимание купальником…
Джао Да галантно поцеловал ей ручку:
- Польщен, но доберусь сам, мадам! Привлекать внимание мне нужно меньше всего.
***
- В Чайна-таун, дружище, - сказал Джао Да таксисту в дешевеньком желтом «Форде».
- Мог бы ничего не говорить, и так понятно! – оскалился в ответ мясистый негр.
Старейший в Америке китайский квартал живо напомнил Джао Да предвоенный Шанхай, когда он еще не был наполовину превращен в руины. Дома, конечно, были типично американские – унылые кирпичные коробки в четыре–шесть этажей с зачем-то выпущенными на улицу ржавыми лестницами в много пролетов. Однако от обилия затейливых китайских вывесок, витрин, бумажных фонариков, цветных флажков и декоративных драконов всех цветов радуги буквально рябило в глазах. Толпа на улицах, состоявшая преимущественно из китайцев, изъяснялась на всех диалектах и языках Поднебесной, щедро сдобренных английскими словами. Наряды были самые разнообразные – от типично американских до традиционных китайских с всевозможными промежуточными вариантами. А по сравнению со специфическими запахами, доносившимися здесь из многочисленных закусочных, прачечных, помоек, общественных уборных и так далее, предвоенный Шанхай просто благоухал.
Джао Да без труда отыскал отель «Сяо» - его показал первый же прохожий. На полутемной рецепции старая беззубая китаянка без видимого удивления выслушала условные слова от Келли «Пулемета» и приняла его фигурный окурок, а затем прошамкала летчику почему-то на английском:
- Я провожу вас в комнату. Ждите, к вам придут.
В такой же полутьме крошечного номера Джао Да, не снимая пиджака и ботинок, бросился на скрипучую кровать, подложил под голову портфель с посланиями парней из Алькатраса, и стал ждать. Несмотря на удачно обретенную свободу, в голову лезли невеселые мысли. Ждать – чего? Пока в эту хлипкую дверь вломятся «копы» и поволокут его обратно в камеру? Говорят, полиция в Чайна-таун не суется… Но где гарантия, что бывшие дружки Келли «Пулемета» не наплюют на указания своего босса-арестанта? Тогда, в лучшем случае, Джао Да окажется на улице очередного незнакомого американского города, где за ним будут гоняться все многочисленные службы псевдо-охраны псевдо-порядка США. В худшем же случае – гоняться «копам» будет уже не за кем. «Пулемет» рассказывал, как гангстеры избавляются от тех, кто случайно прикоснулся к их тайнам.
Может, лучше просто встать и уйти, оставив проклятый чемодан с гангстерскими записками? Но Джао Да дал слово своему тюремному другу: «Из рук в руки!» Нарушить обещание он не вправе хотя бы потому, что без Келли «Пулемета» ему нипочем было не собрать планер и не улететь из проклятой тюрьмы на острове!
«Карма, моя черная карма, опять ты – игрушка чести, опять - в руках чужих людей…»
Дверь открылась без стука или предупреждения. На пороге возникли двое квадратных мужчин в твидовых костюмах и низко надвинутых на глаза шляпах. Под левой рукой у обоих угадывалась плечевая кобура. Джао Да не раз видел гангстеров в американских фильмах, но не думал, что в реальности они будут так похожи и узнаваемы.
- Мистер Джао Да, известный как «Китаец», у вас есть нечто для нас от мистера Джорджа Келли Барнса, - сказал один из них, тщательно выговаривая условленные слова.
- Известного как «Пулемет», - добавил другой.
Джао Да не спеша поднялся со своего печального ложа и передал «крутым парням» портфель с бумагами. Гангстерская конспирация в иных условиях могла показаться ему смешной и вычурной, как в плохом фильме. Но сейчас от нее слишком многое зависело в его жизни.
- «Пулемет» Келли - мой друг, - Джао Да намеренно подчеркнул последнее слово (играть роль киношного бандита – так до конца!). – Он обещал мне взамен помощь.
Первый гангстер жестом, давно знакомым из тех же источников, прикоснулся к шляпе:
- Мы люди чести, мистер Джао. Все обещанное будет сделано.
Из-за широких спин посланцев потустороннего закону США мира выскользнула давешняя старая китаянка с широкой шелковой лентой в руках.
