История одного вампира

Здравствуйте. Меня зовут Влад, и я — вампир.

Да, да, я знаю. Прозвучало это ровно так же, как если бы я стоял на собрании анонимных алкоголиков. С той лишь разницей, что вместо банального пристрастия к бутылке, моя проблема куда старше, элегантнее и смертоноснее. Если быть до конца откровенным, то и знакомство с остальными вампирами нашего города произошло на подобном собрании. Такие тайные сходки в нашем кругу называют «Круг». Очень оригинально, не правда ли? Занимать один из важных постов в нашей иерархии я стал, отчасти, благодаря своему имени. Спасибо, дедушка Стокер, за это наследие. Итак, теперь то уж точно все формальности соблюдены, и я могу, наконец, приступить к самому интересному.

Моя история берет свое начало в тот миг, когда я узнал о своей истинной сущности. А случилось это холодной зимней ночью, когда весь детский дом, в стенах которого я вырос, уже тихо посапывал в своих жестких, далеко не уютных кроватях. Воздух в спальне был густым и ледяным, а за окном, подперев стеклянное небо, стоял сизый лунный свет. И только Валька Серов, по кличке Вал, очень даже бодрствовал и с явным намерением собирался начистить мне морду. Не понравилось ему, видите ли, как я его назвал. Ну, а что? Если он правда был похож на дебила — тяжелый, тупой и предсказуемый, как молот. В общем, та ночь стала для Вала последней. После первого же его неуклюжего удара, во мне что-то щелкнуло — слепой, животный инстинкт, древний и неумолимый. Я вцепился ему в шею. Он даже закричать не успел; лишь короткий, удивленный выдох, похожий на всхлип, вырвался из его глотки, прежде чем тело обмякло.

Самое странное заключалось в том, что до этого рокового события я абсолютно спокойно поглощал простую человеческую пищу, и ни вид, ни запах крови меня нисколько не смущали и не манили. Поэтому, давайте пока что отложим в сторону вопрос о том, как же я все-таки стал таким. Я и сам не знаю ответа. Возможно, именно это неведение и заставило меня взяться за перо, чтобы, рассказывая свою историю, по ходу действия нащупать те самые потерянные ниточки, что, будем надеяться, приведут меня к разгадке. Продолжим.

Меня взяли утром. Я просто мирно спал, свернувшись калачиком, прямо на холодном полу, рядом с окровавленным, уже окоченевшим телом Вальки.

И еще один важный нюанс. Я не сгораю на солнце. Оно не обращает меня в прах и пепел, как гласят сказки. Нет. Оно просто доставляет мне невыносимый, изматывающий дискомфорт. Представьте, что вы постоянно ощущаете на коже мелкий, невидимый озноб, противную дрожь, будто от сквозняка, что пробирает до самых костей. В детдоме врачи списывали это на какую-то экзотическую аллергию, прописывая микстуры, которые не помогали.

Меня допрашивали и исследовали несколько дней подряд. Менты, тупые и злые от бессилия, обычно просто били, когда не получали вразумительных ответов, которых я, по понятным причинам, дать не мог. Потом умные тетеньки в белых, накрахмаленных халатах проводили свои умные, унизительные тесты, пытаясь выявить у меня психические отклонения. А в конце, и те, и другие, к своему глупому удовлетворению, сошлись во мнении, что я просто неисправимый выродок, опасный для общества, и определили меня в спецприемник для таких, как я.

Там я провел два года. Два долгих, тягучих, как смола, года. За это время выяснилось, что мой котелок варит не просто неплохо, а куда лучше, чем у большинства обитателей этого ада. Я быстро сообразил, как выживать, и вскоре сколотил себе банду из местных отморозков, которые впоследствии помогли мне сбежать. Пришлось убить двоих охранников, о чем я сейчас искренне жалею, но тогда, в том аду, я был готов на все, лишь бы вырваться на свободу. Эти два года стали абсолютно худшими в моей, такой долгой, жизни.

В первый же месяц моего пребывания в спецприемнике меня пырнули заточкой в туалете. Глубоко, под самое ребро. Именно тогда, в той вонючей, забрызганной кровью кабинке, я открыл в себе первую вампирскую способность — регенерацию. До этого момента я просто не обращал внимания на то, что синяки и ссадины после драк затягиваются у меня как-то подозрительно быстро, за пару часов. А тут — серьезная рана. Я чувствовал, как холодок металла сменяется огненной болью, а потом... потом пошел обратный отсчет. Я сидел, прислонившись к стене, и наблюдал, как плоть на моем боку стягивается, шевелится, будто живая, оставляя после себя лишь розоватый, свежий шрам и запекшуюся кровь на коже и одежде. Из туалета я вышел примерно через час, с той самой заточкой в руке и с легким рубцом. Видели бы вы их глаза, эти выпученные, полные суеверного ужаса глаза моих «сокамерников». В тот день они поняли, что имеют дело не просто с отморозком, а с чем-то гораздо более жутким.

Последующее время, проведенное в этом замечательном учебном заведении для юных монстров, я провел в непрерывной борьбе за жизнь. Даже несмотря на суеверный страх передо мной, всегда находились желающие добыть себе славу охотников на вампиров. Да, о том, что я именно кровопийца, прознали довольно быстро — слухи, подкрепленные свидетельствами моих «кормушек», расползались мгновенно. Охрана предпочитала не вмешиваться, делая вид, что ничего не происходит. Опять же, все эти «герои» хотели славы. Некоторые ее и получали. Посмертно. Ну, а некоторые, самые отчаянные или самые сломленные, добровольно соглашались быть моей кормушкой. Думаю, они наивно надеялись, что я поделюсь с ними своей силой, что они станут такими, как я. Но ничего не вышло. Либо вампиризм не передается через укус, как в дешевых романах, либо я какой-то дефективный, неспособный на продолжение рода.

В общем счете, за эти два года я убил пятерых нападавших, не считая двух охранников при побеге. Своих же добровольных кормушек я никогда не выпивал полностью — оставлял их жить, слабых, бледных, но с восторженным блеском в глазах. Лишь последние полгода, когда я окончательно стал неоспоримым лидером одной из банд, меня, наконец, оставили в покое. Устали хоронить героев.

Затем, на свободе, я провел еще два года. Это было время выживания, серое и безрадостное. Питался чем придется: крысами, бродячими собаками и одинокими бомжами. Их кровь была горькой, пропитанной дешевым портвейном и отчаянием. Когда о моей персоне слегка подзабыли, я стал смелее и наглее. На ночь забирался в пустующие квартиры, убивал редко, но уже перестал трогать бомжей — невкусные они, да и жалко мне их стало, родимых. Детей тоже не трогал — внутри все равно жили какие-то обрывки детдомовской морали. Я стал отдавать предпочтение представителям власти и всяким толстосумам. Эдакий Робин Гуд вампирского помола. А если честно, они просто были невероятно вкусными — откормленные, чистые, их кровь была густой и ароматной, словно дорогое вино. Ну и никаких угрызений совести. Хоть все мои физические раны и заживают, память до сих пор хранит каждый удар дубинкой, каждое грубое пинок ногой, большую часть из которых я, кстати, тогда еще не заслужил. Это была моя месть, сырая и примитивная.

Итак, мне восемнадцать. За плечами — горький опыт бродяги, уголовника и убийцы. А что делать дальше с таким сомнительным багажом? Мир не ждал меня с распростертыми объятиями. И тут появилась она.

Её звали Вероника. Восемнадцатилетняя чистокровная вампирша. Под «чистокровной» я подразумеваю, что она всегда знала, кто она и что она. Ее родители происходили из какого-то древнего рода, чья родословная уходила корнями в те времена, когда по земле еще ходили рыцари и драконы. Ирония судьбы, да? Ненавидеть таких, как они, и в итоге найти в них единственное спасение.

Естественно, она не повела меня знакомиться с родителями. И вообще, прежде чем она узнала, что мы с ней из одного, так сказать, племени, она хотела меня убить. Очень романтично, не правда ли? А вот, как все случилось.

Моя первая встреча с Вероникой была больше похожа на уличную драку, чем на судьбоносную встречу. Я напал на ее лакея. Они шли по одному из самых гнилых и темных переулков района, и, завидев такую привлекательную, ухоженную добычу в столь неподходящем месте, я не смог устоять. Мой внутренний хищник проснулся мгновенно. Для верности я сначала показал клыки и рыкнул на местного гопника, который уже заинтересованно поглядывал на парочку, — тот, бормоча что-то невнятное, тут же ретировался в темноту. А затем я бросился на настоящую цель.

Но Вероника оказалась на удивление быстрой. Она среагировала не как испуганная жертва, а как опытный боец. В следующее мгновение я уже летел в сторону, сбитый с ног стремительным ударом, и больно приземлился на мокрый от дождя асфальт. Однако то, что наши физические силы примерно равны, плюс мое несомненное преимущество в весе и годах, проведенных в уличных драках, она в своей аристократичной ярости не учла. Через секунду наши позиции поменялись: уже я сидел на ней, прижимая ее плечи к земле, и смотрел прямо в ее глаза. Красивые, между прочим, глаза — цвета темного янтаря.