- Завяжите глаза, сэр, - не допускающим возражений тоном, но предельно корректно велел один из гангстеров. – Это для общей безопасности. Идемте с нами, все будет ОКей.
- Тазик с цементом вы тоже приготовили, парни? – пошутил Джао Да, завязывая узел на затылке.
Однако парни в костюмах, как и положено было по сценарию гангстерского кино, не понимали юмора.
- Не говорите дерьмовых глупостей, сэр, - они употребили американское идиоматическое выражение «bullshit», - Мы отвечаем за свои слова.
«Американские фильмы про бандитов, оказывается, не такие уж сказки, - думал Джао Да, пока гангстеры заботливо вели его под руки к автомобилю. – Хотя, еще вернее, молодое поколение бандитов, насмотревшись кино, начало копировать модель поведения с экрана… Это Америка!»
***
Автомобильное путешествие с парнями, преступавшими закон, продолжалось два дня. Джао Да сделал из этого вывод, что везли его очень далеко (американцы любили гонять по своим автотрассам с предельной скоростью). Уж не в Оклахому ли, место уголовных «подвигов» «Пулемета» Келли? Следить за сменой окрестных пейзажей летчику мешала повязка на глазах, и он либо спал, либо развлекал своих немногословных попутчиков разными воздушными историями. На ночь они остановились в типичном американском придорожном мотеле, персонал которого, похоже, был «в теме». Во всяком случае, никто не возмутился и не удивился, когда Джао Да с завязанными глазами провели в комнату. Там повязку сняли и принесли обильный ужин, но тщательно занавесили окно и настоятельно попросили не отодвигать шторы. В окно выглянуть не удалось даже ночью. Караульная служба у гангстеров была налажена надежнее, чем во многих армиях. Пока один дрых в своей комнате, второй сидел возле окна у ночника и просматривал комиксы; на половине ночи они поменялись.
Наконец Джао Да привезли на типичное американское ранчо с изрядно постаревшим деревянным домишком и корявыми загонами для двух дюжин бычков и нескольких лошадей. О его географическом местонахождении судить можно было только по возвышавшимся на горизонте серым горам. Для иностранца, пусть и прожившего в США некоторое время, это место называлось просто: «где-то в Америке». «Сопровождающие лица» тоже понимали это, и сняли Джао Да повязку еще на подъезде. Вообще, они были не очень общительные, но вполне дружелюбные парни; или приятельство Джао Да со знаменитым «Пулеметом» Келли делало их таковыми.
На ранчо Джао Да довелось соприкоснуться еще с одной сценой из гангстерской жизни, напоминавшей кино несколько менее. Его ждала встреча с несколькими «большими людьми», ровесниками «Пулемета». Они мало походили на «бандитских боссов», больше – на обычных «средних американцев»... А еще больше – на постаревших хищников, изрядно затравленных и постоянно оглядывающихся через плечо: нет ли погони? Как видно, «рука закона» в США была не всегда бессильна, и с годами все ближе подбиралась к их горлу.
На столе лежали распечатанные письма, вывезенные при воздушном побеге с «острова дьявола». Непохожие на себя боссы много курили, но не «статусные» сигары, а обычные сигареты, пили не бутлегерский виски, а крепкий кофе из высоких чашек, и много спрашивали. Джао Да обстоятельно рассказывал о том, как «Пулемет» Келли и другие знакомые заключенные устроились в замкнутом и застывшем мирке Алькатраса, о тюремном режиме и известных путях его обхода, о тюремщиках и «безликом» начальнике. Особенно интересовал его собеседников предстоящий перевод «Пулемета» в тюрьму Ливенворт, откуда, как летчик догадался, ему планируют устроить побег. Однако назвать собеседниками этих непростых людей было сложно. Когда Джао Да пытался спросить что-то о своем будущем, следовал внешне мягкий, но не подразумевавший возражений ответ: «Вопросы задаем здесь мы, сэр».
Когда допрос в тайном гангстерском логове был окончен, боссам подогнали автомобили, прежде скрытые где-то поблизости. Машины были сплошь надежные и быстроходные, но весьма среднего класса. Предпочтение отдавалось вполне универсальной для Америки фирме «Форд».
- Поживите пока здесь, мистер Джао, - сказали на прощание «большие люди». – Слово нашего друга Джорджа Келли будет исполнено. Ждите, за вами приедут. Мы – люди чести.