Она, фыркнув от ярости, скинула меня — я особо не сопротивлялся, позволив ей это сделать, — и все-таки успела провести по моему лицу длинными, острыми ногтями. По коже разлилось жгучее тепло. Ну, это я переживу, подумал я, проводя языком по губе и чувствуя знакомый металлический привкус. Затем она с холодным, ледяным достоинством поднялась, отряхнула пальто, взяла своего перепуганного лакея под руку, и они ушли, не оборачиваясь, оставив меня одного переваривать произошедший инцидент.

Какое-то время после этого я активно искал ее. За прошедшие годы на улицах меня знали многие, от воришек до бомжей, но никакой внятной информации о таинственной незнакомке получить не удалось. Вампиры, знаете ли, не афишируют свои адреса в телефонных справочниках. Ровно через неделю она нашла меня сама.

Я спал в очередной покинутой хозяевами квартире, когда меня разбудил едва слышный щелчок открываемого замка. Сплю я невероятно чутко — возможно, это еще одно проявление моей сущности, — и когда она бесшумно вошла в комнату, я уже сидел в кресле, приняв самый невозмутимый вид, какой только мог изобразить. Конечно, на самом деле, все мое тело было напряжено как пружина, а я сам был готов в любой миг ринуться в бой.

Чтобы не утомлять вас подробностями нашего ночного диалога, а продлился он до самых первых лучей рассвета, расскажу все вкратце.

Вероника, как выяснилось, занимается своего рода социальной работой — поиском таких, как я. Вампиров, не рожденных, а ставших, открывших в себе этот дар спонтанно, часто в трагических обстоятельствах. И до сего дня ее поиски лишь единожды увенчались успехом. Но тот парень, по ее словам, не оправдал надежд и был отвергнут «Кругом». Что конкретно это означало, она скупо пояснила: «Он не смог принять наши правила. Его путь закончился». И вот, спустя годы, ей встретился я. Большую часть времени я пытался выяснить, чем же я так отличаюсь от «настоящих» вампиров и зачем нас, «диких», вообще искать, но Вероника лишь уклонялась от прямых ответов, загадочно говоря, что все узнаю в свое время.

На рассвете, когда за окном посветлело, она отвела меня в «Круг». Место сборища оказалось неприметным клубом в старом особняке. Члены этого сообщества состояли в основном из молодежи, одетой с претензией на старомодный шик. К слову, настоящих стариков, по внешнему виду, было всего двое: куратор собрания и его жена. Как мне шепнули, они жили еще со времен Петра I, но легенда это, или правда, каждый решал сам — взгляд у них был действительно древний, застывший, как у портретов в старых рамах.

На том первом для меня собрании я узнал несколько ключевых вещей. Во-первых, моя регенерация, которой я так гордился, оказалась довольно заторможенной по их меркам — у «нормальных» вампиров раны, подобные той, что оставила Вероника, затягиваются практически мгновенно, не оставляя и следа. Во-вторых, потомственные вампиры действительно панически боятся прямого солнечного света, но не сгорают в нем, а получают тяжелейшие, болезненные ожоги, сравнимые с воздействием напалма. Кроме того, от ультрафиолета у них резко ухудшается сама способность к регенерации. На мой прямой вопрос, а как же тогда убивают вампиров, я получил короткий и исчерпывающий ответ: «Как и всех остальных. Мы смертны. Выстрел в голову, кол в сердце — никакая регенерация не поможет». Сила вампиров — в их живучести. Колотые и резаные раны для них — сущая безделица. Даже от потери крови они умирают неохотно и медленно. Из-за постоянно обновляющихся клеток мы можем жить очень долго, но не вечно. И для того, чтобы максимально продлевать свое существование, сохраняя силу и ясность ума, нужно строго соблюдать так называемую диету. Пить только «чистую» кровь — от здоровых людей, не отягощенных болезнями или вредными привычками. Алкоголь, никотин, наркотики — все это портит вкус и качество жизненной силы. Нам, к счастью, эти яды не вредят напрямую. И вот именно тут-то, в этой необходимости, и кроется главная проблема нашего брата.

Как вы понимаете, «чистых» людей с каждым годом становится все меньше. Найти их можно по запаху — их кровь пахнет иначе, свежо и сладко, как горный воздух или чистая родниковая вода. Но что с того? Подавляющее большинство человечества травится фастфудом, алкоголем, стрессом и таблетками. Их жизненная сила горчит и отдает химической горечью. А тех немногих ЗОЖников, что остаются, на всех обитателей ночи попросту не хватит. От таких перспектив я даже приуныл. Картина вечности, которую мне нарисовали, выглядела удручающе: бесконечная охота за исчезающим ресурсом, борьба за каждый глоток чистой крови. Но, вспомнив холодные полы детдома, зарешеченные окна спецприемника и голодные годы, я твердо решил, что как-нибудь проживу. Сколько отпустит эта новая жизнь — сто лет, двести? — было не важно. Ведь моя старая жизнь, надо признать, меня особо не баловала.

Как я уже упоминал ранее, моё звучное имя и моя «нестандартная» вампирская сущность быстро привлекли всеобщее внимание в «Круге». Я был для них диковинкой, живой загадкой. А после долгой, доверительной беседы с куратором, так и вовсе был внесен в некий закрытый список его приближенных. С этого момента началось мое настоящее, интенсивное обучение.

Пять последующих лет пролетели в напряженном ритме. Я охотился вместе с другими членами «Круга», постигая науку бесшумного убийства и сокрытия следов. Пару раз в неделю куратор, чья мудрость, казалось, была так же глубока, как и его возраст, лично обучал меня. Он втолковывал мне запутанную историю происхождения наших видов, от мифов Древнего Шумера до средневековых европейских хроник, и попутно старался лепить из уличного оборвыша образованного индивида. Благодаря ему я проглотил несколько десятков книг — от философии Ницше до классической русской литературы, научился безошибочно выслеживать тех самых «чистых», а знанием правил этикета мог бы поразить гостей на приеме у английской королевы. Но главный вопрос, мучивший меня с той самой зимней ночи в детдоме, так и оставался без ответа: кто я и почему я стал таким? Параллельно с учебой, мои отношения с Вероникой медленно, но верно вышли на совершенно новый уровень.

За это время мы невероятно сблизились. На первых порах, во время ночных вылазок, она была моим гидом и наставником, заменяя в поле самого куратора. Она учила меня не просто находить жертву, а читать город как открытую книгу: запоминать каждый темный переулок, каждый потайной двор, чтобы в случае опасности раствориться в них за считанные секунды. Естественно, я, тогда еще во многом мальчишка, ошалевший от внезапно обрушившейся на него внимания и красоты, влюбился в нее по уши. Она же поначалу смотрела на меня с снисходительной нежностью, как на младшего, немного диковатого брата. Однако жизнь научила меня не только драться, но и терпеливо выжидать, чтобы в нужный момент действовать быстро и решительно. Примерно через год после нашей первой встречи, одной теплой, звездной ночью, сразу после удачной охоты, когда адреналин еще плясал в крови, а ее губы были чуть испачканы алым, я просто притянул ее к себе и поцеловал.

Не сказать, что она была сильно удивлена — похоже, она ждала этого давно, — но первым ее порывом было отстраниться, сохранить дистанцию. Но на этот раз я не позволил. Мои руки крепко держали ее, а в поцелуе было столько накопленного за год желания, тоски и первобытной силы, что ее сопротивление растаяло, как утренний туман. В ту ночь, в полумраке старого чердака, что служил нам одним из убежищ, у меня был первый в моей странной жизни, секс.

Никто не знал о нашей связи, которая стала куда более тесной и запутанной, чем простая дружба. Мы обоюдно, без лишних слов, решили хранить это в тайне. Даже сейчас я не могу точно сказать, почему. Опять же, списываю всё на внутренний инстинкт, на тот голос, что шептал мне с детства: «Не доверяй никому». За время, проведенное в, казалось бы, безопасном обществе себе подобных, я так и не научился этому чувству — доверию. Возможно, именно этот первобытный, неистребимый страх и оставил меня в живых, позволив дожить до момента, когда я рассказываю свою историю. Которая, кстати, подходит к своему жестокому завершению.

Очередная групповая охота на «чистых» обернулась оглушительным провалом и гибелью одного из наших. Намеченные жертвы, пахнущие здоровьем и силой, оказались ряжеными охотниками. До этого я лишь слышал леденящие душу истории о них из уст куратора. Он рассказывал, что организованные группы охотников на вампиров возникли столетия назад, почти сразу после того, как наши предки начали объединяться в первые сообщества и кланы. Их щедро спонсировала и благословляла церковь, видя в нас исчадий ада. В каждом крупном городе существовала такая ячейка, ведущая свою кровавую работу не только в городской черте, но и в пригородах, на вверенной им территории. На одну группу могло приходиться до пяти городов — тогда наш вид был не столь многочислен. Но примерно с конца семнадцатого века популяция вампиров начала расти, и охотники ответили усилением своих рядов. Однако к началу двадцатого века наша численность снова пошла на спад, и причина, думаю, вам всем ясна — «чистых» людей стало катастрофически мало. Тогда же стали расформировывать и отряды охотников, оставив лишь несколько элитных групп. А в период моей личной истории, об охотниках говорили лишь в контексте страшных сказок для молодняка, пугая непослушных вампирят. И вот, старая страшная сказка внезапно ожила, показав свои железные клыки.