Джао Да подумал, что про честь гангстеры любят распространяться не меньше, чем военные. Теперь ему предстояло проверить на собственной шкуре, так ли мало соответствуют эти слова делу, как у офицеров.
После отъезда боссов у Джао Да начался период жизни, который он, уставший удивляться превратностям своей кармы, называл «ковбойским». Владельцем ранчо оказался один из «больших людей». Летчик не сомневался, что ранчо было для немолодого гангстера прикрытием, и деньги текли к нему по иному руслу, однако жизнь он вел как самый настоящий скотовод Дикого Запада.
- Можешь называть меня «Дробовик», - представился он для Джао Да. – Джордж Келли был «Пулемет», а я - «Дробовик». Молодыми мы вместе пускались в Оклахома-Сити в отчаянные чудачества!
«Дробовик» выдал Джао Да поношенную ковбойскую одежду – джинсы с истертыми кожаными гамашами-чапами, выцветшую суконную рубаху в клеточку, старые кавалерийские сапоги и, разумеется, легендарную шляпу с загнутым полем.
- Переодевайся, мистер Китаец, станешь похож на человека, - довольно бесцеремонно продолжал гангстер-ковбой. – Верхом ездить умеешь, или только летать на своей метле с пропеллером?
- Детство и юность я провел в Синьцзяне, - ответил Джао Да. – Там я научился держаться в седле задолго до того, как научился летать.
- Синьцзян, это что, штат в Китае типа нашего Техаса?
- Очень точное сравнение.
- Отлично! Поможешь мне гонять ленивую скотину.
Теперь каждое утро Джао Да и «Дробовик» седлали лошадей, вооружались бичами и лассо, и выгоняли ревущих бычков на пастбище. Обед они варили на костре, как настоящие ковбои. Вернее, варили только кофе, в остальном выручали разогретые американские консервы, надоевшие Джао Да еще в «большую войну». Вечером, загнав упрямое стадо в загон, курили у камина. «Дробовик» разделял общую профессиональную черту местных гангстеров – был не болтлив, и больше о себе ничего не рассказывал. Однако он с интересом слушал байки китайского летчика о воздушных приключениях.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды на грунтовой дороге вдалеке не заклубилась пыль за автомобилем.
- Твоя работа на ранчо закончилась, мистер Китаец, - сказал «Дробовик»; Джао Да так и не понял, догадался ли старый гангстер, или знал заранее. – Отправишься в Мексику, как все порядочные американские беглецы.
Двое парней в костюмах и шляпах, как две капли воды похожие на тех, кто забирал Джао Да из Чайна-тауна, все так же крепко, но вежливо завязали ему глаза и усадили в машину. «Посмотреть на мир я теперь смогу только в Мексике, - подумал летчик. – Ну и прощай, Америка! Добра и зла я видел от тебя поровну, и ничуть не жалею тебя покидать!»
***
На этот раз путешествие было недолгим.
- Приехали, сэр! – сказал один из гангстеров и снял Джао Да повязку. – Дальше вас поведут другие.
- Это благодарность за ваши услуги нашему делу, - сказал второй и протянул Джао Да тонкую пачку долларовых купюр, перетянутых обычной резинкой.
Джао Да был не в том положении, чтобы отказываться. Кивнув провожатым и не задавая напрасных вопросов, он вылез из машины. Первое, что он увидел, был выцветший и сильно потрепанный американский флаг на покосившейся радиомачте – значит, он еще на территории США. Рядом скрипел, поворачиваясь на ветру, ржавый указатель направления ветра; такой был в ходу на аэродромах лет двадцать назад. По дырявым ангарам, бурно заросшим травой, Джао Да сразу узнал родную обстановку авиабазы. Очень старой, покинутой еще до «большой войны». Горький вздох невольно вырвался у летчика – он сейчас напоминал себе такое же старое аэродромное поле, с которого давно улетела жизнь.