Мы с Вероникой чудом уцелели и ушли в глубокий тайный бункер, о котором знали лишь избранные. Там же мы встретили куратора. Он был в смятении, его вековое спокойствие дало трещину. «Круг» был разгромлен, охотники вычислили его расположение. Немногочисленные выжившие разбежались, попрятавшись по своим потаенным убежищам. Родители Вероники были зверски убиты в собственном доме — это не было случайностью. Всё происходящее пахло тщательно спланированной и выверенной операцией. Куратор, бледнея, выдвинул единственную логичную версию: нас предали. Кто-то из своих оказался тайным агентом охотников. И самое отвратительное было в том, что потенциальным подозреваемым номер один, конечно же, стал новичок. Чужак. То есть — я.

Меня не обвиняли в открытую, но я всё видел — в их тяжелых, полных недоверия взглядах, в их сдержанных жестах. Поэтому на третьи сутки нашего затворничества я тихо, как тень, покинул убежище. Совершенно не представляя, куда податься, я решил навсегда покинуть город и переждать бурю в ближайших лесах, в забытом всеми охотничьем домике. Но голод, мой вечный спутник, быстро вынудил меня совершать осторожные вылазки к городской черте. Речь уже не шла о качестве пищи — мне было не привыкать питаться чем попало, и былые уличные навыки быстро вернулись, отринув навязанную мне брезгливость. Моё вынужденное отшельничество продлилось недолго.

Я уже собирался окончательно покинуть эти гиблые места после очередной вылазки, когда в сумеречном свете заката заметил знакомый силуэт. Вероника. Она шла спокойно и уверенно, с тем самым лакеем, по тому самому маршруту, что и в нашу первую встречу. Во мне всё закипело. Совершенно не понимая, что происходит, но чувствуя ловушку, я атаковал. На этот раз она ничего не успела сделать. Ее спутник был мертв прежде, чем успел издать звук, а я уже крепко держал ее за горло, прижимая к холодной кирпичной стене. Не говоря ни слова, я отвел её, сопротивляющуюся и шипящую, в свой лесной схрон. И именно там, в гниющем от сырости помещении, я наконец-то получил все ответы.

Итак, весь этот грандиозный спектакль с охотниками был организован специально для меня. Какая честь, я прямо-таки тронут до глубины души. Оказалось, вампиры проводят подобные «учения» со всеми отловленными новичками моего происхождения. Зачем? Ответ, как я и подозревал, крылся в моей уникальной природе. Если за время обучения не удавалось выведать секрет нашей «универсальности», подопытного следовало убрать и найти следующего. Но неписаный закон клана не позволял убивать себе подобных напрямую. Поэтому и придумали эту изощренную постановку с охотниками. Если подопытный выживал в этой мясорубке, его объявляли предателем, и он, затравленный, был вынужден бежать. Прямо как это сделал я. Или как это сделал мой неудачливый предшественник. Вот только они не учли одного — я не был тем, кто бежит далеко и навсегда. Я был тем, кто возвращается за ответами. И знаете, что еще я узнал? Зачем мы, «дикие», так им нужны. И тут всё оказалось до банальности просто — зависть и животный страх смерти. Представляете? Таким, как я, не нужно питаться исключительно «чистой» кровью для продления жизни. Мы, обладатели всех вампирских способностей, совершенно не подвержены их главной слабости — порче крови. Мы были универсальными солдатами, идеальными хищниками. И, конечно, это известие било по самому больному для чистокровных — по их гордыне и вечному страху перед финалом. Узнать наш секрет они пытаются на протяжении столетий. А Вероника… моя первая и единственная любовь, оказывается, панически боялась стареть и умирать. Как выяснилось, куратор и его «жена» были её настоящими родителями. Вся остальная её история — лишь тщательно продуманный вымысел. Как и всё то, что, как я наивно полагал, связывало нас. Я не значил для неё ровным счётом ничего. Я был всего лишь очередным экспериментом, живым ключом к вечной молодости, который не сработал.

Сейчас я нахожусь в столице. Я больше не отношу себя к расе вампиров. Их правила, их страхи, их гнилая аристократическая спесь — всё это осталось в прошлом.

Здравствуйте. Меня зовут Влад, и я — охотник.