Где искать «других, которые поведут его дальше», Джао Да понятия не имел, но проводил умчавшийся автомобиль гангстеров без малейшего сожаления. Он был очень рад, что знакомство с подельниками тюремного друга-приятеля «Пулемета» Келли наконец закончилось, при чем без видимых потерь. Без сожаления Джао Да забросил за плечи холщовый мешок в форме колбасы, с какими обычно сходят на берег американские матросы. В нем лежал один единственный коричневый костюм от «Пулемета» да пара сэндвичей, которыми его снабдил в дорогу «Дробовик». Прогулочным шагом летчик направился в сторону ангаров. Хотелось еще раз побродить по аэродрому, прикоснуться к нижнему краешку неба. Неизвестно, когда он сможет взлететь снова!
- Хэлло, старый приятель Джао, маленький крутой китайский дьявол! – вдруг раздался от ближайшего ангара на удивление знакомый хрипловатый голос. – Только я отошел помочиться, а эти быки тебя уже привезли! И свалили, слова не сказав.
Из зарослей кустарника у проржавевшей стены появилась не менее знакомая фигура в легком летном комбинезоне, почему-то тоже с ковбойской шляпой на голове.
- Шэф! Клэр Ли Шенно, генерал, сэр! – радостно воскликнул Джао Да. – Никак не ждал увидеть именно вас!
Они крепко обнялись - скорее по-русски, чем по-американски, память о советских соратниках по боевому небу Китая… Генерал сильно постарел, поседел, и, несмотря на широкую улыбку, вид у него был какой-то несчастный. К тому же от него сильно пахало виски, а вместо вечной сигары в углу обветренных губ старого пилота торчал потухший окурок дешевой сигареты без фильтра.
- Дела у вас тоже неважно, шеф? – с участием спросил Джао Да.
- Дела у меня всегда превосходно! – захорохорился генерал Шенно, но это у него плохо получилось. Задор быстро улетел, и, провожая Джао Да вдоль линейки заброшенных ангаров, он рассказал:
- Из армии меня вышибли. Теперь нужны воздушные громилы, чтобы сносить корейские деревни, а не старый воздушный боец. Зато дергали до отупения в чертов сенатский комитет<46>, все пытались выяснить, что я сделал не так в Китае, почему чертовы коммунисты побили старого Чана, а теперь по чем зря колотят нас в Корее… Ничего вменить не смогли, но в приличном обществе стал я нежелательным знакомством. Сижу тихо, пишу мемуары, летаю по случаю воздушным грузовиком, а супруга<47> безжалостно пилит меня китайским мечом за отсутствие денег!
- Завидую вам, шеф, - Джао Да уловил в невеселой истории генерала только самый близкий себе аккорд. – Вы хоть можете летать… А я стал наземным червем.
Клэр Шенно посмотрел на него и хитровато прищурился:
- Не спеши с выводами. Так вот, я говорил – выполняю порой грузовые полеты, в том числе и для… серьезных парней. И вот на днях выходят они со мною на связь и говорят: «Твой летчик -китаец Джао Да?» Отвечаю: «Не только мой летчик, но и друг». Они мне: «Значит, ты должен ему помочь». И вот я здесь. И… Вуаля!!
Воскликнув последнее слово на языке своих французских предков, генерал Шенно с видом волшебника взмахнул руками… В просвете между ржавыми полукруглыми сооружениями Джао Да увидел знакомый силуэт зачехленного истребителя Кертисс Р-40, стоявшего на заросшей ВПП.
- Генерал! Шеф!! Дружище!!! – Джао Да снова бросился радостно обнимать старого боевого друга. – Неужели вы нашли бедному беглецу «Пэ-сороковой»?!
- Ты еще всего не видел, - генерал просиял; чувствовалось, ему приятно выглядеть добрым магом. – Парни, расчехляй! Здороваться потом будете.
Несколько человек, по виду и одежде – от офисного клерка до простого работяги, в которых Джао Да с радостью узнал бывших пилотов и механиков «Летающих тигров» (он не помнил ни одного имени, но был уверен – это славные парни, они не бросили своего опального командира и своего китайского соратника), принялись сдергивать с самолета брезент. Спустя мгновение, на окрашенном серебрянкой борту истребителя показался Крылатый кот. Он все так же дерзко ухмылялся и курил толстенную сигару.
- Шеф, ребята, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня, - сердечно поблагодарил американских друзей-авиаторов Джао Да. – Вы вернули мне крылья, вернули мне брата! Более того, вернули мне веру в то, что хороших людей в вашей стране больше… Только они не наверху!
- Благодари лучше того, кто наверху! – растроганно сморгнув (к старости он стал сентиментален), нарочито грубо ответил Клэр Ли Шенно. – Говард Хьюз, главный покровитель авиаторов нашей великой страны, сохранил твой «Томагавк» в целости. Он сейчас очень болен душой, бедняга мистер Хьюз, дела у него идут скверно. Он разогнал прихлебателей и во всех видит угрозу… Но он сразу согласился отдать твоего «Крылатого кота» мне… то есть тебе! Я же просто получил удовольствие, еще раз полетал на истребителе, когда перегонял его сюда.
- Мистер Хьюз – человек из той плеяды авиаторов, которым обязаны не отдельные люди, а все человечество, - убежденно заявил Джао Да.
Вместе с боевыми друзьями они еще раз проверили технику старого верного Кертисса (она была в отличном состоянии, за самолетом хорошо «ухаживали»), заправку (полные баки, включая подвесной). Клэр Ли Шенно передал своему бывшему китайскому офицеру связи карту с маршрутом полета, как когда-то на войне.
- Пойдешь вот на этот аэродром в Мексике, над границей стриги траву на бреющем, - сосредоточенно водя окурком, как указкой, показал он. – Состояние полосы у них похуже здешнего, зато там надежно отстаиваются все борта деловых парней, которые летают через границу. Обойдется в триста баксов за месяц, отдашь парню по имени Мастер Хосе, он там босс. Я ж говорю, цены в Мексике смешные, живи – не хочу!
Джао Да внимательно изучил карту.
- Так я и думал, что мы в Техасе, - задумчиво пробормотал он. – Штат, в котором собираются все, кто вольно или невольно преступил ваш закон…
Уже когда Джао Да пристегнул парашют и, дружески распрощавшись с американскими летчиками, занял место в кабине, генерал Клэр Ли Шенно жестом попросил его подождать стартовать двигатель. С внезапной почти юношеской легкостью старый пилот заскочил на крыло и склонился к кабине, обдав перегаром.
- Я увидел в твоих раскосых глазах знакомый боевой огонек, - сказал он с откровенностью, сдобренной дешевым виски. – Ты, маленький китаец, один из лучших асов, которых я знал. Я сам вернул тебе крылья. Не удивлюсь, если скоро ты окажешься в Корее, опять у этих красных, воюя против наших парней.
Джао Да слишком уважал генерала Шенно, чтобы лукавить.
- Не исключено, шеф, - только и сказал он в ответ.
- И пускай! В конце концов, офицер и пилот должен воевать за своих! – генерал отчаянно отмахнул рукой. – Воюй, тебя для этого учили, воздушная война сидит у тебя в крови…
- Скорее – справедливость, - попытался возразить Джао Да.
- И я о том же. Прошу об одном, капитан Джао. Если окажешься в Корее, пусть никогда твоими крыльями не движет месть американцам! Какие угодно соображения, кроме мести. Молчи, ничего не отвечай. Заводи! Я сам скомандую тебе взлет. Помнишь, как тогда, в Китае? Когда это было… Лети, в следующий раз увидимся на том свете, черт тебя побери!
***
Так сложилось, что Джао Да никогда до сих пор не интересовался Латинской Америкой в целом и Мексикой, ее североамериканский форпостом, в частности. От знакомых американских летчиков он слышал, что у этой страны есть собственные ВВС, которые даже участвовали во Второй мировой, правда, совсем слегка<48>. Однако воздушную границу с США охраняли явно не они. Джао Да с удивительной легкостью пересек рубеж и приземлился на «контрабандистском» аэродроме в приграничном штате с абсолютно непроизносимым названием Тамаулипас. Аэродромные то ли механики, то ли охранники, мрачного вида темноволосые мужчины в невероятно широкополых шляпах-сомбреро, без всякого интереса посмотрели на приземлившийся американский истребитель («очередной гринго») и на вылезшего из него пилота-китайца («очередной чино<49>»). Впрочем, когда старший из них, Мастер Хосе, получил условленную сумму за месячный «постой» самолета Джао Да и рекомендации «от самого хенераль Шенно», он оказался вполне услужливым сеньором. Кроме всего прочего, Хосе охотно помог Джао Да освоиться с местными обычаями. На ломаном английском говорили у границы почти все, так что они нашли общий язык.
Итак, Мексика более всего напомнила китайском летчику его родину предвоенной поры. Официально она именовалась федеративной республикой и даже Соединенными Штатами (не путать с Американским!). Однако любой богач, сумевший набрать себе стаю головорезов и поднявшийся на контрабанде в соседние Соединенные Штаты (Американские!) либо переработке конопли в марихуану, был сам себе президент. Все они периодически воевали как друг с другом, так и с федеральным правительством, а доставалось в этих войнах всегда беднякам-трудягам да случайным людям. Знакомая история, рождавшая у Джао Да почти ностальгические чувства и заставившая первым делом купить револьвер.
В остальном Мексика быстро очаровала своего китайского гостя. Своими знойными, как у смуглой сеньориты, природными красотами, не скупившимися на страстные яркие краски и заманчивые изгибы. Нарядной, хоть и изрядно облупленной испанской декоративностью своих городов, городишек и поселков. Веселым и жизнелюбивым нравом, с котором она смотрела на мир из своей живописной нищеты. И, конечно, лазурно-синим высоким небом, в котором почти всегда стояла летная погода.
Однако Джао Да больше занимало не мексиканское небо, а омывавшие ее с обеих сторон моря и океаны. По ним можно было добраться до берегов родины, войска которой сейчас не на жизнь, а насмерть дрались против полу-мира за выживание своего маленького соседа – Северной Кореи. Поэтому Джао Да отправился не в блистающий столичный мегаполис Мехико, а в ближайший портовый и рабочий город Тампико на Атлантическом побережье. Оттуда, как говорили, периодически отходили к берегам Китая танкеры, наполненные местными нефтепродуктами. «Мексиканскую солярку» то ли международное коммунистическое движение, то ли сам Советский Союз закупали для питания десятков тысяч электрогенераторов, автомобильных, танковых и авиационных моторов Корейской войны. Некоторые из танкеров, которые не перехватывали в океане брандвахтенные корабли Флота США, даже добирались по назначению. Другого пути Джао Да не видел.
На избранном пути его карма была счастлива. В Тампико китайскому летчику удалось свести знакомство с опытным мексиканским моряком, капитаном очередного танкера, готовившегося к отплытию в Шанхай. Джао Да дважды повезло с этим знакомством: во-первых, капитан-мексиканец оказался убежденным коммунистом и искренне желал помочь отправляющемуся защищать «мужественный корейский народ» пилоту, а во-вторых моряк очень любил деньги. После долгих торгов, был заключен товарищеский пакт, обильно политый местной текилой. За оставшуюся у Джао Да наличность морской волк обещал осуществить погрузку его истребителя в разобранном виде на борт своей нефтеналивной посудины и перевозку до самого устья реки Янцзы. Обеспечить «слепоту и глухоту» местных властей капитан брался с легкостью. В это верилось, учитывая, как самозабвенно брали «на лапу» мексиканские чиновники, а также то, сколько хапуга-коммунист запросил с Джао Да за «провоз крылатого багажа». Самого Джао Да для маскировки оформили на судно помощником штурмана – должность, в которой он был не совсем бесполезен на борту.
Впрочем, несмотря на свои явно не пролетарские жадность и хитрость, мексиканский капитан оказался неплохим и компанейским малым. Пока баки его танкера под бдительным присмотром старпома заполнялись дрянной местной соляркой (вместо указанного в документах бензина; в чей карман пошла прибыль от замены - оставалось только догадываться), капитан развлекал летчика, показывая ему местные достопримечательности. Так они попали на выставку художников-коммунистов, вполне логичную в городе, большинство населения которого составляли рабочие нефтяной отрасли или порта, моряки и прочие «титулярные пролетарии». Джао Да, сам не чуждый художественным талантам, с холодноватым интересом рассматривал портреты трудящихся с жилистыми ручищами, аллегории в образе грудастой девы-свободы с красным флагом, лики усатого Сталина и козлобородого Троцкого (которые висели рядом и не ссорились на беленых стенах мексиканской выставки). Обычное красное искусство, интересное скорее потому, что оно красное, чем потому, что искусство.
Джао Да в пол-уха слушал объяснения мексиканского моряка-жулика-коммуниста, когда его взгляд вдруг упал на картину, сюжет который был абсолютно необычным для этого большевицкого вернисажа. Более того, и сюжет, и несколько примитивная, но крайне выразительная и яркая манера исполнения были искренними до боли, что нечасто встречается в жанре соцреализма. На полотне была изображена грустная маленькая девочка с характерными черными бровями, которая с надеждой взирала на схематическое, но в целом толковое изображение самолета-биплана. За спиной у печальной героини виднелись большие и грубо сработанные крылья, но подол ее нарочито роскошного платья был накрепко приколочен к земле гвоздями. Малышке не взлететь на таком желанном аэроплане, ее крылья – не более, чем обман взрослых для рвущейся в небо детской душе. «Они просили аэропланов, а им дали лишь соломенные крылья», - гласила подпись под странной картиной.
Джао Да остановился перед полотном, не в силах оторвать взгляда. Удивительная живопись, на вид простенькая, как картины латиноамериканских народных художников, могла передать целую бездну надежды, горя, разочарования. Это было прекрасно!
- Что, товарищ летчик, нашел свою авиационную тему? – засмеялся капитан-мексиканец.
- Кто художник? – спросил его Джао Да.
- Неужели ты не знаешь? Это наш товарищ Фрида Кало<50>, ее живописью восхищается весь мир, включая проклятую буржуазию! Вот, кстати, и ее автопортреты. Она часто рисует себя, говорит, что этот предмет знаком ей лучше всего.
Джао Да встретился глазами с взглядом целой галереи портретов черноволосой и черноглазой женщины с выразительными густыми бровями, сведенными в дугу, словно в изумлении или в недоступном другим вопросе. Ее матово-смуглое лицо, от широких скул сужавшееся к овальному подбородку, нельзя было назвать идеально прекрасным – это было живое и подвижное лицо сеньориты из народа. Однако, раз увидев его, забыть было невозможно. Художница свободно и смело подбирала себе самые фантастические образы. То ее пышную черную прическу венчала целая клумба ярких цветов, то на ее голове уютно устроилась огромная зеленая ящерица, на плече – роскошный попугай, а вокруг порхали крупные бабочки. Вот из выписанного с почти анатомической точностью поверх платья сердца красотки протянулась кровеносная артерия к другому сердцу… в груди, кажется, ее «второго я».
- Товарищ Фрида – удивительная женщина! – рассказывал между тем спутник Джао Да. – Она была возлюбленной самого товарища Троцкого, когда тот жил в доме ее мужа, тоже коммуниста и тоже нашего знаменитого художника Диего Риверы…
- Веселая, чувствуется, дама, - усмехнулся Джао Да, он был чужд ханжеской псевдо-морали.
- И сильная! – воскликнул мексиканец. – В детстве она пережила тяжелую болезнь, в юности – автомобильную аварию и страшную травму! Она может работать за мольбертом и вообще ходить только с помощью специального аппарата, поддерживающего ее торс. Каждое движение причиняет ей сильную боль. Фрида переносит все страдания стойко, как коммунист, и активно поддерживает нашу борьбу своими картинами и общественными действиями…
На очередной картине почти обнаженную фигуру Фриды сжимал грубый корсет, похожий на средневековое орудие пыток. Джао Да невольно содрогнулся. Теперь ему была понятна упрямая жажда жизни этого прекрасного, но израненного тела, выражавшаяся в яркости красок и бурных романах с мужчинами-единомышленниками.
- А почему на ее первой картине – самолет? – поинтересовался Джао Да.
- Говорят, товарищ Фрида в детстве мечтала летать. Конечно, о самолетах пришлось забыть. Она половину времени проводит в больницах или прикованная к постели, какое там небо?
- Не скажи, моряк. Перед портретом этой замечательной женщины даю клятвенное обещание. Когда кончится война в Корее, я обязательно вернусь в Мексику, найду Фриду, усажу самым бережным образом в свой самолет, и вдоволь покатаю по небу. Детские мечты должны сбываться. Особенно если есть тот, кто готов помочь в этом.
- Смотри сначала не погибни в этой Корее, товарищ летчик. Американские газеты пишут: янки там сбивают красных пилотов десятками!
- Врут. Но кого-то точно сбивают. Я очень постараюсь, чтоб меня не сбили. Ведь сеньорита… вернее – товарищ Фрида просила в детстве аэропланов.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги